Мхабхарата Панкратия

Панкратий – отец Генриха, был сказочно богат. С молодости он был трудолюбив и кряжист. Его простая, наглая натура требовала пищи, денег и телок. Работая в старательских артелях с 30 годов отроду, он получил всего этого сполна. Иногда, бия морду какому-нибудь пригнанному зека, он думал: «Сучье вымя, а ты с мое потрудись, поработай, сучий потрох, диссидент гнилой». Так сколачивалось состояние, по копеечке, по камешку, по песчинке. Воровали. И воровали много. Но как? Бывало, не донесут золотишко до приемного пункта или захают где-нибудь под корягой. Панкратий же сразу к начальству  присматривался. Кто чем богат, да чем дышит. Начальство вначале уважало Панкратия, а потом уже и боялось – такую он заимел силу  и власть. Купил квартиру в Москве. Бабки по надежным людям распихал. Да и остались завязки на Колыме, в Якутии, на Магадане. Много кто должен был, многие хорошим словом помянуть могли, а многие и боялись. А Панкратий даром время не терял, денежки в нужный проект вложил. Кому пан, кому пропал. Рисково, ох, рисково играл Панкратий. И не подвела кривая – вынесла. Да как! На вырученные дивиденды зажил припеваючи. С бандитами не знался, хотя и шел лихой 1993г. Жестко свои позиции держал. Нашел женщину подходящую. Интеллигентную. Не сказать, что бы красавица, а хозяйка хорошая. Всегда в доме убрано, выметено, цветок на окне, сибирский кот в лукошке. Вечером пельмени на сковородке играют, шкворчат.  И в постели прилежна – ублажает Панкратия по уму.  Остепенился Панкратий – пора думает и род продолжить. Сынульку забабахать, опыт свой – преемственность, так сказать предать. И тут жена не подвела, в положенное время, ровно от девяти месяцев, произошло событие. Роды значит были. Уродился молодец 5 кг. и 45 см. размером. Панкратий аж обомлел, когда сына своего увидел. Забилось в душе что-то, заклокотало. Прижал к груди комок белья, а слезы так и капают младенцу на личико…


***

- Ну, еще по одной? – Генрих старательно посмотрел на двоящегося человека, сидевшего напротив.
- А.. ну.. наливай.. – человек передернул струны гитары и забряцал веселенький, песенный мотивчик.
- Да, хорошо с-сидим – Генрих отвалился на спинку кресла и до изнеможения затянулся сигаретой. – А, Серега? – Хохотнул.- Считай по-нашему, мы выпили немного? Не вру… как там? Скажи Серега?
Человек напротив тоже засмеялся.
- Это ты, верно, подметил, Ген, верно…
- Не, не Ген,- Генрих, вдруг разозлившись, ткнул кулаком по столу. – Какой я тебе Гена? Генрих меня зовут! Генрих! Запомни.
- Да ладно, ладно – человек напротив ничуть даже не испугался. – Знаю что ты Генрих. Так, пошутить хотел. Ну, че ты в самом деле? Давай наливай еще…
- Вот это другой разговор! – Генрих не без удовольствия наполнил опустевшие рюмки. – Ну, за что выпьем?
- Знаешь, давай за батьку твоего. Смотри, какие хоромы тебе отгрохал. Нормальный он мужик. – Сергей неровной рукой приподнял рюмку.
Генрих угрюмо молчал, тупо уставившись в пол.
- Ну, поехали?
- А знаешь, Серег,- вдруг проникновенно сказал он. – Этот папа, мой дорогой, задолбал уже по полной.
Рюмка замерла над столом.
- Задолбал, сука, - тяжело и зло повторил Генрих. – Житья от него нет.
- Да ты, че? – удивился Сергей. – В натуре, что ли?
- Серьезно  тебе говорю, - Генрих выпил стопку и горячо заговорил, опустив глаза к столу. – Хочет из меня бизнесмена сделать. По заграницам возит, хочет в Кембридж учиться запихать. А я не хочу! Пойми – не хочу! Серьезно тебе говорю, не по пьяни! А он, сука, - учись, говорит - двадцать штук гринов на тебя выложил.
- Иди ты, - Серега замлел. – Прям так и двадцать?
- Прям так… - Генрих распаковал целлофановую нарезку, оторвал зубами сочный кусок ветчины.
- Так учись, дурья башка, человеком станешь! – Серега глупо хохотнул и потянулся к закуске. Зазвенел телефон.
- Тсс… – сказал Генрих, встал покачиваясь. – Тсс… Это он.
- Кто? – не понял Сергей.
- Пахан! Кто…
- А, епрст..
- Да? – поднял трубку Генрих из всех сил стараясь говорить трезвым голосом. – А, привет, пап. Что делаю? А, да ничего, сидим… эээ, сидим, встретились тут с Серегой – давно не приезжал... Пьем? Да нееет! По бутылке пива и все…  Да знаю, что завтра на работу… Да, буду… Приедешь? Сейчас? Да зачем?! Мы расходимся уже! Да! Да…
Устало положил трубку. Прошел, покачиваясь к креслу.
- Ну? - нетерпеливо спросил Сергей.
- Не приедет, - наполнил рюмки.
- Мда, - Сергей пододвинул свою. – Ты знаешь. Я… открыл Джойса.. для себя…
- Открыл? А кто это?
- В-великий ирландский пи-писатель… Улисс… на тридцать первой странице…
- Открыл на тридцать первой странице?
- Представь!
- Ну и че? Что там написано?
- Балда! Я понял Джойса с 31-ой страницы.
- А, ты в этом смысле. Ну и?
- Понимаешь, он пишет очень просто на самом деле. Ну, если не считать, что нужно знать, там мифологию всякую, что бы врубиться. Просто и сложно – одновременно. Вот представь, что твое или мое сознание  выложить на бумагу – сразу все, что есть. И слова, и мысли,  и чувства. Получится, полная белиберда, верно?
- Ну, чувства ты, положим, не выложишь. Потому что чувство зафиксированное – уже есть ложь.
Сергей внимательно посмотрел на Генриха.
- Не чувство, а мысль. Мысль изреченная есть ложь.
- Да и хрен. Чувство тоже нельзя выложить…
- Да отстань ты! Ну, хорошо нельзя. Короче… ну, он очень умный… Стивен, то есть герой… Очень начитанный, понимаешь? И сложно понять, о чем он думает, т.е. там Илиада всякая, гомеровщина. Короче, аллюзии такие - мама не горюй.
- Ну, а сюжет-то какой?
- Да нет там никакого сюжета, в принципе. Так, поток сознания.
- Дааа… - Генрих проглотил еще кусок ветчины и откинулся на спинку кресла. – Сложно это все как – то. Как говорил Вознесенский: А на фига?
- Что на фига? Литература это, дурень! Искусство! Вот ты, стихи пишешь?
- Пишу – заулыбался Генрих.
- А на фига?
Оба рассмеялись.
- Сможешь сейчас написать? – Сергей чиркнул зажигалкой.
- Запросто. А про что?
- Ну давай, хотя бы про голую бабу!
- Вот баба голая, при том! И вся прикрылась от стыда! – радостно задекламировал Генрх патетично размахивая руками.
- Ладно, ладно… Понятно, это не твой жанр. Эротика - это не твой жанр.
- Не, это точно не мой, - Генрих вытянулся сигаретой к зажигалке.
- Хорошо, напиши про… про меня…
- Ага.. – глаза Генриха поднялись к потолку. Он прищурился… - Б-бумагу..
Сергей поднялся и быстрыми шагами, хотя  его и бросало от стенки к стенке прошел в комнату  и вырвал лист А4 из лежавшей в комнате груды бумаг.
Глаза Генриха погрузились в туман. Он закрыл лоб ладонью и затих, карябая что-то на белоснежном листе. Прошло 10 минут. Сергей тихо курил, исподволь наблюдая за другом.
- Вот,  – сказал Генрих, растянув бумагу как полотенце.

Сегодня свет и музыка играет
В фаворе я, а может бросить все?
Где? Где моя гитара?
А может спеть мне без нее?

Я верю: вновь весна возникнет,
И струны кротко задрожат,
Пусть будет внятно!
Я воскликну: меня преследует печать!



***

Между тем дела Панкратия шли в гору. Не просто шли - летели иногда, правда, замедляя бег. Впрочем, как естественное течение событий в этом непостоянном мире финансов. Шестеренка цеплялась за шестеренку, та в свою очередь зацепляла шестерню большего диаметра и весь часовой механизм, нарабатывая темпы, работал в пределах возможного, отдавая свому хозяину на выходе звонкую монету, разумеется, с некоторым притормаживанием, как и все в этом сложном мире финансов.
Между тем дела Панкратия в семейной жизни… также шли хорошо. Во многом этому способствовала его тихая, скромная жена-наседка.  Бывало Панкратий разгоряченный от дневных трудов и битв приезжает домой: хочется со всей дури долбануть кулаком по чему-нибудь. А жена: «Ну что же ты Панкратушка, не бережешь себя, совсем пообносился в бизнесе своем». И как-то сердцу легче и не гнетет печаль тоска. А потом еще примешь сто и в койку.
Так и жил бы Панкратий по накатанной, проторенной дорожке. А что умному человеку, много ли надо? Здоровье есть, деньги есть, бизнес есть, жена есть, квартира (одна, две, три,четыре) есть, машина (Мерседес, Пежо, Фолькваген-гольф на худой конец) есть, даже друзья есть (вот чудо – то невиданное!), ну дача – так, домик на участке пяти этажный с пристройками.


***

Панкратий сгреб с пола в кулак разорванные бумажки.
- Значит, не поедешь?
- Нет.
- Не поедешь?
- Нет.
- Не поедешь?!
- Нет.
Панкратий сел за стол, обхватав лысину ладонями. Сидел так несколько минут, потом положил ладони на стол и посмотрел на сына.
- Ты что, дурак?
- Нет.
- Скажи – я дурак!
- Нет…
- Послушай сынок. Давай по–честному. Эти деньги, на которые ты живешь, даются далеко не просто. А тебе насрать, да?
- Нет.
- Нет, тебе насрать!  Тебе насрать на все! Тебе давай с девками гулять, пить, курить, да? Так?
- Нет.
- Давай, отцовские деньги прогуливать с Серегой своим, да?
- Да.
- Ха! Нет, вы посмотрите на этого обормота! Мать иди сюда! Посмотри, кого вырастила. Ты хоть рупь заработал, а? Скажи мне: ты не хочешь участвовать в бизнесе? Хорошо, тогда в каком? Может, я чего не понимаю? Может, устарел уже отец, не понимает ничего в жизни, ты скажи, не бойся! Не шарю в жизни?
- Нет.
- Что нет? Не шарю или шарю?
- Шаришь.
- О, наконец-то! Хоть слово произнес. Слушай, ты скажи мне дураку старому, как ты будешь жить дальше? Ты же ничего не умеешь: учиться не хочешь, в бизнесе участвовать не желаешь. Ну, давай, скажи, что ты в этой жизни сделал путного?
- Стихи.
- Что??
- Стихи.
Панкратий фиглярно выгнулся и поднес ухо к губам Генриха.
- Скажи погромче, староват стал, не слышу.
- Я же сказал.
- А? Аааа!  Стихи пишешь? – он размахнулся, чтобы влепить сыну оплеуху и еле сдержался, опустив сжатый кулак на стол. Генрих сидел мертвенно бледный, сжав губы в нитку.
- Сука ты, - зло сказал Панкратий. -  Пушкин хренов. Все… Иди… Что б глаза мои тебя не видели…


***

Сидят себе в ночном клубе «Би-2», что на Маяковской. Щелкнули пальцами, подозвали официантку.
- Какая фигура! – сказал Генрих, после того как сделали заказ и официантка, плавно огибая столы, удалилась на кухню. – Такие ноги!
- Ноги, да! А какая душа!
- Ты что уже по ногам в душах разбираешься? – Хохотнул Генрих.
- Запросто. Вот видишь, у нее ноги сверху полные, а к низу заужены. О чем это говорит?
- Серег, да просто сексуальный маньяк какой–то! У тебя, когда последний раз было?
- А! – Сергей махнул рукой
- Вот! Видишь. А вот смотри, видишь эту? Какие коленки!
- Балда, коленки! Это ты сексуальный маньяк. Коленки  - это, прежде всего показатель натуры. Если коленки твердые, четко очерчены, значит, тетка породистая. Если нечетко - значит она романтичная.
- Понятно. «Космополитан» читаем?
- Да пошел ты! Это моя личная система, понял? Которая, кстати, совершенно четко работает. Можем проверить. Смотри, видишь, идет девушка. У нее ноги совершено пропорциональные.
- Погоди, погоди, Серег. А ты по груди, не пробовал, подразделить душу – то? – Он уже держался за живот от смеха.
- С грудями сложно. – Сергей затянулся, внимательно глядя на огонек сигареты. - Во – первых их не видно. Потом груди занимают очень не большую часть в общем объеме тела. В результате чего они не являются, так сказать, прелавирующим, то есть это… Превалирующим элементом!
- Эээ, не скажи! Я как-то видал такие титьки, килограмм на пять.
- Ну, я не знаю, что ты там видал. Я тебе  говорю, что я спец по ногам! – разозлился Сергей. – Если хочешь, проверим мою теорию на практике, а не хочешь – завяжем эту тему.
- Да нет! Давай, конечно! Что ты! – заволновался Генрих. – Ну, так с кого начнем?
Он потер ладони, оглядываясь по сторонам
- Да вот смотри! Хотя бы видишь, девушка стоит у столика,  с парнем своим ругается? У нее совершено не спортивные ноги. О чем это говорит? О том, человек она слабый, зависимый. Видишь, как она спорит со своим дружком? Он на нее наезжает, а она обороняется. Хотя она стоит и у нее более предпочтительное положение в этой игре.
- А какая разница стоишь ты или сидишь? Почему более предпочтительное то?
- Да потому что человеку легче давить, когда он стоит! Это психология, батенька! Именно что - можно давить на человека таким образом. Стоя легче давить. Почитайте психологов, батенька!
- Да, я вижу Серег, ты совсем напился. Ну, хорошо. Давай воплощай уже свою теорию в жизнь.
- А как? – растерялся Сергей.
- Как? Да подойди и сними ее, ты же про нее все знаешь.
Сергей насупился.
- Пожалуйста!
Он встал, пошатываясь из-за стола, потом опять присел.
- Да ну их, Генрих, зачем людям то мешать!
Тут Генрих сверкнул своими черными очами и встал в полный рост. Бледный юноша в атласном черном пиджаке с черным галстуком и длинными кудрявыми волосами. Он сделал пару шагов от столика, и громко сказал Сергею на ухо:
- Вот то-то же! «Слаба теория, мой друг, а древо жизни, как и прежде, пышет».
И уверенным шагом подошел к столику, где препирались герои увиденного ими сюжета. Вес замолкли и уставились на него.
- Че, за нахрен? - спросил молодой человек, поворачиваясь всем корпусом к нему и принимая боевую позицию.
- А вот чего за нахрен, - Генрих резко взял его за  отворот рубашки и нагнул к столу. Парень явно этого не ожидал – может быть: «Разрешите пригласить Вашу девушку» или уж в крайнем случае «Пойдем отойдем на пару минут», но что бы так…
- Проси прощения!
Парень дернулся, пытаясь освободиться и тогда Генрих сильно прижал его лицом к столу. Тарелки с суши, палочки, соевый соус разлетелись и попадали на пол – теперь уже  все окружающие стоящие поблизости перестали танцевать и с интересом наблюдали за происходящим. 
Генрих заломил парню руку, немного повозил лицом по столу и спросил:
- Ну, так как?
Парень мычал, махал руками и сбивал остатки еды со стола. Тут сидевшая вокруг компания опомнилась и повыскакивала из за стола.
- Тихо, тихо… - Один сзади навалился на Генриха, а другой вырвал несчастного из его рук.
- Тихо, тихо…


***

Генрих лежал посреди комнаты. У стены на тумбочке алел тюбик помады. Круглый стеклянный стол в гостиной надломился пополам.
Генрих был красив и мертвенно бледен. Его длинные черные волосы разметались по мягкому, бархатному ковру. Кулак сжимал пустой шприц. Ноги в серо-голубых джинсах причудливо выгнуты. Остроносые туфли торчат в потолок.
Когда это произошло? Может быть несколько часов назад. А когда это началось? Может быть несколько лет назад. Таков относительно точный ответ автора. Ибо кто как не автор знает хронологию своих бедных героев? Но, тут автору нечего сказать, может быть ничего и начиналось, может быть, все произошло случайно, кто знает.
Руки Генриха раскинуты в разные  стороны, как будто хотели кого–то обнять. Кого? Может быть ту что оставила помаду? А впрочем,  какая теперь разница? Судебно- медицинская экспертиза все установит. Выяснит причину.
Бедный, бедный Генрих, несбывшийся король, будущий владелец несметных богатств.
О, фландманский принц – нимфы соткут тебе покрывало из лепестков ландышей и омоют тебя своими длинными золотистыми волосами. Веселые русалки приплывут проводить тебя в последний путь. Уложат на длинное индейское каноэ и оттолкнут от берега. Тебе будет весело плыть с ними, о бедный Генрих Великий, великий неудавшийся король и поэт. Они будут брызгать на тебя водой и смеяться: «Проснитесь, проснитесь, принц, не будьте букой»! Но ты будешь лежать тихо и мирно в своем водяном гробу, и успокоено плыть по течению долгой, серой, незлой реки.
 



***

Панкратий высох как деревянная, деревенская пожухлая доска. В одной рубахе из шелка и старых хебешных кальсонах бродил он ночью по комнатам своего, дворца-особняка и плакал, прислоняясь к кирпичу еще недостроенной мансарды.
Похороны состоялись 10 числа. Ровно в 12 часов дня была проведена служба, отпевание – все чин-чинарем. Кладбище находилось на берегу озера, кругом было пустынно, дул несильный ветерок, потом стал накрапывать мелкий дождик. Желваки Панкратия играли как никогда. Когда же над  гробом вырос небольшой, аккуратный холмик, он рухнул на еще  свежую землю. Его оттащили с измазанной землей, поцарапанной лысиной, в перепачканной глиной дорогом серебристом галстуке. Под мышки дотянули до шестидверного «Бентли» и, предусмотрительно вызванный врач, сделал укол успокоительного в мышцу.


***

Раньше они часто обсуждали, разговаривали о том, что происходит с человеком после смерти. Эта, покрытая туманом, тема притягивала, как что-то страшное, но любопытное. Генрих, человек по натуре мистического склада, где то в библиотеке отца откопал какого-то напарника госпожи Блаватской – некоего Клизовского, который считал, что душа после смерти переселяется только в новое тело человека (ни в коем случае ни в растения или животных). Напрасно, Сергей уверял его, что теософия поверхностно определяет порядок данных вещей, что она базируется на индуизме, где говорится, что человек вполне может стать после смерти и растением и ящерицей и баобабом. Генрих свято верил, ибо говорил он, я точно, в глубине души чувствую, что это не так: ну не может человек, если он уже достиг определенной ступени опять вернуться в первобытное состояние. Он уже прошел эволюцию, как он вернется обратно? Бред! Нет, а как же древнеиндийская философия реинкарнации? Она то, по-другому трактует. Сергей вставал и взвешивал на ладонях: Клизовский - древнее учение о реинкарнации, проверенное годами мировоззрение - Клизовский... Ладонь-весы с маленьким никчемным Клизовским вспаривала птицей вверх. Генрих смеялся: Да, ерунда! Я-то чувствую, что он прав, ну не могу объяснить! Но чувствую! Позже когда прошло время появилась информация о христианстве и умерли бабушки, ходившие за обоими мальчуганами, тема смерти приблизилась и Генрих так же клятвенно бил себя в грудь и заявлял, что православие ближе, что он чувствует, что это естественно после смерти встретиться с умершими любящими родственниками. Это же такое добро, Бог любит человека, значит, даст ему возможность встретиться с любимыми людьми. Но индуизм, но реинкарнация, но Клизовский? Нужно ли взвешивать это на весах истории?
Теперь Сергей смотрел на бледное восковой кожи лицо и, как ни удивительно, немного завидовал - теперь он уже точно знает, что к чему. И спорить уже не о чем, разговоры  закончены, наступило время действий. Когда он шел из церкви к машине под моросящим раннем утренним осенним дождичком в ветровке с непокрытой головой, в голову лезли мысли: грустно - это время действий, гораздо лучше было время разговоров и споров. Странно, но он не испытывал особой скорби, родители, родные, даже близкие плакали, а он думал: Ну что ж, значит, такая судьба, и он думал: у него еще есть время разобраться в том, что же происходит с человеком после смерти.



***


Очнулся Панкратий на диване. Среди густо заставленной цветами комнаты перед ним сидел Сергей и грустно смотрел ему прямо в глаза. Панкратий машинально отмахнулся, думая, что видит сон и повернулся на другой бок. Однако, сознание увиденного дошло до мозга через две-три секунды, он резко дернулся и, повернувшись, привстал с дивана.
- Ты? – неровным голосом произнес он.
- Я. – Просто сказал Сергей.
- А где… где все? Гости?
- Все разошлись уже. Вы спали долго, Панкратий Филимонович.
- Сколько сейчас? – отрывисто спросил Панкратий, приходя в себя.
- 9 часов вечера.
- Та-а-а-к… - Панкратий покрутил головой, стряхивая последние остатки сна. – Где мать?
- Спит, Панкратий Филимонович.
- Ясно… Ты чего остался?
- Хотел с Вами поговорить, Панкратий Филимонович.
- Хотел, так говори, - Панкратий встал и стал прохаживаться по комнате, разминая затекшие мышцы. – Ты вот, что, - немного подумав, сказал он, - плескани-ка по сто… Тебе на работу  завтра?
- Да.
- Ничего, по сто не вредно. Верно?
- Верно.
Они выпили, не чокаясь.
- Вот смотрю я на тебя, Серега, и не пойму, дурак ты или как?
Сергей оторопело заморгал и опустил голову.
- Не тушуйся, шучу я, шучу,- Панкратий направился к выходу, желая показать Сергею поместье.
- Да видел я уже, Панкратий Филимонович, – заныл Сергей.
- Ничего! Ничего, еще раз посмотришь. Красота-то какая!
Панкратий долго таскал Сергея по участку. Стемнело и тот, уставший после похорон еле волочил ноги. Панкратий долго будто тем самым, желая забыться, показывал на башенки, флюгера, резные оконца и рассказывал сколько все это стоило, как он сэкономил, сколько кому сунул на лапу.
- Панкратий Филимонович, – взмолился, наконец, Сергей. – Я хотел…
- Тише, тише, - засопел Панкратий, - успеешь еще… Молодой еще, успеешь…
Он сунул в карман Сергею пятьдесят рублей на такси и выпроводил за калитку.
- Вот так-то спокойнее… - бормотал он, бредя к дому. В воздухе  уже появился этот дурманящий запах трав и Панкратий, вдыхая, пьянел от дурмана и горя.
- Ничего, ничего, - шептал он, наливая дрожащей рукой водку. – Ничего, ничего… ничего.


***

Прошла неделя. Панкратий вышел из запоя и теперь бродил из угла в угол огромного приемного зала. Как Ленин перед революцией он смотрел в пол и нарезал диагонали – туда-сюда, туда-сюда. Он почти  ничего не ел и не брился.
Если бы можно было сформулировать  основную, мучившую его мысль – это: «Что же не хватало его сыну? Ведь все было. Буквально все. Живи – не хочу. Чего еще надо мерзавцу? Да другой бы на моем месте на улицу такого вышвырнул. А я? Я все по доброму… Избаловал видать… И с Серегой своим вечно таскался. А кто такой Серега? Да долдон просто-напросто. Здоровый мужик и семьсот баксов в месяц имеет. Нет, не годиться так! Надо этого Серегу за шкирбан и вытрясти из него все.
Он набрал номер.
- Сергей? Панкратий Филеймонович. Как сам-то? – наигрывая теплоту в голосе заговорил. – Как мать? Ну да, ну да… батянька-то как? Ну да, ну да… Сергей… Тут эта… Генрих тебе оставил кое что… Не знал? Ну приезжай, приезжай, поговорим.






***

Панкратий пьет сок апельсиновой, Серегу же заставил выпить три рюмки водки. Серега сидит, качается уже. Дохляк. Ткни пальцем – упадет.
- Ты не выспался, что ли Сергей?
- Да, Панкратий Филимонович, на ночь работу беру.
- Ну правильно, в твоем возрасте это надо, – сделал паузу, перевел разговор в нужное русло. - Ты мне объясни. Вот Генрих стишки пописывал?
Сергей вдруг, как-то сразу, протрезвел и напряженно застыл, выпрямившись на диване.
- Не стишки, Генрих – поэт был, - чуть слышно сказал он.
- По-е-е-т? – прикинулся к нему Панкратий.
- Вот послушайте, - Серегай достал из кармана джинсов (видимо он постоянно носил его с собой и перечитывал) засаленный вчетверо сложенный листочек.

- Я вновь уйду
Тропой весны кочевной,
Но буду рад ее истолковать
Мне старый рай, как хлеб, пусть будет первый
Пусть вновь окликнет:
Господи подай!

Панкратий удивленно поглядел на Сергея.
- И много ж он такого накропал?
Сергей хотел сказать, но Панкратий не дал, доверительно положив ему руку на запястье. Он видимо вдохновился на стихосложение и из глубины памяти воспрянули образы былого…
- Вот я тебе скажу лучше… хм… к примеру:

Москва златоглавая – звон колоколов.
Царь пушка державная – аромат пирогов…

- Во! Это песня! Это да!
- Это ширпотреб. Генриха от такого тошнило, - Сергей поглядел Панкратию в глаза.
- Иди ты? – изумился Панкратий. – Ну, тогда, вот помню в молодости пели:

В славном городе Одессе
Золотых не мало песен
С детства я люблю их красоту-у-у-…

- Эх, черт, не помню дальше… Как там? Ах, Одесса, жемчужина у моря… Что-то такое… Ни хрена не помню уже.
Сергей икнул и замотал головой как лошадь перед кормушкой.
- Или вот… сейчас вспомню, - Панакратий блаженно закрыл глаза, помедлил и потом молодцевато, задорно грянул:

Люба, Любанька, целую тебя в губаньки
За то, что ты поешь как соловей!
Сегодня ты… где-то там…
            - А, вспомнил:

На Брайтоне гуляешь
А завтра может выйдешь на Бродвэ-э-эй!

Он специально подчеркнул это токаревское «Э» и довольно загукал, заклокотал:
- Эх, здорово ведь, а?
Сергей наклонился к столу, попытался закрыть рот ладонью, и его обильно вырвало прямо в тарелку с недоеденным салатом.
Панкратий позвал горничную и потом долго, внимательно глядел на бледного парня, которого уже понемногу  привели в чувство нашатырным спиртом. Перепил, что ли?
- Ладно… Все. По палатам, - Панкратий хлопнул его по плечу и пошел в спальню. Поднялся на второй этаж, согнал с огромной постели противного котищу, немного посидел, вращая головой, разминая шею, потом,  не раздеваясь завалился на бок и накрылся покрывалом.


***

Проснулся он от того, что кто-то тряс его за плечо.
- Silencio, Панкратий Филеймонович, silencio, - тихим, загробным голосом проговорил стоявший у его постели ночной гость.
-  Сергей! Черт окаянный, напугал! Чего тебе?
- Поедемте в одно место, Панкратий Филеймонович,
- В какое еще место? Ошалел, что ли? – он прищурился на часы. – Пять часов утра!
- Поедемте, - почти упрашивающее сказал Сергей, - это касается Генриха.
Они выехали по мокрой дроге в сторону города. Дул сильный ветер, капли дождя залетали в салон. Панкратий щурился еще, не достаточно придя в себя после сна. Спросил:
- Сынок? Куда тащишь старика?
Сергей сидел молча. Потом положил руку Панкратию на колено и сказал:
- Сейчас сами все увидите, Панкратий Филимонович, увидите – не волнуйтесь.
«Да таки я, что бы волновался», - усмехнулся про себя он. Улыбнулся  и снова задремал. Машина уже въехала в Москву  и неслась по Ленинскому проспекту, рассекая волны луж. Слегка укачивало. Панкратий проснулся, помотал головой:
- Где мы?
- Приехали уже почти, Панкратий Филимонович, потерпите, чуть-чуть осталось.
- Сколько сейчас?
- Шесть часов.
Панкратия опять охватил приступ сна. Он расплылся на сиденье. Голова откинулась и беспомощно вздрагивала, когда машина наезжала на кочки. Мимо пронеслась Лубянка. Машина притормозила  и долго крутилась по дворам. Наконец, дернулась и встала. Панкратий ощутил прикосновение руки. Потянувшись, разлепил веки, огляделся. Полутьма, переулок, где-то в районе Рождественки. Поглядел направо. Лицо Сергея смутно вырисовывалось на фоне окна машины.
- Приехали?
- Вставайте  Панкратий Филимонович.
Панкратий выполз из машины. Приказал охране ждать и двинулся за Сергеем. Тот подошел к краснокирпичному забору, постучал в дверь. Дверь была деревянная, с колокольчиком на металлической фигурной изгороди. Оглянулся: мол, не боись, старик.
Тут же дверь открылась  и девушка, закутанная черно-фиолетовой шалью, низко поклонилась и уступила дорогу. Они прошли в небольшой уютный дворик, густо заросший сиренью, подошли к дому  и поднялись вверх по металлической лестнице.
Сергей опекающее посмотрел на Панкратия. Тот, зло огляделся вокруг: Серега, еб твою, мать! Что за спектакль?
Двери растворились. Они прошли в небольшую прихожую. На  стенах из красного кирпича весело несколько плакатов. Панкратий успел прочитать: «Гуру Свами Вивишекананда в Москве». Тут Панкратия взорвало. Экстрасенсы гребанные!
- Дурку из меня делаешь, мужик?! Нееее, так не пойдет!
Он резко развернулся и всею мощью своего старого, но крепкого тела навалился на дверь.
- Вон, нахрен! Всех куплю, уроды! – застучал кулаками, пытаясь вырваться на улицу. Его никто не остановил. Двое людей в длинных монашеских одеждах удивленно смотрели. Потом Сергей подошел  и поднял его с пола.
- Вперед, Панкратий Филимонович! Или испугались?
- Я? Испугался? Да я давил вас и давить буду. – Панкратий затравлено огляделся. – Веди!
«Веди, сукин сын! Испугался! Да Панкратий вас всех переживет...»
Поднялись по небольшой винтовой лестнице, и перед ними открылась длинная просторная зала, совершенно пустая, за исключением двух девушек прислужниц. Они расстелили перед ними коврики. Сергей снял ботинки и легко сел на пол, скрестив ноги. Панкратий замешкался, потом разулся и присел на невысокую лавочку, недалеко от Сергея.
Заиграла тихая восточная музыка. Девушки быстрыми шагами поднесли цветы к фигуре, находящейся внутри помещения. Панкратий прищурился  и рассмотрел статую темно-синего цвета, с длинным ожерельем из цветов на шее. Потом несколько раз ударил гонг. Девушки, а вместе с ними и Сергей встали на колени и три раза наклонились в сторону статуи. Прошло еще две-три минуты и из-за нее вышел невысокий, бритый человек, завернутый в длинную белую простынь. Поклонившись статуе, он сел на пол возле нее и сложил в лотосе ноги в белых носках. Все затихло. Панкратий догадался, что все ждали именно этого человека, ждали, что он скажет. Рядом с ним на полу устроился молодой человек в очках с аккуратной светлой бородкой также завернутый в простыню.
- Well, - сказал человек. – I see very mach people who are love a God? Just now.
- Хорошо, много людей здесь кто любит Бога,. Сейчас… в это время. - незамедлительно, четко, но сильным акцентом перевел юноша. Девушки захихикали и Панкратий понял, что это была шутка.
- Well… so… I‘d like to say a few word about this.
- Хочу сказать несколько слов об этом.
- We think? We think about… You and me think: Why I stay here? Why? It’s only 6 o’clock. What I came here for?
- Мы думаем… Эээ… Что я стою.. только 6 часов. Зачем я? – смущенно, понимая, что переводит коряво, перевел юноша.
- So, you think аbout it, and He… He thinks about it too. May be He is sleeping in this earl time.
- Итак, вы думаете. И Он, Он тоже думал так. Может быть даже он спал в столь ранний час.
- Then he approach to his wife and ask her: O, wonderful Parasvati, say my: What is a problem? Why I should stay here? Please, explain!
- Затем он приблизился к своей жене и спросил: О, изумительная Парасвати, скажи мне, в чем дело? Почему я должен здесь стоять? Пожалуйста, объясни.
Панкратий упорно смотрел на это все, но уже начал понимать, что попал в сумасшедший дом. Наконец, до него дошло: Сергей привез его в психушку. «А, - догадался Панкратий  - я спятил  и меня отвезли на Каначикову дачу. Ну, тогда все понятно». Он вытянулся и на лавке, одобрительно посмотрел на Сергея и продолжал слушать.
Человек продолжал говорить. Он рассказал следующую историю.
Господь Брахма путешествовал со своей женой Парасвати по миру. Он решил посмотреть, насколько неизмерим мир, который он создал. Он в течение пятидесяти тысяч дней и ночей, носясь со скоростью звука, пытался Он исследовать вселенную. В конце концов, устал  и сел удовлетворенный. «О, Парасвати, сказал он. Мир действительно велик. Даже Я создавший его не могу до конца выяснить где происходит его начало и где приходит его конец. Поистине Я велик! Ибо как может Бог не знать о том, что он сам создал! Поистине теперь Я могу возлежать на ложе из лепестков роз и ублажаемый твоими поцелуями предаться неге». И Парасвати, сказала: О, великий Брахма! Ты, ты единственный  и могучий Повелитель во всей вселенной от и до». После этого она возлегла возле него и повелела даймонам осыпать тело Брахмы лепестками роз. Она улыбалась, и вдруг закутавшись в сари, отвернулась. И Брахма услышал как она, вроде бы невзначай, хихикнула. Он решил, что это  ему показалось. Он откинулся на ложе, привлек к себе любимую супругу, и они упивались любовью днями и ночами, а даймоны и прочие духи возносили хвалу величайшему Богу во вселенной. Но этот странный смех Парасвати, не давал Брахме покоя, иногда целуя ее он думал: «О, Парасвати? Скажи, объясни мне причину твоего странного смешка»? Наконец сердце его не выдержало, и он спросил: «Не так ли ведь я самый могущественный  и безмерный владыка в этой вселенной, все духи признают это»? «О, да – сказала Парасвати. – Поистине ты и только ты самый величайший в этой вселенной, о мой любимый супруг»! «Раз так, что же заставило рассмеяться тебя той лунной ночью, когда я доказал это»? «О, нет, не спрашивай меня, повелитель!»,  – Парасвати опять закуталась в сари. Брахма был не на шутку взбешен. «О, слабая женщина, сейчас же дай ответ, не то я прокляну весь твой род и люди на земле содрогнуться услышав это»! «Хорошо, любимый супруг, я скажу тебе – только дай слово, что после этого ты престанешь гневаться и будешь слушать меня – твою любимейшую из всех жен»? Далее она поведал ему удивительную историю. Оказывается, существует Бог, который гораздо могущественнее Брахмы. Вот тебе раз! Да откуда же он возьмется, если я, я создал все! И никаких других богов я не создавал, ибо я самодостаточен сам в себе! Почитай Канта хотя бы, о, глупая женщина! «Успокойся, о, мой любимый муж, - сказала Парасвати. – сейчас, мы отправимся в новое путешествие, и ты убедишься в моей правоте». О, да, конечно! Ни в какое путешествие я не собираюсь отправляться, ибо нет, ничего кроме меня – я и только я причина и источник всего сущего. Разумеется, ты причина  и источник всего. Но дело в том, что есть источник, который создал самого тебя, о мой возлюбленный. Эта мысль поразила Брахму. И я, - продолжала Парасвати, - могу показать тебе это источник, если только ты будешь верить и любить меня, о, мой драгоценнейший супруг. Что оставалось делать Браме? Его загнали в угол.
  На этом месте человек в простыне сделал паузу, предложил всем возлечь и приготовиться слушать продолжение истории. Две девушки, а с ними  и Сергей развалились на ковриках. «Ну, уж нет, - подумал, Панкратий, - меня голыми руками не возьмешь». Он сжался как камень на скамейке.
И вот Брахма со своей любимой супругой пришли в приемную. Ну, вы знаете: эти секретари, постоянные посетители, суета, шум, гам… Все хотят попасть на прием. Но попробуй, попади! Наконец дошла очередь до Брахмы. Он встал на свои лотосные стопы и гордо прошествовал в кабинет. Перед ним восседал сам Кришна - молодой человек в элегантном белом костюме, с фиолетовым галстуком. Увидев Брахму, он разразился, громким хохотом. Брахма не на шутку растерялся. «Что привело тебя ко мне, о могущественный Брахма, - спросил Кришна, поправляя галстук. «О, Господин, - в растерянности произнес Брахма. – Объясни мне, как ты оказался не охваченный моим могуществом? Как я, столько миллион лет управляя вселенной никогда, даже не слышал о тебе и не знал твоего имени»? И он упал на колени и склонился ниц перед Кришной. Кришна подошел к нему  и поднял с коленей: «Будь благоразумен мой друг. Приготовься к тому, что тебе предстоит увидеть. Кришна велел развернуть экран на стене своего кабинета и Брахма к своему ужасу увидел себя и еще тысячу, миллионы, миллиарды таких же Брахм. Все они барахтались и кувыркались на одной огромной ладони.   «Найди среди них себя. Ты  видишь, у каждого даже есть своя собственная вселенная»? - улыбнулся Кришна. Брахма пристально всматривался в экран. Наконец, он подошел к Кришне и сказал: «Воистину, Ты создал меня – теперь я вижу это. Но не ты ли был тем мальчиком, который играл на свирели, и которому я покровительствовал? Не ты ли вел войска Арджуны в бой? Не ты ли велел ему убивать, зная, что он не сможет никого убить, ибо душа находиться в сердце и ни одно копье, ни способно поразить ее? Я думал - я все это делал? О, великий Кришна, прости меня за мое невежество». Он наклонился, желая поцеловать Ему руку. Кришна вновь засмеялся  и, приняв поцелуй, сказал: «Не стоит, о, великий Брахма. Ведь Я ничто! Я пустота…
…из которой рождается Все…». С этими словами Парасвати разбудила Брахму.
Человек встал, поклонился всем, сложив ладони на груди, и сказал:
- Да пребудет благодать Господа нашего Кришны, во веки веков.
Сергей с девушками также встали и благочинно поклонились. Человек ушел в глубину полутемной залы.
Панкратий потряс головой, пытаясь прийти в себя, и повернулся к Сергею.
- Слышь, Серг, че за байда, такая?
- Это Гуру Свами Вивишекананда. Он всегда такие истории рассказывает. – Легко сказал Сергей. – Пойдемте перекусим Панкратий Филимонович.
Помещение было без окон и было не понятно, прошел ли всего один час или на дворе уже начинается день.
Панкратий встал на негнущиеся ноги. Они спустились обратно по винтовой лестнице. Пред ними стоял стол, накрытый белой скатертью. На нем расположились шарики из риса, апельсины и порезанный дольками ананас, а так же зеленый чай, разлитый в крошечные чашечки.
Девушки мягко покланялись Панкратию, приглашая разделить с ними трапезу
Панкратий сел. Они тихо пробормотали какую-то молитву.
- И че, этот гуру?
- А что гуру? - ответил вопросом на вопрос Сергей, уплетая шарики.
- Ну, будет, хавать, то?
- Да сейчас подойдет. У него своя трапеза.
Через несколько минут откуда-то из боковой двери появился знакомый уже Панкратию человек. Он так же был завернут в простыню, но выглядел совсем не так величественно как в зале. Он уселся, скрестив ноги за небольшим столиком, и поклонившись, взял шарик:
- Харе, Кришна, харе Рама, - сказал он тихо.
- Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна, Кришна, харе Рама. – Сказали вслед за ним все кроме Панкратия.
И начали медленно потреблять пищу со стола.
- Слышь, а еще он че-нибудь может рассказать, - полушепотом спросил Панкратий.
- Ммм, да что вы П.Ф. – Сергей с удовольствием жевал банан, – у него таких историй - завал.
Панкратий, подошел к человеку:
- Слышь, мил, душа… Э-эй! – Он помахал ладонью у него перед лицом, тот даже не моргнул, продолжал, есть, глядя перед собой в одну точку.
- Вопрос есть!
- Все вопросу к учителю задавайте после трапезы, – сказал переводчик. Оказывается он тоже сидел возле стола, но Панкратий его сразу не заметил.
- Ааа,  -  Панкратий махнул рукой и недовольно вернулся обратно.
- Серг, спроси у него… Как это… Как дальше то жить? Спроси... он же все знает.
Сергей вытащил из-за рта недоеденный банан.
- Панкратий Филеймонович, ну Вы уж сразу такие вопросы задаете… подождите сейчас он трапезу окончит и ответит.
И действительно, «лысый» (как обозвал его про себя Панкратий) съел еще два сладких рисовых шарика встал из-за стола (все поднялись вместе  ним) поклонился, опять сказал:
-  Харе, Кришна, харе Рама.
Отошел и сел на небольшой стульчик в  темном углу комнаты.
Сергей подтолкнул Панкратия – мол, сейчас спрашивай.
Панкратий тут же подошел к нему, но тут опять вмешался переводчик:
- Вопросы учителю нужно задавать, только испросив у него перед этим благословление.
- А! Будь оно неладно. – Панкратий встал на четвереньки (так он думал, нужно приближаться к гуру) и подполз в «лысому». Девушки, стоящие в другом углу комнаты захихикали.
- Учитель! – Панкратий стоял как собака на и смотрел на лысого, - учитель… Вот есть проблема, - если ты все знаешь скажи – в чем я виноват? Сын у меня… Пропал… Не знаю… Может я чего не так делал?
Человек молчал  и спокойно смотрел на Панкратия.
- Ну, че молчишь – то опять? Тебя спрашиваю! – Панкратий начал понемногу раздражаться. «Еще бы приехал в такую рань незнамо куда! Когда ответ будет»?
Человек тихо опустил ладонь на лысину Панкратия.
- You’ll get an answer.
- Он говорит: получите ответ, – тут же перевел автоматом бородатый парень.
- But you should have patience.
- Но нужно иметь терпение.
- If you have patience, – everything go on.
- Ну типа все само придет… если будет терпение.
- Be open, be open, be simple…
- Учитель говорит, что нужно быть открытым нужно верить, нужно быть простым  и тогда получите ответ…. – молодой человек явно заскучал  и потянулся к столу за апельсином.
«Лысый» медленно поднялся, сложил руки на груди и поклонился Панкратию. Потом встал и по винтовой лестнице удалился в свои покои.
Панкратий обомлел.
- И это все?
Он встал, отряхивая колени.
- Серега! Едрить твою проруху мать! Ты чего творишь? Че за гуру такой? Не, все, хватит с меня…
Он твердыми шагами направился к выходу. «Издеваются, суки, - подумал он, открывая дверь, - в секту заманить, хотят – ни на того нарвались…Вот вам!» Он развернулся и выставил наружу согнутую в локте руку, ударив запястьем по сгибу.
Вышел на крыльцо, сильно хлопнул дверью, прошел через калитку к машине.
Охранники тут же подошли и огородили его кольцом.
Панкратий сел за задние сиденье и угрюмо просидел так около пяти минут. Опытный водитель даже не шелохнулся, ожидая приказания.
- Домой, - наконец выдавил он.
Машина мягко присела и вырулила из переулка.


***

Слияние и поглощение. Поглощение и сливание, затем разукрупнение, диверсификация капитала и приобретение доли в уставном капитале, покупка доли, вхождение в совет директоров, выкуп приобретенных акций миноритариев.
Все смотрели на Панкратия – его слово последнее. Панкратий сидел в центре огромного из черного стекла стола  и молчал. Молчал и мял толстую сигару, потом подтянул к себе листок бумаги накарябал несколько слов и отодвинул его своему помощнику. Встал неуклюже покланялся и вышел.


***

Если выйти из метро «Кузнецкий мост» и пройти вдоль по Рождестенке, а затем свернуть в один из переулков, то возможно вы увидите в небольшом особняке сквозь железные прутья черных ворот, низкорослого, лысого старика в поношенной желтоватой монашеской мантии, он чистит двор метлой. Порой он останавливается и подолгу стоит, вглядываясь в небо. Что он там видит? Что пытается разглядеть лунной ночью или днем в дождливую погоду среди серых туч? Может быть, молодого человека с черными длинными волосами?


Москва, 2007г.