Июнь

-****ь, ну вторая бутылка уже пошла. Давай как-то, это, завязывай киснуть, а?
-Егор, ну погоди, дай мне в себя прийти. Не так уж часто и видимся, не говоря уже о том, что я действительно скучал по тебе, брат, - сделав акцент на последнем слове, я по-дружески звонко ударил кулаком в его плечо.

В комнате стеной стоял густой сигаретный дым. Дымили мы непереставая, после каждой поднятой рюмки закуривали по новой. На полу лежали две или три пустых бутылки из-под коньяка и пива, об которые то я, то он запинались, отходя в туалет. Не знаю, сколько точно их было к тому моменту, вообще тот вечер помню довольно размыто. Просто каждую новую откупоренную бутылку мой старый друг Егор называл второй, желая чтобы веселье, только набирая обороты,  повисло на одной бесконечной ноте. Бесконечной до тех пор, пока алкоголь окончательно не затуманит наш разум и не превратит конец посиделки во что-то очень далекое и неясное, словно его и не было.

Он лукаво улыбнулся, глянул на меня исподлобья и привычным уже жестом потянулся за сигаретой.
-Вся твоя проблема в том, что ты слишком остро все воспринимаешь. Как целка, ей богу!
-Брат, ведь ты знаешь меня лучше, чем кто-либо. Ты сам, в конце-то концов, такой же долбаный козерог,-С ухмылкой, которую  не пытался скрыть, я втянул папиросный дым.
-Блин, ну расскажи хотя бы тогда как ты последние полгода провел?
-Да как, нормально,-прикидывая с чего стоит начать рассказ, сделал небольшую паузу,-внешне ничего не изменилось, брат. Все та же работа, та же машина, те же тараканы. Хорошо, кстати, что всё так. Сам знаешь, не люблю я глобальные перемены. Они меня пугают.
-Как и любого!-сказал он это довольно жизнерадостно и все с  той же лукавой улыбкой,-Давай вот тогда и выпьем, раз нормальный тост придумать ты не в состоянии.
-Да могу!,-произнес я с неуверенной интонацией,-За неотвратимую и травмирующую необходимость перемен!,-чеканя каждое слово, гордо воздев рюмку почти к потолку, выкрикнул гораздо увереннее.

Мы чокнулись рюмками громко, вытесняя собой все посторонние шумы, доносящиеся из квартир по соседству. Звук отразился от всех объектов, находящихся в комнате, завершающим этапом распространения которого- была моя голова. Она уже начинала прилично побаливать. «Это все сигареты»,- подумал я и в ту же секунду рывком запрокинул голову,  одновременно выплескивая ее содержимое себе в глотку. Через мгновение рвотный спазм сдавил пищевод и, коньяк, если я правильно помню, пытаясь высвободиться, чуть не полез наружу. «Ты чего, тише»,- чуть слышно пробормотал Егор. Он тоже был уже изрядно пьян, но упорно делал вид, что держит свой организм под чутким контролем. «На вот, затянись»,-протянул мне половину недокуренной сигареты в надежде , что мне станет хоть чуточку легче. Я затянулся жадно, отклячивая нижнюю челюсть как можно ниже. Дым, клубясь сизыми стайками, попал в глаз. Резкая жгучая боль ударила по раздраженному глазу молнией и умчалась куда-то вглубь черепа, оставляя истончающийся неприятный след. Слезы брызнули неудержимым потоком, я уже вовсю растирал их ладонью, размазывая неловкими движениями по всему лицу.

-Я же говорил: как целка!- улыбка уже сияла на его лице. Гогоча, он протянул мне бумажное полотенце, которым недавно вытирали случайно разлитый коньяк.
-Да это я просто как Безруков-одним глазом плакать могу!-небезуспешно попытался отшутиться.
Радостный смех залил тускло освещенную комнату. Горланили мы уже вдвоем, не сдерживаясь, от души заполняя пространство вокруг нас.

В свете старой, еле живой напольной лампы и пары свечей, происходящее своей статикой начало напоминать написанную маслом картину. Цвета, звуки, неустанная игра теней-все образовало некое подобие живого рисунка. В меру размытого, так, чтобы происходящее можно было разобрать поверхностным взглядом.
Отдышавшись, я смог продолжить свое начатое повествование.

-Ты знаешь, когда я говорил про отсутствие перемен-я имел в виду их полное исчезновение. Хотя, в таком случае, я бы предполагал их наличие на какой-то определенной стадии. Но, брат, моя осень тянется уже полгода, и конца ей я пока не вижу.
-Ой! Вот опять начинает из тебя переть твое псевдо-писательское нутро. Давай, говори проще.
-Я погряз, брат. Тону, сам не понимая в чем.  Понимаешь, раньше все было гораздо проще переживать. Мы были молоды, более податливы, гибки. А теперь представь себе весну, а вместе с ней и молодую, еще зеленую ветвь. Как ни ломай ее, как ни пытайся согнуть ее пополам-она не надломится.
-И?,-произнес он коротко, рублено, недоумевая. Потянулся за новой сигаретой.
-Да перестань ты! Будто не понимаешь о чем я. Просто на каком-то этапе натурального перехода весна-осень, что-то надломилось. Что-то пошло не так. Словно одна мелкая шестеренка целого механизма начала ржаветь. От этого весь механизм, какой бы масштабный и грандиозный он ни был, приходит в негодность. Скверна и гибель целого зарождается в малом. Рыба с головы гниет, понимаешь!?,-Уже переходя на крик, я пытался донести до своего собеседника одну из своих пьяных путаных мыслей.
-Ну а что же именно пошло не так? Что заставило твой «механизм ржаветь»?,-Ох, с каким же сарказмом он произнес эту фразу, сукин сын!
-Не знаю, брат. Отсутствие чего-то. Чего именно-догадайся сам. А, впрочем, ты и так знаешь. Просто смысла нет, понимаешь? Ни в чем. Зачем мне сейчас вообще быть здесь и сейчас? Коптить сейчас тут воздух? ,-На этот раз сам закурил, все так же жадно делая затяжку за затяжкой,-Исчезла одна важная деталь, без которой вся картина выглядит нелепым шаржем, карикатурой на «то, как оно должно быть». 
-Ты опять о ней.,-Явно, не скрывая недовольства, выругался.,-Может уже хватит? Прошло куча времени, событий, дат. Женщины, как и алкоголь, текли сквозь тебя потоком. Успевай только ловить и наслаждаться. Это же лучшее лекарство от подобных недугов.
-Нет, брат, это не недуг. Не болезнь, поражающее твое сердце и разум. Это как раз ее отсутствие. Подмена икс на игрек в уравнении, в котором икс равен иксу. Абсурд. Несообразный наёб вселенной!  Покажи мне этого бога, что придумал столь простое равенство зависящих друг от друга переменных и столь коварно меняющих их изначальные значения как кубики. Почему и, главное,  кем он наделен силой и властью менять, калечить, уродовать чьи-то судьбы!? Ткни пальцем на этого ополоумевшего неразумного ребенка, и я придушу эту гниду подушкой без тени сострадания!,-Спрыгнув со стула, кричал я в свирепом, первобытном приступе ярости. 

Я задел рукой старую лампу, стоящую на нашем импровизированном столе из коробок в пустой выцветшей комнате, и тени на стене принялись метаться в хаотичном порядке, искажая позу и жесты, представляясь то необычайно кровожадным чудовищем из древних мифов и легенд, то наоборот, скомканным подобием человеческой фигуры, бесформенной и жалкой.

Мой друг, брат, сидел на своем месте не в силах сказать что-либо внятное. Просто, уставив свой нетрезвый взгляд в абстрактную точку, находящуюся где-то у меня меж бровей, повторял еле разборчиво, как мантру «заблуждаешься ты, ошибаешься…». Весь его вид-невзрачный и беспомощный иступленный взгляд, почти незаметное движение лицевых мышц, губ-привели меня в еще большую степень ярости. Злость и ненависть вскоре сменились тяжестью разума. Непонимание самого себя.

Мы провели вместе еще немного времени. Без слов, даже не чокаясь,  допили остатки коньяка, докурили на двоих последнюю сигарету. Обстановка вокруг снова начала походить на сюрреалистичную картину художников пост-модернистов. Размытые очертания, хаотичное расположение цветов и теней. Алкоголь делал свое дело. Принимал в себя рефлексию прожитого вечера, сглаживал углы, показывая нам, негласно, что мы все же друзья, в каком-то смысле-братья.
Егор перевел, наконец,  взгляд с абстрактной, видимой только ему, точки пересечения неведомых меридиан  и уставился прямо мне в глаза. «Кесарю-кесарево»,-только и смог вымолвить он в пьяном исступлении.

Я взял в руки старый, старше меня самого, стул, который достался мне еще от бабушки, и постарался как можно точнее прицелиться. Со всей силы кинул его в сторону Егора, метя чуть выше линии груди.

Зеркало разбилось вдребезги. Фонтан искр наполнил пространство вокруг меня необычайно красивым светом. Ничего прекраснее еще не видел доселе. До этого единственного мгновения. Крупные и мелкие осколки засыпали всю площадь комнаты по всему периметру, все еще отражая свет, исходящий от лампы.

Уже светало. Над серыми крышами серых домов вздымалось еле видное, неуловимое солнце серого мира. Я открыл окно. Свежий поток воздуха коснулся моего лица, и я, с самой искренней из всех улыбок, принял его. И сделал шаг навстречу Богу.