Сильные люди

 
               
                «Работа и мучит, и кормит, и учит!»  (Русск. пог.)

                Это я про наших родителей, про всех пожилых людей. Через такие муки и испытания прошли! Мы по сравнению с ними -  слабаки.
             Вот рядом со мной торгует Геннадий Александрович, единственный  среди продавцов  дачного товара да домашних заготовок, мужчина. Уж не один сезон стоим с ним рядом за прилавком. Пожилой, давно пенсионер. Торгует всегда до самого захода солнца. Зимой в пятом часу заканчивает, когда на колокольне ближайшей церкви начинают бить колокола к службе,  летом – в восьмом часу.
               Иногда подходит к нему жена.  Она в  хорошей шубе, не утратившая остатки женственности и красоты.  Попроведает  мужа, недолго постоит около него, молча окинет нас строгим взглядом – не появились ли соперницы? И уходит, спокойная. Да и какие мы конкурентки – в недоношенных мужьями полушубках и валенках сорок пятого размера, синие от холода?
              Жена Геннадия Александровича   отправляется  по своим делам. А дел у неё много. Это она по осени закатывает такие красивые консервы – огурцы, помидоры, салаты, баклажаны, маринует капусту, солит и сушит грибы, замораживает ягоды!
             Уходит, и опять Геннадий Александрович остаётся в нашем распоряжении… Наши-то мужья и любовники давно сбежали от нас. Кто - к молодухам, а кто и на тот свет...   Иногда мы с Геннадием и пококетничаем – чего скрывать?       День большой, делать нам нечего - за товаром нашим не ломятся. Расспрошу-ка  его про  жизнь!
             Вот что узнаю. Родился он в 1937 году, первенец в молодой семье. Но через два года началась Финская война. Папку его, первого парня на деревне, Сашку, гармониста и  отчаюгу,  забрали. Погнали туда, где, как говорится, «Макар телят не пас».  И пропал парень ни за грош – закоченел где-то в зимнем финском лесу, на линии Маннергейма, в своём летнем обмундировании! Да и не он один – тысячи… Народа-то наши доблестные генералы  никогда не жалели. Так что Гена отца своего не помнит, осталась на память о нём только жёлтая от времени «похоронка»…
              А Агафье, матери, надо было жить дальше. В деревне и с мужиком прожить нелегко, а одной, вдовой, да с ребёнком… Но встретился, встретился  хороший человек! В 1940 году родилась дочь Мария. Как все  семьи, строили планы, надеялись быть  счастливыми. Однако сбыться мечтам было не суждено - началась новая война, Великая Отечественная. Забрали и второго мужа.
             Ну, сами знаете – мясорубка первых месяцев войны…  Так сразу и сгинул молодой мужик, пропал в окружении ли, под бомбёжкой ли? Неизвестно. Ни одного письма не успел написать. Может, и до сих пор косточки где-нибудь догнивают  не погребённые…  И опять вместо мужа – бумажка: пропал без вести.
             Те генералы и командующие фронтами, которые до войны примеривались шапками противника закидать,  за три- четыре месяца так далеко  драпанули, что назад территории отвоёвывать пришлось три года. Сравните – до Волги немцы нас гнали 3 месяца,мы их назад – три года! А всё доблестные наши  руководители!
              Вот уже и двое деток у безответной Агафьи. Голод, холод, недостатки... Тяжёлый сельский труд, работа в поле, в лесу, на ферме… Ни дров взять негде, ни денег, а за работу строго спрашивают! Как хочешь, так и живи. Расти новых членов общества – государству люди нужны: на войну, в трудовые лагери, чтобы в тюрьмах было кому гнить…
              Но никогда не перестаёт мечтать о счастье человек! И на вдову с двумя малютками нашёлся охотник. Понятно, что во время войны не демобилизовать могли только негодного для службы человека, слабого да больного. И в 1943 году рождается у Агафьи ещё один сын! А отец его умирает от туберкулёза уже в 1950-м.                Не знали тогда средства от этой страшной болезни...
              Мало Агафье обычных, текущих проблем – как поставить детей на ноги, накормить да обогреть, так появилась ещё одна: у  Маши, дочки, вдруг стал расти горбик! Вроде, и травм больших не было, а горб растёт себе, да растёт. Фельдшер и акушерка в деревне - вот и вся медицина. Но те только руками разводят – нет средства  помочь, смиритесь!
              Но разве мать может смириться?  Агафья заворачивает несколько яичек в тряпочку, берёт дочь за руку, ведёт к бабке Костылихе  – на другой конец деревни. Та за всё бралась! По-настоящему-то её Устиньей звали. Пошептала на воду, побрызгала на кривую детскую спинку, поводила по ней черенком деревянной ложки с каким-то не то заговором, не то с молитвой. И что же? Стал горб исчезать. Поправилась девочка!
              Геннадий  Александровия  вспоминает, что в семь лет сам он уже, как и другие деревенские мальчики, считался рабочей силой – участвовал во всех работах и дома, и в поле, и в лесу. Как-то поехал на одолженной у соседа лошадёнке с топором за дровами, и повредил себе руку – он показывает мне старый шрам. Осталась отметина на всю жизнь.
              Попытайтесь представить своего семилетнего сынишку с топором в зимнем, морозном, заснеженном  лесу, с телегой, которую надо наполнить дровами, с раной, из которой хлещет кровь! Ничего, справился - старший, ведь! А кто ещё-то матери поможет? Не до капризов!
              А тут другая беда – от голода, что ли, у Генки на глазах образовались бельма. Фельдшер опять руками разводит. А  Костылиха  за несколько яиц снова помогла. По её совету мать толкла мелко-мелко сахарный порошок, и засыпала сыну в глаза…
             Не знаю, что подумают на этот счёт врачи, а только сейчас Геннадию Александровичу семьдесят четыре года,  и он видит даже электрические провода на другой стороне улицы. Чудеса народной медицины?
             - Мне до сих пор мать жалко, - говорит он. – Тридцать пять лет проработала она только дояркой. Зима ли, лето ли, сухо или дождливо – а надо три раза в день сходить на ферму за несколько  километров от деревни, выдоить не одну корову, вернуться, дома  обиходить и детей, и свою скотину. Как руки у неё болели! Кричала по ночам!
            Или в поле пошлют работать за пустые трудодни. Девять километров туда, девять – обратно. Да там, на поле, норма на день – попробуй, не выполни! В тюрьму посадят! Саботаж! То морковь полют, то свёклу, то сено ворошат… А сердце за детей как болит: каково-то им дома, маленьким, неразумным, недосмотренным? А у деток дома свои обязанности: привяжут младшую сестрёнку за ножку к столу ли, к кровати ли, чтобы в беду не попала, да управляются по хозяйству – у каждого свой урок!
            В последние годы жизни, в наше уже время, мать Агафья жила у дочери Марии, в Омске. Сейчас сестре Геннадия семьдесят два, она сохранила молодую осанку, и, по-прежнему, стройная. Про горб и не вспоминает.
           А матери их было суждено судьбой  прожить восемьдесят четыре года. Она вырастила всех детей не только достойными, но и сильными. Какой была сама. Ведь и их судьба не баловала.
         А кого она в нашей стране балует вообще?..

         ( Продолжение судьбы Геннадия Александровича в рассказе «Надежда и Крест»)