За бумажные рубли

Виктор Матюк

За бумажные рубли

За бумажные рубли мы бы жён своих могли прогнуть до земли, пусть наши поводыри
Добудут из-под земли хотя бы глоток холодной ключевой воды, нам нечего ждать от судьбы,
Окромя бесчестья и беды! Мы бы к путанам пошли, но они полночи торгуются за грош медный,
Я же человек безвредный, однако, искренне люблю только женщину ту, чью стать и красоту
Держал рукой одной, но её тревожит мой покой? Надо думать головой, волю зажав в узду,
Призываю толпу к ратному труду во благо отчизны, народ капризный неприхотлив к жизни!
Он по горло её пороками сыт, первозданный мир настежь раскрыт, душу и плоть знобит,
Кто грешников святой водой окропит? Не охай и не ахай, ничего кроме краха не бойся,
Поройся в самом себе, оставшись наедине! Пустая голова, пошлыми мыслями завалена,
На лице испарина, как у лысого татарина! По натуре я - демократ, но не в меру жидковат,
Любой бабе рад, не мужчина и не герой, но пацан в доску свой! Перед боевым крещением
На ум пришло матерное выражение, его даже дети знают, как таблицу умножения,
Есть величие народа, но проходят годы, но нет ни равенства, ни свободы! Вид убогий
Царит в лесной берлоге, унести бы ноги, а там, как бог подаст, у него есть сила и власть!
Известно ль вам, как надо принимать упрямых дам? Мужику любому,
Каждая из них – обуза для дому! Их нрав испытан, они роют землю копытом, я же к ним стучусь,
Но в каждом звуке странная с виду грусть, им бы мужчину вперёд пропустить, и его простить,
Коль он войти в её дом решился и едва ли жизни не лишился, по случаю такому он протёр очи,
Ничего не видно тёмной ночью, только сосредоточение греха и прочая чепуха, как всегда,
С ума сводят меня! Под ногами вздыбилась земля! Во бля! Неубрана пища со стола!
Покуда носят ноги, нельзя сходить с той дороги, которую боги отдали тебе, живи, как все в тепле,
Мочи ноги в утренней росе и меньше думай о мясе и колбасе! Догорают затухающие свечи,
Женские ноги давят на плечи, не слышны замысловатые речи,
Но инстинкты чисто человечьи наносят мужикам тяжёлые увечья!
Срывается с крючка блесна, в изменах упрекает меня законная жена,
Я бы ей чуть-чуть приврал и правду никогда бы не сказал, но наступил аврал на корабле
И вот на тебе – ни себе, ни людям! Тех, кого мы любим, любят все,
Мы же по своей душевной простоте прижимаем к груди распутных баб,
Хотя тот, кто на передок и вправду слаб, отрекается от пришлых баб,
Коль он - не раб и не изгой, и не собирается у них быть покорным слугой,
Опосля он уйдёт к себе домой, будет до утра спать со своей старенькой женой!
Кто у нас святой? Под окном растёт трава, на деревьях шепчется листва, кругом пошла голова,
Летят слова в безвестную даль, мне прошлого не жаль! Тоска и печаль не вернутся назад,
Коль глаза, как и прежде, горят, как в церкви двенадцать лампад! Что надо нечестивому чаду?
Марафета или мармелада? Не страшись неудач, несись вскачь навстречу любви и страсти,
Рви баб на части, пока они в твоей власти! Камень завис над головой, он обжигает плоть золой!
Мы рядом с женщинами долго шли, впитывали запахи земли, к женщинам едва прикасались,
Нежными и добрыми они казались, но потом оказалось, что каждая, ох, как кусалась и дралась,
У неё волчья пасть! Не хочу валяться в ногах, всё – тлен, всё – прах, весь мир построен на костях
Влюблённых в баб мужчин, было найдено немало веских причин, чтобы их положение и чин
На себе не чувствовал ни один господин! Их грехи не отмываются ключевой водою,
Приходится по долгу службы общаться с бедою, и мыть руки перед дождём и грозою!
Слава, героям! Мы же смотрим в темноту и ловим ночных бабочек на лету,
Пытаемся развеять тоску прямо на пустынном берегу! Мне всю ночь не спится, воздух шелушится,
А душа гордится тем, что суета и тлен покинули её насовсем, но зачем?
Мне один хрен, что в лоб, что по лбу! Во имя страсти живу и вижу наяву измену одну!
К чему клоню? Вход в запретный плод под семью замками, его можно потрогать руками,
Но прежде предстоит понравиться даме! Мы сами с усами,
И вот она предстала нагишом пред нами, приличная дама была в белоснежной панаме,
Не звезда экрана, но для зануды и хама вполне подойдёт, у него отвис живот,
А маленький фаллос, как одна дама мне сама призналась, обдувает ветром страха,
Уж лучше пойти на плаху, чем умереть со страху при виде обрезанной крайней плоти,
Повисшей долу без престижной работы! Что ты?! Дети отправлены в школу,
Над ухом жужжат пчёлы, баба хочет, а мужик что-то в своё оправдание тихо бормочет!
Неужто его любовница заговорила, или в церкви потухло кадило? Что было, прошло,
А вот и светопреставление на землю стремглав сошло и поехало, и пошло сикось-накось бытие!
Грешны мы все! Страсть жива, о ней идёт людская молва, но она перекручивает мысли и слова!
Она с нами рядом, там нет разлада, и только губная помада, купленная в долг, ласкает взгляд,
Мужик той бабе рад, он – стреляный волк и в постельной любви знает толк!
Ему кричит родня ночью среди белого дня: «Ты куда? Постой! Не уходи!
Махни рукой на баб, везде бардак, неужто у твоей жены что-то не так?
Если бы у тебя совесть заговорила, ярче бы горели на небе светила!
В святом углу горят свечи, ты же расправил плечи и из дому бежишь, бог весть, куда,
Неужто в том есть какая-то нужда: бросать на произвол судьбы домашние дела?»
Рыдает родня, и шепчется листва, а пожухлая трава переиначивает судьбы слова,
А тебе трын-трава, на старости лет взбесилась голова, седина в голову – бес в ребро,
Решено: уж лучше упасть на самое дно глубокого колодца, чем лишиться сна вблизи бревна!
Хотя вместе с той женщиной вся жизнь прошла, они вместе коротали ночи у тлеющего костра,
Его СПИДом пугает врач, но он несётся вскачь туда, где ему рады местные бабы всегда!
Пот капает с высокого чела с вечера и до утра, ночь тяжело прошла, наземь падала листва,
Но ступни босые местной красавицы Софии оставляли следы на мокром песке,
Здесь добрый молодец забыл о скуке и тоске, седины прибавилось на правом виске!
А ему дела нет, куда летит черёмухи цвет, заметь, его мысль несется над холодной водою
И о чём-то долго спорит с роком и судьбою, страсть ждёт под горою и всегда готова к бою!
Не скрою я смысл земного бытия, он, как горькая полынь, куда ты камень не кинь,
Везде небесная синь над седой головой, а тебе ночной порой не хочется бежать домой!
Желания что-то кричат вразнобой о доле людской, но наш герой под бабьей пятой,
Словно глухой и слепой, его жена ходит без узды, ей вожжи нужны, остался шаг до беды!
Пока плоть жива, её не впечатляют праведные слова, жизнь без измен пуста,
Любой из нас на себя примеряет страсть не раз и не два раза, закрыв глаза,
Слагает себя по частям из интеллекта, секса и юмора и пока никто не умер,
Всем ставится в пример один знаток приятных манер, ему один хер: кого и куда,
Главное, что горит на небосводе его путеводная звезда! Вот так всегда: вместо слов одна вода,
Но секс без дивчины – признак дурачины! Его я на задний план задвину! Держась бок о бок,
К молодой женщине приклеился знаток пороков людских, он давно забыл о канонах святых!
Сияет пороков свет, огнём залита бескрайняя степь, но мужья перешибут этому бабнику хребет,
Коль у нег совести нет! Грех растёт и вкось, и вширь, на одном месте появился кровавый волдырь,
В душе - смятение, но когда же грядёт преображение? Трудно жить среди обездоленных людей
И чем ты становишься старше и бедней, тем сильней задумываешь об участи своей!
Жить среди ****ей и вправду трудно, комок ночных чувств к утру навевает тоску и грусть!
За городом такая красота, уходит из души безответственность и пустота, бог весть куда,
Нет худа без добра, пусть рядом тлен и суета, да в брюхе нет ни черта! Рядом бескрайняя степь,
Там издавна выращивали хлеб, баба тенет мужика в холодок, конец дня далёк!
Там он счастлив был беспредельно, легче жить с женой отдельно, наконец, сбылась его мечта,
Исчезли тлен и суета, но, кажись, не навсегда! Вот так всегда: с него, как с гуся вода!
Работы больше чем до хрена, но жизнь одна и другой уже не будет, детородный орган упругий
Чувство любви у любой бабы мигом разбудит! С него не убудет, но кто гуляющего мужика осудит?
Никто! То-то и оно! Коль есть мощный ствол и тебя приглашают женщины за богатый стол,
Можно легко творить произвол! Полнеба за спиною, мы были счастливы с тобою,
Но жизнь трещину дала, погас яркий свет у нашего окна, едва ты вышла из-за стола!
Потерялся совместной жизни смысл, мышцы в паху в длину и вширь раздались,
А досужие мысли вскачь вдоль столбовой дороги понеслись! Да катись ты пропадом,
Обыденная жизнь, прочь уходи, пусть твои следы смоют проливные дожди!
Не губи себя! Во бля! С корабля – на бал, он себе недобрую славу в своей округе снискал,
Хотя не грабил и не убивал, по ночам не орал, но жил, как шакал! Бабы, строгие в девицах.
Своей непорочностью не будут гордиться, хотя на их лицах лежит свирепости печать,
Приходится лишний раз промолчать, чтобы не получить от них в правый или левый глаз!
Мужик иной смотрит перед собой, но задетый за живое, становится изгоем в том кругу,
О котором бабы распускают молву, что там им трудно найти сладкое житье, член недоспал своё
И что? Стыд здесь очи никому не застит, отсюда всё пошло, в душу вселилось ихзвечное зло,
Что-то не так сделал он, потому что по уши был в блудницу влюблён и вместе с ней пил самогон!
Трудно втянуться в русский быт, кровь вновь кипит, но нет времени жить, не проясняется ничего,
Только потеет морщинистое чело, но не иссякал его запал, но в истерику едва впал
Тот  мужик, что от  женской ласки уже совсем отвык,
Эту женщину он двадцать лет на стороне искал,
Ночами недосыпал, как вол целину пахал, изрядно устал, пока не взошёл на пьедестал
И едва ли с него не упал! Он от своей кары не ушёл, он в неудачах был зол, не во сне, а наяву
Он увидел свою горемычную судьбу! Пока девки вертят задом, он ходит рядом и ласкает взглядом
Все интимные места, пот капает с лысого чела, а память добела раскалена!
Он – большой оригинал, кое-кто ему сегодня сказал, чтобы он толпу своих друзей отсюда убрал,
Но он плевать хотел на просьбы полулюдей, он бабачит и не хнычет,
Членом тычет в каждую щель, доподлинно известно ему, что тому, кто стучится,
Открывают без промедления наглухо запертую дверь! Всё уже готово для сношения!
Он готов дать без лишних слов кому-то в пах, а кому-то в глаз, но каждый шаг даётся с трудом,
Тьма наступила за окном, скрипят старые лаги и трещат стропила, а на ногах стопудовые гири!
Член висит по голенища, у него испуганные глазища, он – не нищий, но смурной,
У него непорядок с поникшей долу головой! Желание пришло само, не ожидая зова,
Трудно сдержать его, ещё труднее замолвить слово за парня того, что в дни великих бедствий
Не побоялся жутких последствий и дитя зачал, час исповеди давно уже настал!
Он не был в Москве, но не противоречил року и судьбе, он совершил подвиг высокий,
Задуманное свершилось в сроки, и вот мужик одинокий, статный и в меру высокий
Лишился чувств, его изнасиловали тоска и грусть! Он знает многие молитвы наизусть,
Он такой, как есть, ему хвала и честь, его подвигов не перечесть! Былая спесь стремглав ушла
С его двора, но остались тлен и мишура, не жди добра от падших баб, коль ты и вправду ослаб!
Дрожи, но держи в своих руках последние рубежи! Закаляясь в битвах и труде,
Он находил работу везде, жил в узде, но ездил на лихом скакуне в чужой стороне!
Наш герой всегда на линии передовой, он в любовном деле знает толк, он – стреляный волк!
Воистину не знаю, в каком он вырос крае, но его движения наивны и грубы,
Он – сторонник классовой борьбы! Разгорается её пламя, комары летают над нами,
Он прикрылся кумачом, спрятался от баб с баблом за соседним углом,
И прислушивается к шороху дождей, пусть бессонница мучает злых людей!
Этот хлыщ – богат и не нищ, он давно уже поседел, но ни разу в остроге не сидел!
Его грудь в медалях, но он умалчивает о многих деталях любовных сцен, ему один хрен:
Кого и куда? Была бы жратва, и чтоб сирень в палисаднике цвела, а остальное – дело наживное!
Он строит и рушит, его изредка знобит, но он всегда для общения всем женщинам открыт!
Ему честь дорога, он в любой миг готов во всеоружии встретить своего закоренелого врага!
Руки сложены на груди, кто-то тихо на ухо шепчет ему: «Спи и не бузи!»
Землю пролили грозовые дожди, господи, спаси и помоги набрать мне высоту,
Я хочу уйти в бега к утру! Кто он? Других не знали мы имён, его лично не знал ни один почтальон!
Кто он? Он прячется за высокими стенами, я же по выходным дням нахожусь в храме,
Изредка ем крапиву, и плюю на людскую молву! Сын востока явил миру свои черты жестокие,
Его след затерялся в песке, слова молитвы вертятся на языке, а в руке пусто, разбазарены чувства,
Он сторонник высокого искусства, но не Бог и потому ему чужд трубчатый дымок!
Подобные ему сходили в тень по одному, тут ни убавить, ни прибавить, можно лишь восславить,
Если душой не лукавить, уже давно в этих местах было заведено, что в смятении обнажённых дел
Всегда публика искала заповедный предел, то есть дырку от бублика! Память старика
Сохранила великие имена, они видели ходоков, простых деревенских мужиков,
Но кто прав, а кто виноват, нам об этом вслух наши бабы не говорят! Гремит набат на всю округу,
Толкаются люди, жизнь прожившие в блуде, а судьи кто? Вот та барышня в дорогом манто?
Только наметишь курс грядущим дням, как звучит команда:
«По местам! Будем строить новый православный храм!»
Уже к обеду пришла в наши богом забытые места долгожданная победа,
Но нет ни воды, ни хлеба, грешу всуе и рисую новые образы на зыбучем песке,
А странная мысль всю ночь вертится на корявом языке на одном каблуке,
Закон презрев, на корточки посреди двора присев, попытался на баб обрушить собственный гнев,
Но остался не у дел! Был и смел, и удал, спокойно смотрел в неприступную даль,
Там дуют ветры и свирепствуют бури, все это мне пришлось испытать на собственной шкуре,
Господь нам подал знак, чтобы никто нашу страсть не смог отнять, надо было баб сполна понять!
Если что-то не так, скажи, что так, коль не дурак! Выверен каждый шаг, впереди маячит крах,
Я же его встречаю на двух ногах, что-то говорю впопыхах! Природный инстинкт совсем зачах,
А на плечах болтается дырявая сума, она кого хочешь, сведёт с ума!
Мир в худшую сторону изменился, восток с утра дымился, скандал в семье разразился,
А мне дивный сон намедни приснился! Якобы я заново влюбился!
Я холодным потом сразу покрылся, и ливень на дворе стремглав прекратился!
Ранние годы мои в деревенской тиши неспешно прошли,
Мы жили на бумажные рубли, кое-что на смерть приберегли,
Я не тоскую о времени старом, оно мне досталось даром! Играет невдалеке старенький патефон,
Его хозяин жизненным опытом был умудрён, но где сейчас он? Разбросаны по всей округе лагеря,
У нас у всех общая доля и одна судьба! Мы все – голытьба, одна худоба, а вокруг пенится вода!
В речку брошено обручальное колечко, когда мы молоды были, были и мощь и силы,
Но мы их не сохранили! Мы балуем ночами, в основном, любим баб только глазами!
Прячется страсть в лесной избе, она лишь изредка напоминает о себе, когда стоит на голове!
Порой он ноги едва волочит, но женщина хочет, себе и ему она голову весь вечер морочит,
Но член не стоит, его знобит, у него прискорбный вид, он не говорит, в основном, молчит,
И не мычит, и не телится, ему бы у сексопатолога на профпригодность провериться!
Женщина к утру в его способностях окончательно разуверится! Член хоть отруби,
Дабы умерить боль в груди, он пожимает плечами, а её изба полна пирогами!
Член погорел на чепухе, завелись муравьи на лопухе, упал его смычок,
А какой ему прок подниматься в ранний срок? Прыг-скок с пятки на носок!
Всему – своё время, всему свой срок! Живу грешно, но пишу всё равно, что падаю на дно!
Мысли мои разбрелись по всей округе, словно по двору муравьи!
Мне не играется, мне не читается, моя плоть в этот миг сексом занимается,
С ней всякое в тот миг случается, ей надоел домашний уют, страсть все ждут,
И тут же на все педали жмут! В чём истина и суть? Пусть бабы берут голыми руками то,
Что прячется за широкими штанами! Горькая судьба пьёт водку из горла, нет добра от жизни той,
Что происходит за треснувшей стеной! Бог ты мой!
Жизнь безумна и зла, но с меня, как с козла молока!
Бабы у нас и вправду хороши, только у них нет широкой души!
В поле среди ржи намедни расцвели прошлогодние камыши,
Там нет ни одной живой души, а люди живут на бумажные рубли!
Если бы жили на доллары, их бы считали ворами! Псы скулят под забором,
Псиная свора в лучшие свои годы не ждала с моря погоды!
В их доме голодуха, там плачет мать-старуха и царит полная разруха,
Хлеба краюха лежит на скоблёном столе, он был в прошлом столетии выращен на этой земле!
Тогда медовуха текла по огромной и чёрной бороде, нынче счастья нет нигде!
В театре драматическом ставят спектакль эротический, вкус эстетический заброшен в угол,
Там стоит немало огородных пугал! Звучит фуга в сопровождении оркестра,
Здесь не место для неё, затихает ураганный ветер, на землю спускает вечер,
Кое-кто изменений в природе даже не заметил, день был светел, но через час-другой
Придётся расстаться с многолюдной толпой и закрывать бесстыжие зенки,
Погрузившись в постель в родных и знакомых до боли застенках, пенки снимут другие,
Нам не ведомы все искусы земные! Болит голова и она ограничивает наши семейные права,
В глуши степной мир удивляет первозданной красотой, но докучает обеденной порой
Жуткий жар и зной! Бежишь домой, только пятки сверкают, грехи на плечи наседают,
Завистливые взоры утихомирятся не скоро! Черёмухой пахнет, когда заканчивается миньет,
Сил уже нет, да и мощь не та, жизнь прожигаешь с вечера и до утра, но женщина та отряхивается:
«А кто сейчас не трахается?» Только те, кто живёт при монастыре, словно в захудалой тюрьме!
Царь природы требует для себя сексуальной свободы, он будет благодарить до гроба
Любимую женщину, ангела и бога с порога за обычаи строгие,
Ведь без человеческой близости и сношения любовь мертва, могу сказать в завершение:
В бездну начинают падать приятные с виду слова, и кругом идёт голова! Ночи, полные огня,
Пробудили грешника от сна, он живёт, как арестант в маленькой захудалой каморке,
Погибает юность, уходит талант, забыты народные поговорки, на окнах задвинуты шторки,
И только любовница ждёт, когда же к ней исчадие ада на пять минут зайдёт!
Люблю гульбу за свежесть и новизну, вот возьму и уеду на дачу к соседу,
Там полное уединение, из головы выветривается прегрешение, а половое сношение
Напоминает о себе ближе к утру, я же женские волосы тереблю на промозглом ветру!
Искушаю неумолимый рок и проказницу-судьбу, но мешают жить и пламенно любить
Большой живот и сморщенный фаллос, вот и всё от бывшего мужика наяву осталось!
Всему виною наседающая старость! Ржа пустыни съедает гордыню на корню,
Я же по-прежнему любовный процесс люблю, он украшает жизнь мою! Лишь щепотка соли
Разъедает былые раны до боли, смирившись с неволей, прощаешься с судьбой и долей
Наши роли распределены заранее, живём в тоске, но не в обиде, что-то кое-кто через окно
Намного больше нашего видел, мы тоже по воле рока пылали, но не знали, что бессонные ночи
Нам предвещали отравленный быт, хвала тебе, великий и могучий язык,
Что хотя бы ты для общения с бабами открыт! Никто не забыт и ничто не забыто,
Мне трудно перечить языку, что толку – положить свои мысли на пыльную полку и ждать,
Когда тебя отпустят в самоволку и сюда сама в ночи забредёт благодать?
Надо удачу повсюду искать, а с баб одежды без раздумий снимать,
А потом давать дёру, хотя трудно бежать всё время в гору! Там могут встретиться заторы!
Запомнили ли вы запах намедни скошенной травы? Увы, нам снятся одни и те же сны,
Душа требует тишины, но мы для великих дел рождены! Мысли былинные и ноги длинные
Искушают всю ночь, конечно же, их хозяйка тоже не прочь тебе и себе хотя бы малость помочь,
Сгущается ночь, и закат розовый прячется за тонкий ствол берёзовый!
Ходишь, как неприкаянный по безлюдной округе, сопротивляешься отчаянно думам своим,
Слушаешь «Буги-вуги», а в это время дьявольские слуги лежат на зелёном пригорке,
Задвинув на окнах увесистые шторки, и говорят про русских баб, что велик их греха масштаб!
Вот так – иначе никак! Можно прервать свой рассказ, он в жар вгоняет всех нас,
И продолжить в следующий раз, но никто мне в этот миг – не указ! Только страсть,
Она одна в тот миг – и любовница, и жена! Её свеча с вечера зажжена и угаснет лишь к утру она!
О, времена! О, нравы! Секс, как и грех - от лукавого! Жизнь начинать заново неприятно,
Но нет дороги обратной, как свернуть со стези развратной, но куда?
Везде одни и те же веси и города, чуждая среда обитания предупреждает нас заранее
О мирских передрягах наяву, а не на бумаге! Молодые салаги бродят ватагами
По городским подворотням, теряют счёт ночам и дням, а что остаётся делать сопливым пацанам?
Они не ходят в православный храм, у них нет желания молиться там, пишу второпях,
Но что можно сказать в трёх строках своего письма? Страсть пока ещё в душе жива,
В поле колосятся зелёные хлеба, но кругом идёт голова, она седым седа,
Не те её года, чтобы о чём-то сожалеть опосля! Жизнь, как сон, прошла, и нет её,
Проходит всё, но остаётся кое-что на память о былом, грешном и святом!
Между прочим, все мы дрочим, как не тыкай, не ворочай, *** ****ы всегда короче!
Мне бы два ангельских крыла, тогда бы вся православная земля заново расцвела!
Листья опадают со старого ясеня! Ни хера себе! Действительно жизнь отвратительная,
Мы же привыкаем к дому, где всё до боли знакомо, живём наперекор другому,
Хрен выгонишь мужика из дому! По прихоти сюжета я вынужденно пишу про это,
Бросаю взгляд со стороны на всю родню бывшей жены, и мне земные дали не видны,
Мы же с ней понимали друг друга с полуслова, забирали счастье один у другого,
Но верили на слово, сами картины на небе рисовали и свой нос, бог весть, куда совали!
Ничего здесь не осталось в идеале, распри и скандалы, я намеренно опускаю интимные детали!
Жили, как чужие, у нас разные системы корневые, мы же не святые и потому хмелея,
Выходим на безлюдную аллею, я же знаю, что страсть к любимой женщине питаю,
Но, тем не менее, грех первородный могу сравнить с бомбой водородной!
После трёх рукопожатий ничего не осталась от мужской рукояти, кстати, мы вышли из этой земли,
В которую наши предки с головы до пят вросли, немая, повторяю слова ротозея,
Что похожая на раскалённый камень земля простирается вокруг моего тонущего корабля,
Кажись это происходит не зря! На дыбы встали поля, перебиты акации и тополя,
Наши спины под женскими взглядами жаром горят, а они на всю округу неистово кричат:
«Подайтесь-ка назад! Вам расплаты не избежать! Ну, что вы против блудниц ополчились?
Они уже в дальний угол забились, с очей людских крылись, но никак не угомонились!»
Без особой на то нужды пришлось набрать в рот холодной ключевой воды, дабы избежать беды!
Надоели суды – пересуды, докуда едва заметные образы гульбы и блуда
Будут гулять без испугу по местной округе, их слуги не смогут приличных жён
В свои пенаты впустить, те будут рассвета плакать и грустить,
Им трудно первую ночь под полярным небом забыть!
Страсть – обуза для дому, не стоит тосковать по случаю такому,
Там кроме никеля и хрома ржавчина есть, уходит медленно совесть, уходит неспешно честь,
Всех человеческих грехов не перечесть! Заметь, окисляется на ветру даже старинная медь,
Прокисает снедь на жаре, одни объедки остаются детворе! Проснувшись на заре,
Страсть бродит рядом, куролесит до упада, то подойдёт спереди, то усядется рядом,
Но везде весомые преграды! Я бы бранью скупо разразился, получилось бы глупо,
Хотя потом бы извинился и даже прослезился, но не болит залупа,
Странная мысль мой мозг бодрит, хотя печь в старинной бревенчатой избе давно уже чадит!
Я был в чужом доме радушно встречен, до сих пор в воровстве не был замечен,
Был приветлив и сердечен, но никто не вечен на земле, баба к полушке припала
И громко навзрыд зарыдала, они прерывисто дышала, а потом совсем до утра замолчала!
Наземь сползло белоснежное покрывало, что её телеса от мужского взгляда скрывало,
Раньше такого не бывало, холодом повеяло из сырого поддувала! Лиха беда – начало!
Злую шутку страсть с любовью сыграла, поёт труба и гасит яркий факел горемычная судьба,
Едва-едва горят в печи сырые дрова, ползёт по деревне молва, что у старика елда, как у осла!
Пусть блудный сын знает, что никто окромя него свою честь не запятнает!
Пусть он на своей шкуре испытает нужду людскую, хватит гулять напропалую в погоду любую!
Ему бы решиться и с повинной к старикам невесты явиться, коль он совершит дело такое,
Исчезнет чувство злое, и он не будет изгоем в местах тех, где повсюду творится грех!
Стыдно от людей, он же был помолвлен с ней, теперь рыдает в горести своей,
Его бабы гонят взашей! Жизнь лучше у полевых мышей, чем у стаи пролетающих журавлей!
Он привык нескладно жить в чужой стороне, однажды едва не повесился на солдатском ремне,
Он ещё с колыбели привык к запаху солдатской шинели, грозовые дожди намедни отшумели,
Страсти на запятки сели и боятся шевелиться, вся степь дымится и горит в огне, а мне не по себе!
Натоплено в избе, но жара нет, от тоски один вред, не хочу, чтобы впредь в голове возникал бред!
Плечи расправляя, сам себя в роли прохиндея представляю, но плохо играю чужую роль,
Боже, уволь исполнять несвойственную мне роль!
Я даже не знаю тайный пароль толпы смятенной, а зачем он нужен в жизни бренной?
Жизнь неспешно идёт и покоя душе не даёт! А кого это ****? Былые провинности не в счёт,
Через пять минут отплывает от пристани наш старенький пароход! Гуляет народ, гуляю и я,
С прибрежной кручи ближе к воде спускается моя незримая стезя, но роль голого короля
Явно не для меня! Во бля! Зрелый хмель грешную плоть совсем одолел,
Я своё давно уже отсидел у церковной паперти,
Как не ряди и как на смотри на прежние свои грехи,
Большой роли уже не играют они, если сизый туман стелется впереди!
Учти, что уже надвигаются проливные дожди, крест к груди прижав,
Заново перечитываю церковный устав, хотя он меня лишает прав на семью и дом,
Плох этот закон, грехов хоть пруд пруди, несусветной несуразицей забиты мозги! Не видно зги,
Но мои соседи ведут между собой неспешную беседу, кое-кто едет на велосипеде,
Я же пешим ходом иду, короткие волосы развеваются на морском ветру,
Время движется к дождю! Авось к утру, гроза пройдёт, она с ног зло сшибёт,
Себе лоб набьёт и с высокоподнятой головой прочь уйдёт! Всему свой срок,
Мне же невдомёк, что и куда? Память провалы латает, но тут же о былых днях забывает,
Жизнь не пересоздав, пытаюсь бурную реку страсти переплыть вплавь,
Посреди реки нападает удав, слава богу, помогли деревенские мужики не наложить на себя руки,
Шесты из двухгодичного бамбука оказались кстати, мы же все – сёстры и братья,
Но у нас разные понятия и взгляды на смысл земного бытия! Эротические галлюцинации
Доводят до состояния прострации, меняются акценты в отдельные моменты бытия,
Петляет по жизни знакомая с детства стезя, меняются интонации,
Возникают разного рода вариации на любовную тему, но не подошло ещё время
Становиться на колени посреди городского пустыря, а зря! Грезит душа моя,
Досужая мысль летала над селом, а потом исчезла за открытым настежь окном,
Она распрощалась со стариком и пошла в дикое поле прямиком, но не изменился её тон!
Мягким стал баритон, его поменял колокольный перезвон, несущийся со всех сторон,
Злобно лают псы сторожевые, они это делают не впервые, но пока невредим щит материка,
Даль степная, как и в прежние века, раздольна и широка! Мы скачем по раскалённым камням,
Обходим стороной каждый православный храм, и не верим любовным речам, а всё потому,
Что трудно поверить тому, кто предался греху окончательно, а как всё было замечательно!
Термин научный прозвучал громко и звучно, он – убивец и хоботарь, так член называли встарь,
Ты только представь, как он бурные реки страсти преодолевал вплавь? Он добывал янтарь
С морских глубин, его путём последовали дочь и сын, и вот он один стоит среди руин,
Не – царь и не дворянин, а простой советский гражданин! Он до сих пор грешит всуе,
Особенно, когда о прежних днях тоскует! Он стоит на дороге столбовой и в стужу и в зной,
Озабоченный собственной судьбой, с виду наивный, но по большому счёту жёсткий и злой,
Ему не впервой спорить с самим собой! Постаревший мещанин вырос среди привольных равнин,
Его нрав испытан калёным железом, вот в этом срезе бытия
И до сих пор петляет его злополучная стезя, перед ним поля, а вокруг высокие акации и тополя!
Он куролесит по белому свету, ходит раздетым и передаёт женщинам и детям
Пламенные приветы, с ним здороваются пожилые соседи, но в каждой беседе
Он отрицает собственный грех, он – не из тех повес, кого влечёт красота женских телес,
Ему важен сам процесс соблазна, женщины встречаются разные,
Одни ведут образ жизни праздный, а другие чтут законы святые!
Я же не впервые собираю жалкие пожитки и ухожу под скрип открывающейся настежь калитки,
Будущее туманно, жизнь прошла странно, до сих пор смысл бытия ищу,
Но прежние ошибки себе никогда не прощу! Полно тосковать о прошлом!
Не надо быть смутным и дотошным! Наши родители впервые загрустили,
Когда в свой дом вместе с сыном страсть невзначай впустили! Ранее безгрешно жили,
Своих мужей и жён любили, но не беспредельны мощь и силы, они, как корни трав,
Меняют собственный состав, крошатся и гниют, им надоедает Сизифов труд!
Вокруг уставшего тела осталась прежняя оболочка, она, как потная сорочка,
Сама расставила запятые и точки на своём пути, который предстоит ночной порой пройти!
А все грехи скрыты за тоненькой оболочкой нежной души, шрам на шраме,
Мы слышим ушами и видим глазами, что огромный ров открылся между нами,
Разрушен семейный костяк, баба продалась за медный пятак и не хочет понять никак,
Что тьма и мрак делают невидимым каждый наш шаг! Нет ни помысла, ни дела,
Солнце за горизонтом село, жизнь не катится вспять, приходится опять о прошлом вспоминать!
Трудно от печки плясать, когда нечего пить и жрать!
Мы же за бумажные рубли всё делать с бабами могли,
А за доллары спали бы только со знаменитым поваром!
Жизнь ночная – совсем другая, она дневную от людской молвы оберегает,
Но это не означает, что страсть в ногу со временем шагает! Каждый шаг шумит в ушах,
Трах, бах, и ты вновь возвращаешься домой на бровях! Ты вдрызг пьян,
В твоей душе пожухлая трава и прошлогодний бурьян, я же повода для сплетен не дам,
Хотя грешен сам, но оскорблять дам – никогда, хотя слова, как вода или сухие дрова,
В землю ушла талая вода, и прогорели в печи дрова, пролетела молва, и нет её, проходит всё,
Пройдёт и это и лишь проблески солнечного света дадут повод для очередной разгадки,
Кажись, из этих мест надо бежать без оглядки! Старый возница кричит:
«Быстро садись на запятки! Буду кратким и потому я неподсуден греху!»
В чужую дверь стучу – это я, а ты возлюбленная старая моя, открывай поскорей,
Я уже давно стою у твоих запертых на сто ключей увесистых дверей!
Ты мне в в последний раз на слово поверь, что я – не лютый зверь,
Сторонюсь живых людей, бегу от них без чувств, оставив в диком поле тоску и грусть!
Я услышал, как ты играла на стареньком рояле, вспомнил, что ты мне калитку отворяла
В былые времена, сюда привела меня прежних воспоминаний стезя! В кармане нет ни рубля,
Нет даже медного гроша, стал беден я! Стреляного  воробья
Дважды убить одним выстрелом нельзя! Я же до сих пор по бабам взглядом шастаю.
Ищу жопатую и вихрастую, немного поддатую, чтобы задница была туга, словно подошва
У нового хромового сапога! Её поясница должна бы иметь такой выгиб, как у молодой лани,
Но тут же дымящий горн гашу, извините, женщины, спешу к бабе другой, явно не молодой,
Но я у неё давно под жёсткой пятой, хожу, как чумной, сам не свой, с разбитой страстями головой!
Она – моя новая книга, переходящая в века одного мужика до другого, мне не надо счастья много,
Довольствуюсь тем, что вместе с ней пью и ем! Всё – тлен, всё – суета!
Мне бы встать поперёк солнечного луча, и закрыть на пару минут свои уста,
Но слова, как наковальня звучат, изредка наружу вылетает откровенный уличный мат!
В тот миг даже небосвод пытается водить с бабами хоровод, суть очевидна и понятна,
Но не исчезают даже на солнце тёмные пятна, трудно повернуть обратно, но выход есть,
Приходится себя в жертву отечеству принести, дабы спасти совесть и честь! Играют светотени,
Пока не возникнет затмение в памяти твоей, и ты до скончания дней перестаешь любить людей!
Их надо гнать взашей, радуга, сотканная одной рукой, простёрлась над седой головой,
Точно так было прошлой весной, по дороге степной дул ветер ледяной, крыльями стуча,
Он остановился у замёрзшего ручья в надежде стужу переждать у едва тлеющего костра!
Мысль парила над пустотой, плоть стремилась впасть в запой, но разум мой шёл иной стезёй,
Ему покой лишь снится, и он своим приобретением гордится от души, и ты всю ночь не спи!
Убери объедки со стола, коль тебе чистота дорога, один шаг осталось сделать до греха,
Кругом пошла седая голова, здесь в былые времена жили боги, они разделили слова на слоги,
Но покинули проторённую дорогу, пережив и боль, и тревогу! Изранив ноги о ямы и кочки,
Написав чуть больше одной строчки, без проволочки ушли жить в прибрежные камыши,
Высохшие от жары тростники! Там их приют, камыш овцы не жуют, но птицы садятся на них,
Здесь нет опор других, медленно клонится к воде нагота, а вокруг пустота, но не вечная мерзлота!
Охуевая всё на своём пути сметает база сырьевая, она страсть заново пробудила и мир изменила
На корню, с новой силой зов любви раскрыла, но свиное рыло до конца не забыло, что оно в пуху,
И имеет склонность к греху! Баба та – Муза моя, а кто для неё я? Не гожусь я ей в мужья,
Ложится стезя под ноги, и видят боги, как отступают тьма и мрак от проторённой дороги!
Этот знак ниспослан с небес, слава богу, что уже пошёл процесс!
Страх перед будущим вконец исчез! Ну, наконец!
Прежней любви, как не было, так и нет! Никто из нас не застрахован от бед!
Заметь, что поздно в свершенном каяться, когда на сцене жизни занавес уже опускается,
Изредка матерное слово с уст срывается и, как полагается, сельская баба тоже прилично ругается!
Ты уже идёшь ко дну и не замечаешь глубину своих свершений, после очередного затмения
В голове, на задницу новые приключения падают во тьме, ты дудишь на дуде, но покоя нет нигде!
Бредёшь неведомо куда, себя не бережёшь, слушаешь заведомую ложь, избегаешь ссор,
Но готов любить двух сестер, хотя их жилище разделяет покосившийся забор! Ветер дует с гор,
Закат горит, восток вновь дымит, привстав на носки, приглаживаешь рано поседевшие виски
И едва не умираешь от тоски, но не можешь написать ни одной строки! Ни присесть, ни встать,
И ты вот-вот окажешься за последней чертой, там с лихвой ответишь за норов свой!
Баба стираёт бельё, видать по всему что-то тревожит её, на ней белое платье,
Но она уставилась в сторону распятья, хотя не имеет ни малейшего понятия о сути земного бытия!
Мне бы Музе подойти в зятья, надо всё взвесить против и за, не стану утверждать я,
Что крепче станут мои объятья опосля, когда под ногами загорится отчая земля!
Заела нужда, сегодня или никогда взойдёт на небосводе моя полночная звезда?
Восхитительное существо пытается добиться от неба предназначенья своего и что? Одно отрадно,
Она воздух вдыхает жадно, но жизнь бьёт её беспощадно по всем заповедным местам,
Я же сам молюсь наедине, что-то шевелиться в траве, вот-вот настанет час урочный,
Не слышен запах цветочный, и только шум воды проточной доносится из-под обрыва,
Там звучат особые переливы, написанные на народные мотивы! Лучи заката к земле летят,
Меркнет женский взгляд, но чужие голоса на всю округу вопят, что запах сирени наполняет стены,
Задница в пене, а размышления в тени! Коротки нашей жизни дни, отговорила роща золотая,
Часы и дни на ходу тают, они пенки с мыльной воды срывают, наперёд забегают, с огнём играют,
А потом нехотя к небу громко взывают: «Чёрные лебеди летят над Чернобылем, куда и зачем?»
Об этом они не говорят всем! Мне же один хрен, жизнь течёт без перемен
И ничего не посылает нам взамен, вокруг суета и тлен! Подходит время долгих разлук,
Любое дело сразу валится с рук, и неприятный звук летит по длинному коридору,
Словно бы ты разбудил собачью свору, и она без разговору ввязалась в распри и споры!
В этом скрежете и стоне радостные вопли тонут, не в том наше предназначение,
Чтобы делать резкое ударение на последнем слоге, надо уметь уложить длинные ноги
В холодной медвежьей берлоге на собственные плечи! Нам ничто не чуждо человечье!
В листве дрожащей я вижу рокот морского прибоя намного чаще, чем в набегающей волне,
Но оставшись с ней наедине, по своей душевной простоте, пытаюсь сбросить оковы сна,
Моя участь ясна, степная даль открывается из открытого настежь окна, шумит прибойная волна,
Гремит прибой, и в миг такой молния проносится над головой! Потеют ладони и на этом фоне
Отзвуки прошлого в болотной тине медленно тонут, бабы плачут и стонут,
Но кто из нас не грешил стократ? Кто любил и не был виноват? Себя не переучу,
И смысл бытия не переиначу, только всю родню тут же озадачу, если заново свой путь обозначу
На дороге той, что давно заросла сорной травой! Память порвана и измята,
Нынче нет Госиздата, а когда-то его величье уважали люди публичные, но не все,
А через одного! Вот оно что! Кое-кто до сих пор ещё ездит на осле, а остальные
Пешим ходом обозревают дали земные, им спьяну не впервые зализывать смертельные раны!
Сколько бы уличным матом ты не забавлялся, сколько бы женщинам не улыбался,
Постепенно со всеми медленно я расстался, покувыркался и хватит, тот, кто платит,
Тот и ладит с их высочеством, но в основном, все люди занимаются баловством
Только ночь спустится за окном! Нет у баб постоянства, кроме ревности и жеманства,
Им необходимо жизненное пространство, чтобы грешное естество увидело греха немало,
А то намедни моя соседка такое обо мне наболтала, говорила всё, что попало, заведомо врала,
И тут же вытирала змеиную слюну, падающую на пол из открытого настежь рта!
Эта бестолочь толкается у пригородного вокзала весь день и всю ночь,
Здесь потаскух немало, здесь сцены ревности не обходятся без свары и скандала,
Бабы не раз мужиков там за жабры брали, но нет вблизи именно того сказочного идеала,
О котором они с детства мечтали! Одиночества боюсь, хотя не трус, но правду вслух
Сказать иной раз не берусь, язык от вранья распух, он вот-вот испустит свой последний дух!
Считаю до двух! Наземь упал солдатский треух, под ним оказался огромный зелёный лопух,
Тут же пронесся по округе слух, что я предлагал любовь чужим и отказывал в близости своим!
Страсть грызёт и душу, и тело, в сердце вонзается её кинжал, кто в этой шкуре уже побывал,
Тот чуточку умнее стал! Живу настороже, тасуюсь на полевой меже, жутко и страшно мне
Ходить босиком по влажной росе, тяжкие наступили времена, в буче восстала огромная страна,
Но не каждый гений в состоянии предсказать исход грядущих потрясений!
Боль и благо - это та живительная влага, благодаря которой возникает тяга
К девицам молодым, ведь дух страсти непобедим! Мы тоже за ценой не постоим,
Молодость развеется, как сизый дым, мы же продолжаем жить мигом одним!
Душу обуяет страх, когда получаешь по рукам, стыд и срам везде и всюду,
Сукой буду, если в чём-то совру, хотя я сам по разуму давно уже не живу! Если пью, то бадью,
Если ем, то фунта два, а потом кругом идёт шальная голова, хожу иной раз по рынку,
Ищу крынку молока, она мне нужна для продолжения поединка, иначе вновь уйду в бега туда,
Где воют метели и скрипят столетние снега! Одна нога здесь, другая там,
Где всё на откуп отдано солёным ветрам, один его поток меня в свои сети стремительно увлёк,
Я устоять не смог и едва не свалился с ног! Собрано всё барахло, оставлено хрустальное стекло,
Оно пойдёт на бой, старинный старьёвщик живёт за соседней стеной, он скупает жёлтый лом,
И идёт по рынку напролом со своим барахлом! Пока не грянет гром, мужик не перекрестится
И не попросит прощение у Творца, ему одному принадлежат все наши души и сердца!
Нет красивого молодца без приличного конца! Это мысль не моя, её навеяла жизнь! Посторонись!
Придётся падать резко вниз, а там скользкий и высокий карниз! Вот-вот закончится жизнь!
Поберегись! Отказали тормоза! Закрывай быстро глаза, пока не прогремела гроза!
Труд на славу не удался, женщина подошла не с того конца, но создатель великолепья
Был одет в жалкие отрепья, он языком много не треплет, но матушке-природе скромно внемлет,
Живёт и дремлет до поры и до времени, изредка грешную душу посещают сомнения,
От них один шаг до искушения, и тут же страстей нагромождение стремглав вторгаются туда,
Куда не ходят в дневное время поезда! Пришла пора понять, что кощунственно женщин целовать,
Если они не хотят с тобой ложиться в кровать! Зачем своей репутацией зазря рисковать?
Потом враги раструбят по всей округе о твоих слабостях и недугах, но жизнь идёт по кругу,
Иным живётся легко, другим туго, вот и ползут слухи, они давят на сердце и правое ухо,
Но тяга жить во имя всеобщего женского блага – превыше всего,
Нас на путь истины наставляет само Божество! Позволь, тебе скажу я,
Что всеобщее законы земного бытия не смогу отменить ни я, ни господний слуга!
Нам с детства предназначена узкая колея, из которой выйти без увечий просто-напросто нельзя!
Греша и каясь, падая и вновь поднимаясь, переворачиваю новую в жизни страницу:
На статную и развратную бабу меняю молодую девицу! Заново открываю степную криницу,
Хочу добраться до истины святой, хожу чумной и сам не свой за холодной колодезной водой,
Но миг золотой в момент любой готов повернуться ко мне спиной! Ледяная влага пошла во благо,
Исписаны все бумаги, а разбойничьи ватаги кричат: «Не лукав! Батя, ты же не прав!
Что ты спрятал в правый рукав? Там трефовая дама, она смотрит на твои измены упрямо,
И помогает наглецам и отъявленным хамам избежать стыда и срама!»
Страсти над городом всю ночь кружатся, они лишь к утру в постель на час иль два ложатся,
От них не спрятаться, не скрыться, бабы, расскажите, что вам полночи снится? Не работает член?
Виноват в том рентген, надо ждать грядущих перемен, авось, член вновь поднимется с колен!
Всё – тлен, всё-суета! Не жизнь, а сплошная маета! От винта, господа! Я же не Шаляпин,
Но многих баб я лапал, а ещё больше добрых дел прошляпил!
Что я вам скажу, плохо ночами сплю, прошлыми связями не дорожу,
Но с добрыми людьми дружу, лежу на ветхом полу, едва дремлю и слушаю старую радиолу,
Едва отрываю хмельную голову от деревянного пола, поднимаюсь устало и квёло,
Чтобы посмотреть на поля и долы! Дети бегут в школу, а я закрываю дверь на щеколду
И один живу, как бобыль, над головой простирается ненаглядная синь бескрайних небес!
Вдруг и этот мираж с поля зрения внезапно исчез! Нагрянул стресс, он проявил интерес к тому,
Кто не был приучен с детства ни к чему, кроме длительных размышлений, ещё со дня рождения
Он искал на одно место себе приключений! Он – не гений, он мастер в деле совращения,
Такова его стезя, и по ней проходит вся жизнь моя!
Мужик безмерной красоты, огромный и пышный,
Таким всегда помогает Всевышний, но простор необозримый затмил бесстыжие глаза,
Упала наземь холодная утренняя роса, стала петлять по полям и оврагам стезя,
В худшую сторону изменилась не только грешная плоть, но и праведная душа!
В кармане не осталась и гроша, там нет ни шиша! Жил, но не воевал, как вол всю жизнь пахал,
От жизни изрядно устал, но никогда не голодал, другие без хлеба умирали,
Я даже не вникал в бытовые детали, семью одолевали скандалы, и вот я по прихоти неба
Пытаюсь избавиться от ненужного мне ширпотреба! Пока плоть жива, ей моя душа
Подыскивает рифмы и слова, а опосля сама варится в адском котле,
А жизнь быстротечно пролетает на земле и ничего не остаётся делать мне,
Как летать на метле бабы Яги, чтобы замести свои следы! Коль выпало такое счастье,
Забыть про все напасти, моя любовь не будет знать границ, только бы наладился быт!
Взгляды враждебные брошены на лестницу волшебную, я на ней полдня стою, надеюсь и жду,
Что дальше пойду, но с кем? А зачем мне нужна лишняя обуза? С грузом таким,
Что не рассеется как сизый дым, стану выглядеть старым и худым, а молодым не стану никогда,
Вот и нагрянула в гости беда, чуждая среда затмила свободу моим недругам в угоду!
Пришли холода, на небосводе угасает та звезда, что всегда освещала мои пути-дороги,
На столе остались лежать прошлогодние крохи от прежнего бытия, но не безвинен я!
Исчезло бытие святое, ему на смену пришло ветреное и пустое, но я не отрекусь от строк,
Выученных впрок наизусть! Пусть тоска и грусть изредка вылетают из утомившихся уст,
Но пятно позора мне предстоит стереть, отныне и впредь не буду наглеть!
Сброшу дьявольскую сеть с грешной плоти, ну, что вы снова врёте и покоя душе не даёте?
Глоток родного дыма и тебе открыт путь от древнего Киева до многострадального Рима!
Не пройти бы мимо, боль утраты неотвратима! Волна на волну резко набегает,
Разум досужих мыслей избегает, он живёт и на лаврах почивает, смотрит далеко,
Но вместо тумана видит белое молоко! Ну, вот и всё, то, что должно сбыться,
Загодя никогда не приснится! Надо умыться холодной водой, криничной и ледяной,
Ты же катишь колесо судьбы перед собой, а мысли кричат наперебой, что не ты герой её романа,
У тебя немало пороков и изъянов, ты говоришь и пишешь пространно, много грешишь,
Изредка женщинам хамишь, а рядом шумит прибрежный камыш, там тишь и благодать!
Где такие места отыскать? Бегут часы, а грехи мои уже брошены на весы, словно палка колбасы!
Не шали! Разговор свой о предательстве на миг прерви, ты не брит,
И потому держись вдали от шума битв, ряды твоих сторонниц редеют,
Они  многое делать в кровати умеют, но рознь в семье сеют, с женой борясь, теряют связь
С былыми временами, из рук в руки переходит неприятельское знамя,
Мы же плохо воюем с грехами, бездна кружится под нами, а Святой дух под небесами!
Образ божий твердит одно и то же, но совесть меня не гложет, а бог ничем мне помочь не может!
Синь семи морей вблизи вотчины моей, нет её красивей и милей, я пью коровье молоко,
И что? До истины далеко, я с ней в ссоре, зачем болтаю о всяком вздоре? Бесчестье и горе
Лежат под покосившимся намедни забором, и горланят хором,
Что в этом дивном краю трудно с нуля начать жизнь свою!
Я же к их словам отношусь пассивно, падает рубль, падает гривна,
Только доллар растёт, что такое не везёт и как с ним бороться? Болит задний проход,
Там, кажись, поселился живоглот! Руки не отсохли, уши окончательно не оглохли,
Трещат оглобли подо мной, слава богу, что ещё живой! Губы герпесом обметало,
Невдалеке слышен скрежет металла, что за время настало? Жизнь в ином ракурсе предстала,
В чём вся её беда? Чувства безвозвратно уходят в никуда, и прерывается стезя раз, но навсегда!
Я вышел мальчиком из дому, верил слову любому женщин тех, что толкали юношу на грех.
Теперь же будет по-другому, прошло время шуток, сказок и прибауток, пуст мой желудок,
Он хочет грызть и есть, ему дорога не только женская честь, но и своя!
Во бля, не кончается песня соловья, смиренной выглядит уставшая от взрывов земля,
Но вздыбливаются иногда близлежащие зелёные поля, я вновь на линии огня,
Сотни осколков пляшут вблизи меня! Вот в чём беда: на поле боя люди умирают иногда!
О любимой ни слуху, ни духу, но и на старуху бывает проруха, а разруха на виду,
Я же на пригорке сижу и допиваю бадью с колодезной водой, она не наполняется само собой!
Грешу всуе, изредка о любимой женщине тоскую, гуляю напропалую,
Господь забыл, что не живу я, а едва-едва существую на те жалкие гроши,
Что по почте сюда позавчера пришли, а на какие шиши веселиться,
Если цена моих покупок сильно разнится, бешено буду злиться, если заставят на старухе жениться!
Сунешь свою длань в разную дрянь, а потом кричишь врачу: «Глянь, когда подрочу,
Опосля ноги едва волочу, отец, не дай сквозняку задуть едва тлеющую свечу
Мимолётного счастья! Я же судьбу попрошу присесть к моему шалашу,
Я опосля свой рассказ завершу!» Живу среди незамерзающих болот, словно тощий кот,
Нет забот, но надо переполоть заросший горькой полынью тещин огород,
Грозовая туча пронеслась над головой, я глотнул воздух ледяной, где же та, которую люблю?
Жизнь поставил я на карту свою и молча жду карточного фарта,
День рождения прошёл ещё десятого марта, мы безбедно живём, пока карты тасуем вдвоём
И крестовую даму бьём козырным тузом! Гремит гром за открытым настежь окном,
Перестала скрипеть кровать, хватит баловать и хватать баб за пышный зад! Бабы, как и карты,
Им бы добавить малость азарта, иду по чертополоху степей и не могу разобраться в жизни своей!
Жаркий воздух горечью пропах, я весь при делах, но не при медалях и орденах,
Резкая боль пронзила правый пах, и тут же громко закричали птицы на густых ветвях,
Грех согнул душу в дугу, вот и всё, чем похвастаться могу! Извините, я бегу, душу не изводите,
Нервы поберегите, и праведно живите, а на том берегу я вижу сквозь туман и утреннюю мглу
Женщину ту, что в былые годы замерзала на снегу, ей помогло божество и отдало ей всё,
Что было под рукой, теперь она живёт в тиши степной, вот за той рекой, от общения с ней устав,
Поплакался в один рукав, я ушёл восвояси, обновил старые связи и был таков, а кто из мужиков
Не покидал налегке отчий дом, если жить стало зябко в нём? В душе пусто, но вокруг светло,
За крутым поворотом исчезло злосчастное зло, ему, считай, не повезло,
Его сети в бурлящее море штормовым ветром стремглав унесло!
Я же тихий и босой, голодный и злой качусь следом за пенящейся волной,
Она сопровождает меня домой и обливает водой ледяной! Я – не царь вселенной,
Был семьянином примерным, но грешил безмерно, коль так мне и дальше жить суждено,
Попрошу у бога благословение одно: пусть назад вернутся моя первая отрада,
Других женщин мне не надо! Под звон степных ручьёв нарастает моей души неугасимый зов,
Он, в конце концов, будет крутиться, как веретено, коль так и дальше мне жить суждено,
Покину свою гордыню на произвол судьбы, дабы избежать новой беды! Вдруг голос звонкий
Раздался из прифронтовой воронки, кто-то окликнул старика и смотрит впритык с бугорка,
Как тощая рука закрывает глаза от дневного света, там тот лежебока,
Чьё кредо было намедни невзначай задето, но его песня до конца не спета!
Не мне Вам рассказывать о том, что произошло в году сорок восьмом,
Голод возник на месте пустом, рушился каждый третий дом, пальцы склеивала кровь,
А любовь уселась на запятки и уже мелькают её немытые пятки вдалеке, страсть зажата в кулаке,
Убегаю налегке, в одном пиджаке на босую ногу, покидаю чужую берлогу, и, слава богу,
Расстаёмся мы навеки, я - не инвалид и не калека, удалось сохранить облик умного человека!
Слушаю туч грохотанье, откуда взялось божье наказанье?
Слезы и стенанья разъедают душу изнутри, ей давно уже не нужны поводыри!
В ней нет правды ни на грош, что посеешь, то пожнёшь! Ну, что ты лжёшь, что праведно живёшь?
Растоптано достоинство моё, морщинистым стало уставшее от мытарств лицо!
Тяжкий груз вот-вот на плечи ляжет, и никто мне на праведный путь уже не укажет!
Он по рукам и ногам меня свяжет, послышится скрежет в ответ, не подумайте, что это миньет,
Нет, в доме просто-напросто гаснет свет! Кое-чем ещё владею, и оно многим бабам сломает шею,
Они с длинными ногами, слегка прикрытыми белыми штанами,
Я же меряют узкую и длинную стезю короткими шагами!
Ну, что погарцуем или помедлим со страстным поцелуем? Мы не балуем просто так,
Вокруг непролазный мрак, потерпи, чудак, пусть пройдёт усталость и вернётся прежняя радость,
Они посетили сельский погост, прошли через овраги, свои мысли оставили на клочке бумаги,
Удержу нет никакого - бабам верить на слово! Ложь по их стопам мчится,
Она далека от той зловещей границы, что мне зимними ночами до рассвета снится!
В руке вместо длани переспевшая мякоть, надо бы своего соратника оплакать,
Он не корысти ради вместо меня в кровать подносил боевые снаряды,
Подходил и спереди, и сзади, от его вида ужасались грешные бабы!
Он им приносил усладу много лет кряду! Стоило на миг очнуться,
Как на землю грохнулось маленькое блюдце, траву ломая, речь постигая,
Расспросами грешника он донимает, и вместо него стихи слагает! Он будет молиться босиком,
Но в храме каком? В одном был дурдом, а потом общество отрезвело и пошло и поехало,
Жить стало  вольготно и весело! Пляски и грохот, плач и хохот, окна в доме дребезжат,
Бабы полноценной жизнью жить хотят! Им бы петь и плясать, да детей каждый год рожать,
Им бы подождать немножко, пока яркий свет покажется в окошке, ан, нет, у них времени нет!
Не верю я в силу примет, на свете правды нет, заметь, там, где явь, там сущий бред!

г. Мариуполь
8 июля 2015 г.