Утомлённый солнцем

 
 Помните, у Высоцкого:"Если друг оказался вдруг..." Впрочем, я никогда не считал себя другом Никиты Михалкова — скорее мы были приятелями. Он - хохотун, весельчак, я тоже большой любитель приколов. Именно юмор, легкое отношение к жизни и сблизили нас. Настолько, что мы приятельствовали более двадцати лет. Я горел вместо него в тракторе на съемках «Сибириады», позже он стал крестным отцом моих сына и дочери. В какой-то момент я даже поверил, что наши отношения тянут на крепкую мужскую дружбу, но это оказалось не так. Пройдя огни и воды, они сломались под звуки медных труб.   
… Конец 70-х, идем по Невскому, кадримся к девчонкам. Михалков тогда приезжал в мой родной Ленинград особенно часто - в Пушкинский дом, Библиотеку имени Салтыкова-Щедрина. Он работал над сценарием к фильму о Грибоедове, который очень хотел снять. Мог бы, конечно, делать это и в Москве, в «Ленинке», но, видно, предпочитал погружаться в эпоху: над Невой, Фонтанкой и Грибоедовским каналом и в те годы витал дух позапрошлого столетия. Впрочем, не исключаю, что Михалкову  просто хотелось время от времени вырваться из московской  суеты: дома маленькие дети - Аня и Артем, одна без устали бегает, второй - плачет.  Так или иначе, при малейшей возможности он приезжал сюда. Останавливался в гостинице, днем работал, вечером заходил ко мне, и мы отправлялись вдыхать атмосферу улиц.
Кстати, к девчонкам мы кадрились в шутку, для настроения: заводить интрижки в наши планы не входило. Скорее был спортивный интерес: как девушки отреагируют, узнают ли Михалкова? Ведь за его плечами было уже несколько картин, в том числе хит Георгия Данелии «Я шагаю по Москве».  Не могу сказать, что завидев Никиту, женское население падало в обморок от счастья: в лицо знали, но относились без фанатизма, и  это его  огорчало. Вот Алексей Баталов или Георгий Юматов - другое дело, они тогда действительно были кумирами всей страны.
Я никогда не считал себя ровней Михалкову. Как говорится: два мира – два детства, хотя и его путь был непростым. Нет, громкая фамилия отца и связи, безусловно, помогали. Вот, представьте, пришел Никита подавать документы  во ВГИК, «Щепку» или «Щуку». Кто рискнет завалить на вступительных экзаменах Михалкова? Потом его, правда, выгнали из «Щуки» с третьего курса  с формулировкой «за профессиональную непригодность». А,  а вот во ВГИК приняли…….
Да и нужды он не знал, в отличие от меня. Я рос в послевоенном Ленинграде, в подвале дома на 3-й линии Васильевского острова. Такое жилье, земляную шестиметровую нору, выдали моим родителям, которые прошли всю войну. Отец, Николай Игнатьевич, служил в танковых войсках и дошел до Берлина, мама, Александра Яковлевна, была санинструктором разведбатальона и вытаскивала раненых из самого пекла на Втором Белорусском фронте. У обоих – грудь в орденах и медалях. А в 1957-м отца посадили: ляпнул в разговоре, что Хрущев, вместо того чтобы культ личности разоблачать, лучше бы фронтовикам нормальную жизнь обеспечил. Кто-то донес, и он загремел на два года. Пока валил лес на Колыме, мама тянула две работы, но ее копеек не хватало. Помню постоянное чувство голода да драки с дворовыми пацанами, которые дразнили меня «тюремщиком», и я отчаянно лупил их от обиды за отца. Вместе с нами жили мамина 12-летняя сестра Люся, и подслеповатая бабушка Аня, вечером и утром молившаяся  ЗА сына перед иконой Божьей Матери. 
- Какими бы трудными не были времена, надо жить по заповедям. По Богу, по совести, не озлобляться, - говорила она мне, перекрестив перед сном.   
По сравнению с моим, детство Никиты, конечно, было куда благополучнее. Кооперативная квартира в центре Москвы на Малой Грузинской, этажом ниже жил Владимир Высоцкий.  Была и дача в подмосковном  поселке Николина Гора. Это теперь Никита возвел роскошный особняк, а тогда только звучало громко - усадьба Михалковых. Да, земли много, с гектар. Когда позже, в конце 70-х, я приезжал на эту дачу, там было два дома. Один, поменьше, построенный чуть ли не до революции, весь скрипел и трещал от старости. Второй - поновей и побольше, в два этажа: на первом - холл, на втором - спальня и два флигелечка по бокам. Всюду картины деда. Никакого хрусталя и прочей безвкусицы, везде книжные стеллажи и шкафы, особенно много в комнате Андрона, старшего брата Никиты. Стены у него, помню, были заклеены не обоями, а симпатичными зелеными гобеленами из холстины.
Кстати, познакомились мы с Никитой через Андрея Кончаловского, которого все близкие зовут Андрон. Было это на съемках  фильма «Романс о влюбленных», мне тогда не было и тридцати. Но уже успел несколько раз стать призёром СССР по самбо. Тренировался у Анатолия Рахлина в обществе «Труд», ГДЕ СТАРШИМ ТРЕНЕРОМ БЫЛ Александр МассарскИЙ, ПРИВЛЕКАВШИЙ САМБИСТОВ К СЪЁМКАМ. Серьезных трюковых фильмов  в СССР не было. Нужно подраться в кадре, упасть, проехаться на мотоцикле - все это актеры делали сами. Но в 1965 году на съемках картины «Директор» погиб знаменитый по фильму «Коммунист» Евгений Урбанский, и в Госкино озаботились проблемой: что делать? Не знаю, Массарский ли вышел на киностудию или они на него, но в середине 60-х Александр Самойлович начал использовать своих спортсменов для съемок. Пригласил и меня. Так что в кино я стал работать с восемнадцати лет.
СПОРТСМЕНЫ  Массарского просто обожали. Он же называл нас «самбистами», «мальчиками для битья», а режиссерам рассказывал, что мы - люди-машины, можем абсолютно все. Такая реклама порой выходила боком. Так, в августе 1972 года в Луге на съемках фильма «Блокада»  Массарский предложил нам выпрыгнуть из горящих вагонов. Репетировать такую сцену слишком долго и дорого. Что-то пошло не так, вагоны наполнились дымом и спортивная массовка – двадцать человек – чуть не сгорели заживо.
Двумя годами позже нас и вовсе чуть по-настоящему не повесили. Случилось это во время работы над лентой «Звезда  пленительного счастья». В сцене казни декабристов из-под ног каскадеров выбили помосты, и мы висели над глубокой ямой, а Олег Янковский произносил длинный монолог. Я истошно заорал и сорвал съемку, заметив, что один из наших, Толя Ходюшин, не просто захрипел, а задергался в конвульсиях. Потом выяснилось: страховочный ремень от парашюта так сильно перетянул ему бедренную артерию, что он оказался на волосок от смерти.
Кстати, еще до моего прихода к Массарскому была драматическая история на съемках фильма «Человек-амфибия»: каскадера попросили перепрыгнуть с одного здания на другое,  не рассчитали рисков. Бедолага во время прыжка ударился обеими стопами о  стену, и его кости буквально рассыпались в труху. Стал инвалидом...  «Мы умирали по воле режиссеров, или  «Откровения каскадера» -  так я назвал книгу, которая скоро выйдет в одном из московских издательств.
      С особым чувством вспоминаю съемки картины «Любовь Яровая», где мне посчастливилось познакомиться с Василием Шукшиным. Как-то мы, группка спортсменов, ожидали в автобусе команды режиссера. Василий Макарович сидел там же - тогда звезды не требовали отдельных апартаментов и прочих благ. Помнится, он начал расспрашивать нас, как к соревнованиям готовимся, где уже выступали. Через минуту пригласили в кадр. Сцена расстрела, я рядом с Шукшиным на краю глубокой ямы.
- Давай так: сначала  ударишь его прикладом в лицо, -  отдал приказ Массарскому, кивнув в мою сторону, оператор Евгений Шапиро, - потом целишься в Василия Макаровича.
- Как это, прикладом в лицо? –  удивился Шукшин. - Живого человека?!
- Да мои спортсмены – люди с железными нервами и телами! – пытался бравировать Александр Самойлович. Но Шукшин даже слушать не стал, ушел в автобус. Сцену так и не сняли, а я избежал возможности пострадать за искусство. 
Потом я встречался с Шукшиным на съемках «Даурии», «Калины красной», «Они сражались за Родину». Случалось говорить о жизни.
- Хочу профессионально осваивать трюковое искусство, учить этому молодых, - поделился я с ним, - Во-первых, мне нравится работать в кино. А во-вторых, вы же сами видите, как обращаются с живыми людьми. Словно каскадеры не люди, а куклы.
- Нужное дело!  - благословил Шукшин, - И мне скоро хороший специалист понадобится, будем про Степана Разина снимать. Так что учись и никогда ни перед кем не пасуй, Коля, не подстраивайся. Живи так, как подсказывает совесть.
Осуществить мечту Василий Макарович не успел – умер на съёмках фильма «Они сражались за Родину». А я его советы вспоминал каждый день, двигаясь к своей мечте. Окончив Ленинградский институт авиаприборостроения, сменил-таки профессию. Поступил в аспирантуру Ленинградского научно-исследовательского института физической культуры и в конце концов даже стал доцентом, получал почти 400 рублей в месяц, гигантскую по тем временам сумму. Да ещё в кино удавалось сорвать куш. Работал в ЛГИТМиКе, где под руководством Василия Меркурьева и Ирины Мейерхольд разрабатывал программу подготовки  актёров для трюкового кино. У меня много учеников, среди них Лариса Гузеева, Саша Лыков, Лена Сафонова, Николай Фоменко и другие  известные артисты. Мог бы уже и не ездить на киносъемки, но лучше места заработать и ОДНОВРЕМЕННО весело провести время в СССР не было. Выполнял, а позже и ставил трюки в лентах, которые сейчас называют легендарными: «Республика ШКИД», «Три толстяка», «Интервенция», «БЕЛОЕ СОЛНЦЕ ПУСТЫНИ», «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона», «Остров сокровищ»… Был постановщиком трюков и в знаменитом фильме «Д’Артаньян и три мушкетера», хотя молва с 1992 года упорно приписывает К ЭТОЙ РАБОТЕ  Владимира Балона, поставившему СЦЕНУ БОЯ С Д*АРТАНЬЯНОМ НА ЛЕСТНИЦЕ ЛУВРА,ГДЕ ЕМУ ВЫБИЛИ ЗУБ и крепко дружившему с Михаилом Боярским. Несмотря на такой послужной список, я никогда не строил из себя крутого парня. В институте студенты спрашивали: «Правда, что вы мэтр советских каскадеров?» Я отвечал: «Нет! Я – два мэтра. Точнее, метр восемьдесят семь». Таков мой рост.
   С Андроном Кончаловским я познакомился в феврале 1973-го, когда он пригласил меня, как я уже говорил, в команду своего фильма  «Романс о влюбленных». Меня ему порекомендовали ассистентки Наталия Терпсихорова и Галя Бабичева, с которыми я работал на картине «Легенда о Тиле». !!!!!!!!!!!Тогда Массарский на съёмках цунами чуть не убил падающей крышей мальчика из массовки.   К тому времени на «Романсе» во время съемок цунами падающей крышей чуть не убило мальчика из массовки. Да и актёру Роману Громадскому досталось бревном по голове. И Кончаловский  вызвал меня из Ленинграда, видимо, недовольный работой специалистов, которые тогда уже появились на «Мосфильме». !!!!!!!!!
Работать с Андроном Сергеевичем было одно удовольствие. Мы часами скрупулезно придумывали трюки, которые можно было использовать в картине. «Надо же, как ты классно придумал, молодец», - радовался Андрон интересной находке, которую мы только что  сочинили вместе.
В том же году Никита вернулся из армии. Не помню уж, сам он мне рассказывал, как туда загремел, или Андрон, но дело было так. Когда ему пришел срок служить, Сергей Михалков попытался устроить сына в Театр Советской армии. Многие молодые артисты проходили там службу: выходили в массовке или отправлялись на съемки военных фильмов. Но вмешался тогдашний министр обороны Андрей Гречко, который отчего-то недолюбливал автора советского гимна. Стукнул кулаком: никаких поблажек! И отправил призывника Михалкова аж на Камчатку. Позже Никитон бравировал, будто сам попросился границы родины охранять. Наверно, в конце концов, и сам в это поверил.
Вернувшись, частенько наезжал к брату на съемки, присматривался. Меня не замечал, да и мне он был тогда не интересен.  Правда, Никита уже сыграл в нашумевшей картине «Я шагаю по Москве», которую я смотрел аж четыре раза  из-за Гали Польских. Она была моим идеалом, позже и жену себе я выбрал похожую. Показался симпатичным и главный герой, сыгранный Алексеем Локтевым. А вот персонаж Никиты не вызывал ровно никаких чувств.
К тому же я знал, что в эту картину Михалкова взяли благодаря старшему брату, которому вскоре пришлось за него краснеть. Андрон учился и дружил со сценаристом Геннадием Шпаликовым, его и попросил замолвить словечко за Никиту перед Георгием Данелией. Отснявшись в трети фильма, Михалков потребовал повысить ему гонорар иначе играть отказывался. Это известная история. Но Данелия не поддался на провокацию и чуть было Никиту не заменил. Тот изумился, но стал вести себя скромнее.
В общем, наше первое знакомство с Михалковым, мягко говоря, не обещало стать судьбоносным. Не добавил симпатий к нему и следующий эпизод. Где-то через год я попал на Кавказ -  студенты чечено-ингушской студии, мои ученики пригласили меня в Грозный, где Никита снимал свою первую  ленту «Свой среди чужих, чужой среди своих».  На съемки я  ходил со своими студентами и  наслаждался  внеплановыми осенними каникулами. Лишь позже узнал, что на площадке вышла  анекдотичная ситуация, впрочем, закончившаяся плачевно. Висело объявление о том, что требуются люди для массовки. Точной оплаты уже не помню, вроде 3 рубля.!!!! Местные жители, мало понимавшие в кино, наивно предположили, что платят не им, а они, и ……..несли с собой деньги на площадку. Не знаю, о чем думал заместитель директора съемочной группы, но деньги брал. Скандал разразился через полгода, когда картина вышла, а участники массовки не обнаружили  на экране своих лиц крупным планом. История получила огласку, заместителя директора посадили на 6 лет в тюрьму. Никита сказал, что аферу тот провернул за его спиной, что не имеет к этому никакого отношения. Скорее всего, так оно и было, но слухи ходили разные.
Лицом к лицу мы столкнулись с Михалковым лишь в 1976-м. Андрон снимал «Сибириаду» и снова позвал меня  постановщиком трюков. Съемки проходили в Твери, тогда еще Калинине. Как-то вечером режиссер устроил ужин для своих. Пригласил Андрон и меня, что было сродни чуду.
Когда говорят, будто в СССР все были равны и друг другу братья, это чушь. Всегда существовало избранное общество. В то время в него входила интеллигенция, а также нужные люди, которых позже мы с Никитой цинично называли «нужники». С их помощью в эпоху глобального дефицита можно было достать что угодно. Отлично помню, как задружившись со вторым секретарем райкома комсомола Ленинграда, добыл для жены сапоги в «голубом зале» Гостиного двора. Наконец, были все остальные: народ, простолюдины -  строители коммунизма, среди которых и моя скромная персона.
И вот я, простой парень, вдруг оказался среди самых-самых. Разве не чудо? Помню французских дипломатов, заглянувших к Андрону, очаровательную Лив Ульман, подругу знаменитого Ингмара Бергмана. Она тоже приятельствовала с Кончаловским и высоко ценила его как режиссера. Сидим за столом, разговариваем, хохмим, обсуждаем прошедший день и предстоящую завтра работу. Вдруг танцующей походкой входит Никита, игравший в «Сибириаде» одну из главных ролей. Щелкнул пальцами:
- Привет всем!
Я, видимо, не слишком почтительно кивнул, продолжая начатый разговор.
- А этот что тут делает? – громко удивился Михалков, подчеркнув слово «этот».
Я вспыхнул, но в следующую секунду почувствовал на плече руку Андрона.
- Коля, не обращай внимания. Никиту у нас, бывает, хамит заносит, но это не со зла - наверное, не выспался, - примирительно сказал он, умело разрядив обстановку.
Казалось, уж после этого случая ни о каком приятельстве с Никитой и речи быть не может. Но уже на следующий день ситуация изменилась. Снимали сцену, как два деревенских парня из соседских семей Соломиных  и Устюжаниных сцепились и падают в костер. Собралась вся группа, и мне аплодировали, как постановщику трюка. Никита подошел и, не говоря ни слова, пожал мою руку. Это было по-мужски. Я был тронут.
Еще через два дня я дублировал Михалкова в сцене, когда его герой горит в тракторе.
– Ты как, друг? Живой? – выскочил Никита из-за камеры оператора Левана Пааташвили, едва СТРАХУЮЩИЕ каскадёры потушили на мне огонь. - У меня чувство, словно я сам горел!
Было видно, что он действительно волновался, переживал.
- Да живой, - утешил я. - Как Ленин: живее всех живых. 
И Никита снова пожал мне руку. Я окончательно оттаял.
20 августа у Андрона день рождения. Я подарил ему иконку Николая Чудотворца. Такая же маленькая, величиной с ладонь, только Андрея Первозванного, подарок его мамы, всегда стояла в его  гостиничном номере. В семье Михалковых было заведено: где бы сыновья ни находились, в праздники непременно собирались у мамы, Натальи Петровны Кончаловской. Съемки свернули, и мы большой компанией отправились в поселок  Николина гора. Так я впервые оказался у Михалковых в их загородной усадьбе.
Вечер был шумный, пили знаменитую «кончаловку», напиток по рецепту Наталии Петровны: водку, настоянную на черной смородине.  Из-за стола все разбрелись по огромному участку с высокими разлапистыми соснами.
Потом я часто бывал на даче Михалковых - Кончаловских. «Сибириаду» снимали три года — огромная, тяжелейшая работа. Я успел закончить аспирантуру, поработать постановщиком трюков на двух других картинах, в том числе на фильме Юнгвальд-Хилькевича «Д’Артаньян и три мушкетёра», в моей семье родился второй ребёнок, дочь Оля.  И с Никитой, и с Андроном за эти три года мы стали родными людьми. Впрочем, может быть мне это только казалось.
В 1979-м «Сибириада»  получила специальный приз жюри на международном кинофестивале в Канне. Мои сцены в фильме остались, значит, и я что-то заслужил. Андрон  всегда это помнит.  Когда в 1978 году подарил мне свою книгу «Парабола замысла», то подписал так: «Дорогому Коле, талантливому русскому богатырю».
Наталия Петровна тоже относилась ко мне, как к своему. Не раз просила: «Коля, вы уж, пожалуйста, присмотрите на съемках за Андроном и Никитой. Не давайте им делать опасных трюков».
Помнится, через несколько лет, в один из визитов в усадьбу, она попросила нас с Никитой спилить самую высокую сосну на участке, закрывавшую солнечный свет. Мы рьяно взялись за дело, но колючая красавица повалилась набок, зацепившись  ветвями за соседние деревья, и упорно не хотела падать на землю. Наталия Петровна, без слова упрека, вызвала из сельсовета бригаду коммунистического труда, которая быстро довершила дело. Но дел нам больше не поручала.
Она всегда была очень организованной и энергичной, всегда за  работой. При этом чувствовалась порода: эдакая величественная сдержанность. Настоящая аристократка, никогда не повышала голос и вела себя так, что каждый в ее присутствии чувствовал себя самым желанным гостем. Ее обожали соседи, подруги, друзья детей и внуков. Крутились вокруг, как мотыльки возле лампы.
Вместе с тем домашних она держала, что называется, в узде. Позволю себе пересказать эпизод из другой книги Кончаловского, прекрасно характеризующий Наталию Петровну. Когда Андрон расстался с Натальей Аринбасаровой, та, продолжая бывать на даче, начала ссориться с Таней, супругой Никиты. Однажды дошло до того, что и сами братья поругались. Видимо, каждый свою женщину защищал. 
В причины ссор Андрон в книге не вдавался, но написал, что мама собрала невесток и сказала: если еще хоть раз из-за вас поссорятся мои сыновья, головы вам не сносить! Приезжайте в гости, двери всегда открыты, но интриг я не потерплю.  Произнесла это, не повышая голоса, но так, что ни у кого и мысли не возникло ослушаться
У Михалковых мне запомнилось немало любопытных деталей. Скажем, я долго не мог понять,  отчего, когда приносят что-то в упаковке, веревочку или ленточку не разрезают, а именно развязывают. Потом оказалось, что так Наталией Петровной заведено.
- Это занятие, развязывание узелков, - говорила она, - развивает терпение.
Новую одежду детям, а потом и внукам, покупали не часто.
- Вещи не должны быть культом, -  внушала Кончаловская. Никита, когда у него росли дочки и сын, по примеру мамы не торопился покупать им обновы. И я проникся этим правилом, и мои Тима и Оля с тех пор не были избалованы изобилием. Я был просто влюблен в семью Михалковых - в целом и в каждого в отдельности.
Да, еще Наталия Петровна пекла потрясающие пирожки с капустой из слоеного теста - маленькие, словно пельмешки, вкусноты необыкновенной! Она их делала много, но огромную кастрюлю съедали в один присест, как семечки. Запекала гуся или утку  с яблоками,  тоже изумительно. Правда, все это лишь по праздникам или когда было свободное время и вдохновение. В остальные дни хозяйничала домработница Верка - живописная тетка лет пятидесяти. Жила в доме чуть ли не с 40-х годов, ее привезли из какой-то деревни. Одевалась она  хуже огородного пугала (всё лучшее вешала на него, берегла от птиц урожай): старое выцветшее тряпье – сарафан или платьишко из прабабушкиного сундука, на ногах - огромные суконные боты.
Входя утром в дом, Верка по дороге на кухню гремела этими ботами под аккомпанемент  посуды, кастрюль и сковородок, отбивая ритм своего фирменного степа. К этой музыке Михалковы давно привыкли и мирно спали. Наоборот, если в положенный час в доме царила подозрительная тишина, все тут же просыпались: где же Верка? Неужели позабыла о своих обязанностях, и завтрак отменяется?!
А готовила она так, что пальчики оближешь: пельмени, блинчики… Какую баранью ногу томила в печи! Естественно, продукты привозили хозяева. Сама Верка за пределы Николиной Горы не выезжала - там и жила с мужем, сторожем, во флигельке на территории усадьбы. На кухне было окошечко, как в столовых на раздаче – через него тарелки с едой  подавались в гостиную, где накрывали большой круглый стол.
Бывало, Никита утром проснется, зайдет на кухню:
- Верка, что-то салата из помидоров хочется.
А ему в ответ:
- А ты, … твою мать, помидоры привез? Не привез, так чего просишь?!
Беззлобно так, по-свойски. Никита не обижался, подскочит, прижмет ее к себе:
- Ладно, не кипятись, завтра все куплю!
Он к ней как к родной тетушке относился, без намека на снобизм и прочую фанаберию.   Порой, в дурном настроении она гоняла его:
- Ты ждешь, чтобы я за тобой посуду помыла? Барин! Нет бы самому?! Сейчас Наталии Петровне скажу, что сын бездельник!
  – Главная у нас в доме - Верка, - смеялся Михалков, покорно намывая в раковине тарелки.
Я становился свидетелем и других домашних сцен, не таких забавных. Как-то Никита поссорился с соседом по поселку. Уже не помню ни причин, ни имени недруга Михалкова. Запомнилось только, как этот человек с хамской издевкой сказал ему что-то вроде: «Между прочим, мы вчера бухали вашу «кончаловку», ничего так напиток».
Оказалось старший сын Андрона Егор, и Никитин Степан, тиснули дома бутылку, уж не знаю, что мальчишкам за это сосед пообещал. Каких же «горчичников»  выписали им дома!
- Да кто вы после этого - взяли и открыли врагу наши семейные кладовые! Это последнее дело – из дома выносить! – гремел Никита. Сидевший рядом Андрон согласно кивал головой, правда, был не столь гневлив.
-  Знаешь, у меня ведь похожий грех есть, - вдруг признался мне Андрон, когда Никита отошел. - На съемки фильма «Дворянское гнездо» взял у мамы ее фамильные драгоценности. По сценарию, нужны были бриллианты. А я не знал, что в кадре все равно не видно, натуральные или бижутерия - думал, в кино все должно быть по-настоящему. И у меня из гостиничного номера их утащили. Господи, как же стыдно было перед мамой! А она, узнав о пропаже, только и сказала: «Значит, нам надо было за что-то расплатиться этими бриллиантами  – судьба просто так не возьмет».
После этого и я покаялся:
- Однажды в наш двор в Ленинграде пришел незнакомый мальчишка. И принес фантики от конфет - яркие, пахнущие шоколадом. Я в свои пять лет подобного волшебства в глаза не видел, и жадно их нюхал, впитывая аромат. «Хочешь, давай меняться?» – вдруг спросил хозяин богатства. «У меня дома есть мамины ордена, возьмешь?» - сказал я без всякой надежды: какой дурак поменяет такие прекрасные фантики на железки?! «Ладно, так уж и быть», - согласился он. И потом я весь день нюхал и облизывал свое приобретение. А вечером никак не мог понять, почему мама рыдает в уголке нашей каморки. Эта история – моя боль, до сих пор. 
Андрон сочувственно закивал.  И это был удивительный момент единения. С Никитой я мог шутить, а вот так открыть душу не получалось.
Сергей Владимирович Михалков, в доме на Николиной Горе появлялся редко. Он не любил загородную жизнь, предпочитал городскую квартиру. Не буду рассказывать, каким он мне показался. У Никиты есть фильм «Папа» «Отец», вот там поэт и автор гимна такой, какой есть, без прикрас.
Мне особенно запомнилось, как Никита в кадре спрашивает отца, изменял ли он маме. И тот честно отвечает: «Да, но она настолько добрая, что прощала». Потом сын задает вопрос: «А как ты относишься сейчас к своим знакомым девушкам, которых когда-то, так сказать, щипал за ножки?» - «Что ты, я не могу на них смотреть -  старухи», - с ноткой превосходства ответствует Сергей Владимирович, которому самому было уже  за 80.
Никита чем дальше, тем больше напоминает мне своего отца. Как минимум - внешне. А у его жены Татьяны в глазах я читаю какое-то смиренное достойное спокойствие, как у Наталии Петровны.
От Никиты знаю, что в Москву она приехала из Воронежа, поступила в Институт иностранных языков, что в 70-е для девочки из провинции было не меньшим чудом, нежели сейчас. В свободное от учебы время подрабатывала в Доме моделей. Адский труд. Прежде чем разок прошагать царицей по подиуму, надо выдержать десятки каждодневных, многочасовых примерок. Но Таня была исполнительной, послушной. Этими качествами и покорила Никиту. Михалков не раз, смеясь, рассказывал историю, как едва познакомившись, пригласил ее поужинать в Дом Кино. Там спросил, что она будет пить и есть, а Татьяна тоном комсомолки и отличницы ответила: «Первое, второе и третье».  «Я сразу решил, что эта девушка будет моей женой», - вспоминал Никита.
Таня по-настоящему любит мужа. Дом и семья для нее – смысл жизни. Она рядом с мужем в горе и радости, и это не пустые слова. Не всегда Никите светило солнце и дул попутный ветер в парусиновые штаны - хватало и горьких дней, и месяцев, и даже лет. Никогда не видел, чтобы жена пилила его или на жизнь роптала.
В 1981-м  Никита снял фильм «Родня» - от начала до конца стёб над советской действительностью. На долгие шесть лет чиновники из Госкино отлучили его от режиссуры, доверив снять лишь одну-единственную семейную драму «Без свидетелей». 
Никита звонил мне и с надрывом в голосе говорил:
- Коля, похоже, это конец.
- А может, только начало? Судьба такая штука, никогда не знаешь, что ждет тебя завтра.
- Тебе хорошо говорить…- горько вздыхал Никита.
Прекрасно помню, как однажды, приехав в Питер на Фестиваль Фестивалей к Александру Мамонтову, он выступал на скромной творческой встрече в ДК города Тосно под Питером. Ему хорошо заплатили 300 долларов, неплохо по тем временам. Но по дороге в Москву, в «Красной стреле»,  у него эти деньги вытащили. Никита бегал по всему составу, громко ругался, требуя наказать воров. Поднял спавшую милицию, начальника поезда, закусывающего с проводницами.
- Только не подумай, - повторял он мне, - я не из-за денег хлопочу, а из принципа.
Но губы у него дрожали.
Я к тому времени уже стал проректором Всесоюзного института повышения квалификации работников профтехобразования в Ленинграде – уважаемая должность, теплое место. Андрон перебрался во Францию, потом в Италию. Непросто, но сумел завоевать репутацию, завести полезные знакомства и вовсю снимал кино за рубежом. Мне часто звонил и писал. Иногда просил принять в Ленинграде его новых зарубежных друзей, показать им город. По просьбе Андрона я принимал у себя итальянского сценографа Эцио Фриджерио, Роберта Редфорда, Марчелло Мастроянни, Анн Консини. Показывал им наши музеи и памятники. Нравилось гостям и у меня дома. Я тогда купил огромную квартиру - в самом центре, с  дубовыми потолками, камином и видом на Петропавловку, обставил ее красивой мебелью.
- Надо же, как хорошо в СССР люди живут, - восхищались иностранцы. И я испытывал гордость за свою страну, в которой  мальчик, выросший в подвале на Васильевском острове, упорством и трудолюбием сумел достичь таких высот.
- Коля, тут один мой приятель, журналист из Италии Кайо Марио Гарруба, собрался снимать репортаж  о Ленинграде. Покажешь ему город? – позвонил однажды Андрон.
- Никаких проблем, пусть приезжает!
В тот же день позвонил и Никита. Услышав о приезде итальянского репортера, он  уже вечером был у меня. Словно угадал, что знакомство может оказаться полезным. Марио сопровождала жена Алла. Никита сумел ее обаять, и шустрая полька взялась представлять его интересы в Европе. Устроила в Италии просмотр картины «Неоконченная пьеса для механического пианино», пригласила влиятельных друзей, начала им рассказывать, какой талантливый этот русский режиссер. Талантливых людей много, только вот знают об этом не все. В числе тех, кому она рекомендовала Никиту, были знаменитый продюсер  Анжелло Риццоли и Марчелло Мастроянни.
Накануне нового, 1986 года Михалков пригласил их погостить в Ленинграде. Поводил по Эрмитажу, потом зашли ко мне. Выпили водки, закусили грибочками.  Мечтали вслух, какой фильм мог бы снять по Чехову Никита. Знал, что Мастроянни любит Антона Павловича, и, конечно же, не устоит. Так оно и вышло. Итогом этого ужина стали «Очи черные» - мелодрама по мотивам чеховской «Дамы с собачкой» с Марчелло в главной роли.
Что и говорить, в чутье и стратегическом таланте Никите не откажешь. Я был очень рад за него и горд от своей, пусть опосредованной, причастности к его успеху.
Съемки проходили в Ленинграде и Костроме. Есть фотография, где в бричке сидят Аня и Тема Михалковы, а рядом мой сын Тимофей и дочь Ольга. Никита снял их в маленьких эпизодах, а Оле даже повезло сняться в одной сцене с Мастроянни. 
Там же моих Тиму и Олю крестили - в местном храме Воскресения на Дебре. Крестного искали недолго.
- Давайте, Никиту Сергеевича попросим, - предложил настоятель храма отец  Александр. - Никита Сергеевич, вы не против?
- Конечно, нет, о чем разговор – Коля мой близкий друг! – тут же согласился Михалков.
А я стал крёстным своей бывшей студентки Леночки Сафоновой. Мы все подошли к купели – окунают туда только младенцев, а взрослых, раздетых, прикрывшихся простынками, батюшка просто поливает водой. И они, вслед за ним,  произносят трижды: отрекаюсь от тебя, сатана, сочетаюсь Тебе, Христе.
- Господи, прими новоизбранных рабов Твоих, - завершил обряд отец Александр.
Никита, когда все закончилось, тут же забрал Марчелло и Лену на съемки сцены объяснения в любви в сарае дома городского головы, которого играл Иннокентий Смоктуновский.
«Очи черные» получили приз в Канне за лучшую мужскую роль, еще какие-то знаковые награды. Был международный успех, фильм продали в 120 стран. Но Никита был недоволен. Дело в том, что финансировала проект найденная Аллой Гарруба  итальянская миллионерша  Сильвия д’Амико, ставшая продюсером. Перед началом съемок они с Михалковым договорились, что ему заплатят 100 тысяч долларов определенную сумму. Позже Никита выяснил, что по западным меркам это сущие копейки, столько получают начинающие режиссеры. Еще больше его раздосадовало то, что Сильвия, вложив 4 миллиона долларов, получила  раз в двадцать больше и наотрез отказалась делиться процентами от прибыли. Мол, так не договаривались. Что и говорить, ушлый народ эти миллионерши. Было обидно, конечно. Разгневанный  Михалков  больше с ней не сотрудничал.
Позже, в 1992-м, Никита разругался и с Аллой. Она  считала себя важной птицей. И могла сказать, например: «Никита! Нельзя так писать сценарий. Будешь делать так и так…», дальше следовали прямые инструкции. Ведь это в России режиссер – царь и Бог, а на западе рулит тот, кто деньги на фильм нашел. Зная Никиту, могу себе представить, как у него шерсть дыбом вставала от таких указаний. Он терпел-терпел, но в конце-концов рубанул:
- Как ты со мной разговариваешь? Пошла вон!
И выбросил ее из своей жизни, мгновенно забыв, что именно Алла нашла деньги на съемки трех его картин, в том числе и на «Ургу»,  познакомила с полезными людьми и вывела карьеру Михалкова на новый международный уровень. Но эти мысли пришли гораздо позже, когда я сам, по сути, оказался в том же положении, что и Алла. Тогда же я Никиту понял и не осудил.
К тому времени его дела и в России начали идти в гору. И произошло это, скажу без ложной скромности, не без моего участия. Например, в период безденежья созданная им «Студия «ТРИТЭ Никиты Михалкова» выпустила  книги «Российский архив», где были материалы, прежде хранившиеся в секретных запасниках КГБ, к которым Михалков в 90-е нашел лазейку. Ясен перец: книги надо продать, заработать на них. Но как? Открыли пару ларьков - не хочет народ покупать!
- Надо выходить на правительство, - прикинул я. Пусть выкупят у тебя  всю партию и подарят институтским библиотекам. В нашем институте, например, несколько экземпляров такой книжицы не помешали бы. 
Моих связей проректора хватило, чтобы добиться приема у министра высшего образования большого начальника в министерстве образования  У Виктора Черномырдина, бывшего тогда председателем правительства. Книги у Михалкова купили, правда, попали ли они в институты, не знаю.
Была и другая история, связанная с прокатом «Утомленных солнцем». В 1990-е годы, кинотеатры массово закрывали, отдавая их под казино. Но если у фильма нет зрителя, то он, даже самый гениальный, всего лишь кусок пленки! Михалков как на работу ходил в кинопрокат, предлагая купить его картину.
- Что ж, давайте, - без особого энтузиазма соглашались там. - Можем заплатить вам эквивалент 70 тысячам долларов.
Копейки. Ведь на съемки потрачены миллионы долларов! На Западе заработали бы раз в десять больше, а здесь хоть свое вернуть... Никита чуть не плакал: весь  в долгах - брал деньги и в банках, и у частных спонсоров.   
Я долго думал, как ему помочь. Наконец осенило: эстрадники ездят с концертами, почему бы и нам «чес» не устроить? Никита показывает свою картину, потом - творческая встреча, а деньги на это дело берем у губернаторов и региональной знати. Пусть раскошеливаются на культуру!
Стал я всем звонить, предлагать сотрудничество. Провинциальные «царьки» не хотели выбрасывать тысячи лишь за знакомство с Михалковым - аккуратно интересовались, нет ли у нас связей в правительстве. Я многозначительно отвечал: "Поищем".  Мол, давайте подумаем над этим вопросом после творческого вечера Никиты Сергеевича. И нам шли навстречу, выкупая по несколько копий для местных показов.
Никита предлагал: иди ко мне заместителем, будешь со спонсорами работать. Я долго отнекивался. Но потом наступил самый черный и тяжелый период в моей жизни. Дочь попала в аварию, лежала в больнице с тяжелым сотрясением и переломанными ногами. Я искал врачей, лечил ее. Вытащил. Но сам слег с инфарктом. Первый медицинский институт, отделение терапии. Лежу после операции, дышать тяжело. В холле  работает телевизор, вдруг репортаж из Канн и голос Никиты,  представляющего там фильм «Утомленные солнцем». С изумлением слышу его разговор с журналистом. Тот спросил:
- Никита Сергеевич, у вас много врагов и завистников, а друзья есть?
Михалков ответил:
- Да, друг есть. Только один – Коля Ващилин.
На всю страну, на весь мир объявил. И таким теплом повеяло от его слов! Он продлил мне жизнь. Тем более что врачи,  услышав мою фамилию из уст самого Михалкова тут же забегали, начали колоть шприцами во все места. 
На следующий год Никита получил в  Америке  «Оскара». По возвращению его пригласили на пресс-конференцию в Дом кино, он позвал и меня. По дороге я возьми да пошути:
- Ну, до свидания, Никитушка. Захлебнёшься тщеславием, здороваться перестанешь.
- Знаешь, мне ведь все равно, «Оскар», не «Оскар», - рассмеялся Михалков. - Поставлю на полочку, будет стоять.
Признаться, я ему поверил. Но, увы, моя шутка оказалась пророческой, и та пресс-конференция действительно стала переломной. «Вы себя недооцениваете! Вы ведь великий!», - внушали Михалкову и киношники, и пишущая братия.  По дороге обратно я заметил в его глазах прежде невиданное, горделивое выражение. Видимо, сладко прикидывал: называют гением - значит, так оно и есть. А ведь помню, как мы хохотали, когда ему на творческой встрече из зала прислали записку «Правда ли, что вы гений?»
И все же я перешел работать к нему в ТРИТЭ. Дочка моя поправилась, но жена обвиняла в случившейся беде меня. Семья разваливалась, и я решил переехать в Москву, подальше от скандалов.
Первая трудовая неделя началась с появления в моем кабинете двух десятков нескольких сотрудников компании.
- Николай Николаевич, - робко начали они, - не могли бы вы поговорить с Никитой Сергеевичем: чтобы нам выплатили нам задерживают зарплату.
- А сами чего с ним не поговорите?
- Лучше вы, все-таки его заместитель и друг, - замялись люди. Я понял, что все они его ужасно боятся.
Через неделю узнал, что сейчас денег у студии нет, потому что Михалков поистратился: купил колокол для храма в деревне Аксиньино, рядом с Николиной горой.
- Мы же верующие и должны жертвовать, - важно сообщил Никита.
Я спросил:
- Тебе не стыдно смотреть в глаза сотрудникам А как же сотрудники?
А он в ответ:
- Им заплатят. Пусть благодарят Бога за то, что работают у меня.
Тот колокол на храм мы, кстати, вместе поднимали. Один конец веревки привязали к колоколу, второй – держим в руках на колокольне, и медленно-медленно бронзовый колокол тянулся ввысь, к облакам. Хотелось верить, что дальше все будет хорошо. Но не случилось. Никита неуловимо и неумолимо превращался в режиссера-солнышко, вокруг которого все должно крутиться. Только посмей сказать слово против! Во мне же постепенно нарастало утомление этим «солнцем».
Истории в моей памяти, как картинки в калейдоскопе. Вот мы с Никитой в Чебокасарах, на банкете в честь вручения ему мантии почётного доктора университета. Подошел мужик явно бандитского вида. Расплылся в улыбке: «О, мой любимый режиссер!». И полез обниматься. Они вдвоем сели за столик, давай за жизнь разговаривать. Я подошел напомнить Михалкову, что у нас дела.
- Дела подождут! – отмахнулся он.
К утру, наконец, его новый знакомый соизволил уйти.
- Делать тебе, что ли, нечего – с таким козлом трепаться? – не сдержался я.
- Он не козел. Это – тоже наш народ. - И, посмотрев лукаво, добавил: - К тому же сказал: будут проблемы, обращайся – мужик с крутыми связями.
Другая картинка.  У нас был общий знакомый АРТИСТ.Андрей Ананов. Встречаясь к ним в Питере в компаниях, Никита ему руки не подавал его не замечал – не того круга, нищий. В 90-е тот вдруг резко разбогател на ювелирном бизнесе. И Михалков тут же стал его закадычным другом стал с ним приятельствовать. СТАЛ ЕГО ЛУЧШИМ ДРУГОМ.
Что уж греха таить, я и сам подпитывал его гордыню. В 1995-м, например, когда Никите исполнялось 50, он хотел отмечать юбилей дома. Пригласить человек двадцать – только ближний круг.
- Нужен концертный зал «Россия», - настоял я. - Позовем 70 губернаторов с женами и олигархов в благодарность за то, что они тебе с прокатом помогали. Да и поддержать полезные связи не лишне. 
- Дружище, ты прав, - согласился Михалков. 
Я нашел огромные спонсорские деньги под юбилей – миллион долларов, вместе написали сценарий В ЮРМАЛЕ. Все прошло грандиозно, практически превратилось в народное гуляние, снимало телевидение. Мою фамилию даже вписали в титры как сценариста праздника. Конечно, рад был за Никиту, но, как говорится, под ложечкой уже посасывало от дурных предчувствий: он "бронзовел" не по дням, а по часам. Потом была поездка в Израиль заграницу, о которой хочется забыть. Но не получается.
Михалков уговаривал меня поехать с ним — мол,  хочет разделить со мной радость от встречи с Землей обетованной. Сам я собирался отдохнуть в Италии другом месте, но Никита уж очень просил. Хотя с ним ехали жена и дети, и, казалось бы, я-то им зачем?
На Кипре, в Пафосе В отеле ПАФОС НА КИПРЕ, Михалков поселил меня в номере вместе с собой ЗА МОЮ ЖЕ 1000 ДОЛЛАРОВ.: супруге сказал, что мы должны обсуждать фильм. На самом деле Никита часами трещал по телефону с московской подружкой. Я слышал его вкрадчивый, воркующий голос, и никак не мог уснуть. Тем более, что спать мне пришлось на малюсеньком диванчике, почти у ног Михалкова. Отдых был испорчен. Вдобавок в конце отпуска принесли гигантский счет за телефонные переговоры, и его увидела Таня. Никита заявил, Никита его оплатил, но жене, видимо, сказал, будто это я наболтал на такую сумму  -  звонил какой-то своей бабе. Таня успокоилась, я чувствовал себя оплеванным, но стерпел. 
Наше приятельство лопнуло как мыльный пузырь в июне 1996-го. Тремя месяцами ранее Никита запускал фильм «Сибирский цирюльник» и поручил мне руководить подготовкой съемок. Между прочим, это была моя  идея: отправить артистов в военное училище,  чтобы они, как говорится, пороху понюхали и отработали шагистику. Наши актеры за два месяца в казарме такую выправку обрели, которую не сыграешь. Михалков сейчас приписывает эту придумку себе.
В последний подготовительный день приехали в Иваново. Никита дал мне задание: спонсоры пообещали 10 тысяч долларов денег, надо съездить забрать.
- Да, вот пленка картины «Ревизор»  Сергея Газарова, с которой он выступал перед зрителями во время предвыборной кампании. Отнеси в офис, - потребовал Никита, «включив» начальника, что с ним случалось все чаще. - А к спонсорам поторопись, не то уедут или передумают.
Комната, где хранились пленки, была заперта. Я прикинул, что чужие тут не ходят,  поставил  коробку с «Ревизором» возле двери и уехал, ведь спонсоры ждать не станут. Вернулся через час. Зашел  к Никите:
- Все нормально, вот деньги!
- Засунь их себе в ж…! – вдруг выдал он.
- Какая муха тебя укусила?
- Ты, говнюк, почему бросил коробку с пленкой?
- Я не бросил, а поставил. Ты же сказал, надо спешить. И что за тон? Я тебе не пацан.
- Пошел вон! –  выплюнул Никита.
-  Знаешь что? – не сдержался я. - Больше работать с тобой не буду! На, забери деньги.
Вышел, хлопнув дверью. Михалков рявкнул вслед:
- Попутный ветер тебе в парусиновые штаны!
Он остался должен мне внушительную сумму Со мной окончательно не рассчитались – я работал не только за зарплату, но и за процент от прибыли. Но долг по сей день не вернул. Когда я пару раз им звонил, трубку брал  директор студии «ТРИТЭ» Леня Верещагин:
- Никита сказал, чтобы ты отдыхал - он тебе  ничего не должен. Мы тебе больше ничего не должны.
Ну не судиться же с ним?!
Я много думал о причине случившегося. Возможно, дело вот в чем. Говорят, у Никиты случился роман с Никита увлекся одной молодой актрисой, ровесницей его старшей дочери Ани, Похоже, что именно ей он и названивал из ПАФОСАИзраиля заграницы. Кто-то проболтался об этом его жене Тане. А лизоблюды, вьющиеся вокруг, напели, будто предатель – я. Дома был страшный скандал, Никите пришлось объясняться. И он меня возненавидел, хотя в действительности я был совершенно не причем.
Не исключаю, впрочем, что дело совсем может быть в другом. Просто люди, которые сегодня рядом с Михалковым, в голос поют, какой он великий. А я одним своим видом напоминал ему те годы, когда он пребывал в совсем другой ситуации.
Да что обо мне говорить? Никита уволил даже ту самую Верку, домработницу. Мне об этом рассказал второй режиссер его студии Володя Красинский. Могу предположить, что она по привычке стала перечить хозяину. Еще при мне, в начале 90-х, когда для Никиты настали трудные времена, он перестал платить домработнице зарплату, несмотря на то, что речь  шла о сущих копейках. Были времена, Никиту веселило, когда Верка кричала и даже замахивалась  на него тряпкой:
- Никита, барин, я от тебя уйду!
- Да куда ты денешься? – смеялся Михалков, еще не ставший великим и чувства юмора не растерявший.  Он знал, что идти Верке действительно некуда. Выгнать Выставить ее - все равно как выбросить из дома слугу Обломова  Захара, который его  в младенчестве в люльке качал. Что сталось с Веркой, мне неизвестно.
Сейчас и кино у Никиты, на мой взгляд, совсем другое: он словно растерял талант. Смотрел его «Предстояние», и слезы наворачивались. Вспоминал о маме, об отце, думал о народе нашем многострадальном. Сколько же выпало на долю русских! Некоторые кадры словно  откровение, обнажённые нервы. В них и великодушие к врагу, и красота людей, и мерзость иных поступков. Завораживающее изображение, магические звуки. Финал, титры – и ощущение, будто тебя обманули, подсунув вместо конфеты пустышку в яркой обертке. И артисты вроде хорошие, и оператор профи, и трюки грамотно поставлены – а кино нет. Великие Григорий Козинцев, Сергей Бондарчук, Михаил Ромм, Андрей Тарковский, говорили: в кино главное – последний кадр, он дает ответ на вопрос, для чего вы все это снимали. Вот в «Дворянском гнезде» и «Нескольких днях из жизни И. И. Обломова»: огромное поле, наша русская земля, и у тебя, зрителя, начинается истерика. Фейерверк чувств - и гордость, и счастье, и тихая печаль, что годы не повернуть вспять, но все равно жизнь продолжается, рождаются новые герои. А здесь… ВОТ ЕЩЁ НАС ОЖИДАЕТ СОЛНЕЧНЫЙ УГАР ОТ  МИХАЛКОВА. Впрочем, повторюсь, это моё личное мнение. Я ведь не кинокритик, а каскадер.
А недавно Никита Сергеевич предложил ввести некую этическую хартию для кинематографистов: уважать старших, не врать, не воровать… Он ведь не просто режиссер, а еще и общественный деятель. Я не сдержался, написал в Союз кинематографистов, мол, ребята, читайте десять заповедей и их исполняйте. Зачем велосипед изобретать?
Написав, подумал, что может, я и сам погрешил против второй заповеди Христовой – не сотвори себе кумира, не поклоняйся и не служи ему - за что и поплатился? Работал за троих, потерял здоровье, аукнулись старые травмы. Поврежден позвоночник, перенес операцию на  сердце. Врачи, правда, еще 10 лет назад говорили, что вот-вот умру. Но я живой. Утром проснусь в своей хрущёбе на окраине Питера, по стеночке дойду до кухни, кофе сварю – запах  чарующий. Нет, не тот, о котором по телевизору рассказывают, а настоящий. Добреду до балкона, покормлю синичек. И так светло на сердце. Глаза ещё видят, руки работают,  вот  написал о жизни своей. Буду рад, если хоть кто-то после прочтения обратится к своей душе с вопросом: а так ли я живу? Ведь Михалков - это примета времени.
Если тщеславие и гордыня застилают глаза, ты становишься машиной с единственной программой, смысл которой сводится к фразе: «я – великий». Начинаешь любить не искусство в себе, а себя в искусстве. И перестаешь быть человеком. Сколько Много сейчас таких «Никит» «творцов» в нашей многострадательной матушке-России. Он и его нынешние дружки Они считают себя хозяевами жизни. Но сколько примеров, когда внезапно с таким трудом обретенное величие, бизнес, золотые унитазы, летели в тартарары, превращаясь в прах.  Как же, наверное, страшно потерять то, что ты возвел в культ и сделал смыслом своего существования.
Так или иначе, зла на Никиту не держу. Какой уж есть. НЕ МНЕ ЕГО СУДИТЬ. Я благодарен ему за те годы, когда нам было радостно идти рядом, и за ностальгические воспоминания о них. Время от времени перебираю их, как те давние послевоенные фантики, так сладко пахнувшие вожделенным шоколадом, КОТОРЫЕ ВЫМЕНЯЛ НА РОДИТЕЛЬСКИЕ ОРДЕНА. Возможно, просто к старости становлюсь сентиментальным...



Приложение.   Помогли Михалкову получить Оскар братья Харви и Боб Вайнштейны . которые проактили "Утомлённые солнцем" на территории США..и обеспечили ОСКАР

Василий Степанов
28 / 12 / 2013
Харви и Боб Вайнштейны: дубль W
СЕАНС – 51/52
В девяностых они сделали то, что еще недавно казалось невозможным, — поставили в мультиплексы то, что раньше было достоянием артхаусов. Превратили независимое кино в отличный сверхприбыльный бизнес. Провожатыми их успеха стали прижимистость и чрезмерность; амбиции, истерика и безумие. Их фильмы все еще продолжают выходить, собирая обильные премии и немалые деньги, а имена режиссеров, которых они вывели в люди, являются синонимами финансового благополучия. Но сегодня, в 2010-х, их фамилия — клеймо, а сами они — герои городской легенды о том, на что способна игра под названием «киноиндустрия», когда до нее снисходят большие мальчики.

Боб и Харви Вайнштейны
Вайнштейны. Харви и Боб. В деле с 1979 года. Именно тогда была основана компания Miramax. Хорошие сыновья назвали ее в честь мамы и папы. Формально тридцать лет назад они занимались тем же, чем и сейчас: «независимым» кинематографом. По большей части прокатом, немного производством. Для людей с большими амбициями это незавидный бизнес, если подумать. Даже в чем-то жалкий. Острый документальный фильм здесь, дистрибуция иностранного лауреата там… Культовый междусобойчик — никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. У них, впрочем, все было по любви. Честно.

Они выглядели ровно так, как поступали.
Живого поросячьего задора в Вайнштейнах было столько, что в 1989-м им удалось вырваться из тесного артхаусного гетто и выйти в мир куда более надежных с финансовой точки зрения пригородных мультиплексов. Три фильма сделали им имя. Все три они купили для дистрибуции: дебютный «Секс, ложь и видео» Стивена Содерберга («Золотая ветвь» Каннского фестиваля), «Новый кинотеатр „Парадизо“» Джузеппе Торнаторе (Гран-при в тех же Каннах) и «Моя левая нога» Джима Шеридана (две премии «Оскар»). За четыре следующих года они так хорошо овладеют искусством продажи странного товара кондовому покупателю, что за них возьмется Disney, который застолбит за собой Miramax, влив в бизнес Вайнштейнов восемьдесят миллионов долларов. В 2005 году они полностью передадут свою первую компанию мэйджору, организовав новую контору — The Weinstein Company.

Харви Вайнштейн и Квентин Тарантино
Харви и Боб. Они выглядели ровно так, как поступали. Боб был меньше и младше, скромнее и страшнее, он любил сведенный баланс и не любил авантюр. А Харви — гигантский, почти двухметровый, стодвадцатикилограммовый, вечно вспотевший; одежда в пятнах после хорошего обеда. В мире дорогих ботинок и представительских автомобилей весь его вид настаивал: собеседник обязан пренебречь внешним ради внутреннего. Вот он — Харви Вайнштейн! Какой есть, такой и есть. Другого не будет. Мэтт Дэймон, на всю жизнь запомнивший, как в 1997-м Харви запугивал его сумкой, набитой деньгами из «Монополии», немного иначе сформулирует свойства вопиющей фактуры старшего Вайнштейна. Каждому, кто будет спрашивать его о продюсере, Дэймон будет рассказывать сказку о скорпионе, плывущем через реку на лягушке. Да, он вопьется в нее, что бы там ни было, но не нужно винить скорпиона за свойства натуры. И Харви не надо.

Теневые технологии кинопроизводства увлекали Вайнштейнов гораздо сильнее съемочного процесса.
Как ни относись к Харви Вайнштейну, в его груди билось и бьется сердце настоящего кинеманьяка. Он обожал кино — любовь двигала его карьерой. В четырнадцать лет он пробрался на показ «Четырехсот ударов» Трюффо, ожидая от зарубежного фильма разнузданных эротических сцен. «Трюффо перевернул мне жизнь», — эту фразу он произносит чуть ли не в каждом интервью. Сложится так, что Харви всегда будет штурмовать высоты, а молчаливый Боб — заполнять вакуум внизу, уточняя риски. Его филиал семейного бизнеса, Dimension, будет производить жанровое кино: иногда сразу для home video, а иногда — прямиком в вечность. Вроде истинного шедевра — «Крика» Уэса Крэйвена.

По истории съемок «Крика» легко можно судить о том, как Вайнштейны привыкли вести дела. Ведь Крэйвен был приглашен для постановки ироничного слэшера как великий маэстро ужасов, человек, которому можно было довериться во всем. Однако при первом же принятом решении (маэстро купил в магазине знаменитую маску под Мунка и назначил ее на главную роль) на режиссера обрушилась вся мощь вайнштейновской бюрократии. Боб просто не мог поверить, что маску для фильма можно купить в обычном магазине. Утвердил для маньяка еще три личины и приказал снимать все сцены с маской в четырех вариантах, чтобы в финале выбрать то, что придется ему по вкусу.

Боб Вайнштейн, Лия Лабунка и Уэс Крейвен на премьере фильма «Крик 4». 2011
Братья играли и продолжают играть в продюсеров Золотого века. Считается, что режиссеру почти невозможно выбить у них право на окончательный монтаж (даже Тарантино жалуется). В 1990-х Вайнштейна-старшего за глаза называли «Харви Руки-ножницы», хотя пострадавших было не так много: тот же «Крик» был принят почти без оговорок. «Умница Уилл Хантинг», съемки которого из-за несговорчивости Ван Сента именно по пункту о монтаже едва не поручили Крису Коламбусу (хороший был бы тренинг перед «Гарри Поттером»), тоже был сделан так, что братьям оставалось только прогнать фильм через дьявольский ритуал фокус-групп. После них Аффлеку позвонил его приятель со студии, сопродюсер Крис Мур, который с восторгом объявил: «Результат — девяносто». «Девяносто чего?» — недоверчиво спросил актер. «Не заморачивайся, девяносто значит хит». Фокус-группы, жесткий маркетинг, лоббирование на кинопремиях и фестивалях — теневые технологии кинопроизводства увлекали Вайнштейнов гораздо сильнее съемочного процесса. Они могли себе позволить судиться с рейтинговым агентством MPAA и выигрывать. В умении дергать за невидимые ниточки они были настолько сильны, что выпустили «Уилла Хантинга» в стык с «Титаником», и он не просто выстоял, но собрал рекордные для столь скромного проекта деньги. Которыми Вайнштейны никогда не спешили делиться. Что ж, чужая жадность всегда кажется вопиющей, но разве без Miramax этот фильм мог бы состояться?

Они превратили артхаусный кинематограф в конкурентоспособный товар.
Кевин Смит, Стивен Содерберг, Квентин Тарантино, Тодд Хэйнс, Энтони Мингелла, Майкл Мур, Роберт Родригес — все они и многие другие прошли через руки Вайнштейнов. Бывало, что коррумпированные административные мускулы братьев возносили фильмы и авторов на вершину. Бывало, они сами не понимали, чт; теряют, — как случилось с Гильермо дель Торо, чье пришествие в Голливуд было отложено на пять лет из-за идиотской манеры Боба Вайнштейна командовать съемками. Но даже Питер Бискинд, написавший о братьях и Miramax едкую, наполненную леденящими кровь свидетельствами книгу Down and Dirty Pictures, не может отнять у них того, что им удалось. Они превратили артхаусный кинематограф в конкурентоспособный товар. Высокое искусство стало pr;t-;-porter со всеми вытекающими последствиями: во имя повышения зрительской лояльности имя автора было приравнено к бренду. Так определился новый большой голливудский стиль — предельно буржуазный, пышный, сентиментальный, — стиль «Английского пациента», «Влюбленного Шекспира», «Холодной горы», «Король говорит». Стиль Вайнштейнов.

Боб и Харви Вайнштейны
Хронология:
1952 и 1954

В шумной еврейской семье появляется на свет Харви Вайнштейн. Через два года родится его брат Боб.

1979–1988

Родители Мириам и Макс дают имя кинокомпании братьев — Miramax, которая занимается независимым кино. В 1988 году выходит ее первый крупный релиз — «Тонкая синяя линия». Шумиха вокруг дела Рэндалла Адамса, о котором снят фильм, превращает документалку в хит.

1989

Братья Вайнштейны выпускают «Секс, ложь и видео» дебютанта Стивена Содерберга. Фильм получает Гран-при Каннского фестиваля. Начинается эпоха «независимых».

1992–1994

Miramax помогает Тарантино с прокатом «Бешеных псов» и открывает главного американского автора 1990-х. В 1993-м Disney покупает Miramax, но братья остаются у руля компании. В 1994-м «Криминальное чтиво» побеждает на Каннском кинофестивале.

1997

Вайнштейны делают слово «независимый» синонимом слова «оскароносный», выпуская «Английского пациента». Дальше будет успех «Умницы Уилла Хантинга» и «Влюбленного Шекспира».

1999

Miramax выпускает на американский рынок «Принцессу Мононоке». Вместе с контрактом известным своей любовью к перемонтажу чужих фильмов Вайнштейнам приходит катана и записка: «Не резать».

2003–2004

Miramax внедряет в сознание зрителей двойной релиз. Фильм Тарантино «Убить Билла» успешно распилен на двое. В целом картина приносит больше трехсот сорока миллионов долларов.

2005

Братья расстаются с Disney, организовав новую компанию The Weinstein Company и прихватив лейбл Dimension, специализирующийся на жанровом кино. Вместе с братьями из Miramax уходят Тарантино и Родригес.

2010

Братья Вайнштейны предпринимают безуспешную попытку выкупить Miramax у Disney.

2011

Майкл Мур подает на Вайнштейнов в суд за укрывание прибыли, полученной от проката его фильма «Фаренгейт 9/11». Дело закрывают по взаимному соглашению.

Харви Вайнтейш, Мириам Вайнштейн
Избранная фильмография:
1994
Криминальное чтиво | Квентин Тарантино
Pulp Fiction | Quentin Tarantino

1996
Английский пациент | Энтони Мингелла
The English Patient | Anthony Minghella
Крик | Уэс Крэйвен
Scream | Wes Craven

1997
Умница Уилл Хантинг | Гас Ван Сент
Good Will Hunting | Gus Van Sant

1998
Влюбленный Шекспир | Джон Мэдден
Shakespeare in Love | John Madden

2000
Очень страшное кино | Кинен Айвори Уайанс
Scary Movie | Keenen Ivory Wayans

2001
Джей и Молчаливый Боб наносят ответный удар | Кевин Смит
Jay and Silent Bob Strike Back | Kevin Smith
Властелин колец: Братство кольца | Питер Джексон
The Lord of the Rings: Th e Fellowship of the Ring | Peter Jackson

2002
Банды Нью-Йорка | Мартин Скорсезе
Gangs of New York | Martin Scorsese

2005
Город грехов | Фрэнк Миллер, Роберт Родригес
Sin City | Frank Miller, Robert Rodriguez

2010
Король говорит | Том Хупер
The King’s Speech | Tom Hooper

2011
Артист | Мишель Хазанавичус
The Artist | Michel Hazanavicius