Наконец, нужная мне электричка прибыла на платформу вокзала. Я быстро дожевал беляш, купленный в привокзальном ларьке, и поспешил к открывающимся дверям, закинув за плечо рюкзак. Я сразу выбрал уютное место у окна и уже хотел надеть наушники, но услышал приветливый голос:
- Не поможете положить чемодан на полку?
Рядом с моим сидением стояла девушка лет двадцати пяти с короткими светлыми волосами и жизнерадостными искорками в глазах. Я торопливо исполнил ее просьбу и улыбнулся:
- Тоже в командировку?
- Нет, - девушка села рядом со мной и достала из сумки-почтальонки пакет сока. – Не хотите? У меня есть стаканчики.
- Раз уж предлагаете…
Электричка тронулась. Девушка протянула мне руку:
- Кстати, я Кристина.
- А я Евгений, - сказал я, отвечая на рукопожатие. – Куда едете, если не секрет?
- Вовсе не секрет. В Ярославль.
- Красивый город! Мне в командировку в Ростов Великий понадобилось. А вы в отпуск?
- Нет. Домой. Там родственники. Ян и папа, - проговорила Кристина.
- Ян, я так понимаю, ваш муж?
Кристина взглянула на меня и расхохоталась.
- Какой бестактный вопрос! Нет. Там такая история была…Нам ехать долго, могу рассказать.
- С удовольствием послушаю, если вам не сложно.
- Нет. Я люблю рассказывать эту историю.
Откуда-то с речки дул сильный, но по-летнему теплый ветер, заставляющий дрожать молодые листья на деревьях. В этом месте на побережье Волги уже пару недель господствовал июнь. Июнь, заставляющий нас углубляться в учебу из-за переводных экзаменов, которые приближались с каждой минутой. К всеобщему сожалению, каникулы длились два месяца, и весь июнь мы учились. Мы вроде готовились, целыми днями просиживали за учебниками, но на самом деле витали где-то очень высоко и думали вовсе не о тошнотворных контрольных.
Я училась в частной школе для девочек. Три корпуса – столовый, спальный и учебный – утопали в деревьях, дорожки были заасфальтированы, а на клумбах под большими окнами росли белые лилии. В этом году из-за рано пришедшего тепла они распустились раньше обычного. Над одной из таких клумб стояла девочка с длинными светлыми волосами, в форменном темно-синем сарафане и с лейкой в руках – собственно, двенадцатилетняя я. Я смотрела на лилии и вспоминала историю этих цветов, которую вычитала в какой-то библиотечной книге. По легенде, где-то на Востоке лучи солнца коснулись земли, и упавшие на Землю искры превратились в белые лилии, символизирующие искренность и доброту. На самом деле, меня мало интересовали легенды, я просто старалась отвлечься от неприятных мыслей, которые часто терзали меня.
В окно первого этажа, под которым находилась эта самая клумба, высунулась завуч и крикнула:
- Иди сюда! Отец приехал!
Я поставила лейку в сторону и направилась к входу в учебный корпус. Дойдя до нужной двери по широкому, украшенному картинами коридору, без стука вошла.
Передо мной предстал знакомый кабинет в светлых тонах и с шикарным видом из окна на сад. За столом сидел наш директор - темноволосый мужчина средних лет - и постукивал карандашом по набитой бумагами папке. Напротив него в кресле, заметно нервничая, ерзал мой папа, небритый и усталый. Увидев меня, он первый вскочил и воскликнул:
- Кристина! Что же ты творишь со мной?!
Я выдохнула, закатив глаза, и ответила с презрением, глядя в сторону:
- Да, я опять разбила окно. Между прочим, в кабинете истории это впервые.
- Только ли из-за окна я вызвал твоего отца, - подал голос директор. – Ты вела себя неподобающим образом на хоре…
- Ну, объясню, - прервала его я. – Виктор Анатольевич на хоре заставляет нас петь всякие вещи религиозного содержания, а сам связывается с разными подозрительными женщинами. У него во время урока зазвонил телефон, и он забыл выключить громкую связь, мы всё услышали. Я и сказала, что он недостоин вести у нас такой предмет.
- Простите, Валерий Константинович, за мою дочь.
Директор сурово сказал:
- Ты позволила себе такие выражения в адрес учителя…
- Я не считаю его учителем, - моментально ответила я.
- Не перебивай старших! Николай Андреевич, вы принесли плату за нанесенный вашей дочерью ущерб?
Папа вздохнул тяжелее и положил на стол перевязанные резинкой деньги. Директор кивнул и спрятал их в ящик.
Валерий Константинович не отпускал нас еще полтора часа. Когда, наконец, он показал нам на дверь, папа вывел меня на улицу и посадил на лавку.
- Кристина… - начал он грозным голосом.
- Пап, - перебила я. – Ты бы видел этого Виктора Анатольевича. Уверена, что ты сделал бы так же.
- Нет, Кристина, пойми…
- Не нервничай, пап, - я соскочила с лавки. – Езжай домой. Всё нормально.
И я побежала по дорожке к спальному корпусу. Я не видела смысла объяснять папе, почему так себя веду. Он плохо разбирался в людях, и все равно не понял бы. Поэтому после посещения Валерия Константиновича он всегда впадал в агрессивное состояние. А мне было плевать. Все эти нотации я не воспринимала всерьез и сносила их по принципу, что нужно просто перетерпеть такие моменты. Но разбиралась ли я в людях сама? Этого сказать не смогу. Возможно, со мной поспорили бы многие люди, мол, лезу не в свое дело, но…
В школе Левинского учились девочки с пятого по одиннадцатый класс. Я заканчивала пятый. Я всегда высказывала свое мнение, даже если не спрашивали, и на переменах или по вечерам собирала вокруг себя горстку девочек и заводила долгие и прерывистые речи. Говорить я могла о чем угодно, иногда даже просила девочек предложить тему. Но чаще всего мои импровизированные выступления посвящались только одному человеку.
- Вы посмотрите в его глаза! – с жаром говорила я, чувствуя, как ненависть разливается по каждой клеточке моего тела. – Ладно, с учителями и директором все ясно, а вот Левинский-младший не так прост, как они!
- Ну, не знаем, - отвечали мои слушательницы. – Он красивый. И его очень жалко. А чем он тебе не нравится?
И тут я начинала говорить таким непонятными фразами, что девочки только головами качали. Мне-то на самом деле хотелось не говорить, а кричать во весь голос.
Левинский-младший был сыном директора. Его звали Ян, ему было лет двадцать. Он болел раком щитовидной железы и жил с отцом в школе, мелькая в коридорах. Он был похож на привидение с курчавыми темно-русыми волосами и в своих неизменных белых джинсах. Я люто ненавидела это бледное и бесформенное существо, которое все вокруг жалели и угощали гостинцами из дома.
У меня также была соседка по комнате. Звали ее Руслана. Всё. Больше ничего о ней я не знала. С начала года Руслана молчала, говорила только на уроках у доски, ни с кем не дружила. В первые дни сентября я пыталась ее растормошить, но вскоре бросила это занятие. Руслана всегда оборачивалась на окрики, но меня отпугивали ее большие голубые глаза, которые смотрели безучастно и безжизненно.
Вот и тогда я вошла в свою комнату и первым делом увидела соседку. Она сидела на кровати и читала. Вечернее солнце освещало темно-рыжие волосы Русланы. Она их всегда заплетала в два хвостика. Я знала, что такую прическу Руслана носила в детском доме, откуда сюда попала, потому что там так все ходили. Но для чего она ходила с этими хвостиками в школе ежедневно, мне понять было сложно. Оказалась она здесь так: однажды в ее детском доме всем дали тесты и сказали, мол, кто лучше напишет, тот уедет отсюда в школу Левинского по акции, которую директор любезно организовал для малоимущих. И высший балл получился у Русланы.
- Что читаешь? – будничным тоном спросила я, зная, что все равно ответ не получу. Руслана промолчала и даже глаза не подняла. – Ну и читай одна, раз не хочешь разговаривать.
- Просто мне кажется, ты такие книги не любишь.
Я удивленно повернулась, но моя соседка снова углубилась в чтение. Я только пожала плечами и отправилась в душ. Меня больше волновали результаты последней контрольной по математике.
- Знаете, Евгений, никогда не узнать, что у скрытных людей на уме, - прервала свой рассказ Кристина. – Сейчас бы я стала избегать такого человека. А тогда….
- А что-то не так с Русланой? – спросил я.
- Дальше поймете.
Следующее утро получилось для меня отвратительным. Началось всё с того, что я никак не могла заставить себя разлепить сонные веки и окончательно проснуться. Я ворочалась и лениво зевала, когда услышала туманный голос Русланы и последовавшее за ним легкое прикосновение к волосам:
- Просыпайся, иначе опоздаешь.
Я в то же мгновение резко села на кровати и отбросила руку Русланы. Та отшатнулась и, взяв сумку, вышла из комнаты. Я раздраженно тряхнула головой и, схватив расческу, начала усердно вычесывать ту прядь волос, которой коснулась Руслана, словно хотела сбросить с себя внезапно нахлынувшее тоскливое ощущение.
Торопливо одевшись, я покинула спальный корпус и отправилась на уроки. Утро выдалось пасмурным. На листьях мерцали капельки росы, в кустах от речки клубился туман. Я шла, ударяя пальцами по нависающим над дорожкой веткам, и с них мне на голову летели росинки.
В окнах учебного корпуса уже горел свет. В дверях толпились девочки в темно-синих сарафанах, от вида которых кружилась голова. Одноклассница махнула мне рукой, я ответила тем же. В коридоре с надменным лицом меня толкнула другая одноклассница по имени Катька. Эта Катька всегда вела себя вызывающе, считая, что она лучший человек в школе. Как можно заметить, она похожа своим поведением на меня, но между нами было одно очень веское различие. Свои выходки, порой выходящие за рамки правил школы, я совершала из-за попыток разобраться в окружающем мире, а Катька лишь старалась выделиться и привлечь внимание. Ее довольно обидные насмешки жутко раздражали одноклассниц, и поэтому они чуть ли не ежедневно жаловались учителям. В наказание Катька писала по три-четыре лишних сочинения, сидя в одном классе со мной, а я отрабатывала то же наказание, только за споры с учителями. Мы терпеть не могли друг друга, и дежурным иногда приходилось нас разнимать прямо посреди коридора. Может, я бы покричала и успокоилась, а вот Катьку хлебом не корми, дай кого-нибудь пихнуть. Старшеклассницы, уважение которых мы обе так стремились завоевать, только посмеивались и в столовой обсуждали между собой, какие смешные девочки учатся в пятом классе.
Но в это утро ругаться с Катькой у меня не было настроения, поэтому я демонстративно уставилась в окно, подперев голову кулаком, и просидела так до звонка. Урок тянулся еле-еле, я клевала носом и через силу заставляла себя писать под диктовку какие-то предложения.
На перемене все побежали в столовую. Я неслась впереди всех, расталкивая зазевавшихся девочек в дверных проемах, и первая ворвалась в столовый корпус.
Когда я встала в очередь к кофейному автомату, то увидела неподалеку старшеклассницу, расположение которой мне так хотелось заполучить. Вообще все пятиклассницы мечтали о дружбе с взрослыми девочками, и поэтому, выбрав себе цель, начинали вертеться вокруг нее и досаждать глупыми разговорами, а когда несчастная старшеклассница сдавалась и принимала приглашение вместе покачаться на качелях, бежали и кричали на каждом углу, что взрослая девочка с ними подружилась. Я ни к кому не приставала, а просто, завидев на горизонте «свою» старшеклассницу, начинала говорить громче и четче, откидывала с лица волосы и бросала в сторону старшеклассницы мимолетные, но пронизывающие взгляды. Ее, кстати, звали Ольгой. И один раз эта Ольга все же подошла к беседке, в которой сидела я и мои подружки, и присела на ступеньки. На вопрос, что ей тут надо, Ольга прищурила и без того узкие глаза и ответила:
- Ваша подружка так хорошо говорит, что мне стало интересно.
Так я незаметно подружилась с Ольгой. Пересекаясь в коридорах, Ольга первая здоровалась со мной, а если мы встречались не в учебное время, то клала свою руку мне на плечо и спрашивала бархатным голосом:
- Кристин, как твои дела? Мне показалось, у тебя грустное лицо.
Многие одноклассницы завидовали мне из-за дружбы с Ольгой, так как именно эта высокая темноволосая старшеклассница пользовалась особым почетам. Директор доверял ей вести разные мероприятия, на экзаменах прочили высший балл. Ольга училась в одиннадцатом классе и была лучшей из лучших. Мы гуляли по школьным дорожкам, когда Ольга не была занята подготовкой к экзаменам, и разговаривали обо всем на свете. Ольга знала про меня всё, а я не знала о ней почти ничего. Но я считала, что так даже интереснее.
- Доброе утро! – улыбнулась Ольга. У нее были волосы такой же длины, как у меня, поэтому я не обрезала их, гордясь, что хоть чем-то похожа на умную и правильную Ольгу.
- Привет! – я помахала ей и хотела подсесть к ней за столик, но увидела, что там уже сидят Ольгины одноклассницы. - Можно к вам?
- Кристин, лучше пойди, посиди со своими подружками, - мягко, но строго сказала Ольга, не глядя на меня. – Ты же тут не одна.
«Так и надо», - мгновенно решила я, не давая себе времени обидеться. «Ей нужно общаться и со сверстницами, я же тут не одна». И весь завтрак я просидела рядом с Русланой, которая молчала и смотрела только в свою тарелку. Пару раз мимо нашего стола уныло проплывал Ян Левинский, и я брезгливо отворачивалась к окну. Меня от него тошнило. А одноклассницы с соседних столиков совали ему фрукты и о чем-то рассказывали. Ян улыбался им, а мне хотелось запустить в него солонкой.
На следующей перемене ко мне, сидящей на подоконнике, подошел директор и с каким-то непонятным волнением взял меня за плечо:
- Послушай, Кристина, ты не помнишь, куда я положил деньги твоего папы за разбитое окно?
- В ящик стола, по-моему, - сказала я, покосившись на директора. С чего это он задает такие вопросы?
Валерий Константинович заметно занервничал и, виновато кивнув, пошел дальше по коридору. Вид у него был несчастный. «Умудрился потерять, что ли?» - хмыкнула я про себя. «Если да, то папа больше платить не будет».
Весь день я носилась со своими подружками, наблюдала за читающей в беседке Ольгой и выжидала вечер, когда можно освободиться от дневных забот и подойти в Валерию Константиновичу, чтобы узнать судьбу денег. Но в кабинете после ужина его не было. Я не стала ждать и пошла в холл на первом этаже спального корпуса. Там, перед телевизором, всегда собирались девочки и что-нибудь смотрели.
Сейчас же они сидели на диванчиках, на креслах и на полу, и переключали каналы, не зная, что выбрать.
- Что сегодня покажут интересного, не знаешь? – поинтересовалась у меня какая-то девочка из параллельного класса.
- Тут какой-то показ мод! – закричала вдруг другая девочка с косичкой. Я глянула на экран и увидела улыбающуюся женщину с длинными светлыми волосами и в бальном платье. Она кружилась в каком-то зале, а вокруг стояли журналисты и репортеры.
- Нет, это мы смотреть не будем, - процедила я сквозь зубы. Мне невыносимо захотелось плакать от ворвавшейся в сердце старой обиды, которую снова потревожили.
- О, это же твоя мама, да? – вдруг с насмешкой сказала Катька, которая сидела на полу. – Красивая, не то, что ты.
Я в два прыжка оказалась рядом с ней и с ненавистью сказала:
- Я ее ненавижу! Она меня бросила!
- И правильно сделала, - Катька рассмеялась мне в лицо. – Не переключайте, показывают великого человека.
И на меня вновь нахлынуло то мерзкое чувство, когда злость постепенно переходит в слезы. Я не понимала, как в этой девочке Катьке может быть столько черствости, пусть даже она недолюбливает меня. Мне хотелось вцепиться ей в горло, передать ту боль, которую я никак не могу заглушить. Неизвестно, чем бы это обернулось дальше, если бы меня вдруг не остановил надрывный голос:
- Девочки, не ругайтесь! Ну что вы опять!
- Ой, только тебя не хватает! – насупилась я, но от Катьки отошла. Ян Левинский, а это был он, ободряюще посмотрел на меня:
- Не обращай внимания.
-Ах, значит, ты на ее стороне! – взвилась Катька, но тут же получила в бок от своей соседки Тамары.
- Помолчи сейчас! – шикнула она на Катьку. А я только плечами пожала:
- Мне все равно, Левинский, можешь быть на стороне Катьки. Все равно ты мне противен!
И я ушла. Девочки молча проводили меня взглядом. У них воцарилось неловкое молчание, а я, добравшись до комнаты, повалилась на кровать и обняла подушку. Настроение было прескверное, мне уже не хотелось плакать, но в душе что-то переворачивалось и не давало расслабиться. Я помотала головой в стороны и села за уроки. В конце концов, меня ждал тест по истории.
Но спокойно сделать уроки не получилось. Под окнами раздался завораживающий голос Ольги:
- Кристина, ты дома?
Я отбросила все тетради и выскочила на балкон:
- Привет! Я здесь!
Моя комната находилась на втором этаже, поэтому Ольга стояла на газоне, на который, кстати, заходить запрещалось, и смотрела на меня, приподняв голову. Ее темные курчавые волосы теребил ветерок, она выглядела величественной и грациозной, будто сошла со страниц какого-нибудь мифа о божественных красавицах. А я была на ее фоне всего лишь неказистой русой девчонкой с тонкими ногами.
Я отправилась на прогулку с Ольгой, забыв про предстоящий тест.
- Слышала, у вас опять была перепалка с Катей Гореловой, - как бы невзначай произнесла Ольга.
- Можно и так сказать, - ответила я, стараясь добавить в свой голос как можно больше возмущения и недовольства для пущей убедительности. Но Ольга на мои преувеличенные эмоции никогда не реагировала, и спокойно спросила:
- Зачем ты с ней ругаешься? Лучше бы вы сплотились.
- Оль, ты просто ее не знаешь! (Ольга повела бровями) Это человек-скандал! Она не только со мной так, она со всеми! От нее весь класс вешается! Катька всегда найдет повод, чтобы придраться к кому-нибудь. Она даже к Руслане порой пристает, но та молчит.
- Ну и ты молчала бы. Это выглядело бы более умно.
- Я не могу молчать! Понимаешь, Оля, я тоже спорю с учителями и подругами, но не до такой же степени! Думаю, во всем нужно знать меру, и в молчании тоже. Иногда необходимо ответить!
- Ты не только споришь, ты еще и портишь школьное имущество.
- Ты про окно в кабинете истории? – мне стало на секунду совестно. Ольга говорила таким строгим голосом! Лучше бы она на меня орала. – Так я его разбила тоже из-за Катьки! Она предъявляла какие-то претензии нашей отличнице Юльке, которая мухи не обидит, а если к ней пристают, то она сразу в слезы. Я разозлилась за Юльку и запустила в эту змею портфелем. А она увернулась, и стекло разлетелось вдребезги. Причем осколок поцарапал Юлькину щеку, и она сказала, что я сошла с ума. Я ее защищала, между прочим! А никакой благодарности! Оль, никогда не общайся с Катькой! Ради меня!
- Эх ты, Кристина… - каким-то разочарованным тоном сказала Ольга. – Ради тебя не буду. Даже не посмотрю в ее сторону. Клянусь.
Я всегда боялась, что наша дружба из-за меня рухнет, ведь она и так держалась на тоненьких ниточках, поэтому обняла Ольгу и ответила:
- Оль, прости меня, я такая глупая по сравнению с тобой!
- Прощаю, что с тобой делать.
- Только Катька все равно змея. Жуткая змея!
- Я уже поклялась, что с ней ничего общего иметь не буду. Но я не скачусь до уровня сплетницы.
Мне опять стало стыдно, поэтому я быстро перевела разговор на другую тему. Мы еще долго сидели на лавочке и слушали нарастающий гул вылезающих изо всех щелей комаров, и я старалась показаться с более хорошей стороны. Но по Ольге никогда нельзя было понять, что она думает. За эту таинственность я ее и обожала.
Когда я возвращалась в комнату, то увидела двух зареванных девочек из параллельного класса. Одна из них ползала на коленках по полу, а вторая стояла рядом со страдальческим видом.
- Что-то потеряли? – спросила я, подойдя ближе и тоже пригнувшись.
- Золотые сережки! – сквозь всхлипы отозвалась она. – Я же точно помню, что положила их на тумбочку в комнате, а их там нет!
- А я думаю, что они, наверное, с тебя где-то свалились, - ответила ее подруга, тяжело вздыхая.
- Сходите к Валерию Константиновичу, - посоветовала я и оставила их искать дальше. Голова гудела, а надо было готовиться к проклятому тесту. Но этого мне опять сделать не удалось.
Открыв почему-то незапертую дверь, я остолбенела на пороге. Посреди комнаты стоял Ян Левинский со шваброй в руках. Услышав, что кто-то вошел, он резко дернул головой и посмотрел на меня.
- Что ты здесь делаешь? – спросила я, чувствуя, что внутри начинает закипать ярость. Ян поднял руки:
- Извини, извини. Я тут у вас теперь вроде горничной. Во всем спальном корпусе убираюсь, - он помахал связкой ключей. – От каждой комнаты есть.
- Зачем? А уборщицы? - я стояла онемевшая.
- Я попросил папу доверить это мне. Понимаешь, нужны деньги. Хотя бы немного заработаю. Ты не волнуйся, - он заметил мой гневный взгляд. – Я закончил и уже ухожу. Спокойной ночи!
И Ян скрылся вместе со своей шваброй. Я оглядела комнату: вроде все как всегда – книги Русланы, ушедшей на кружок рисования, мои рубашки, валяющиеся на стуле, свалка на моем письменном столе. Зато пол был чистый, и даже немного поблескивали на нем не успевшие высохнуть капельки. Я бросилась в ванную, схватила с батареи тряпку и старательно начала тереть пол в комнате, чтобы ничего от Яна здесь не осталось. «Он думал, что я его пожалею? Может, хотел, чтобы я ему свои деньги из дома привезла?» - зло думала я, вытирая лоб рукавом. «У него отец школу держит, а он говорит, что ему денег надо заработать! Наверняка и без этого шикует! Я не хочу, чтобы Ян появлялся в моей комнате. Я готова сама драить полы голыми руками, только бы не ощущать тут его присутствие, его ауру, которая всегда после него витает в воздухе. Его все жалеют, бедного, несчастного Яна! А я ненавижу. Ну и что, что он чем-то болен?! Неужели он может быть несчастнее, чем я?!»
И опять перед моими глазами встала сцена, которую я не забуду никогда. Концерт, показ каких-то глупых тряпок, шестилетняя я на коленях у папы. Мы сидим в первом ряду и смотрим, как из-за кулис выходят модели, принимавшие в концерте участие, и зовут на сцену своих близких людей. Вышла женщина, родившая меня. Она снимает со своего пальца кольцо и бросает его. Оно катится по ступеням куда-то под папины ноги. С того момента у меня не стало мамы.
А все жалеют Яна! Он же должен быть счастлив!
Я обхватила себя руками и уткнулась лицом в колени, завалившись на бок. Сдавленные рыдания рвались из моей груди, я цеплялась пальцами за воротник и умирала от этого ужасного, давящего одиночества.
- Не плачь, Кристина.
Мне на волосы опять опустилась рука. Такая нежная, что у меня по телу побежали мурашки. Я совсем не заметила, как с кружка вернулась Руслана. Она сидела на коленках и гладила меня по голове.
- Отстань от меня, не лезь! – прорычала я и кое-как залезла на кровать, уткнувшись лицом в покрывало. Позже я услышала, как Руслана ушла в ванную. Я перевернулась на спину и положила ладони под голову. Где-то в глубине души хотелось, чтобы Руслана не послушалась и не ушла, а осталась сидеть рядом.
- Вам, наверное, не хватало дружеского плеча, - предположил я.
- Очень. Я хотела помочь людям, а видите, как та же Юля среагировала.
Как-то раз, гуляя с Ольгой в тени берез, я вдруг спросила:
- Оль, расскажи что-нибудь о себе.
До этого я ей описывала жизнь с моим папой и то, как мы обычно проводим время вместе. Я ее, конечно, очень уважала и любила, мне нравилось доверять свои переживания, но работать в одну сторону без отдачи я просто-напросто не умела и не хотела.
Ольга посмотрела на меня, как на умственно-отсталую, и ответила:
- Ты знаешь обо мне ровно столько, сколько должна.
- Так же нечестно! Я с тобой даже личными делами делюсь, а ты…
- Я тебя не заставляю.
Она сказала это так безразлично, что во мне вспыхнуло чувство несправедливости. Оно обычно спало где-то под сердцем, но спало очень чутко и от малейшего шороха просыпалось.
- Оль, зачем ты так говоришь?
- А ты обиделась? – на ее лице промелькнула ухмылка. - Ладно тебе, я же не со зла. Ты ведь такая милая, когда сердишься.
И Ольга ласково потрепала меня по волосам. Я кивнула и скривила губы. Чувство несправедливости исчезло, и на смену ему пришло желание рассказать Ольге вообще всё о своей жизни и мыслях. Как глупо иногда ведет себя мозг. Обижаешься, злишься – а тут раз! – приласкали, и ты опять падаешь в объятия того, кто тебя только что задел.
Но моей так называемой дружбе с Ольгой вскоре пришел конец. Он однажды должен был наступить, так как мы были будто с разных планет. Не знаю, что нас держало вместе. Льстил ли Ольге мой безумный интерес к ней? Или ей нравилось, что внимание почти всех маленьких девочек приковано к ней?
Мне и самой иногда хотелось оставить ее, но что-то меня держало. Все-таки за дружбу с Ольгой меня уважали даже в параллельных классах.
Все началось с того, что я шла по коридору и увидела идущую Ольгу под руку с ненавистной Катькой. Я на мгновение подумала, что сплю, но эта картина не исчезла даже после того, как я протерла глаза.
- Оля! – крикнула я, догоняя их. Они обернулись. Я заметила, что на их лицах играют веселые улыбки, как у давних приятельниц.
- Привет, - поздоровалась Ольга, как ни в чем не бывало.
- Оля! – возмущенно воскликнула Катька. – Почему ты с ней здороваешься?!
- Оля, ты же клялась, что с Катькой дружить не будешь! – я выдохнула, захлебнувшись словами. Моя ненаглядная старшеклассница впервые проявила эмоции: она закусила губу, взгляд забегал.
- Я думала, ты по этому коридору сейчас не пойдешь, - наконец, выдала она жалкую фразу.
- Оля, как это понимать?! – у Катьки был вид обиженного ребенка, который жаждет немедленно закатить истерику.
- Ой, ну вас к черту, не хочу из-за пятиклассниц нервы себе трепать! – вдруг крикнула Ольга, яростно сверкнув глазами, и бросилась прочь, чуть ли не бегом.
- Оля!!! – завизжала Катька и помчалась за ней. Я же никуда не побежала, а ушла в класс и сидела там за учебником. После уроков не пошла на обед, а закрылась в своей комнате и принялась думать. Я не могла просто так взять и забыть какой-то случай, нужно было посидеть и проанализировать его. Но то, что я увидела в коридоре, никаким анализам не поддавалось. Ольга всегда внушала доверие, я считала ее эталоном правильности – всё, что она обещала, непременно выполнялось. А уж клятва…
- Тебе грустно?
Я обернулась. В комнату вошла пришедшая с обеда Руслана. Она села рядом со мной и протянула тарелку, накрытую блюдцем:
- Ты не ела. Возьми, я принесла тебе второе.
- Спасибо, - растеряно ответила я.
Руслана проследила за вилкой в моей руке и сказала:
- Я всё видела. Что у вас там с Ольгой случилось.
- Я не понимаю, как она так сделать могла? – горячо отозвалась я, отставив в сторону пустую тарелку. Мои эмоции немножко улеглись, и голова начала мыслить яснее.
- Она всегда с Катей ходила. Я их часто вместе видела. Я не хотела тебе говорить.
- Почему?! Если бы ты сказала раньше, я бы сейчас не мучилась!
- Потому что мы с тобой не дружим.
Я придвинулась ближе к Руслане и схватила ее за плечи:
- Так давай подружимся!
- Извини. Мне казалось, что ты не будешь водиться с такой серой мышью, как я.
- Ты не такая! – воскликнула я. – Не нужна мне больше эта предательница! Давай мы с тобой станем лучшими подругами!
И Руслана улыбнулась. И так хорошо мне стало, что я обняла ее и погладила по спине. В эти мгновения она была самым родным и близким человеком. Тем же вечером я обрезала свои волосы, чтобы больше не быть похожей на Ольгу.
Но вечером я снова пересеклась с Ольгой, и разум мой опять затуманился. Взять и вычеркнуть человека из своей жизни для меня дело нелегкое, тем более Ольгу. А она подошла, будто ничего не было, и доверительно улыбнулась. От нее пахло сладкими духами.
- Кристин, ты не хочешь извиниться?
Я чуть не поперхнулась и с неподдельным изумлением подняла на нее глаза. Шутит? Нет, Ольга стояла, сложив руки, и выглядела самым серьезным образом.
- Чего?! – воскликнула я. Мне даже смешно стало от глупости этой ситуации. – За что я перед тобой должна извиняться? Ты сама клятву нарушила!
- Во-первых, клятва, даденная пятикласснице – не клятва, - ответила Ольга. – А во-вторых, ты говорила, что очень дорожишь нашей дружбой. Среди нас двоих главной являюсь я, поэтому могу общаться с кем пожелаю, и клятвы, которые ты себе навыдумывала, к делу не относятся. Это в детском саду можно друг другу в вечной дружбе клясться. А мы отнюдь не там. Но когда ты претендуешь на роль подруги старшего человека, ты должна безукоризненно принимать все его действия и даже в мыслях не сметь оспаривать. В конце концов, ты сегодня за ужином мило беседовала с Русланой Серебренниковой. Ты же говорила, что это бесхарактерное создание, которое не имеет собственного мнения.
- Она не такая! – мне казалось, я слушаю бред сумасшедшего. – Руслана хороший человек, я почти подружилась с ней.
- Она мне не нравится, - отрезала Ольга. – Один раз на общешкольном фестивале она спела лучше всех и получила первое место, оставив меня в пролете.
- И? – мне захотелось ее побесить. Задень самолюбие тщеславного человека – и станешь его врагом на всю жизнь.
- Поэтому выбирай: либо я, либо Серебренникова.
Я ждала эту фразу. Я знала, что Ольга это скажет. Она противоречила самой себе, и меня это так распылило, что я с торжествующим лицом произнесла:
- Не ты ли только что говорила, что мы не в детском саду? А сама выдвигаешь передо мной ультиматум, словно первоклассница, которая делит свою подружку с ее соседкой по парте! Знаешь, я была о тебе лучшего мнения. А ты на самом деле просто воображала, которая любит быть в центре внимания! Еще и я виновата, здорово! Ищи себе других дурочек, возьми в подружки Катьку, вы идеально друг другу подходите! Я не хочу с тобой напоследок разругаться, поэтому не говори ничего и прощай.
Я отошла от нее за угол корпуса. Мне было никак. Ольга, которую я любила больше всех на свете, за считанные мгновения стала для меня никем. Мой идеал вдруг упал с небес на землю и утонул в грязи. Я присела на ступеньки и подперла подбородок кулаками. С клумбы до меня долетал еле уловимый запах белых лилий. Но я его чувствовала только человеческим обонянием. На самом деле в воздухе парил еще и другой запах. Его сейчас, наверно, могла почуять одна я. Может, еще кто-то на нашей огромной планете, кого в эти же моменты оклеветали и предали. Он был тяжелым и едким. Боролся с благоуханием белых лилий. Но ветер с Волги относил его выше качающихся берез, и он поднимался к небу, которое медленно охватывалось сумеречной синевой. Может, теперь этот запах чувствовал еще и Бог, про которого нам рассказывали на хоровом пении.
- Чувствуешь? – спросила я у Него, подняв голову. – Не приходи сюда больше. Видишь, как все они поступают. Лучше просто урони на нас какой-нибудь метеорит. Чтобы никому не пришлось выбирать. А то если выбираешь одного, со вторым теряешь все связи.
- Это точно, - мне на голову опустилась чья-то ладонь и ласково потрепала по волосам. Я вздрогнула и резко обернулась. Надо мной склонился Ян Левинский. Он кивнул мне и сел на ступеньки. Я отвернулась и вздохнула. Он всегда появлялся в самый неподходящий момент. Я не хотела с ним философствовать, поэтому спросила на отчужденную тему:
- Твой отец нашел деньги, которые мой папа отдал за разбитое окно?
Ян вздрогнул, будто его стегнули плеткой между лопаток, и цокнул языком:
- Я про это не знаю.
- Как так? Если бы на вашем месте были мы с папой, то он бы сразу мне всё рассказал.
- Он тебе всё рассказывает? – посмотрел на меня Ян.
- Да! Мы дружно живем.
- Почему тогда ты учишься в частной школе, где каникулы только в июле и августе?
- Папа работает фотографом и постоянно в командировках.
- И не ругаетесь?
- Только из-за ножа.
- Что за нож? – не понял Ян.
- Ну, мой папа очень суеверный, и когда я дома оставлю на столе нож, он говорит, что надо убрать, а то нож на столе ведет к ссоре. А я говорю, что это бред. Вот мы и ругаемся из-за ножа, который лежит на столе и никому зла не делает.
Я спохватилась. «Зачем я ему это все рассказываю? Что ж у меня за дурацкая привычка открываться людям? Надо поучиться у Русланы. Одно дело – болтать с одноклассницами в беседке, а другое – что-то личное сообщать Яну, которого я не терплю».
- Везет тебе. Меня мой папа не любит.
- Как так?
- Как тебя твоя мама, Кристина, - сказал Ян и скрылся в корпусе так же неожиданно, как появился. За это я готова была вцепиться ему в глотку, но он ушел уже далеко.
Когда я открывала дверь комнаты, мимо прошли три семиклассницы. Одна из них сказала своим приятельницам:
- Не могу понять, куда делся мой браслет. Дома меня убьют, если я его потеряла!
- Сейчас, оглядываясь в то время, я готова себя ударить за свое поведение рядом с Ольгой, - произнесла Кристина, устремляя свой взгляд за окно – туда, где мимо нас проносились растущие вдоль железной дороги рощицы. – Как можно было так унижаться? Это и есть самая главная проблема детей. Они верят всем и каждому, кто ведет себя с ними мило. Хотя хорошо, что я узнала о существовании таких подлых людей в двенадцать, а не в сорок.
С тех пор меня нигде нельзя было увидеть без Русланы. Одноклассницы и даже учителя очень удивлялись внезапно вспыхнувшей между нами дружбе. Мне нравилось то, как умело она подавляла мой гнев одним лишь пристальным взглядом, и мне уже не хотелось ни с кем спорить. Я улыбалась и чувствовала, как хорошо иметь рядом Руслану.
Тем временем июнь близился к концу, экзамены маячили уже совсем близко, и ярко украшенные листы с их расписанием внушали благоговейный ужас перед нами. В каждом классе сдавались переводные экзамены, так что нелегко приходилось всем. У меня была одна из высших оценок в классе по русскому, этот предмет я вытягивала лучше остальных помимо хорового пения. Черт бы с историей или литературой, важнее было не завалить русский и математику. Конечно, Руслану я перегнать и не пыталась, но по русскому шла ровно после нее.
Руслану решили прикрепить к отстающим, а мне такую миссию еще не доверяли. Хуже всех в классе училась Тамара Солнцева, соседка Катьки. К ней Руслану и прикрепили. Катька сразу высказалась против:
- Вот еще! – скривилась она. – Не хватало, чтобы в мою комнату приходил кто-то чужой.
- Комната общая, - добродушно ответила Тамара. – Ты-то натянешь на тройку, а я вылететь не хочу.
Поэтому ближе к вечеру того же дня Руслана собрала учебники, заложила нужные страницы кусочками бумаги и отправилась к Тамаре. На полпути она обернулась и крикнула:
- Кристина! Может, со мной сходишь?
- Чтобы я там с Катькой ругалась? – спросила я. – Я же мешать буду.
- Мне с тобой спокойнее! Идем же!
Отказывать Руслане не хотелось, поэтому я пошла с ней. Мало ли, что может взбрести в голову Катьке, если она будет с нами в комнате. Она и так насмехается над Русланой из-за ее тихости, и точно не пренебрежет поводом поглумиться. Про Тамару я ничего толком не знала, разве то, что она с Катькой не сильно дружила и больше бродила одна, смеясь и разговаривая сама с собой. Тем не менее, ее в классе никто не считал странной, нежели Руслану, которая если и разговаривала сама с собой, то не вслух. Не знаю, с чем это было связано. Может с тем, что Руслана сторонилась людей, а Тамара, наоборот, липла ко всем подряд, и под конец всех начинало тошнить от ее подпрыгивающих сальных косичек.
Тамара встретила нас радушно. Она была не против того, что я скромно посижу в уголке, будто телохранитель, охраняющий важную персону. Я устроилась на кресле и начала разглядывать Катькину половину. Тамарина меня не интересовала, а вот посмотреть, как живет эта змея, мне очень хотелось. Но я ожидала увидеть что-то похуже. Катькина половина на удивление выглядела довольно приличной. Судя по лежащим на столе браслетикам и кольцам, я поняла, что Катька тоже отнюдь не бедствует. Хотя в этой школе вряд ли отыскивались бедняки. Это меня бесило. Вроде мы все были равны, все такие зажиточные и богатенькие девочки, но я видела девочек, попавших сюда в честь открытия по акции, таких, как Руслана. У нее этого ничего даже в мечтах не было. Всё, в чем нуждалась Руслана, это книги. А они стоили, и будут стоить дешевле украшений.
Пока Руслана пыталась что-то объяснить Тамаре, у которой прыщей на лице было явно больше, чем мозгов в голове, я дремала в кресле. На улице трещала какая-то птичка, прыгая по перилам балкона, этот звук убаюкивал. Но мой мирный покой прервался внезапным появлением Катьки. Она ворвалась в комнату, кинула на стол папку с тетрадями, и обернулась ко мне:
- А ты, интересно, почему здесь? Мы договаривались только на Серебренникову!
- Хочу и сижу, - огрызнулась я.
- Кать, Кристина не мешает! – вступилась за меня Тамара.
- Ты просто жить не сможешь, если не влезешь в то, во что влезать тебя никто не просит! – зло сказала Катька и опять ушла.
А тем временем Руслана закончила объяснять Тамаре домашнее задание, и настала пора уходить.
- Русь, ты напиши мне на листочек правила, которые я должна выучить, а я пока сбегаю себе за кофе, - добродушно сказала Тамара и пододвинула Руслане бумажку. Та кивнула, взявшись за ручку.
Тамара убежала. Мы остались одни в комнате.
- Пошли, я ей написала, - Руслана уже выходила, а я схватила с Катькиного стола пакет с соком и щедро залила ей все тетради. Только после этого я, удовлетворенная, вышла за подругой.
- Типичные школьные будни, - усмехнулся я. Кристина кивнула с легкой полуулыбкой.
На выходных нам обещали устроить вечерние посиделки у костра на берегу Волги, чтобы мы немного отдохнули от уроков и зачетов. На доске объявлений вывесили лист, куда все желающие записывали свою фамилию, класс и комнату. Таковых набралось много, поэтому субботним вечером мы, захватив с собой поесть, выдвинулись на берег. Вместе с нами пошли несколько учителей. Сначала долго звали Валерия Константиновича, но он отказался, ссылаясь на кучу работы. И вместо директора с нами пошел его мерзкий сын. Всю дорогу, пока мы шумной толпой шагали по холмистому склону, выбирая место для остановки, Ян Левинский еле переставлял ноги и тащился позади всех. Наш сердобольный физрук держал Яна за локоть и волновался, как он себя чувствует, и не нужно ли позвать врача. Ян мотал головой и сипло говорил, что все у него в порядке.
На берегу пахло илом и прохладой. Еще не стемнело, но с разных концов неба начинала разливаться вечерняя мгла, а с реки наползал белесый туман. Из шумевших сверху деревьев доносилось монотонное гудение комаров, которые уже начинали кружить вокруг нас. Математик жарил над костром сосиски, учительница русского играла на гитаре, а наши старшеклассницы ей подпевали. Меня тоже попросили петь, потому что я была одной из лучших на хоре. Я пела вместе с остальными известные песни, которые часто звучат на посиделках у костра. Ольга, которая тоже пошла, сидела на бревнышке и даже не смотрела в мою сторону. Я бросала на нее косые взгляды, но быстро оставила это занятие. Пускай сидит со своим самолюбием одна, а мы будем веселиться.
Часа через полтора все занялись своими делами. Девочки разошлись группами по берегу, некоторые остались у костра, учителя начали что-то обсуждать между собой. Русланы не было, у нее болела голова, поэтому я решила пройтись вдоль берега.
- Только не свались в воду и не уходи далеко, - предупредил физрук. Я и не собиралась, но для приличия заверила, что такого не случится.
Небо уже потемнело, поэтому берег освещал только наш костер. Луна сидела за тучами и не выглядывала. Я попробовала разглядеть соседний берег, но не смогла: Волга в этих местах разливалась так широко, что он терялся за торчащими тут и там островками, поросшими камышом и травой.
Я поднялась в рощу, спотыкаясь о ветки и какие-то тряпки. Вдруг за деревьями, внизу у реки, послышался всплеск. Я обернулась и стала пристально всматриваться в мелькающую между листьев водную гладь. Всплеск повторился. Я спустилась обратно и, спрыгнув с пригорка, вышла на песчаный берег. Волна плеснула по ногам. Я подошла ближе и разочарованно вздохнула: это оказалось не какое-то животное, как показалось вначале, а все тот же Ян Левинский. Он вылез из воды и сел на мокрый песок, обняв колени. Я почти не могла разглядеть его в темноте, но знала, что это он.
- Ты больной? Тебе не холодно лезть в реку? Вода же холодная!
- Нормально.
Ян встал и как-то потерянно огляделся.
- Ты не видела мои вещи?
- А я думала, там какие-то тряпки валяются, - хмыкнула я. – Ты даже не помнишь, куда кинул одежду?
- Извини, не помню.
Я моментально сбегала обратно в рощу, подняла то, что приняла за тряпки, и вернулась.
- Держи, склерозный старикан, - едко сказала я и сунула Яну его одежду с такой силой, что он покачнулся. Но Ян ничего не ответил, а просто начал одеваться. Я бы дорого заплатила, чтобы разглядеть во мгле его лицо, но видела лишь очертания. Мне почему-то не хотелось уходить от него обратно к костру. Я удивилась самой себе, но сказала ему:
- Ты одеваешься, но ты же весь мокрый! Замерзнешь по дороге.
- Мне нечем вытереться.
- Давай хотя бы твоей курткой! Ты же все равно ее сверху рубашки наденешь, так что без разницы, будет она мокрая или нет.
Ян принялся раздеваться, но вдруг что-то выпало из его кармана. Я даже увидела, как этот предмет тускло блеснул. Он увидел это и с такой прытью поднял, что чуть не сшиб меня с ног.
- Это что у тебя? – поинтересовалась я.
- Ничего.
- Почему ты такой немногословный?
- Я скажу что-нибудь, а ты будешь смеяться или издеваться надо мной.
- Потому что ты жалкий! – я моментально разозлилась на него. Тоже мне, тайну из себя строит!
- Я заболел раком три года назад! – неожиданно истерично крикнул Ян. Я заметила, что его передернуло. – Отец только и ждет часа, когда меня зароют в могилу! Но нет! – он подскочил ко мне и схватил за воротник. – Не дождетесь! Я не умру!
- Почему твой отец…? – сдавленно проговорила я, испугавшись, что он меня сейчас придушит.
- У меня вторая стадия, поэтому я могу спастись, но только дорогой операцией! Но ведь он не хочет помочь выжить сыну, который вдобавок ему только мешает! Он ждет моей смерти, чтобы не возить меня по терапиям. А ты… - он тряхнул меня. – Ты презираешь меня и издеваешься надо мной, но считаешь себя борцом за справедливость! Кто ты после этого?!
Ян отпустил меня и быстро пошел по направлению к костру. Я сунула руки в карманы и уставилась на воду. В ней отражалась выползшая луна. Я чувствовала внутри опустошение.
- В тот момент я впервые почувствовала нечто странное по отношению к Яну. Будто во мне что-то подменили. Знаете, такое ощущение чего-то нового, что организм еще не успел принять.
- Жаль Яна, - ответил я. – Неужели его отец действительно был бесчувственным негодяем?
- Да. То, что я скажу дальше, вас в этом убедит.
Следующим утром мы сидели в столовой и болтали о зачете по литературе. Я сидела в угнетенном состоянии и помешивала ложкой кашу. Очень хотелось что-то сделать, а именно извиниться перед Яном Левинским. Гордость и совесть яростно боролись во мне, и, наконец, гордость объявила, что ни перед кем я извиняться не буду и вообще пора уже доесть кашу.
- Почему ты такая кислая? – спросила Руслана и заложила выбившуюся прядь волос мне за ухо.
Я не успела ей ответить, так как со стороны столов старшеклассниц послышались восхищенные вздохи. Мы обернулись на входную дверь и увидели, что в столовую вошел директор, а с ним незнакомый молодой мужчина в свежем костюме и с лучезарной улыбкой.
- Это кто? – поинтересовались мы у проходившей мимо Вальки из девятого. Она, сдерживая улыбку, ответила:
- Старший сын Валерия Константиновича, Серафим. Приехал к нему на денек. Прелесть!
Девочки зашептались, даже Руслана приподняла уголки губ и уставилась на Серафима Левинского. Я тоже смотрела в ту сторону, не отрываясь, но совсем по другому поводу.
Валерий Константинович и Серафим стояли около учительского стола. Директор поправлял на сыне галстук, о чем-то его расспрашивал и заботливо наклонял голову вбок. А напротив них, на лавочке рядом с клеткой попугая, сиротливо сидел другой сын директора, Ян, и пил компот. У меня защемило сердце. «Почему я так реагирую на это?» - пронеслось в моей голове. «Это же Ян Левинский, самое отвратное существо на планете! Или уже нет…».
Тем временем директор пригласил старшего сына к столу, но Серафим прежде пожелал помыть руки. Проходя мимо Яна, они даже не повернули головы в его сторону. Только Серафим тормознул рядом с попугаем и поворковал с ним пару секунд. Как только они вышли из столовой в предбанник с рукомойниками, Ян отставил пустой стакан и опрометью кинулся за ними.
- Подождите, сейчас сбегаю руки помыть, а то от варенья липкие, - быстро сказала я и пошла за ними. Чтобы они не догадались о моей слежке, я прошла через предбанник с невозмутимым видом, вышла наружу и приложила ухо к дверям столового корпуса.
- Брат! – я сразу узнала сипловатый Янов голос. – Давно не виделись! Как ты? Жив, здоров?
Я приоткрыла дверь и заглянула в образовавшуюся щелку. Ян шагнул к Серафиму, но неожиданно тот толкнул его в плечо.
- Ты еще живой?
С лица Яна сбежала краска.
- Ян, мы, вообще-то, разговариваем, - заметил директор и, взяв Серафима под локоть, повел его обратно в столовую. Тот оглянулся и крикнул:
- Я в порядке, Янушка! И тебе не хворать!
Посадив Серафима за стол, Валерий Константинович вернулся в предбанник с грозным видом. Ян стоял в той же окаменевшей позе. Схватив его за подбородок, директор притянул младшего сына к себе и сказал:
- Не смей лезть прилюдно ни ко мне, ни к Серафиму! Ты нас перед ученицами опозорить хочешь? Молодец, получается! Еще раз так сделаешь, я прибью тебя раньше, чем ты сам отойдешь на тот свет!
И он удалился, хлопнув дверью предбанника. Ян тихо вышел наружу: я успела отскочить и сделать вид, что просто стою. Он не обратил на меня никакого внимания и куда-то двинулся.
- Ян! – вырвалось у меня. Он продолжал идти, не отвечая. Я заметалась: через десять минут начнется урок, но я не могу бросить этого бедного человека. Я шла за ним след в след, не приставая. Наконец, Ян сел на лавочку в тени кустов шиповника и качающихся берез. Я села рядом. Раздался гонг, сообщающий, что урок начался. Ян спросил, не поднимая головы:
- Прогуливаешь во имя справедливости?
- Какая там справедливость! – проговорила я и придвинулась к нему ближе. Ян наклонил ко мне свою курчавую голову, и вдруг губы у него задрожали. Я крепко сжала его лежащую на колене ладонь своей.
- Как так может быть, что отец ненавидит сына, а брат ненавидит брата? – он еле выговорил это, прикусывая нижнюю губу и хватая меня за руки. – За что? За то, что я болен раком? За то, что я такой неполноценный и жалкий? Со мной стыдно показаться на людях? Так почему же я еще живу в этой школе, а не в собачьей будке или на помойке?!
Ян уронил голову мне на плечо. Я в немом ужасе обняла его за плечи и уткнулась носом в приятно пахнущие мягкие волосы. Страх и внезапное понимание происходящего охватили меня. Ян серьезно болен, его оставили умирать. Вдруг раз! – и нет его. Нет этих волос, этих щуплых плеч! Раз! – и нет! Как же так может быть?! Я сама чуть не завыла вместе с ним.
- Милый, хороший Ян! – по моим щекам покатились слезы. – Я думала, что твой отец тебя любит!
Ян поднял на меня красные глаза и дрожащей рукой провел по моей мокрой щеке:
- Не плачь, Кристина. Тебе-то что плакать…
И он опять содрогнулся, пряча лицо. Так мы сидели, обнявшись, и время до гонга, оповещающего о конце урока, прошло незаметно. Как только он гулко отзвенел над притихшей школой, Ян с посерьезневшим лицом пихнул меня в бок:
- Иди на уроки. Нечего прогуливать.
- Но тебе же больно и плохо… - возразила я, но он остановил меня:
- Я привык плакать в одиночестве, поэтому не надо меня жалеть.
- Ах ты, гад такой! – я вспыхнула. - Только что я ревела вместе с тобой, проникалась твоими проблемами, а ты берешь и посылаешь мне от ворот поворот! Надо же было так перед тобой унизиться.
Ян откинул голову и закрыл глаза, показав, что не хочет слушать. Я нахмурилась и пошла в учебный корпус. Теперь меня терзала моя слабость перед противным Левинским. Захотел поплакаться и разжалобил меня своими дрожащими губами! Мне остро казалось, что мной просто попользовались. И главное, никаких слов благодарности!
Я вошла в класс и бросила на парту сумку. Следом появилась идущая с предыдущего урока Руслана.
- Что такое? Ты опять кислая!
-Да так. Просто я ненавижу двуличность.
- Посмотрите на нее! Ненавидит двуличность! – раздался Катькин голос. Она встала передо мной с насмешливым взглядом. – А как насчет того, что ты говоришь, что терпеть не можешь Яна Левинского, а сама с ним вместо уроков обжимаешься?
Кровь бешено застучала у меня в висках.
- Я не обжимаюсь с ним! – сурово произнесла я.
- Перестань, я тебя с ним в окно видела, - парировала Катька, довольная, что получается вывести меня из себя.
- Девочки, ну не ссорьтесь, - Руслана опять попыталась нас примирить, но я мириться не желала. Не хватало только, чтобы Катька распустила слухи о том, что у меня с Левинским любовь.
- Катька, мне плевать, что ты себе навыдумывала, я по-прежнему его терпеть не могу! Строит из себя бедненького!
- Ты всегда так говорила, но не обжималась с ним! Или это сегодня день такой, что вы решили на людях?
- Горелова, я тебе сейчас врежу, - угрожающе ответила я. – Не нужен мне твой Левинский.
- Конечно, - Катька скривила губы. – Ведь у него уже есть Оля.
- Какая Оля?
- Та, которую ты бросила. Моя лучшая подруга! – гордо сказала Катька и отошла от меня, надеясь, что оставила после себя неизгладимое впечатление.
- Ян никогда бы не обратил внимания на эту предательницу! – пылко крикнула я, но Руслана взяла меня за руку. В ее взгляде читалось «Успокойся немедленно». И вроде было безразлично, но весь урок я не могла выбросить из головы мысль о Яне и Ольге. «Ну не может такого быть, не верю!» - думала я. «Тебе же все равно», - возражал внутренний голос. «И что? Я так не хочу! Ольга ему не ровня!» - упрямо твердила я самой себе, не понимая, зачем нервничать из-за этого.
После уроков, возвращаясь в спальный корпус, я увидела подтверждение словам Катьки. По сосновой аллее неспешно шли Ян Левинский и Ольга, которая обеими руками держала свою сумку как особа голубых кровей. Подул ветер, Ян откинул с лица волосы и встретился взглядом со мной. Я тут же демонстративно отвернулась и сделала вид, будто смотрю на шестиклассниц, качающихся на качелях.
- Давай сегодня вечером сходим в частный сектор? – тем временем предложила ему Ольга.
- Ученицам без разрешения нельзя покидать территорию школы, - заметил Ян. Ольга прильнула к нему сбоку, не давая идти дальше, и тряхнула густыми волосами, от которых на километр несло шампунем и духами.
- Мы незаметно. Или ты испугался, мальчик?
- Оля, милая, вы перегибаете палку, - Ян осторожно двигал плечами, пытаясь высвободиться из ее объятий. Ольга выпятила нижнюю губу:
- Не надо выкать! Я же тебя младше!
- Тем более, Оля, отойдите! Я готов с вами разговаривать о чем угодно, но давайте без крайностей?
- Ян, почему ты такой чудной?
- Оля, поймите, это школа принадлежит моему отцу, и я не должен вступать в отношения с ученицами! Это чревато!
- Но ты ведь болеешь всего лишь раком, а не СПИДом! Мне никак это не повредит, или я ошибаюсь?
Я тогда вообще не понимала, чего Ольга от него так усердно добивается, но последняя фраза с ее стороны меня повергла в шок. Всего лишь раком! Ничего себе, всего лишь! Но мне стало легче оттого, что Ян, видимо, не был счастлив в Ольгином обществе.
- Кристина!
Это Ян позвал меня. Я моментально повернулась к ним, забыв, что якобы наблюдаю за шестиклассницами.
- Как хорошо, что ты здесь! Пошли, я передам книгу, которую ты просила.
Не успев возразить, что не знаю ни про какую книгу, я оказалась схвачена Яном за локоть, и он быстро потащил меня по аллее. Ольга разочарованно посмотрела нам вслед.
- Понимаю, это был отвлекающий маневр, - догадалась я, когда мы отдалились на приличное расстояние. Ян кивнул и ускорился, надеясь откреститься и от меня, но со мной так просто не получится. Я хотела отпустить что-то язвительное, но тут мой взгляд остановился на расплывающемся синяке под его глазом.
- Что это? – я приподнялась на цыпочках и провела пальцами по его лицу. Я опять испугалась, что этого бледного существа может в мгновение не стать.
- Догадайся с одного раза.
- Да ладно?! – происходящее в семье Левинских меня шокировало все больше.
- За то, что я посмел разговаривать с Серафимом при ученицах. Я и так репутацию школы порчу.
- Боже мой! У меня в голове не укладывается! Тебя наоборот все обожают, не видишь, что ли?!
- Отцу моему объясни это.
Ян опять задвигал бровями.
- Слушай, я больше не хочу тебя жалеть! – резко сказала я, сразу изменившись в лице. – Тебя жалеешь, а ты говоришь, что тебе это не надо!
- Мне это и не надо. Я просто от тебя свои слезы не скрываю. Но, раз ты такая холодная, то я пойду на речку. Там хорошо.
Я не стала его догонять, а прямым ходом двинулась к Валерию Константиновичу. Он был у себя в кабинете, разговаривал по телефону. Сначала махнул на меня, мол, уйди, но я упрямо оперлась на дверь и скрестила руки на груди. Тогда он сдался и кивнул на диванчик. Я села и стала терпеливо ждать. Внутри пылал огонь, которым можно было бы спалить всю школу, но я хотела не палить, а растапливать сердце Валерия Константиновича. Пока он разговаривал, я обратила внимание на стоящую на столе рамку. С фотографии смотрел сам директор, обнимая Серафима, а с правой стороны из-за угла торчали темно-русые вьющиеся волосы и кусочек плеча в чем-то белом, но на этом фрагменте фотография была обрезана.
Наконец, директор повесил трубку, что-то записал и поднял голову.
- Ты, наверно, про деньги спросить хотела? Я их нашел, все хорошо. А то я уже сам запаниковал, что кто-то украл. Кстати, ты слышала, что в школе началась серия краж дорогих украшений? Родители пострадавших и они сами уже на головах ходят.
- Я видела девочек, кто искал пропавшие колечки и браслетики.
- Недавно у Кати Гореловой из твоего класса украли серьги. И, знаешь, она утверждает, что воруешь ты.
- Чего?! – я задохнулась от возмущения и сразу забыла про Яна.
- Она рассказала, что ты приходила вместе с Русланой Серебренниковой к ней в комнату, разлила сок на книги и украла серьги.
- Ну, с соком было дело, - скривилась я. – А про серьги я ничего не слышала! Честно!
- Допустим, но они пропали сразу после твоего посещения ее комнаты. Плюс ко всему до этого девочки тоже жаловались. Совпадение? Тем более, зная тебя…
- По-вашему, я могу воровать?!
- Тише, - директор присел ко мне и заглянул в глаза. – Я тебя не ловил за руку, но, прости, подозреваю. Давай сделаем так: соберем в актовом зале общешкольное собрание и решим, как искать вора. Ведь это не дело, что ценности пропадают. С меня потом родители скальп снимут.
Я тяжело дышала, но сумела взять себя в руки, и, наконец, выдала, зачем пришла.
- Зачем вы Яна бьете?
- А вот это мое личное дело, не находишь? Все, иди, готовь себе оправдание для собрания. Дату и время я вывешу на стенд.
- Пожалуйста, Валерий Константинович, - я взяла его за плечо. – Я говорю с вами не как с директором, а как с человеком.
- А директор не человек? – уголки губ Валерия Константиновича приподнялись. Ему плевать на болтовню двенадцатилетней девчонки, но отступать было рано.
- Поймите меня! Ян же ваш сын!
- И что ты мне предлагаешь?
- Сделайте ему операцию и покажите, что любите его!
- Операцию сделать это не так легко, как уроки прогуливать, - проговорил Валерий Константинович.
- Но у вас же есть деньги!
- А ты считала их?
- Но ведь есть!
- Повторяю, ты их считала?
Я запнулась, но быстро нашлась:
- Тогда хотя бы обращайтесь с ним ласково, ему же плохо! Он совсем один, он плачет!
- Во-первых, Ян первоклассно умеет разжалобить окружающих смазливой мордашкой, а во-вторых, я не люблю его. Не нужен мне Ян, понимаешь? Нет, ты не поймешь, маленькая еще. Он рожден нелюбимой мною женщиной, которая умерла давно. Я догадываюсь, что он тебе плакался, какой у него гадкий и жадный отец? А теперь, Кристиночка, иди в корпус, сделай уроки. Поверь, я сам разберусь со своим сыном. К тому же, Ян пользуется популярностью у девочек, так что он не одинок. Иди, иди!
- Да уж, не повезло парню с отцом, - сказал я. После Кристининых рассказов оставался неприятный осадок, будто я сам разговаривал с Валерием Константиновичем. – Но кто же воровал? Тем более, частная школа.
Кристина только усмехнулась и продолжила.
На общешкольное собрание явились даже те, кто обычно пропускал такие мероприятия и вместо этого гулял или смотрел телевизор. Девочки, у которых пропали украшения, шумели громче всех и кидались на любую, кто вызывал у них подозрение. Меня никто не трогал, но это было затишье перед бурей. Я видела, как Катька посматривает в мою сторону, и понимала, что уж она-то лбом стены расшибет, но докажет, что ворую я. Абсолютно не хотелось страдать из-за появившейся в школе крысы, которая так тщательно прячется от правосудия, поэтому я решила, что буду защищать себя изо всех сил. Руслана держалась на моей стороне и говорила, что по Катькиным серьгам у меня беспрекословное алиби, потому что я была рядом с Русланой весь вечер, и наши соседки, с которыми мы разговаривали через балкон, это знают. Соседки в один голос это подтвердили. Катька разозлилась и начала доказывать, что воровка – это точно я, и соседок мы подговорили. К ней подключились остальные жертвы краж, и я заметила, что их человек двадцать пять, а это немало. Наконец, Валерий Константинович не выдержал и твердо произнес в микрофон:
- Так, девочки, мы пришли сюда разобраться и найти вора, а не устраивать базар. Будьте серьезнее и беспристрастнее. К пятнице должен подъехать участковый, но давайте попробуем выяснить хоть что-то сами. Да, заставляет задуматься Кристина Вергильева из пятого «А», но, как говорится, не пойман – не вор.
- Давайте ее посадим под домашний арест, и посмотрим, продолжатся кражи или нет! – крикнула какая-то восьмиклассница.
- Не думаю, что это хорошая идея, - ответил директор. – Возможно, вор сидит в этом зале и прекратит свои деяния, чтобы подставить Кристину. Девочки, я настоятельно советую вам убирать дорогие украшения подальше, и желательно вернуть их домой к родителям.
- А может, это все-таки Кристина? – с надеждой спросила Катька.
- Нет!
Мы все обернулись. В самом дальнем углу сидел Ян Левинский и метал молнии в глазах.
- Нет! Она вообще никак не причастна к кражам!
- Ты видел, кто это делает?! – закричали несчастные жертвы и просто любопытные с мольбой в голосе, надеясь, что сейчас-то все и прояснится. Но Ян покачал головой и ответил:
- Нет. Но очень хотел бы посмотреть в глаза тому, кто ворует украшения у школьниц, и спросить, зачем он это делает. Хотя, по моему мнению, вы сами виноваты, что притащили в школу дорогие побрякушки.
- Ян Валерьевич, не мешайте, - с ноткой раздраженности сказал директор.
Потом мы еще долго что-то решали, обсуждали, и, наконец, было принято решение посматривать не только за мной, но и за остальными. «Будьте большой дружной семьей», - порекомендовал напоследок Валерий Константинович.
Мы вышли из учебного корпуса. Небо затянуло темными тяжелыми тучами, по деревьям и крыше стучал дождь. Лилии на клумбах гнулись под напором капель, пахло мокрым асфальтом. Девочки суетились, как же добежать до спального корпуса, а я не стала задумываться, и пошла без зонта. За мной увязались несколько моих одноклассниц, они наперебой утверждали, что ни в чем меня не винят, и ворует кто-то другой, но я не особо ловила их слова и шла, вслушиваясь в шум дождя. Здесь, на аллее, дождь лился сильнее. Я стирала капли с лица рукой, но тотчас же накатывали новые. Они скользили по моим волосам, по листьям, и, казалось, шептали о чем-то примолкнувшей школе.
Я встала на крыльце спального корпуса. Высоко в небе слышались отдаленные раскаты грома, которые с каждым разом становились ближе и громче. Звуки дождя смешивались с голосами девочек в корпусе и шагами тех, кто только входил в него мимо меня. Кто-то останавливался, дергал меня за рукав и говорил:
- Быстрее иди домой, ты вся мокрая!
Но я не уходила. Сверкнула молния, разорвав темное небо на части, с новой силой ударил раскат грома: я вздрогнула. В кронах деревьев вскрикнула лесная птица.
На тропинке к корпусу, чавкая ботинками в размокшей земле, приблизился Ян. Он закрывал голову какой-то папкой и, как только начинала выть птица или сверкала молния, вздрагивал так, будто его ударили. Он зашел под крышу ко мне и встряхнулся. Его и без того курчавые волосы от сырости завивались еще больше.
- Надо же, как шарахает! – проговорил он. –Здорово было бы стоять не здесь, а на берегу. Невероятные ощущения, когда дождь стучит по воде.
- Так пошли.
- Не могу, мне надо убраться в ваших комнатах.
Он достал из кармана ключи и покрепче сжал их.
- Открывай дверь, пора домой. Еще простудишься.
- Ты грозы испугался, что ли?
- Если бы я боялся только грозы, я был бы самым счастливым человеком на свете! – ответил Ян и пошел в уборную за шваброй.
- Ян прав, - заметил я. – Не надо приносить в школу дорогие украшения.
- Ой, прекратите. Попробуйте что-то запретить девочкам, которых хлебом не корми, дай порисоваться друг перед другом. Хорошо, что я такой не была и не буду.
Вечером я заставила себя решать тесты по математике, с ужасом осознавая, что все равно ничего не понимаю. Раза два в комнату стучался Ян за водой для мытья пола. На мой вопрос, почему он ходит сюда, он отвечал, что ему лень тащиться на первый этаж в уборную, и проще налить воду у меня в ванной.
- Почему именно в моей? – поинтересовалась я.
- Даже не знаю.
- Там ничего не говорят насчет собрания?
- Еще как говорят. Большая часть обвиняет тебя, и кто-то даже планирует устроить тебе темную.
- Ян, ну ты же им не веришь? – я обессилено откинулась на спинку стула.
- Я тем более не верю.
- А как ты думаешь, кто ворует и зачем?
- Откуда я знаю? Чего ты ко мне привязалась? – внезапно Ян поменялся в лице. – Ты меня, что ли, за вора держишь?!
- Нет, Ян, ты что! – я даже не успела понять, чего он так распсиховался. Я ждала, что он что-нибудь объяснит, как в тот раз на берегу, когда он тоже сорвался, но Ян ушел, хлопнув дверью и плеснув водой на пол. «Истерик он», - решила я, но за тесты взяться не получилось. Я понимала, что Ян что-то не договорил, и все сильнее казалось, что он точно знает вора. Но спрашивать бесполезно, он как обычно разорется и сбежит.
Потом пришла Руслана. Она сидела загадочная и сверлила взглядом потолок. Я не стала лезть, опасаясь, что она отреагирует как Ян. Вскоре в школе выключили свет, мы легли спать. Я уже почти провалилась в сон, обнимая подушку, но услышала под окнами шаги, будто кто-то бежит.
- Руслан, спишь? – осторожно спросила я. Ответа не последовало. Я встала и на цыпочках прокралась на балкон. В лицо мне пахнуло ночным прохладным воздухом. Я перегнулась через перила и увидела, как по дорожке, избегая света фонарей, двигался Ян Левинский. Он то и дело наступал на сухие ветки, они трещали - от этого он дергался и оборачивался на спальный корпус. «Опять, что ли, купаться пошел?» - подумала я. Тут же на меня напало непреодолимое желание последовать за ним. Ночью во мне почему-то просыпалось невероятное влечение к Яну, поэтому я, не теряя его из виду, со скоростью света сдернула пижаму, нацепила сарафан, влезла в ботинки и без раздумий спрыгнула со второго этажа. Я так делала довольно часто, но ночью, после отбоя, я уходила впервые.
Ян постоянно останавливался и прислушивался. «Зачем он так?» - прячась за деревом, не понимала я. А Ян тем временем, отгоняя комаров от лица, направлялся вовсе не в сторону берега. Он дошел до зияющей в заборе дыры, прикрытой кустами, и полез в нее, чертыхаясь. Я растерянно обернулась на школу: вернуться, пока не поздно, или идти за Яном? Разумеется, я остановилась на последнем варианте, и полезла в эту дыру, одной рукой отгораживая ветки, а второй снимая паутину с волос.
Остановившись за кустом, я продолжала следить за Яном. Он шел целенаправленно, уже не оглядываясь. Дорога шла через поле, поэтому высокая трава служила мне отличным прикрытием. Кругом трещали сверчки, в пруду заливались лягушки, а в воздухе стоял перезвон комаров, которые уже меня приметили и теперь кружили над моей головой, норовя подлететь поближе.
За полем находился небольшой частный сектор с тремя пятиэтажками и парой ветхих домиков прошлого века. Туда-то Ян и направлялся. Я присмотрелась: дальше местность становилась открытой, поэтому я увеличила расстояние между нами и до удобного момента оставалась на краю поля.
Ян открыл калитку одного из домиков и прошел к крыльцу, путаясь в некошеной траве. Ян юркнул внутрь, дверь закрылась.
Обнаглев от любопытства, я проникла на участок, присматриваясь к окнам. Но в них ничего нельзя было разглядеть, так как на многих окнах темнели наглухо прибитые ставни. Но сквозь щели в одной из них пробивался неяркий свет настольной лампы. Я подошла под это окно и замерла, прислушиваясь. Оттуда донеслось приглушенное бормотание.
- За тот янтарь больше не дали. Не самое лучшее качество. Давай пока посчитаем, сколько у нас всего.
В домике что-то загрохотало, послышался лязг ржавых замков. Опять зашуршали бумажки наряду с тихим отсчетом Яна:
- Десять, двадцать, тридцать, сорок.… Девяносто тысяч. Маловато. А нам надо четыреста. Господи, где я найду такие деньги?!
Я, затаив дыхание, присела и закрылась ветками, видя из своего укрытия, как из окна высунулась курчавая голова Яна. Он огляделся, но, видно, меня не заметил. Потом он выудил из кармана фонарик. Яркий луч прорезал темноту, заскользил по кустам и по брусьям, к фонарику полетела мошкара. Я закрыла голову руками и вжалась в обветшалую стену дома. В ту же секунду мое бедро пронзила острая боль: я еле сдержалась от вскрика.
Тем временем Ян скрылся в окне, захлопнув его. Я облегченно выдохнула и тут же схватилась за бедро, поджав ногу. В темноте ничего не было видно, поэтому я ощупала ноющее место и с ужасом поняла, что посадила себе занозу. Бедро неприятно саднило, и это ощущение растекалось по всей ноге. «Как я дойду до школы?!» - я начинала паниковать.
- Красивые сегодня звезды, не правда ли?
Я медленно обернулась, продолжая судорожно сжимать бедро. Передо мной стоял Ян.
Я в немом ужасе отползла от него вдоль стены. «Убьет! Убьет!» - вертелось в голове. «Пожалуйста, пусть это окажется страшным сном, нет, умоляю, не надо!»
Я наткнулась спиной на корень, торчащий в траве, откинулась на него и закрыла голову руками, сжавшись и вытянув повредившуюся ногу. «Придушит или ногами? Придушит или ногами? Сразу или поиздевается?» - во рту у меня пересохло.
- Больно? – вдруг спросил Ян, показывая на мое бедро. Меня передернуло. Он осторожно поднял меня на руки и понес в дом. «Убьет и оставит в подвале!» - я слабо пошевелилась, понимая, что вырваться не могу.
Ян положил меня на тахту с выцветшим ковром, зажег лампу и начал копаться в тумбочке. Вынув оттуда какой-то пузырек и вату, он придвинул к тахте табуретку и сказал:
- Перевернись на живот.
- Что ты хочешь со мной сделать? – прошептала я сухими губами.
- Вытащить тебе занозу. А то вдруг грязь попадет.
- А потом?
- Убивать я тебя не собираюсь, разве я похож на своего отца? Я к тому, что он на моем месте убил бы, не поскупился. Вообще-то, я был уверен, что ты знаешь о моей маленькой тайне, если это можно так назвать. Я на собрании сидел в полуобморочном состоянии, думая, что ты меня сдашь. А ты, оказывается, не знала. Видишь, какой я плохой, у школьниц драгоценности ворую. Деньги за твое разбитое окно я тоже украл, обнаглев от желания выжить, но потом испугался и вернул на место.
- Я даже не догадывалась, - тихо проговорила я, постепенно приходя в себя от пережитого ужаса.
- Теперь ты меня сдашь?
- Нет, Ян. Я еще не поняла, кто тут прав и виноват.
- Да, это можно по-разному рассматривать. Но ничего не поделаешь, я все-таки виноват. По секрету скажу, - Ян наклонился надо мной и прошептал в самое ухо. – Мне все равно. Мне главное себя спасти.
- Наберешь ты денег, а дальше? – он приложил мне к ранке вату с лекарством, я зажмурилась.
- А дальше я уеду в онкологический центр в Германии. И когда я вернусь сюда, то первым делом посмотрю в глаза своему отцу. Он ведь даже не разговаривает со мной последнее время.
- А как ты посмотришь в глаза тем, у кого ты крадешь?
Ян пожал плечами. По его виду я поняла, что такие мелочи ему безразличны. Брошенный собственным отцом умирать, Ян Левинский думал лишь о своем спасении любой ценой.
Наконец, Ян закончил колдовать над моей пораненной ногой. Залепив больное место пластырем, он сказал:
- Вот так. На что-то еще гожусь.
- Ладно тебе, - я села, поджав ноги, и протянула Яну руку. – Серьезно, я не знала, что у тебя всё настолько запущено. Так ты не притворялся, когда плакал тогда, на лавочке?
- Нет, Кристина. Понимаешь, у меня с ним с детства проблемы. Он даже не хочет понять и присмотреться ко мне.
- Да, он сказал, что не любит тебя из-за твоей мамы. Я правильно поняла, да?
- Вроде того, - Ян горько усмехнулся. – Он начал скатываться в безденежье. Вот и вступил в фиктивный брак с моей мамой. И зачем-то им надо было родить меня. Мама умерла через два года после моего рождения. Первая жена его бросила, оставив двоих детей – младшего Серафима, которого ты видела, и старшую Ренату. Мою сводную сестру я любил больше своей жизни. Разница в возрасте у нас тринадцать лет, и она всегда защищала меня от наглеца Серафима и от него. Мне было двенадцать лет, как тебе, когда из-за него я сломал руку. Он пришел, начал ругаться, что мы вытягиваем из него слишком много денег, а Рената его сзади толкнула легонько. И отошла, а я рядом стоял. Он обернулся и подумал, что это я. Он замахнулся, я отскочил, споткнулся о стул и упал. Отгадай, кто ездил со мной в травмпункт и накладывал гипс? Правильно, Рената.
- А где она сейчас? – я заглянула Яну в глаза. Но там темнела бездонная дыра, в которой ничего нельзя было прочесть. Только тон, которым Ян произносил слово «он», бросал меня в дрожь.
- Она не выдержала бесконечных скандалов в нашем доме, собрала вещи и ушла. Я не знаю, где Рената живет. Она вроде бы замужем. А он открыл собственную частую школу и теперь строит из себя справедливого директора. Я помню, как надо мной издевались он и Серафим. Я знаю, что у людей под их лживой притягивающей внешностью. И я готов убить всех ради спасения своей жизни, если бы это, конечно, помогло.
- Ты так устроен…
- Так устроены все люди. Просто они пытаются состроить из себя праведников. А я жертва, которую они усердно втаптывают в грязь.
Повисла пауза. Слышно было сверчка где-то за шкафом и стук маятника старых часов, гулко разносившийся по дому. Ян постукивал костяшками пальцев по столу в такт маятнику, а потом произнес:
- Останови этот грохот.
- Какой же это грохот? Обычное тиканье.
- Это жуткий грохот обратного отсчета моей жизни, Кристина. Как будто меня бьют кувалдой по голове. Останови, пожалуйста.
Я дотянулась до висящих на стене часов и схватила маятник, заставляя его замереть. «Грохот» прекратился.
- Так лучше. Кристина, как ты думаешь, что мне делать теперь? В школе воровать я уже не смогу, раз он подключил к делу полицию.
- А сколько он платит тебе за роль уборщика комнат? – спросила я, и тут до меня дошло. – Постой.… Вот как ты воровал! Ну, конечно же!
Ян мягко улыбнулся, будто его похвалили.
- А может, попросить у него в долг под расписку?
- Не даст он мне ничего, - моментально прервал меня Ян, опять помрачнев. – Он говорил что-то вроде того, почему у меня уже три года вторая стадия, и когда уже наступит третья, чтобы я навсегда отвязался.
Мне стало холодно от этих слов. Валерий Константинович весь год, что я училась в его школе, виделся мне приветливым, хотя и строгим человеком. Я тоже жила с отцом, и если бы чем-то смертельно опасным заболела, он бы незамедлительно бросил все средства на помощь. А тут…
- Ян, не надо воровать, теперь они обязательно тебя поймают, - вдруг твердо сказала я, почувствовав необыкновенный прилив сил. Я ощутила, что ответственность за Янову жизнь в это мгновение полностью лежит на мне. – Давай вместе пойдем работать.
- Куда, когда и как? Ты учишься, маленькая, какая тебе работа.
- Я не маленькая! – запальчиво ответила я, заметив, что Ян задумался. Тут он посмотрел на меня, и уголки его губ поползли вверх.
- Ничего себе. И его отцу было не стыдно, что он толкнул сына на преступление?
- Он не знал. Это потом выяснилось.
Я выдохнула и согнулась, упершись руками в колени. Все пять уроков нас мучили итоговыми тестами и подготовками к переводным экзаменам. Мой мозг кипел, и Руслана посоветовала пройтись по школьным аллейкам, вслушиваясь в шум деревьев. Я немного посидела в беседке с одноклассницами, жалуясь на усталость, а потом направилась прямиком к Яну. Он сидел на ступенях спального корпуса. Когда я подошла, он наскоро попрощался с пристающей к нему девятиклассницей и встал.
- Иди в комнату, надевай гольфы повыше, или лучше штаны. И от клещей хорошенько побрызгайся. Я буду ждать тебя у качелей.
Я все сделала так, как сказал Ян, и побежала к качелям. Переглянувшись, мы кивнули друг другу, будто настоящие преступники на задании, и спустились к растущим в саду лилиям. Рядом с ними сидели девочки. Увидев нас, они с любопытством подняли головы.
- Идете любоваться природой? – съязвила Катька, которая тоже там была. Ян не ответил, зная, что Катька тот человек, после которого меня сложно будет потушить, и, будто поклонившись клумбе, достал заткнутые за пояс ножницы и срезал пару цветов. Я бросилась их собирать. Катька отшатнулась:
- Вы совсем с ума сошли? Ян, ты-то куда?
- Для тебя он Ян Валерьевич! – вскинулась я, но тут же получила подзатыльник от Яна.
- Девочки, если вам неприятно смотреть на то, как мы наносим вред природе, то выберите, пожалуйста, другое место для посиделок.
У Яна был мягкий, но требовательный голос, которому девочки беспрекословно подчинились и исчезли, таща за собой Катьку, не желающую оставлять меня в хорошем настроении.
Я делила с Яном его страшную тайну. Я перестала считать его бесформенным школьным привидением и поняла, что не имею права ставить штампы на человека, которого знаю поверхностно. Справедливость, за которой так отчаянно гонюсь, заключается в доскональной считке информации с души человека, и только после этого можно выносить приговор.
Мы с Яном придумали, как я смогу, не выходя из школы, ему помогать. Ян ходил на трассу и продавал букеты лилий, которые мы таким вот нехитрым способом добывали в школьном саду. Какой же это был мизерный вклад в нашу копилку по сравнению с украшениями девочек! Я была готова рвать на себе волосы от бессилья, но в школу уже пару раз приходили полицейские, поэтому о дальнейших кражах и речи быть не могло. Тем более, приехали родители и забрали у своих дочерей всё, что могло бы представлять ценность. Пришлось ограничиться лилиями.
А пока нас окружали белые лилии. Ян прилег на траву и протянул мне благоухающий цветок:
- На, заслужила.
Я улыбнулась. Мне казалось, что этот парень с вьющимися волосами, в светлой одежде и голубом шейном платке – мой старший брат.
- Кристина, как я рад, что мы с тобой друзья.
- Я тоже рада, Ян. Я теперь за тебя головой отвечаю.
- Вот как? – на его лице промелькнула улыбка, но оно оставалось таким, будто Ян находился в забытье. Я убеждающее кивнула: Ян рассмеялся.
- Скорее бы учебный год кончился, - проговорил он. – Ты останешься в школе?
- Да, папа ведь занятой, он фотограф. В июле я точно буду с тобой, так как у папы намечается много выездных съемок.
Сказав это, я замолчала и посмотрела на небо. Интересно, в стране, где сейчас папа, небо тоже ясное? Из-за частной школы я стала совсем не семейным человеком. Дети, которые учатся в обычных школах без общежитий, привязаны к родителям и дому сильнее. Но даже в то время как я училась в начальной школе, дом не имел каких-то больших ценностей. Там не было мамы – она меня бросила, иногда не было и папы, а только записка на столе «Кристина! Я на съемках, обед в холодильнике. Вечером вернусь поздно, не жди». И я сидела перед окном и привыкала к одиночеству. Это здесь, в школе Левинского на Волге, я собрала вокруг себя девочек, потому что с первого дня преподнесла себя не отчужденной одиночкой, как, например, Руслана. Попади в новое общество, не знающее тебя, и веди себя как захочешь. И они воспримут тебя именно так, как перед ними покажешься. Но за последнее время я опять возвращалась в прошлое состояние замкнутости. Катька чуть ли не на голове ходила, думая, что это она постаралась, но Катька не при чем. Я стала замечать, что мои подружки чувствуют мою внутреннюю опустошенность. Я даже перестала бить стекла и ругаться с учителями. Эта роль мне не подошла, и я из нее выпорхнула, как из цепей, только благодаря Яну. Я била стекла и срывала голос, пытаясь принести в наш школьный мирок справедливость, а Ян молчал и проворачивал свои похищения незаметно, надеясь сделать, по сути, то же самое.
Я смотрела на Яна и думала, задерживая взгляд на его шейном платке: хороший Ян или плохой. Эта мысль преследовала меня на уроках и даже во сне. Один раз после хора я села на стул в зале и, глядя в белый потолок, задалась мучившим меня вопросом. Для девочек, получивших хорошую трепку от родителей за украшения, Ян, безусловно, плохой. Он вор. А кто такой вор? Это тот, кто приносит несчастье своим жертвам, отнимая силой у них нечто ценное. В случае с девочками, это были материальные ценности. Но Ян тоже хлебнул горя! Жизнь украла у Яна отцовскую любовь, счастливое детство и здоровье, то есть, его духовные ценности.
- А можно ли обвинять вора, которого тоже обворовали? – спросила я у собирающего со стола бумаги Виктора Анатольевича. - Причем этот вор хочет доказать тому, кто обворовал его, что он делает это не из мести, а из желания жить счастливо?
- Что, прости?
- Нет, ничего.
- Ты изменилась, Вергильева, - произнес Виктор Анатольевич после небольшой паузы. – Раньше ты всегда на меня набрасывалась, как волк на оленя. Так повлияла дружба с тихоней Серебренниковой?
Я отрицательно покачала головой.
- Нет, с Яном Левинским.
- Ты, помню, его всегда ругала.
- Я была неправа. Я неправильно понимала справедливость. А Ян открыл мне глаза. Я даже извинилась перед ним.
- А передо мной не хочешь? – Виктор Анатольевич ухмыльнулся.
- Перед вами не буду. Вы, каким были, таким в моих глазах и остались. Недостойны вы у нас хор вести.
Виктор Анатольевич подхватил свою папку под мышку и раздраженно сказал:
- Непонятно кого из себя возомнивший ребенок!
И он ушел, как мне показалось, оскорбленный до глубины души.
- Я согласен с вами, Кристина. Поражаюсь я вашим мыслям в двенадцать лет. Я бы до такого не додумался.
- Вынудили обстоятельства.
Наконец, экзамены остались позади. Я официально закончила пятый класс, и теперь все ждали выпускной, который намечался на воскресение. Девочки и учителя ходили довольные, чего нельзя было сказать о директоре. Он возместил ущерб родителям пострадавших от краж из собственного кармана, а для самих жертв накупил кучу вкусностей и косметики. Кому что больше нравилось. Только Катька до сих пор тыкала в меня пальцем и кричала, что я воровка и меня надо отчислить и заставить самой выплачивать по счетам. Я молчала. Но тут, как гром с неба, ударил момент, с которого я молчать перестала.
Так случилось, что я простудилась и до субботы должна была пролежать в лазарете. Ко мне заходили девочки и рассказывали, что в столовой Ян спрашивает их о моем здоровье. Самого Яна ко мне не пускали, как, собственно, и девочек, которые пробирались ко мне, пока медсестра куда-то отходила. Но утром она вдруг сама зашла ко мне, ведя за собой Руслану в сером платье.
- Кристиночка, принимай гостью. Говорит, что-то важное. Но ненадолго, тебе нужно оклематься до выпускного.
Медсестра вышла. Руслана не стала садиться. Она подошла к окну, приподняла жалюзи и застыла. Она опять вела себя странно.
- Что-то случилось? – напряглась я, приподнимаясь на локте. Руслана обернулась.
- Я не ожидала такого, поверь, Кристина.
- Чего? Ты о чем?
Руслана подошла, наконец, ближе, и наклонилась ко мне, упершись руками в колени.
- Я знаю про вас с Левинским-младшим. Я видела, как ты в ту ночь бегала за ним в частный сектор.
- Что?! – я задохнулась от ужаса.
- То, что ворует Ян, я знала с начала. А потом подключилась и ты.
- Руслана, подожди, ты же понимаешь…
- Ты сама-то понимаешь, что наделала? Одно дело, когда вы дергаете цветы с клумб, а другое, когда вы творите… такое. Это же какой скандал из-за ваших происков разразился!
- Скандал улажен! Тем более, я не воровала! – запротестовала я. – Ты вообще знаешь, зачем мы это делаем? Какие цели у Яна, ты об этом знаешь?! Подумаешь, девочкам наваляли дома за украшения!
- Я знаю, что у Яна рак! Стой, Кристина, не ори на меня, - Руслана томно опустила веки. Это был ее коронный прием успокоения других. – Тут, как ты выражаешься, наваляли не только девочкам, но и Валерию Константиновичу…
- А этого вообще свиньям скормить надо! Руслана, ты же ничего не знаешь! По-твоему, будет лучше, если Ян умрет?
- Лучше пусть умрет Ян, чем столько учениц будут плакать.
- Руслана, ты глупая что ли? – ее слова ввели меня в ступор.
- Лучше пусть умрет один Ян, а ученицы будут счастливы и здоровы, - повторила Руслана твердым голосом. – Это закон. За всех должен погибнуть один.
- А мы ломаем этот закон! – закричала я страшным голосом, вскакивая с постели. – Теперь будет наоборот! Пусть все пострадают за одного! Мы разрушаем этот закон, мы его разрушаем!!!
Руслана отпрянула назад.
- Ты сошла с ума! Я иду к Валерию Константиновичу и все рассказываю! Ты хотела справедливости – получай!
И она выбежала из лазарета. Я в ужасе заметалась по комнате. Если Руслана расскажет, то нам конец! «Так, спокойно! Возьми себя в руки!» - с трудом приказала я себе. Тут у меня в глазах помутилось, и я завалилась на бок.
…Я очнулась от прикосновения холодной руки к моему лбу. Приоткрыв глаза, я увидела склонившегося надо мной Валерия Константиновича. Первое, о чем я подумала, было то, что Руслана уже сдала нас с Яном, и теперь впереди час расплаты. Но глаза директора смотрели на меня обеспокоено, и никакой угрозы я в них не заметила.
- Что же творится у нас такое?.. – проговорил Валерий Константинович. – Как ты себя чувствуешь?
- Нормально, - тихо ответила я, готовясь к худшему. Тот кивнул, сплетя пальцы.
- А вот твоя подруга Серебренникова не в порядке. Она, как сказали свидетельницы, быстро бежала и упала с лестницы учебного корпуса. Бедняжку увезли в больницу со сломанной ногой.
- Вы серьезно?
Я окончательно вернулась в сознание. Как такое могло случиться именно сейчас, в такой нужный момент? Я отказывалась верить словам Валерия Константиновича. Руслана не успела дойти до директора. Ей оставалось каких-то шагов двадцать до кабинета, в котором она предала бы меня, свою подругу.
Я отвернулась к стене. Валерий Константинович что-то бубнил про соболезнования мне как подруге, но ни капли не было жалко Руслану. Внутри клокотало торжествующее злорадство. «Да, как говорится, не рой другому яму», - подумала я, сладко потягиваясь. Простуда начинала отступать.
- Это прямо знак свыше! – удивился я. – Поразительно. И она так ничего и не сказала о вас?
- Нет. Если бы попыталась еще раз после больницы, то, я думаю, ей на голову обвалился бы потолок.
Я не думала, что переводные экзамены дадутся мне так легко. В считанные дни перед ними я совершенно ничем не занималась, а только срезала лилии с клумб и отдавала их Яну. Он в свою очередь гнал меня за уроки и шел на трассу.
- Этот сорт лилий хорошо покупают, - давал он ежедневный отчет, когда мы вечерами сидели около клумб. – Потому что он стоит около месяца. Это ведь не простые белые лилии, а гибриды. Вот только какие – не знаю. Не разбираюсь в цветах.
- Они приносят нам деньги! Неважно, что это за сорт, - улыбалась я, проводя пальцами по белоснежным лепесткам. Завтра эти цветы, ловящие теплое дыхание ветерка, будут стоять в вазе у какого-нибудь дачника, который едет отдыхать через нашу трассу.
- Ну, помимо денег они еще и красивые, - напоминал Ян. – Не ставь деньги на первое место. Мне можно это делать, а тебе нельзя.
- Почему это? Я же с тобой, а значит, что права у нас одинаковые.
- Да, да, Кристина, верно.
Но начали отцветать наши белые лилии. Им бы еще недельку протянуть, но они распустились слишком рано, и уже подходили их последние часы под солнцем. Я проходила мимо клумб, глядя на свернувшиеся в тусклые трубочки головки некогда прекрасных цветов, и сердце мое сжималось. Клумбам долго не дадут пустовать, скоро появятся новые, июльские, цветы, и мы их тоже будем продавать на трассе, но лилиям я почему-то доверяла больше. Они напоминали мне Яна, но мысль о том, что он может так же потускнеть и раствориться в утреннем тумане, бросала в дрожь.
А потом пришло время выпускного вечера. Девятые и одиннадцатые классы праздновали в отдельном зале, а средняя школа собралась в актовом. Из-за этого все мы ходили жутко гордые, ведь актовый зал был намного шире. Хотя это объяснялось всего лишь тем, что в средней школе народу было больше, чем в одном девятом и двух одиннадцатых. Но мы это не брали во внимание. Главное – почувствовать себя круче старшеклассниц.
Прежде чем зайти в актовый, мы с девочками заглянули в зал для старших – там опустили занавески и выключили свет; по стенам бегали разноцветные блики от вертящегося под потолком блестящего шара. Мы позавидовали и пошли к себе.
В нашем зале, конечно, было скромнее, но ничуть не хуже. Нам поставили несколько столов с разными сладостями, повесили воздушные шарики и большой плакат с яркой надписью «Поздравляем с успешной сдачей переводных экзаменов!». В роли ди-джея оказалась восьмиклассница с короткой стрижкой. До песен, которые она ставила, мне не было никакого дела, потому что я ела. Сидела я почти одна за столом, так как девочки с криками счастья обнимались с прибывшими на торжество родителями. После выпускного ученицы разъезжаются по домам. Ко всем моим подружкам приехали родственники, многие из них здоровались со мной и спрашивали у моих одноклассниц, думая, что я не слышу:
- Это та девочка из детского дома, принятая по акции?
Мой папа не приехал. Я и не рассчитывала. Он на съемках за границей. Я не поднимала головы от тарелки, упрямо разрезая вилкой кусок торта на мелкие кусочки.
Руслана тоже присутствовала. Она не танцевала, не ела, а сидела в углу с ногой в гипсе. Я даже не смотрела в ее сторону. Она, может быть, ждала, что я к ней подойду, буду добиваться ее дружбы, как раньше, но нет. Хватит. Одну предательницу Ольгу я уже забыла – значит, и эту скоро забуду.
- От старших пришел Валерий Константинович! – объявила наша ди-джей, делая громкость тише.
Я обернулась на вход. Там действительно стоял директор в свежем костюме, улыбаясь родителям. Учителя, произносившие со сцены речи, которые, в общем-то, никто не слушал, передали ему микрофон. Он тоже начал блистать своим красноречием, хвалить учениц и школу. «Языком ты чесать умеешь», - зло подумала я, вспомнив его слова о собственном сыне.
- Скучаешь? – на плечи мне опустились знакомые руки. Боже, как я ждала прихода Яна!
- Вроде того, - я отодвинула тарелки и встала.
- Оценила его ораторские способности? Ладно, зачем он нам нужен в такое время. Пошли, потанцуем, сейчас вальс включат.
Я кивнула и предупредила, что танцевать не умею.
- Взаимно, - был ответ.
Несмотря на то, что мы оба были в танцах полными нулями, я быстро поймала ритм и вела Яна в такт музыке, стараясь не наступать ему на ноги. Кружившиеся вокруг нас девочки и учителя расступились, чтобы обезопасить себя от возможного столкновения с нами, потому что мы вошли в такой раж, что не видели ничего вокруг и действительно снесли бы кого-нибудь зазевавшегося. Только боковым зрением я видела каменное лицо Валерия Константиновича, сложившего руки на груди и не реагирующего на просьбы от учительниц потанцевать с ним. Он, казалось, пожирал Яна глазами. Таким же взглядом на меня уставилась Руслана, но ни Ян, ни я не обращали на них внимания. Под торжественно гремящие трубы вальса я будто видела, что Ян здоров, что он выжил и весь мир бьет в литавры в его честь. Но пока все вокруг испепеляли нас взглядами. Когда же вальс кончился, они нам аплодировали. Я вернулась за стол, где сидели девочки, и они наперебой хвалили меня, а у каждой в глазах читалось: «Идиотка! Почему Левинский-младший танцевал с тобой, а не со мной?!». Только Катька в расфуфыренном платье фыркнула:
- Ты танцуешь как корова.
- А ты сидишь и пожираешь торты как свинья, - парировала я, оторвав себе пару виноградин.
- А ты вообще как обезьяна по жизни!
- Горелова, ты потрясающе знаешь животный мир! Почему же у тебя по биологии в году тройка?
Я отошла от стола, чтобы не продолжать препираться с Катькой. Тем более, меня окликнул Ян на новый танец.
- А что же Ян? Получилось найти еще деньги?
- Тише, Евгений, - остановила меня Кристина. – С этим было много проблем, я сильно переживала. Я впервые волновалась не за себя.
После выпускного школа опустела. Я провожала своих одноклассниц до ворот и, улыбаясь, уверяла их, что на лето тут не останусь, и папа скоро за мной приедет. Мне было стыдно признаться, что никто не заберет меня на лето. Даже Руслана уехала в свой детский дом. Ольга, покидая школу навсегда, отозвала меня за угол и сунула маленький кулон на память, но я не стала его носить и забросила куда-то в шкаф.
Все учителя разъехались, на своих местах остались только Валерий Константинович и завуч, которая постоянно металась по школе и осматривала классы: она боялась, что в связи с пропажей украшений вор мог стащить что-то из школьного оборудования. Узнав, что я не уехала, она без разговоров заставила меня ходить с ней по кабинетам и зачитывать списки техники, пока она пересчитывала все компьютеры и лампочки. Когда завуч уставала, она садилась на стул и начинала сокрушаться, что школе пришлось выплатить материальную компенсацию за пропавшие украшения.
- И, главное, даже по камерам ничего не заметили! – вздыхала она.
Тем временем лилии совсем отцвели. Продавать стало нечего. Каникулы наступили, а я еще не придумала, как помочь Яну. В голову лезли бредовые затеи, которым не суждено было воплотиться. Я понимала, что сотворить сверхъестественное у нас все равно не получится. Но вскоре механизм заскрипел и медленно начал приходить в движение.
Солнечным утром, когда роса еще переливалась на сетках и перилах, ко мне подошел директор. Был он не в костюме, а в летней одежде.
- Кристин, приветик. Я сейчас поеду с Серафимом в город прогуляться. Тебе купить что-нибудь вкусненькое?
- Не нужно, спасибо, - ответила я, отворачиваясь от этого человека. Валерий Константинович, по-видимому, давно понял причину моей холодности к нему и оставил меня в покое. А я пошла искать Яна. Он оказался у ворот школы. Там уже стоял автомобиль Серафима, и сам он, в солнечных очках и цветастой рубашке, теребил младшего брата за щеки и что-то говорил ему приторным голосом.
- Милая маленькая девочка! – восхитился Серафим. – Как тебя зовут?
- Кристина. Я подруга Яна.
Серафим с удивленной улыбкой взглянул на Яна и зашелся хохотом. Тот пожал плечами с отсутствующим видом.
- Мощно ты, Янушка! – Серафим протер глаза. – Кстати, что за штука у тебя на шее?
Я тоже подняла голову, чтобы увидеть его шею, и обомлела. Там темнела небольшая припухлость. Ян прикрыл ее своим платком и процедил:
- Да так. Ничего страшного.
- Ах да, у тебя же опухоль щитовидки, - Серафим покачал головой.
К нам тем временем подошел Валерий Константинович и улыбнулся:
- Ну что, Серафим, поехали? Кристин, может, что-то все же купить?
Я отрицательно покачала головой. Серафим напоследок взял Яна за подбородок и расцеловал в обе щеки, и счастливые отец и сын уехали. Ян вытер лицо рукавом и обернулся ко мне:
- Пошли на реке посидим.
Небо было белым от жары. Мы прятались от жгучих лучей в тени деревьев, зеленой стеной ютившихся на берегу. Потом пекло спало и мы сели рядом с кромкой воды. По Волге проходили баржи и теплоходы. От них шли волны, накатывающие на песчаный берег. Некоторые доставали до наших ног. Ян задумчиво подбрасывал в руке камешки, а после швырял их в реку.
- Ян, не грусти, - Я обняла его за руку и склонила голову к плечу. – Им еще воздастся за жестокость к тебе.
- Это не жестокость, а безразличие.
- Это одно и то же!
Ян согласился.
- Кристина, милая, у меня есть только ты, - проговорил он после небольшой паузы. – Я никому не нужен.
- Я люблю тебя больше всех на свете. Ян, давай мы с тобой всегда будем вместе, как брат и сестра, - ответила я, улыбаясь.
Так и мы и просидели на берегу до обеда. Нам казалось, словно мы одни в этом мире. Будто бы нет никаких городов, никаких мчащихся по дорогам автомобилей, да и дорог тоже. Есть лишь этот солнечный берег, бескрайний водный простор и огромное небо с плывущими по нему белыми облаками, похожими на гигантские куски ваты.
К вечеру вернулся Валерий Константинович. Выглядел он неприветливо, утренняя улыбка исчезла. «Поссорился с Серафимом, что ли?» - предположила я. Но оказалось, что дело совсем в другом.
Валерий Константинович, не ужиная, вызвал к себе Яна.
- Давай я пойду с тобой, он какой-то раздраженный, - предлагала я, но Ян сказал, что разберется сам. Тогда я затаилась в кустах акации напротив окна комнаты, в которой жили Валерий Константинович с Яном, и принялась наблюдать. Благо оно было распахнуто, а жалюзи подняты.
Директор посадил Яна на стул и начал ходить по комнате кругами. С каждым кругом расстояние между ними сужалось, будто Валерий Константинович был хищником, выбирающим момент, чтобы броситься на свою жертву. Когда, наконец, он остановился вплотную с Яном, он неожиданно ударом ребра ладони сшиб Яна на пол. Тот, хватаясь за кровать, хотел подняться, но Валерий Константинович как коршун налетел на него. Я с ужасом увидела, что у Яна рассечена бровь.
- Да что я тебе опять сделал, садист?! – сипло закричал Ян, судорожно пытаясь высвободиться.
- Ты что, гнида такая, сделал с ребенком? – прорычал директор, впиваясь ногтями ему в плечи. – Серафим мне все рассказал!
- С каким ребенком?!
Валерий Константинович со всей силы ударил его, Ян повалился на бок. С его носа и губ стекала кровь.
- Не прикидывайся дураком! - он схватил Яна за воротник. – Как бы я хотел тебя придушить, чтобы не было тебя больше!
- Я ничего не делал с Кристиной! Я не знаю, что там родилось в воспаленном мозгу Серафима! Я не такой, как вы! Я с ней дружу, и мне хорошо и интересно с ней разговаривать! – прохрипел Ян, отплевываясь от крови. Валерий Константинович замахнулся снова, но тут Ян обнял себя руками и заплакал. Рука его отца замерла в воздухе.
- Тебе в гестапо работать надо, фашист ты конченый! – Ян всхлипнул, размазывая по лицу кровь со слезами. – Ненавижу тебя!
Валерий Константинович опустился к Яну на пол.
- Строишь из себя несчастного, бедненького, никому не нужного… Ты же сволочь. Ты отца родного готов продать, чтобы спасти свою жалкую жизнь.
- И продам! Я назло тебе выживу!
Я не могла сдерживаться. Вскочив из своего укрытия, я уже собралась кричать, но Ян, мой бедный Ян, заметил меня и махнул окровавленной рукой.
- Пошел отсюда вон! – взревел Валерий Константинович. Ян бросился из комнаты. Его отец тяжело опустился на кровать и, посмотрев на капли крови на полу, закрыл лицо руками.
Я же обогнула корпус и завертела головой, пытаясь увидеть Яна. Его нигде не было. Наверняка он сбежал в какое-нибудь из своих любимых мест вроде берега. Больше версий быть не могло, поэтому я выбежала на дорожку, ведущую к реке, но тут за спиной услышала, как знакомый голос, от которого я отвыкла, произнес мое имя. Я обернулась. Ко мне взволнованно приближался папа, откуда ни возьмись появившийся, ведя под руку Яна.
- Папа! Откуда ты здесь?! – воскликнула я, бросаясь к ним. Он ответил вопросом на вопрос:
- Сделал, называется, сюрприз дочери! У вас тут что, маньяк орудует? Кристина, ты объяснишь, откуда на территории школы девочек взялся этот молодой человек?
- Я сын директора, - проговорил Ян, вытирая кровоточащую губу.
- Кто тебя так обслужил, юноша?
Не дожидаясь ответа, папа повел его к лавочке. Я пошла следом. Папа залепил шрамы Яна пластырем и потребовал, чтобы мы все объяснили. Мы переглянулись, и говорить начал Ян.
- У меня вторая степень рака щитовидки, - он показал на горло. – Мне нужна дорогая операция в Германии, потому что положение может в любой момент стать совсем плачевным.
- Я ничего не понимаю. У тебя отец – бизнесмен, какие проблемы?
- Он меня ненавидит просто за то, что я есть.
- Он твой родитель и обязан выделить тебе деньги на лечение!
- Поймите, он даже в долг под расписку не даст!
Ян отвернулся, скрестив руки. Я села по левую руку папы и тихо сказала ему:
- Это он Яна избил. Не в первый раз.
- Так, дети, стойте! – папа поднял руки. – Валерий Константинович не выглядит как дьявол в человеческом облике. Мне кажется, что он порядочный человек с правильными нравственными понятиями!
- Вам кажется, - подал голос Ян.
- Допустим. Но кем же нужно быть, чтобы посметь поднять руку на тяжелобольного человека?! Я уже молчу про кровные узы. У меня не укладывается в голове. Вы точно на солнце не перегрелись?
- Пап, ты думаешь, что это Ян так с лестницы упал? – укоризненно спросила я. – Говорю тебе, я сама видела и все знаю.
- У вас, я смотрю, дружба крепкая развилась. О, вон ваш детоубийца идет.
К нам подошел Валерий Константинович. У него забегал взгляд при виде моего папы. Он протянул руку:
- Здравствуйте, Николай Андреевич! Неожиданно! Вы все же приехали за дочкой?
Папа рукой даже не пошевелил. Валерий Константинович смущенно кашлянул и опустил руку.
- Хорошая погода, правда? Раз вы приехали, то, может, пройдем ко мне? Душевно побеседуем.
- Мы сейчас здесь с вами побеседуем. Очень душевно, не беспокойтесь, - черство ответил папа, неожиданно обняв меня и Яна за плечи и прижав к себе. – Скажите, кого я сейчас обнимаю?
- К чему вы клоните, Николай Андреевич? – Валерий Константинович поджал губы. Он не мог скрыть своего волнения. – Вашу дочь Кристину и… Яна Валерьевича.
- Я спрашиваю, одним словом их как назвать?
- Не понимаю. Что за ребусы?
- Тогда сам отвечу. Я обнимаю людей. Слышите, людей!
- Ясно, что не морских свинок, - усмехнулся Валерий Константинович.
- Вы можете ударить Кристину? – папа сверлил его взглядом, крепче прижимая нас к себе, будто он был огромной птицей, а мы его птенцами.
- Зачем? Как я могу это сделать?!
- Так, чтобы рассечь ей бровь и разбить губу. И еще, когда будете бить, представляйте, что у нее лейкемия, например.
- Да вы о чем говорите! Побойтесь Бога! – вскричал Валерий Константинович.
- Кристина и Ян – люди. Живые. Причем Ян по совместительству серьезно болен. А еще он ваш сын. Родной, – папа встал вплотную к Валерию Константиновичу, вцепляясь пальцами в его рубашку. Что ты после такого? Да, именно что. Ты неодушевленное существо. Вместо души у тебя огромный кратер смертоносного вулкана, который пышет пламенем и лавой. А скрывается этот кратер за обликом прелестной горы, которая не представляет никакой угрозы.
Валерий Константинович сложил руки за спиной и стал смотреть в сторону. Папа отпустил его.
- Я не буду трясти из тебя деньги. Если бы ты раскаялся, то сам бы всё быстро оплатил. А иначе будет слишком жестоко. А знаешь почему? Потому что добро должно быть добром, а не насилием. Пусть даже это насилие над злом.
- Извините, у меня плохо с философией. Делайте что хотите, зачем нужно это сотрясание воздуха? Я не собираюсь менять свое отношение к Яну Валерьевичу. Поберегите свое и мое время.
Валерий Константинович зло взглянул на папу и пошел в корпус. А папа снова сел между нами и взял Яна за руку.
- Ну что, товарищ, пакуй вещи. Поедем в твою Германию.
- Что?.. Вы серьезно?
- Я уже вырос из возраста шуток. Я только-только вернулся со съемок, неплохо заработал там. Думал вот Кристину свозить куда-нибудь, но раз уж такое дело…
В тот вечер на клумбах снова поднялись белые лилии. Но теперь уже с тигровым окрасом. Другой, поздний сорт взошел.
Кристина замолчала.
- И ваш отец, правда, помог?
- Да, - она кивнула. – Мы втроем поехали в Германию, и там Яну сделали операцию за папин счет. Я не смогу вспомнить подробности, тот период у меня как в бреду. Лишь помню, как мы с папой приехали в онкологический центр, и на ступенях стоял Ян. Спасенный. В тот день светило очень яркое солнце. А потом.… Потом я пошла в шестой класс. На линейке первого сентября мы с Яном и папой выступили перед ученицами и их родителями. Мы рассказали эту историю. Все они…, – Кристина вытерла набежавшие слезы. – Все они поняли. А те деньги, которые собрал Ян, мы отдали в хосписы для неизлечимо больных. Один Валерий Константинович ничего не сказал. Он молчал. И после этого многие подали документы об уходе из школы.
- Школа Левинского еще существует или все ушли?
- Нет, Евгений, все не ушли. Есть те, кому безразлично, кто директор. Хоть черт рогатый. Она существует. И я закончила ее с золотой медалью.
- А Ян Левинский?
- Ян Левинский умер.
- Как?! – испугался я. – Он же выздоровел!
- Ян Левинский умер на операции. Вместо него появился Вергильев Ян Николаевич. О, мы подъезжаем к Ростову Великому!
Действительно, электричка остановилась, и голос в динамике объявил станцию Ростов Великий.
- Удачи вам, Евгений! – Кристина вышла проводить меня в тамбур. Я соскочил на платформу и помахал ей рукой.
- Передавайте привет Яну Николаевичу! Счастья вам!
Двери закрылись за вошедшими пассажирами, и электричка стала набирать скорость. Кристина стояла в тамбуре и махала мне рукой, пока электричка не исчезла из виду. Я еще долго стоял как столб на платформе. Потом пошел к выходу с вокзала. Там сидели бабушки, продающие цветы. У одной я увидел белые лилии. И сто рублей, которые я хотел потратить на какую-нибудь булочку, я отдал ей взамен на лилии.
- Живите счастливо, дети белых лилий, - прошептал я и отправился искать свой отель.
Январь-июнь 2015 года
Дети белых лилий
© Copyright: Мария Нестеренко, 2015
Свидетельство о публикации №215061000547
Свидетельство о публикации №215061000547
Рецензии
На это произведение написано 7 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.