Куча

Иван Кузьмич сидел в лесу, на пеньке, и наблюдал за суетливой жизнью работящих, насупленных муравьёв. Вывод о том, что муравьи насуплены, Кузьмич сделал после изучения нескольких прищученных экземпляров, заглянув им в лицо… Или в морду?.. Или всё ж таки в лицо?!

Промаявшись с минуту в классификационной растерянности, Иван Кузьмич, в конце концов, плюнул на точность определения авангардной части насекомого, решив, что заглянул туда куда нужно, потому как уловил на ней выражение серьёзности и даже хмурости.

«Ну, оно и понятно – подумал Кузьмич, - Ребята - работу работают… В полном, так сказать, напряжении всех своих нечеловеческих сил. Насуплено и упорно… А с радостной рожей-то светлое будущее строить, как-то вроде и несолидно! Тут надо, чтоб и глаз сверлил, и чтоб морда кирпичом, потому как при такой фотокарточке, ценность будущего значительно возрастает. Тяжелеет будущее по отношению к настоящему, крепчает, и временами, от натуги, потрескивает. Когда же у тебя всё легко и просто – с улыбочками, да с прибауточками, то любой муравьиный обличитель ткнёт в тебя указующей лапой, и обвинит в слабоумии, а то и в пренебрежении к реалиям».

Реалии же были таковы, что наблюдаемая Кузьмичом муравьиная жизнь была полностью посвящена объёмистой, монументальной куче. К ней тянулись обозы с провиантом и эшелоны стройматериалов. Где-то там, в её недрах,  возлежала та, что плодила работящих и насупленных конвейерным способом, считая себя «самой-самой».

Однако, как заключил Кузьмич после взвешивания всех «за» и «против», «самая-самая» наивно обманывалась, так как управляющей и главенствующей, тут была всё-таки куча. Ухватив суть нехитрой иерархии, Иван Кузьмич покачал головой и поёрзал на замшелом пне.

А представив, кто и как кого ест в этой вполне пищевой цепочке, он слегка пригорюнился, потому как всех и вся пережёвывала, а то и глотала без разбору, порождённая этой самой кучей цивилизация. Цивилизация добытчиков-муравьёв, что, по сути, ни в грош не ставила ни своих мечущихся букашек, ни плодящую их «самую-самую».

Когда по листьям деревьев забарабанил дождь, требовательная к уюту и комфорту цивилизация, забралась в середину кучи, и закупорила ходы и отдушины, не обращая никакого внимания на сидящего напротив Кузьмича, потому как тот был для неё великоват и нерасторопен.

Увидев такое хамское к себе отношение, Иван Кузьмич, поднялся с пенька и, накинув капюшон, зашагал к дому. Он шёл по лесу, хрустя ломающимися под ногами ветками, и думал о всеобщей, обидной несправедливости.

О том, что если бы каждое, хоть мало-мальски, разумное насекомое знало бы своё предназначение и свою истинную цель, то неужели бы оно скатилось до того, что стало бы от скуки городить какую-то там кучу. Кучу, в которой рано или поздно обязательно заведётся какая-нибудь цивилизация, что впоследствии, не совладав со своей прожорливостью, обязательно схомячит своего лопоухого, недальновидного творца.

Зайдя в дом, Иван Кузьмич скинул с себя намокший плащ, и принялся готовить чай. А когда залил кипяток на пахучий лист, то сел за стол, ожидать снижения температуры благоухающего настоя. В эту самую минуту, с рукава его рубашки на стол выскочил чрезмерно оживлённый муравей, видимо заползший на Кузьмича во время его раздумий, и ненароком прихваченный им с собой.

Муравей сделал несколько кругов вокруг парящей чашки, и вдруг остановился, уставившись на Кузьмича. Кузьмич в ответ вздохнул и, достав из кармана очки, стал рассматривать физиономию невольного отщепенца, предполагая увидеть на ней признаки страха и отчаяния.

Когда же он приблизился к муравью на фокусное расстояние, то от неожиданности резко отпрянул назад, потому как бедный, временно нецивилизованный терпимец, весело скалился, и имел вид счастливчика-отпускника – любителя дикого отдыха…