Жизнь прекрасна

                Подарок для любимых
   Я проснулся где-то около часа ночи и поймал себя на мысли, что мне совершенно не хочется шевелиться. Уснул я накануне вечером, прямо в одежде, не забираясь под одеяло, тепло же, а раздеться не было ни сил, ни желания - что -то как-то резко свалилась усталость, хренова усталость, надоевшая мне за последнее время до невозможности. Поганая родина выщемила немаленький кусок здоровья, не найдя ничего лучше, чем закрыть меня в тюрьму, не совсем настоящую по отношению ко мне, как к заключенному, но вполне реальную по наплевательству со стороны уродов в белых халатах, по какому-то недоразумению именующих себя врачами. Ха,врачи ! В те недолгие три недели я вспоминал Михаила Рюмина и прекрасно понимал, с чего именно он ловил кайф, запинывая этих гадов насмерть, лепя им любую ху...ню, под которой они неизменно подписывались, бия себя подлыми ручонками в грудь и тщетно доказывая свою советскость и приверженность идеалам свободы, равенства, братства, столь извращенно воплотившихся в большую и светлую жизнь страны советов, поганой, мерзотной страны, чей оморошный взгляд до сих пор медузил многих и многих вокруг меня. Все эти Вовси, Коганы и прочие Рабиновичи, наверное, были весьма удивлены, как это так, после стольких лет трепетных забот о здоровье и жизни кристально честных и непреклонных убийц, убивавших до этого момента кого угодно, только не их,интеллигентных и мягких, как воск, каких-то сраных крестьян, непохожих на благолепных мужичков дедушки Толстого,забулдыжных работяг, саботажников и вредителей, врагов и шпионов, мешающих всем строить славное здание райского заказника и заповедника, Эдема во плоти из железобетона и колючей проволоки. Валяясь на " лыжах" ржавой шконки, чуть прикрытых тощим матрацем, я соглашался с Лимоновым, прав он был по отношению к " Собачьему сердцу". Это каким надо быть мудаком, чтобы не видеть подлости профессора Преображенского, этого благообразного резонера, с университетским образованием, чем он почему-то гордился, странно, я хорошо учился, конечно, не в том, царском заведении, а в совковом, что не совсем одно и то же, и гордиться тут нечем, подумаешь, университет. Талант Евгения Евстигнеева поднял образ двуногой твари, прислуживающей кожанотужурковой нечисти, ха, почти полностью выползшей из черты оседлости, тут можно скатиться в примитивный антисемитизм, но памятуя об участи всех их, я улыбался, донельзя довольный справедливым возмездием, обрушевшимся на эти высокоразумные бошки горячими свинцовыми каплями, выпрыгнувшими из тьмы стальных трубок " Наганов" и " Маузеров", в последний миг принесшими облегчение и понимание сути всех вещей, но знание истины не сделало их свободными, а превратило в силос и комбикорм для оптимистичных червей. Талант совдеповских актеров, немногих, творил чудеса, чего стоит кумир всех твердоголовых и непреклонных Жеглов с его "Вор должен сидеть в тюрьме", по сути своей столь же ужасный, как и Эйхман или Кубе, Судоплатов или Кобулов, но шустрый,рычащий, ужаханный вусмерть, жаль, без гитары, хотя, есть же бобинный магнитофон, вот, вот, красавец Высоцкий, белый офицер из " Двух товарищей", а никакой не пытатель из НКВД со значком " Почетный чекист" на заношенном кургузом пиджачке, снятом с какого-нибудь бедолаги или стыренном при шмоне в зажиточных квартирах расхитителей социалистической собственности.
     Тут все эти воспоминания прервались. Передо мной возникло лицо девчонки, виновной лишь в том, что вовремя не послала в пиз...у и на х...й туповзорого пакостника, смело предавшего и продавшего свою любовь. Сучье время, сучья страна, закрывающая девчонок, закатывающая в асфальт всех, вставших поперек прихвостням невысокого мужичка, надоевшего уже любому разумному человеку на планете Земля. Любимые ведьмы, отмотавшие не за х...й свой срок, куда-то подевались, я чувствовал себя брошенным и никому не нужным, хотя, до этой вечерней усталости и приступа слабости неимоверно гордился знаками внимания, оказываемыми мне самой лучшей теннисисткой на свете, благожелательными и многомудрыми журналистами нашей почти окончательно свободной  родины, милой, подлой, злобной родины и обезбашенными музыкантами, немногими и настоящими, что встречается все реже и реже.
     Я встал, потянулся, сплюнул и пошел пить кофе, сжав сигаретный фильтр до боли в зубах.


Рецензии