Проблеск

Я думал, что мир рухнет!

Думал, не смогу жить.

Казалось, это могло произойти с кем угодно, но только не со мной.

Я думал, думал, думал…

Но когда я ослеп, все стало по-другому.

Это был конец.

Дальше жизни нет. Дальше тьма. Ночь, в которой никогда не наступит утро.

Но реальность вырвала меня из мыслей.

- Вам помочь? – спросил детский голос.

Я жутко боялся улицы и редко выходил во двор. Долго скрывался в квартире и никак не мог привыкнуть к ощущению, что рядом со мной может находиться человек, а я бы об этом даже не подозревал.

Но реальность заставила взяться за ум и хоть иногда покидать комфортную и такую привычную квартиру. Жизнь, можно сказать, вынудила меня посещать магазины.

День был солнечным. Я чувствовал это кожей. Повсюду ощущались запахи весны. Недавно прошел дождь, и в воздухе витало обилие влаги.

У меня, после того как я ослеп, редко бывало хорошее настроение. А настолько хорошее, чтобы я сам заставил себя выйти на улицу, не было еще никогда. Мне просто стало скучно. Продуктов было достаточно. И чтобы найти хоть какую-то причину, я решил, что мне срочно нужен хлеб, потому что пол батона мне, видите ли, не хватит.

И вот я стою перед дорогой, а какой-то ребенок просит меня, мне же и помочь.

- Помоги, - спокойно отвечаю я и поворачиваюсь в сторону ребенка.

- Спасибо. Держите меня за руку.

Это мальчик, отмечаю я. По голосу, лет двенадцать, не больше.

Мне он сразу представился, таким хорошим и примерным парнем, как в кино. Аккуратная прическа, волосы зализаны, обязательно широкий пробор. Пиджак, рубашка, брюки и за спиной огромный портфель, больше похожий на чемодан с прикрепленными ручками.

Может, кому и по-другому представляются примерные дети, но мне именно так.
Он берет меня за руку.

Я чувствую маленькую и нежную ладонь, своей грубой, мозолистой кожей.

- Я вас поведу, - говорит он. – Держитесь за меня.

- Спасибо! – отвечаю я.

Я упер палочку в асфальт и стал ждать, когда рука этого юного парнишки потянет меня за собой.

Проезжает несколько машин. Проносится мопед и рука малыша едва заметно напрягается.

Я послушно шагаю и отмечаю про себя, что вдалеке едет мотоцикл… его гул ужасно раздражает.

Малец ведет меня за собой и спустя секунду, я ступаю ногой в глубокую лужу. Нога уходит по щиколотку и вода заливает кроссовок.

Рука ребенка вырывается и мгновенно, со всех сторон, раздается смех.

Дети появляются словно ниоткуда. Много детей. Пять или больше. Разобрать трудно.
Их голоса сбиваются. Они бегают вокруг меня и орут. Их звонкий смех я бы услышал, будь я сейчас дома.

- Наступил! Наступил! – кричат они и продолжают смеяться.

Я уже проклинаю себя, что поддался радости и вышел на эту проклятую улицу. Мой день испорчен.

Я делаю несколько шагов назад, но кто-то толкает меня и я снова встаю в лужу. Хорошо хоть той же ногой, – отмечаю про себя и чувствую, как хлюпает грязная вода с песком, в правом кроссовке.

Палочка становится для меня оружием самообороны.

Я размахиваю ей по кругу и только так, когда я уверен, что рядом никого нет – делаю шаг назад.

В плечо мне попадает камень. Еще один больно бьет по ключице.

Не останавливаясь, я продолжаю шагать и размахивать палочкой, хоть плечо и ноет от боли.

Дети продолжают носиться вокруг меня, орать и смеяться. Над дорогой стоит невозможный шум, но улица пуста.

Почему никого нет?

Хватило бы одного взрослого крика с ближайших домов и эта свора собачат, разбежалась бы в разные стороны. Но улица спит. Или делает вид что спит. Прячется за плотными шторами. Стоит и никак не решится высунуться в окно и проорать во все горло.

Я чувствую под ногами выступ бордюра.

Ну, хоть опасность быть сбитым я миновал.

Помню, как бабушка, говорила мне, что над больными людьми нельзя смеяться. Даже над стариками она разрешала смеяться, потому что все мы состаримся. Но над больными смеяться грешно. Я запомнил это.

Я никогда не смеялся. А они…

А они носятся как стая шакалов и ржут во всю глотку.

Спустя пять минут, гомон начал стихать. Я понял, что потерял для них интерес, и они медленно просачиваются обратно во дворы.

Шпана явно не местная, - отмечаю я про себя. Местную, я еще, когда был зрячий знал, а эти с других домов.

Я вернулся в квартиру и запер дверь на все четыре замка.

Настроение скатилось до момента, будто я только вчера ослеп. Я словно не ногой стал в лужу, а сам окунулся с головой.

Меня эта детвора унизила и я чувствовал, как разгорается пожар обиды.

Я желал мести. Хотел, чтобы каждый ребенок, кто издевался надо мной, ослеп и сам, на собственной шкуре узнал как это тяжело. Злость бурлила во мне, и я еще долго думал об этом инциденте.

Даже к вечеру, когда я лег спать, мозг продолжал смаковать эту ситуацию, а воображение хорошо вырисовывало злые лица детей.

Я снова забыл дорогу на улицу. Боялся повторения весьма неприятной ситуации.
Но снова жизнь медленно вернула меня в реальность.

Обнаружив пустые ящик на кухне, я понял, что мне не избежать улицы.
Прошла неделя после инцидента и мне казалось я готов. Семь дней я готовил себя морально ко всем выпадам этого ужасного темного мира.

Снова утром прошел дождь и снова светит солнце.

Я долго стоял у окна и прислушивался к улице. Редкие машины, шум листьев, голоса людей. Сверху летит самолет. За стеной, соседи бранятся. Много звуков, но ни одного детского голоса – это хорошо.

Вновь я нащупываю ребристый бордюр и останавливаюсь на краю трассы.

Проезжает грузовик и меня обдает волной влажного воздуха пропитанного соляркой и выхлопами.

Тишина.

- Вам помочь? – говорит ребенок.

Неужели снова? – думаю я.

- Вас перевести на ту сторону?

- Я сам. – Отговариваюсь я.

А потом думаю. Думаю, пока мимо проезжают машины.

А что если этот ребенок не из той своры? Что если он захотел помочь, а я, так нетактично, грубо и коротко оборвал его?

Ведь он после этого может больше никому не предложить помощь. Я, можно сказать, загубил ростки благородства и добра в этом маленьком, еще не окрепшем сознании.
- Помоги, - словно само вырывается у меня.

- Спасибо, - благодарит он меня и берет за руку.

На всякий случай, я простукиваю палкой по кругу. Никого нет.

На всякий случай я не расслабляюсь. Верчу головой по сторонам и стараюсь ловить каждый шум.

- Сейчас пойдем, - говорит мне парень. – Держитесь за руку.

Его нежная, детская ладонь тонет в моей огромной лапе.

- Пойдемте.

Я делаю шаг, второй, третий…

- Стойте! – кричат сзади.

Я не знаю, кому предназначался этот крик, но на всякий случай останавливаюсь.
Проезжающая мимо машина сигналит.

Ребенок, который только что казался мне источником добра, вырывается и убегает.
Снова как по волшебству, со всех стороны слышны семенящие шаги детей. Только в этот раз они не смеются.

Они бегут и злобно выкрикивают проклятия в чей-то адрес.

Я возвращаюсь к тротуару и пытаюсь понять, куда все подевались.

Спустя минуту, слышу, как дети настигают кого-то. Шаркающие звуки, несколько глухих ударов, маты и плач.

Обстукивая палочкой, я направляюсь к ним. Мне уже ничего не страшно. Я хочу докопаться до истины.

- Друг крота, - кричат дети, - предатель!

Я понимаю, что кротом они называют меня.

Кто-то плачет.

Дети поймали моего спасителя и издеваются над ним.

Наконец-то я подхожу к плачущему ребенку и занимаю круговую оборону. Размахиваю палочкой, чтобы никто не смог обидеть этого благородного паренька.

Дети, как в прошлый раз носятся по кругу и орут. Слышен смех. Прилетает несколько камней. В этот раз булыжник попадает мне по руке и я едва не выпускаю палочку – единственное оружие от этой своры.

Я чувствую как ребенок, которого я защищаю, прижался ко мне и вздрагивает.

Левой рукой я прижимаю его к ногам, а правой продолжаю махать по кругу. У него настоящий чемодан, точно такой, как в моем представлении. На секунду, я даже улыбаюсь от этой мысли.

- Укройся им. – приказываю я мальцу и срываю с него чемодан.

Еще несколько минут вокруг нас, как акулы, продолжали кружить дети, пока мужской голос из соседнего дома не покрыл их матом и не пообещал выйти во двор и надрать уши каждому.

Мужчина не спустился ни через пять, ни через десять минут, но зато вся свора в мгновение ока растворилась.

Стало тихо. Только слышно как листья шумят.

- Все в порядке? – спрашиваю я паренька. – Идти можешь?

Он больше не плачет, но голос его дрожит. Он заикается и всхлипывает:

- М-могу…

- Болит что-то?

- Н-н-нет… все хорошо. Пару ссадин.

- Тогда пошли ко мне. Дам тебе зеленку и пластырь.

- Я н-не мог допустить, чтобы они вас оп-пять обманули.

- Все хорошо. Это я дурак, чуть второй раз на грабли не стал. А тебе спасибо. – Я нащупываю его плечо и одним движением ставлю на ноги.

- Извините меня.

- За что?

- Потому что я был первыми граблями.

конец