Осенняя сказка

«Я буду плакать о тебе, - вздохнул Лис.
- Ты сам виноват, - сказал Маленький принц. - Я ведь не хотел, чтобы тебе было больно, ты сам пожелал, чтобы я тебя приручил...
- Да, конечно, - сказал Лис.
- Но ты будешь плакать!
- Да, конечно.
...
- Прощай, - сказал Лис. - Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.
- Самого главного глазами не увидишь, - повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.
- Твоя роза так дорога тебе потому, что ты отдавал ей всю душу.
- Потому что я отдавал ей всю душу... - повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.
- Люди забыли эту истину, - сказал Лис, - но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. Ты в ответе за твою розу.
- Я в ответе за мою розу... - повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить»
Антуан де Сент-Экзюпери

Солнце нежно щекочет нос. Так приятно свернулось она рядом на подушке. Еще сон, перемешиваясь с действительностью, владеет сознанием. Не хочется вставать и окунаться в будни. Однако нечто приятное, что ждет его, как всегда по утрам, наконец, принимает отчетливые черты. Оно уже проснулось в маленькой коробке и ждет терпеливо очередного свидания: из узкой щелочки выглядывает черный, маленький, как булавочная головка нос, длинная, острая мордочка с красивыми и смешными усами. Смотрит ласково и доверчиво влажный и добрый, как черная росинка глаз. «Доброе утро» - «Доброе утро», - молча, отвечает он - маленький мышонок и друг большого человека.

Сашка… Любовь этого белокурого парня к природе, была его настоящим талантом. Казалось, Сашка был создан из небесной материи: он был легкий, светлый и чистый; и, в то же время, далекий и неуловимый для обычных людей. Сашка никого не сторонился, но и не  сближался ни с кем, и поэтому никто не мог проникнуть в его внутренний мир. Хотя, казалось, все относились к нему по-доброму, с уважением, но никто не мог его назвать другом. Никто, кроме, наверное, этого мышонка, которого он повсюду носил с собой.

Сашка любил говорить про всякое зверье. Когда он рассказывал свои истории, слова, сплетались в поэзии. Птичка в его рассказах падала в обморок, а котенок вздыхал по ночам. В сердце Сашки жили образы животных, как образы разумных личностей. Однажды он рассказывал про собаку, на которую Сашка, по его словам, обиделся. Она лежала в дождь под кустом, и Сашка, выкроив из своих более чем скудных средств немного денег, купил для нее ливерной колбасы.  А когда он пришел, чтобы покормить собаку, её уже не было, ушла куда-то. Мне подумалось тогда, что зря Сашка не поговорил с ней, прежде чем идти в магазин за колбасой. Своим чудесным языком он смог бы ей все объяснить, и она дождалась бы его.

Трамвай был полон людьми, спешащими по своим делам. Мысли  их были заняты житейскими заботами, и мозги заведенные, как часовой механизм напряженно тикали. В таких обстоятельствах в людях громче всего говорят инстинкты: мужчины интенсивно работая локтями, пробивают себе путь в перегруженный городской транспорт, а женщины в отместку им становятся невыносимо грубыми. Вся эта толпа трется друг о друга боками, и мало кто думает о возвышенном, духовном в такие минуты: ведь для возвышенного нужны условия; а мы живем в стесненных обстоятельствах, которые всегда удобно оправдывают серость и грубость. И никто не задумывается, почему этот белокурый парень, выставив руку перед грудью, лавируя в этой многорукой и многоногой массе, старательно оберегает карман своей куртки. Например, дамочка, сама удобно расположившаяся на ноге Сашки, не замечая этого, возмущенно требует, чтобы он на нее не наваливался. И ей невдомек, что он своей рукой оберегает жизненное пространство, для друга, которого любит. Так Сашка везет  в кармане мышь. Ах, думаю я, милая дамочка, если бы ты только увидела Сашкиного мышонка, сколько было бы визгу, сколько ругани. А между тем, этот парень в тех же самых условиях, в которых люди обыденно живут инстинктами, позволяет себе жить с сердцем наполненным любовью.

Когда Сашка нашел мышонка, тот был очень маленький и походил на серого жучка. Жил мышонок сначала в коробке от спичек. Потом Сашка подобрал для него коробку побольше. Но Сашка не всегда держал его в этой "однокомнатной квартире". Мышонок свободно разгуливал по его мастерской, но никогда не исчезал и не заставлял себя искать. Достаточно было постучать по стакану, и он появлялся возле своей коробки. Была ли эта дружбы беспримерной, - навряд ли. История общения человека с природой хранит много подобных случаев. Но Сашка со своим мышонком был здесь среди нас, в нашей стремительно летящей жизни, а не где-то в далекой книжной истории.

В столовой было душно, очередь двигалась медленно, и вечно играющее с людьми время растянулось невыносимо длиной резиной. Пообедав, и уже ощущая тяжесть послеобеденной слабости, люди шли к выходу, раскрасневшиеся и потные. Им бы скорее выйти наружу, но что-то заставляло их замедлить шаг, и не скрывая любопытства, смотреть в сторону стола, стоявшего у окна. Там обедали двое друзей, деля обед по потребностям. Мышонок сидел на папке, лежащей на середине стола, на задних лапках, и, помогая себе передними, ел макаронину. Ел, не задумываясь, о том, что можно не доверять человеку, сидящему напротив, ел, не пугаясь, не собираясь бежать. Мышонок ел спокойно и аккуратно, почти незаметно открывая свой маленький ротик с розовым язычком, смешно, шевеля усами. Кое-кто, проходя мимо, смеялся, кто-то ворчал с брезгливым выражением лица. А мышонок не боялся их, ведь его никогда не обижали, он знал только ласку по отношению к себе, поэтому в этих огромных проплывающих мимо фигурах он не видел ничего страшного. Были и такие, кто не стеснялся подойти к их столику поближе, они задавали вопросы, и внимательно следили за совместной трапезой этой необычной пары. А когда они уходили, то уносили собой память об этом прекрасном примере добра.

Пришла осень. Солнце все реже выглядывало из-под перины облаков. Но и в редкие солнечные дни, оно, заспанное и неумытое, грело так себе, не придавая своему делу особого значения. По утрам за окном слышалась грустная музыка, уже не звенящих, а тяжело шлепающих, как попало, капель дождя, которому, казалось, не было конца. Ветер сердито стучал оконными рамами и гулко наваливался на стекла, а то. вдруг, обиженно скулил, бродя по улице, замерзая, и ожесточенно срывая последние листья с деревьев. Во всем городе пахло жжеными листьями, а приятный, сладковатый дым лился в руслах улиц, наполнял легкие и наводил грусть.

Обнаженные деревья, грустя об утраченной красоте, стояли, тяжело покачиваясь, и засыпали, чтобы проснуться после тяжелого зимнего сна уже весной. Они проснутся и выстрелят из почек салют молодых листочков. Но, то была осень, а Сашке надо было отправляться на службу в армию.

Наступил последний день перед отъездом, завтра с утра - на призывной пункт, и Сашка пришел в парк, чтобы расстаться с другом, ведь мышат, в армию не берут. Сашка вынул мышонка из кармана куртки и опустил на землю. Лучше бы мышонок сразу убежал, но он долго бродил в листьях, очевидно, не подозревая о разлуке. Он, то терялся из вида, то вдруг снова появлялся, лизал свою отсыревшую шубку. Потом сидел возле ног и грыз шнурки ботинок. Маленький серый брат, ростом с хвостом каких-нибудь десять сантиметров. Но сколько вместил он в себе любви и верности! Сашка смотрел на него, и мысленно прощаясь, грустил. Ватный неприятный ком подкатывался к горлу: "Что еще сделать для тебя, малыш, как проститься с тобой, где найти силы проститься?" А он, маленький, трогательный комочек, грыз шнурки, последний раз в жизни, ощущая запах большого друга. Собравшись с силами, Сашка пошел, не оглядываясь, потому что если бы оглянулся, вернулся бы непременно. Он ушел, а мышонок, спокойный продолжал свою игру.

Прошло некоторое время, с той минуты, как Сашка ушел. Мышонок начал тревожиться: он пришел на то место, где был ботинок с интересными шнурками и запахом большого друга. Он стал оглядываться по сторонам, но друга нигде не было, и тогда мышонок заплакал маленькими незаметными слезами. Заплакал навзрыд и тоненько запищал. Он кричал в опустевшем парке, кричал от боли. Он кричал о своей любви, он просил Сашку вернуться и плакал, закрывая мордочку лапками. Такой маленький и незаметный, жалкий и обиженный, - он кричал. Его крик был только тоненьким писком, но засыпающие деревья, от этого крика очнулись, сбросив осеннюю дремоту, и тоже заплакали. А мышонок пошел по следам друга, принюхиваясь. Он не верил, что Сашка оставил его здесь навсегда. Ему казалось, что это ошибка, злая ошибка, и он хотел её исправить.

Так он идет, перешагивая через огромные овраги, семенит своими лапками по высоким снежным вершинам и зовет друга уже давно охрипшим голосом. Он идет, когда темнеет и когда всходит солнце, и под дождем, и в жаркие дни. Он идет и плачет. Казалось бы, ну как в таком огромном мире отыскать своего друга, но мышонок верит, и вера дает ему силы. Он идет и кричит, а любовь дает ему голос: «Большой друг, слышишь? Где ты, я ищу тебя, я плачу, мне очень грустно, отыщись, пожалуйста, отыщись».

Город Львов 1976 г.