Потребность Души

      Когда человек, начиная писать стихи еще в детстве, не бросает и в зрелые годы, достигнув многого, благодатную привычку обращаться к перу и бумаге, его строки заслуживают взволнованного внимания.
    
      Таковы стихи Владимира Исхакова – доктора медицинских наук, профессора истории, сценариста и режиссера, чьи работы в документальном кино отмечены целым рядом международных и национальных дипломов.  Казалось бы, при таком обилии дел и жизненных назначений зачем еще сочинительство, послание души в воздух, в никуда, в небеса, без надежды быть услышанным и оцененным?
      
      Потребность души, очень личное, неодолимое, неизбежное желание.  Свойство истинного поэта, который просто не может иначе. А если добавить к этому образование, богатый жизненный опыт, несомненный филологический дар и человеческую зрелость, то и выстроится поэтический мир, интересный не только для его создателя.
 
      Владимир Исхаков не спешил прийти к читателю, и ему сейчас, безусловно, есть что сказать, чем поделиться и заинтересовать. Как светло, как тонко  воспринимает он чудеса природы:

                Не чудо, а просто причуда
                Зимы, и как чувство вины –
                Снежинки из ниоткуда,
                И все мы опять прощены.

      Как свежо и точно осознает он свое предназначение:

                Ты все делаешь как люди,
                Я творю из ничего.

       Но это «ничего» и есть душа поэта, богатая, щедрая, независимая.
      
       Душа – желающая и умеющая говорить правду, только правду, помогая человеку открыть в себе самого себя.
   
       Я желаю Владимиру Исхакову обрести своего читателя, запомниться и полюбиться ему. Желаю ни с чем не сравнимой радости рождения новых строк, означающего движение его жизни к высшим пределам, ко всему важному, связанному с истиной бытия.
   
      Хочу держать в руках и открыть первую книгу поэта, которая рождалась долго и непросто, а значит,  способна удивить, выявить значительное, новое.
               
               
                Римма Казакова


 *      *      *
Память
… но все паломничество по земле — это утрата: миг отсекания, миг потери, тысячи манящих призрачных образов и высокое страстное горе звезд.
                Thomas Clayton Wolfe

Римма Казакова…
Теперь только — Память…   
Теперь она будет всегда. И никогда рядом.   
Никогда больше в мерцании ее грустных глаз я не растворюсь в сладком воздухе живой поэзии.
Никогда прощаясь не поцелую руку.
Никогда.

Начало века. Ташкентский ресторан. Полупустой и уютный. Римма Федоровна беседует с моей дочерью, так словно они тысячу лет знакомы (возможно так оно и было). Маленький кусочек реальности в ускользающем времени, которое для меня наполнено особым смыслом.  Смыслом перехода в поэтическую конструкцию моего сознания.
Это были минуты, когда я впервые в жизни ступал по   вновь открывшемуся пути. Я знал, чувствовал, что он ведет в строну от моих научных изысканий, образно говоря, из четвертого зала Ленинской библиотеки в такое же пространство «парящих книг», с той лишь разницей, что ему не нужны границы материального мира.
Поэзия — всегда не отсюда.
Поэзия — всегда Другое.
Рима Федоровна смотрела на меня, словно она могла видеть эти  метаморфозы, мы пили вино и общались как люди, для которых все условно кроме легких, как мыльные пузырики, слов.
Слов-рифм.
Слов-мотыльков, что с неукротимой страстью   бросаются в пламя свечи.
Римма Федоровна…Рима. Она сидела рядом и это было как музыка. Музыка присутствия яркого большого поэта.
Так необычно начинался мой путь к большинству стихов в этой книге.

Не хочу думать, что не успел в этой жизни прилететь к ней в Москву с томиком своих стихов. Не успел сказать, что в жизни не встречал такого редкого душевного тепла и понимания… 
После наших встреч в Ташкенте, накрытого суетой первых лет Миллениума, я  тяжело и безнадежно болел стихами, писал потому что приходило откуда-то из вне, возникая словно вне меня и существуя помимо меня.
      Я низко склоняюсь перед ее образом, перед Светом ее духовного присутствия в моей жизни. И надеюсь, что, когда придет мое время, я отправлюсь к Богу не с сотней своих научных работ, а с  томиком стихов. Тем самым томиком, который обещал подарить Римме Казаковой.
                Ibn Ilyas