Стреляюсь... за дело семейное

        За три месяца до выступления декабристов на Сенатской площади Санкт-Петербурга произошла одна из самых известных дуэлей, получившая волею обстоятельств яркую политическую окраску. К этому времени значительное число дворян было проникнуто демократическими и даже революционными идеями. Немалое их число задумывалось о положении России, опутанной позорными кандалами крепостничества, о необходимости кардинальных перемен  в социальном развитии страны. Появились тайные общества, все громче звучали слова о свободе, равенстве, братстве. Многие были настроены против высшей аристократии, которая, как плющ, вилась около престола. К этому времени русское дворянство значительно продвинулось в нравственном самосовершенствовании,  прежде всего в плане личностного раскрепощения, выработало свой этический  поведенческий кодекс. Члены тайных обществ - противники самодержавия - считали своим долгом быть в авангарде происходящих в стране процессов. Смерть во имя высокой цели завидна  - именно к такой участи готовили себя будущие декабристы. Вызвать к барьеру аристократа-«временщика» из числа «жадной толпой стоящих у трона», смертельные условия поединка - все это почиталось теми, кто намеревался в будущем бросить вызов власти, как «священный образец» для подражания.

      На дуэли, о которой пойдет речь, судьба свела  как раз представителей двух противоположных слоев дворянства  - офицеров Константина Чернова и Владимира Новосильцева. Обратимся к записям  Е.П.Оболенского  «Из воспоминаний о Кондратии Федоровиче Рылееве» - одному из многих  свидетельств об этой дуэли, сохранившихся в мемуарной литературе. Но вначале несколько слов об авторе.

       Поручик князь Евгений Петрович Оболенский был активным членом Северного общества. Когда полковник Сергей Трубецкой, избранный диктатором восстания (диктатор, по примеру Древнего Рима, - лицо, обладающее в чрезвычайных обстоятельствах всей полнотой власти),  дрогнул и не прибыл 14 декабря на площадь, товарищи единогласно доверили над собой командование поручику Оболенскому. Так высок был его авторитет в офицерской среде. Это случилось, когда уже стало ясно, что время упущено, что не все заговорщики оказались готовы к решительным действиям. Некоторые не вывели  своих подчиненных, капитан Александр Якубович, который должен был во главе отобранных подразделений арестовать императорскую семью, в решающий час отказался это сделать. Намеченные накануне планы рушились на глазах. Далее ждать подкреплений было бесполезно. Как бесполезно было надеяться и на успех. События уже начали развиваться по инициативе противоположной стороны. Становиться в таких условиях во главе восстания означало подписать самому себе смертный приговор. Но отказать поверившим в него товарищам значило дать повод истолковать отказ как проявление трусости. Этого Оболенский позволить себе не мог. И до конца достойно нес возложенную на него ношу. С честью и достоинством держался и на суде. Верховный суд признал его виновным по 1-му разряду и приговорил к лишению всех прав и к смертной казни отсечением головы. Утверждая приговор, Николай I заменил казнь вечной каторгой, срок которой в последствии был сокращен до 20 лет.

     Товарищи по несчастью оценили поведение Оболенского как героическое. А лидер Северного общества К.Ф.Рылеев,  находясь в ожидании казни в Алексеевском равелине в очень тяжелом душевном состоянии и терзаясь тем, что сам ушел с Сенатской площади,  мысленно обращался к Евгению Петровичу как к единственному человеку, с которым хотел проститься, с твердой верой в то, что только он может его до конца понять. Кондратий Федорович написал в те дни три стихотворения, и все три они обращены к Оболенскому.
 
   И еще один штрих к характеристике князя.
   Будучи  старшим из восьми братьев и сестер по второму браку отца, которые остались сиротами, он взял на себя отеческую заботу о них. Но не забывал и о двоюродном брате по матери, Сергее Николаевиче Кашкине, который находился на его попечении. Кашкин,  легкомысленный молодой офицер и язвительный насмешник, нередко попадал в различные истории. Одна из шуток  над сослуживцем по полку, Свиньиным, закончилась тем, что обиженный вызвал его на дуэль. Оболенский, узнав об этом,  попытался  уладить конфликт, но безрезультатно. И тогда Евгений Петрович решил: он не вправе допустить, чтобы погиб единственный по мужской линии представитель фамилии Кашкиных. Ничего не оставалось, как самому вызвать Свиньина  и  попытаться  победить в дуэли. Так и случилось.

       А теперь записи  Е.П.Оболенского
       «К этому времени, то есть  к половине 1824 года, должно отнести грустное событие, в коем Рылеев принимал участие как свидетель и которое грустно отозвалось в обществе того времени. Это была дуэль между офицерами лейб-гвардии Семеновского полка Черновым и лейб-гвардии гусарского Новосильцевым. Оба были юноши с небольшим 20-ти лет, но каждый из них был поставлен на двух, почти противоположных, ступенях общества. Новосильцев - потомок Орловых, по богатству, родству и связям принадлежал к высшей аристократии. Чернов, сын бедной помещицы Аграфены Ивановны Черновой, жившей вблизи села Рождествена в маленькой своей деревушке, принадлежал к разряду тех офицеров, которые, получив образование в кадетском корпусе, выходят в армию. Переводом своим в гвардию он  был обязан своему новому составу лейб-гвардии Семеновского полка, в который вошли по целому батальону  из полков:  императора австрийского, короля прусского и графа Аракчеева. Между тем  у Аграфены Ивановны Черновой была дочь замечательной красоты.

      Не помню, по какому случаю, Новосильцев познакомился с Аграфеной Ивановной, был поражен красотою ее дочери и после немногих недель знакомства  решился просить ее руки. Согласие  матери и дочери было полное. Новосильцев и по личным достоинствам, и по наружности мог и должен был произвести сильное впечатление на девицу, жившую вдали от высшего, блестящего света. Получив согласие ее матери, Новосильцев обращался с девицей Черновой как с нареченной невестой, ездил с нею один в кабриолете по ближайшим окрестностям и в обращении с нею находился на той степени сближения, которая допускается только жениху с невестой. В порыве первых дней любви и очарования он забыл, что у него есть мать, строгая Екатерина Петровна, кавалерственная дама, рожденная графиня Орлова, без согласия которой он не мог и думать о женитьбе. Скоро, однако ж, он опомнился, написал к матери и, как можно было ожидать, получил решительный отказ и строгое приказание немедленно прекратить всякие сношения с невестой и семейством. Разочарование ли в любви, или боязнь гнева матери, или другая скрытая причина, но только Новосильцев по получении письма не долго думал, простился с невестой, с обещанием возвратиться скоро, и с того времени прекратил с нею все сношения.

      Кондратий Федорович был связан узами родства с семейством Черновых. Через брата невесты он знал все отношения Новосильцева к его сестре. После долгих ожиданий, в надежде, что Новосильцев обратится к нареченной невесте, видя, наконец, что он совершенно ее забыл и, видимо, ею пренебрегает, Чернов, после соглашения с Рылеевым, обратился к нему сначала письменно, а потом и лично с требованием, чтобы Новосильцев объяснил причины своего поведения в отношении его сестры. Ответ был сначала уклончивый, потом с обеих сторон было сказано, может быть, несколько оскорбительных слов, и, наконец, назначена была дуэль по вызову Чернова... День назначен, противники сошлись, шаги размерены, сигнал подан, оба обратились лицом друг к другу, оба спустили курки, и оба пали, смертельно раненные, обоих отвезли приближенные в свои квартиры - Чернова в скромную офицерскую квартиру Семеновского полка, Новосильцева в дом родственников... Близкая смерть положила конец вражде противников. Каждый из них горячо заботился о состоянии другого. Врачи не давали надежды ни тому, ни другому. Еще день, много два, и неизбежная смерть должна была кончить юную жизнь каждого из них...
      Скоро не стало Чернова, с миром высшим отошел он в вечность. В то же время не стало  и Новосильцева. Мать и родные услаждали его последние минуты. В печальной колеснице, в сопровождении близких отвезли его гроб в родовой склеп куда-то далеко от Петербурга...  Многие и многие собрались утром назначенного для похорон дня ко гробу безмолвного уже Чернова. Товарищи вынесли его... Длинной вереницей тянулись знакомые и незнакомые, пришедшие воздать последний долг умершему юноше. Трудно сказать, какое множество провожало гроб до Смоленского кладбища. Все, что мыслило, чувствовало, соединилось тут в безмолвной процессии и безмолвно выразило сочувствие к тому, кто собою выразил идею общую, каждым сознаваемую и сознательно и бессознательно, идею о защите слабого против сильного, скромного против гордого. Так здесь мыслят, на земле, с земными помыслами! Высший суд, испытывающий сердца, может быть, видит иначе; может быть, там, на небесах, давно уже соединил узами общей, вечной любви тех, которые здесь примириться не могли».

      Записи сделаны в 1856 году - году, в котором 26 августа, в день своей коронации, новый император Александр II  подписал манифест об амнистии декабристов. Более двадцати лет минуло с декабря 25-го, многое пережито, много передумано, многому дана иная оценка. Это чувствуется и по осторожному, взвешенному тону письма. Некоторые детали, высвечивающие те или иные факты, связанные с конфликтом, затушеваны, некоторые и вовсе опущены.

     Для полноты изложения приведем и сохранившуюся предсмертную записку Чернова (она написана рукой Александра Бестужева):

    «Бог волен в жизни; но дело чести, на которое теперь отправляюсь, по всей вероятности обещает мне смерть, и потому прошу г-д секундантов моих объявить всем родным  и людям благомыслящим, которых мнением  дорожил я, что предлог теперешней дуэли нашей существовал только в клевете злоязычия и в воображении Новосильцева <...> 
   Стреляюсь на три шага, как за дело семейственное; ибо, зная братьев моих, хочу кончить собою на нем, на этом оскорбителе моего семейства, который для пустых толков еще пустейших людей преступил все законы чести, общества и человечества. Пусть паду я, но пусть падет и он, в пример жалким гордецам, и чтобы золото и знатный род не насмехались над невинностью и благородством души».

   «Чтобы золото и знатный род не насмехались над невинностью и благородством души» -  эти слова здесь ключевые. Для незнатного дворянина Константина Чернова невыносима не столько родовая избранность Новосильцева,  который сразу же после присвоения офицерского звания получает назначение на должность адъютанта главнокомандующего 1-ой армии и вслед за этим - придворную должность флигель-адъютанта, сколько  своеобразное чванство своей родовитостью, тем, что этот отпрыск всесильного в прошлом рода Орловых, внук Владимира Григорьевича Орлова, вольно или невольно позволяет ставить условности  рода выше  принятых правил чести и благородства, своим поведением  наносит оскорбление не только сестре и семейству Черновых, но и всему дворянскому сословию.

    Как недопустимое оскорбление расценивал поведение Новосильцева и Рылеев, двоюродный брат Чернова и один из его секундантов, другие члены Северного общества. А отец Чернова, узнав о дуэли, не только благословил на нее сына, но и заявил: если он погибнет, его поочередно заменят братья, если же падут и они, то сам выйдет на поединок.

     Дуэль на трех шагах не состоялась - воспротивились секунданты. Были составлены условия, где дистанция была увеличена до восьми шагов. Но и эти условия были заведомо смертельными.

   «Мы, секунданты нижеподписавшиеся, условились:
  1) Стреляться на барьер, дистанция восемь шагов, с расходом по пяти.
  2) Дуэль кончается первою раною при четном  выстреле; в противном случае, если раненый сохранил заряд, то имеет право стрелять, хотя лежащий; если же того сделать будет не в силах, то поединок полагается вовсе и навсегда прекращенным
  3) Вспышка не в счет, равно осечка. Секунданты обязаны в таком случае  оправить кремень и подсыпать пороху.
  4) Тот, кто сохранил последний выстрел, имеет право подойти сам  и  подозвать своего противника к назначенному барьеру.
                Полковник Герман. Поручик Рылеев.
                Ротмистр Ред. Подпоручик Шипов».

   Герман и Ред были секундантами  Новосильцева, Рылеев и  Шипов - Чернова.
   Остальное известно из записей Оболенского.

   Похороны Чернова превратились в первую политическую манифестацию.   
   «Гвардия вся приняла участие в сей дуэли,  ибо сохранить  имя и честь фамилии и славу невинной,  но оскорбленной обманом сестры своей ... произвела соучастие», - свидетельствовал один из очевидцев событий. «Офицеры обществом сложились схоронить товарища великолепно,  собрали до 4000 рублей,  великий князь Николай Павлович прислал 4000 рублей.  Гроб стоил более 1000 рублей …  Дроги с балдахином и наверху  дворянская  корона. Лошади  в попонах черных с кистями на головах,  военная музыка,  хор огромный певчих,  собор духовенства,  более 50  человек  с факелами,  рота солдат,  военных штаб- и обер-офицеров более 500. Сотни карет четвернями, а дрожек  парами  - счету нет!  На дрогах по бокам стояли по три в ряд своих товарищей...»  Это уже свидетельство другого очевидца.

    По рукам ходили страстные стихи Рылеева (по другим данным, Вильгельма Кюхельбекера), звучавшие как политическая прокламация:
                Клянемся честью и Черновым -               
                Вражда и брань временщикам,               
                Царей трепещущим рабам,               
                Тиранам, нас угнесть готовым! 
                Нет! Не Отечества сыны
                Питомцы пришлецов  презренных.
                Мы чужды их семей надменных:
                Они от нас отчуждены.
      Стихотворение заканчивалось обращением к погибшему:
                Ликуй, ты избран Русским Богом
                Нам всем в священный образец.
                Тебе дан праведный венец.
                Ты чести будешь нам залогом.

    После гибели несостоявшегося жениха и брата Екатерина Чернова,  не в силах вынести  позор (а ее неопытность в отношениях с Новосильцевым далеко завела), покончила с собой. Впрочем, есть и иные сведения: в картотеке известного советского литературоведа Б.Л. Модзалевского значится, что Екатерина Пахомовна  впоследствии вышла замуж за полковника  Лемана и проживала в Киеве, по месту службы мужа. А свои дни она закончила благополучной генеральшей.

   Через три месяца после дуэли будет жестоко подавлено выступление декабристов и страна на тридцать лет вступит в эпоху Николая I. От послаблений Екатерины и романтизма Александра I останется очень мало. Французский путешественник маркиз  Адольф де Кюстин, посетивший в 1839 году Россию напишет: «Сам воздух принадлежит государю, и каждый дышит им, сколько ему позволено. У истинных царедворцев и легкие так же подвижны и гибки, как их спины». Именно в эти годы начнется деградация дворянства и вырождение русской дуэли, как важнейшего инструмента, поддерживавшего в дворянской среде отношения на уровне, диктуемыми этическими нормами и  правилами чести.

     10 сентября 1988 года в парке Лесотехнического университета
     города на Неве на месте дуэли был установлен памятный знак.
                Архитектор В.С. Васильковский
            
                Надпись на памятнике гласит:
      10 сентября 1825 года на этом месте состоялась дуэль члена      
     Северного тайного общества  К.П.Чернова с В.Д. Новосильцевым
                Секундантом К.П.Чернова был К.Ф.Рылеев
      Похороны К.П.Чернова вылились в первую массовую демонстрацию, 
     организованную членами Северного тайного общества - декабристами