Полуночный марксист

      "Форд» превращал дорогу в содрогающееся световое пятно. Звуки тяжелого рока делали скорость в двести километров иллюзией. Красные тигры показывали клыки на серых боках механического зверя. Ровный гул мотора являл неизбывную силу. Голову пятидесятилетнего мужчины украшала ковбойская шляпа из коричневой кожи. Облик ковбоя дополняла прическа флибустьера – волосы, схваченные на затылке в седой хвост.
 
     Уже давно дорога стала сутью жизни, ее солью и ею самой. Петр пришел к этому через цепь жизненных перерождений.
 
     Любовь советского мальчика к машинкам сделала из него студента автомеханического факультета. Здесь он, собственно, и стал марксистом. «Капитал» достопочтенного бородача поразил логикой мысли и видением сути экономической жизни. Метаморфозы товара и денег завораживали. Воплощение труда в стоимость открывало истину. Первое сомнение возникло, когда попытался по формуле эксплуатации оценить положение рабочего класса в Советском Союзе. Преподаватель побелел и назвал оппортунистом. Далее последовал провал на выпускных экзаменах. Поскольку успел пройти подготовку на военной кафедре, военкомат счел возможным направить новоиспеченного офицера исполнять интернациональный долг в Афганистане.
    
    Младший лейтенант сопровождал транспортные конвои по ущельям провинции Кандагар. Война показала юному марксисту ценность человеческой жизни и помогла выявить кое-какие способности.

    Возле одного селения головная БМП задавила афганского ребенка. Дорогу перекрыла толпа воющих женщин. Сержант щелкнул затвором и предложил «шугануть баб». Петр остановил его – гибель конвоя затаилась рядом.
 
    Он выбрался наружу и спрыгнул навстречу обезумевшим женщинам. Его спасло слово – «мулла».  В проводники дали босого мальчишку.

    Взбираясь по узким улицам, не имеющим окон, Петр спиной ощущал тяжесть автомата. В прихожей белого дома увидел оружие, выстроенное вдоль стены. В просвете полуоткрытой двери был виден враг. Моджахеды молились.

    Преодолев мгновенный порыв, поставил автомат рядом. Снял сапоги.

    Сидя у стены, не ощущая тяжести «Калашникова», побыл на зыбкой грани – между жизнью и смертью. На него никто не обратил внимание. Во время печальной молитвы показалось, что понял душу этого народа. Что-то увидел в своей душе.

    А с ребенком решилось просто – бочка бензина, два мешка риса и ящик тушенки семье.  Формула «товар – деньги – товар» обрела плоть и кровь. Формула «жизнь – товар – жизнь» стала кредо. За все время войны Петр не потерял ни одного своего солдата, хотя понял, что жизни пацанов с оружием ничего не стоят – как и жизни тех, кто окажется на их пути.

    После вывода войск началась мирная жизнь. Марксистское образование продолжилось.

    Заработанные на войне деньги прогулял с друзьями в первом же кабаке. Потом узнал – кто хотел довезти зарплату домой, не довез: крутые ребята их уже поджидали. Вообще, страна стала крутой, не узнал он ее по возвращении.

    Держава корчилась в родовых муках. Капитализм появлялся на свет божий и уже показывал свой симпатичный оскал. Ох, веселое было время! Идя в булочную, можно было встретить изрешеченный джип, из которого кровь ручьями лилась на асфальт. Знакомый милиционер, дежуривший рядом, равнодушно махал рукой: «А, ничего серьезного, бандиты стреляют друг друга».
 
    Подвалы оживали под вывеской кооперативов. В одном таком местечке обнаружил веселую компанию школьных друзей за праздничным столом. «Чего празднуете? – Уставный фонд пропиваем».

    Залежи бесхозной госсобственности манили. Процветавшая спекуляция армейским имуществом претила. Ушел из армии. Решил открыть свое дело – авторемонтную мастерскую. Формулы Маркса оказались живыми. Дело пошло. Вырос дом с башенками. Зато сам стал алкоголиком, потому что бутылка была основной валютой. Закодировался. Задумался. Тоже ерунда – жизнь потеряла краски. Ненавистное сидение в офисе все больше навевало мысль о жизненном тупике.

    И вспомнил о дороге.

    Бизнес требовал разные труднодоступные автозапчасти, незачем и командировки выдумывать. Как в стране, так и за ее пределами, которые к тому времени слегка сузились, было полно мест, где можно было эти запчасти найти. Раскодировался и поехал. Дорога раскрыла свои объятия. Картина жизни засияла.
 
    Так и пошло. Положение Маркса о том, что капитал  самовозрастающая стоимость, оказалось верным. Доходы росли. В конце концов, завел горничную, картины в золоченых рамах, серебряную посуду в доме и кавказскую овчарку во дворе.
 
    Собственность требовала защиты. Когда подросток забрался в сад, Петр его, привязанного к дереву, полдня травил свирепым псом. Вообще, эти подростки достали. Пришлось немного пострелять в их сторону из помпового ружья, чтобы отучить кучковаться возле его забора. Про отношения с криминалом лучше и не вспоминать. Все-таки непросто жить богатым.
 
    Только в дороге его сердце освобождалось от борьбы за капитал.

    Неизвестные приключения ждали за поворотом.Однажды на дорогу выскочил лось. Петр успел повернуть руль, но все-таки задел животное. После страшного удара посыпались стекла. Прибывшие блюстители даже не поинтересовались состоянием потерпевшего. Они были заняты свежеванием туши.

                ***

    В ту ночь он спешил попасть в одно придорожное заведение.

    Здесь в мини-кафе, окна которого одиноко светились в ночи, испытал сексуальное озарение, открыл сферу плотской радости и добавил в марксистскую формулу счастья еще один элемент «товар – деньги – жизнь – секс».

    В первый раз заехал сюда выпить кофе для того, чтобы взбодриться. Ночная езда уже стала правилом – так было удобнее во всех отношениях. Внутри кафе, в тесном зальчике никого не было. Он прошел в служебное помещение. Там, женщина,  склонившись над раковиной, мыла посуду.

    – Добрый вечер, – поздоровался Петр.

    – Добрый, – ответила женщина, не прерывая занятие.

    Мелькнула озорная мысль, подошел и погладил узкие бедра.  Склоненное тело вздрогнуло, но работу не прервало. Второй раз Петра посетило сексуальное безумие.

    Впервые это случилось в Афганистане, когда, вернувшись из тяжелого рейса, набросился на медсестру в санитарной палатке. Та не произнесла ни слова, спокойно глядя в глаза во время неожиданного соития. Уже после, также молча, продолжила медицинские манипуляции. Петр вышел из палатки невесомый, как воздушный шар. Тогда быстро забыл эпизод. Но второй приступ открыл серьезное заболевание.

    Женщина в кафе так и не выпустила посуду из рук, но Петр был уверен, что она испытала не меньший полет. Когда обернулась, увидел усталое немолодое лицо в очках с металлической оправой. Странное дело – никакого разочарования не испытал. На вопрос «чай – кофе» – легкий и невесомый – заказал кофе.
 
    – Ну как? – поинтересовался, когда перед ним возник пластмассовый стаканчик.

    – Вполне неплохо, – интеллигентно отозвалась женщина. Чистый секс не нуждается в словах. С тех пор Петр нашел страну обетованную. Дорога открыла необузданность его темперамента. Наличие семьи ничего не меняло. Уходя, Петр сунул женщине в карман фартука двадцать долларов.

    Так вот, летел он по этому маршруту. Уже давно не ездил по нему. Уже давно не видел первую учительницу. Чего ждал – не понимал, но что-то вдруг потянуло сюда.

    Девушка мелькнула как вспышка. Или это в мозгу Петра? Он затормозил, сдал назад. Нет, не фантом. Высокая тоненькая фигурка стояла у дороги. Ясно, отчаянная деваха, доведенная до крайности скукой и безрадостностью житья в каком-нибудь медвежьем углу, вышла в поисках приключений. Он уже встречал таких. Деньги для них мало что значили, хотя и значили много. Они зачастую, веря в новую жизнь, бросались в город. А тот  пропускал через мясорубку подлости и выбрасывал назад – в лучшем случае. Не исключено, что ее деревенский дружок сейчас сидит с берданкой в кустах. На этот случай у Петра было кое-что припасено. Он вынул из-под сидения ТТ и сунул в карман.
    Опытным взглядом сразу же определил – она пришла из снов. Скромное одеяние, платок по самые глаза только усиливали впечатление. Подъехав ближе, увидел лицо, и сердце захватило. Оно было почти детским  – вопреки рослой и сильной стати. Не веря своей удаче, открыл дверцу:

    – Попалась, малышка!

    Пожар охватил Петра. Казалось, что такого еще не было. Едва дождался поворота и свернул. Сразу взялся за коленку. Девушка закричала.

    Петр окаменел. Крик был полон такого искреннего ужаса, что он почувствовал себя убийцей. Когда кровь отхлынула, спокойно спросил:

    – В чем дело?

    Продравшись сквозь рыдания, выяснил, что она сбежала из дома.

    – Ну и дура, – сказал, отдуваясь, – с тобой на дороге такое могут сделать…

    И мгновенно принял решение вернуть неразумное дитя назад.

    Сексуальный бандит все-таки был благородным человеком. Он вернулся на прежнее место, загнал «Форд» в кусты и закурил.

    – Я пошла? – неуверенно спросила девушка.

    –  Провожу тебя, – сказал Петр, поражаясь охватившему пионерскому чувству и испытывая от этого какое-то новое удовольствие.
 
    Девушка взглянула на него удивленно и пожала плечами.

    Они отправились в путь, который оказался очень неблизким.Девушка уверенно двигалась по узкой тропинке. Наверное, она видела в темноте. Петр подсвечивал себе фонариком из мобильника и постоянно придерживал шляпу, так как встречные ветви смыкались все теснее.

    Наконец, пространство очистилось и пахнуло свежестью. Петр понял, что они на берегу реки. Пионер в голове заставил продолжить путь на лодке.

    Девушка зажгла фонарь, который был установлен на шесте, служившем чем-то вроде мачты. Петр уселся сзади и взял в руки весло. Девушка устроилась на носу и, как лоцман, направляла движение. Петр успокоился, все-таки он до сих пор ожидал что-то вроде дружка с берданкой в кустах.

    Окружающий мрак был непроницаем. Лодка висела в круге света. Движение ощущалось лишь плеском воды и внезапным появлением и исчезновением в свете фонаря травы и ветвей, нереальных как призраки.
 
    Вдруг девушка опустила руку в воду и выдернула толстую рыбину, которая с такой силой ударила о борт, что Петр чуть не выронил весло. Девушка произвела операцию, и рыбина затихла. Рыбачка хихикнула:

    – Попалась, малышка!

    Петр подумал, а что он, собственно, здесь делает, и потрогал ТТ в кармане.

    На рассвете прибыли. Петр состоял из безмерной физической усталости и остатков мужской гордости. Благо подъем до деревенского дома был не слишком крут, и его сразу же проводили на сеновал, шепнув «скажешь отцу, что заблудился». Он мгновенно провалился в крепчайший сон.

                ***

    В полдень открыл глаза и задохнулся от запаха свежего сена. Вспомнил вчерашнее происшествие. Оказывается, он в медвежьем углу у неизвестной девчонки. Ну и кретин. Сейчас выйдет папа с берданкой и пристрелит его. Пощупал карман – ТТ на месте. Ну, ладно, посмотрим.

    Он прошел в дом и оказался в пустом помещении, пахнущем свежевымытым деревом. Из мебели – стол у окна и некрашеные лавки вдоль стен. Ходики с гирькой оживляли пространство. Надо всем царили иконы. Взгляд Христа строг и вопрошающ. Богоматерь нежно прижимает сына. Ей еще предстоит отдать его на растерзание.

    Предмет в углу поставил в тупик. Лакированная с овальным верхом коробка на черном столике с витыми чугунными ножками и странной подставкой для ног. Петр нажал на нее и внутри коробки что-то стрекануло. Поднимая коробку, уже догадался – глазам предстала изящная старинная вещь. Швейная машинка с золотой надписью «Зингер».

    Но настоящий столбняк вызвал следующий объект. Деревянное сооружение, колесо, опять же подставка для ног. Прялка! Слово впрыгнуло в голову из детской сказки – что-то типа «Как-то вечером одна, пряла девица у окна…», и на рисунке за этим вот аппаратиком сидела упомянутая девица.

    Недоуменный Петр проваливался в прошлое – век за веком. Ни радио, ни  телевизора, даже электрической лампочки не было.
 
    Решил выйти наружу. Прошел двором и оказался на улице. Глянул вокруг – мать честная, а деревня-то нежилая. Пусто вокруг. Только ветер колышет бурьян во дворах. И выглядит особенно: дома высокие, мостовая булыжником выложена,  через речку горбатый мост, в центре – площадь, а на ней – церковь без креста. Шагнул вперед и вдруг услышал гул голосов за спиной. Оглянулся – никого.

    Прогулка не удавалась. Уж очень неуютно кругом. Поспешил вернуться. Возле забора задержался. Сквозь просвет увидел девушку. Красавица работала в огороде. Пропалывала грядку с капустой.

    Меняющееся расстояние между краем платья и резиновыми сапожками ослепило. Движения молодого тела завораживали. Постарался привести себя в равновесие с помощью цинизма – «Вдуть или не вдуть – вот в чем вопрос».
 
    – А я вижу вашу шляпу, – звонкий крик привел в чувство. Сорвав с головы несуразный предмет и прижав его к груди, прошел в калитку.

    – Приветствую вас, сударыня, – произнесено было с мушкетерским реверансом. Девушка распрямилась и внимательно посмотрела на него, – доброе утро.
 
    – Позвольте поцеловать ручку, – продолжил мушкетерский выпад.

    – А у меня руки грязные, – спокойно отразила удар простушка, – вы, наверное, есть хотите. Пойдемте, я вас покормлю.
 
    Он развел руками и расхохотался. «Видимо, на счет вдуть я поспешил».

    Молоко и теплая картошка из печи показались необыкновенно вкусными. Спросил кофе. – Не держим, – был ответ. – Ясно, и куда это я попал? В заповедное место?– был вопрос. – Место как место, – был ответ. Разговор не клеился. Девушка ушла на кухню и стала там греметь ухватом, двигая чугуны в печке, – последний раз с такими приспособлениями Петр сталкивался в деревне у бабушки, в далеком детстве.

    Он долго слушал тишину, которой железное звяканье нисколько не мешало. Приходило давно забытое ощущение покоя.
 
    – А шляпу-то в доме снимать надо, – вдруг раздалось рядом.

    Девчонка, с топором в руках, нырнула в низкую дверь.

    – Видимо, придется ее тебе подарить, – пробурчал Петр и нырнул следом.

    Во дворе взял из ее рук топор и стал колоть дрова. Определенно, это место зацепило его.




    Вечером пришел папа – с берданкой. С ним подросток лет четырнадцати – тоже с берданкой. Охотники принесли глухаря и зайца. Древнюю птицу Петр видел впервые.

    Ему казалось, что папа должен иметь окладистую бороду. Но нет, скорее напоминал отставного военного. Прежде чем сели за стол, старик прочитал молитву. Петр успел спрятать пытливый взгляд и, склонив голову, сделал вид, что тоже молится.

    – Веруешь? – спросил вдруг старик.

    – Конечно, – ответил Петр и, расстегнув рубаху, вынул золотой крест – на толстой, естественно, цепи. Старик усмехнулся. Хуже того, скривился и пацан. Одна девчонка разглядывала с откровенным любопытством.

    – Каким ветром в наши края? – поинтересовался старик, когда съели кашу.

    – Ищу место для отдохновения души, – ответил Петр. Зачем так сказал и сам не понял.

    Девчонка принесла медный самовар, пышущий паром. Приступили к чаепитию. Пили с блюдечек, с сахаром вприкуску. Потекла беседа.

    – Что, душа-то, устала? – спросил старик, отставив чашку.

    – Устала, – ответил Петр, отодвинув свою, – хочу от дел отойти.

    – А дела-то каковы, если не секрет.

    – Не секрет. Держу авторемонтную мастерскую, машины чиню.

    – И как?

    – Ничего, на хлеб с маслом хватает.

    – Понятно, бизнесмен значит.

    – Какой там бизнесмен, сам гайки кручу.

    Девчонка налила по второй чашке. Передала каждому по очереди.

    – И что, работа надоела?

    – Надоела. Дело хочу сыну передать, а сам на покой.
 
    Никакого сына у Петра не было. Но он любил, как говорится, поразвесить лапшу на ушах любопытствующих.

    – Не рановато ли на покой? Еще крепкий мужчина.

    – Самый раз. Хозяйство заведу. Коней буду разводить. Давно об этом мечтаю.

    Марксист-капиталист умел обращаться с людьми. Главное – втюхать клиенту историю, и делай с ним, что хошь. Он давно понял, что жизнь шире любых формул. Чтобы подобрать ключик к человечку, нужны воображение, фантазия и вдохновение. Выгода не в деньгах, она – в новом пространстве бытия.

    Неизвестность расширяет привычную жизнь. Делает ее по-настоящему богатой.     Старика он вычислил – что-то вроде старовера.

    – Места мне ваши понравились, – доверительно сообщил Петр, – можно немного пожить у вас? Я хорошо заплачу.

    При этом он постарался сделать взгляд как можно больше открытым. Он знал способность своих глаз – сиять голубым светом – когда хотел вызвать доверие. Похоже, девчонка утонула в этом свете. Малыш взглянул с ненавистью. Старик пожал плечами:

    – А чего, поживите и так, без денег.

    А с деревней все объяснилось просто.
 
    Ниспровергатель «культа» Никита Сергеевич Хрущев задумал укрупнять совхозы. Тысячи и тысячи неперспективных в основном дальних деревень оказались лишними на этом празднике жизни. Отработанными при культе методами их быстренько ликвидировали. Под раздачу попала и эта деревня.

    Стоило ли удивляться звериной жизни в поселке, где когда-то жил старик с семьей?
 
    Работал он учителем. Нерадивый ученик получил двойку и ничего лучше не придумал, как поджечь школу. Ученика отправили в колонию, так как в огне погибла жена старика, поскольку они жили при школе. Когда ночью старику выстрелили в окно, он решил навсегда уйти из поселка и вообще от людей. Так они появились в этом заброшенном месте. А какое же теперь будущее у детей? – подумал Петр, но не спросил.

                ***

    Через неделю сельские труды утомили городского непрофессионала. Сначала старик замучил пилкой старых бревен. Удивительное дело, по законам физики, усилие, прикладываемое при работе двуручной пилой, одинаково для обоих пильщиков. Однако через час Петр был мокрый в отличие от престарелого партнера – вопреки всем законам физиологии. Только к вечеру старик пощадил «еще крепкого мужчину». Про сбор грибов в компании пацана лучше не вспоминать. Умелец оттащил три корзины, пока Петр еле наполнил свою до половины. Вдобавок девчонка не давала проходу со шляпой, пока он не почувствовал себя «пикейным жилетом», этаким престарелым козлом. Но самое ужасное – комары. В первый же день все открытые части тела покрылись чуть ли не коростой, это-то на фоне чистой кожи местных обитателей, которых кровопийцы почему-то не трогали.

    Единственное развлечение – чтение стариком Библии по вечерам.

    Голосом, не вызывающим сомнений, он читал вслух:

    «И когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: примите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставлении грехов. Сказываю же вам, что отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего».

    Из Петра тут же выперли вопросы.

    Простите, хлеб – тело мое, вино – кровь моя, как же после этого кушать? А «не буду пить от плода виноградного до того дня, пока не окажемся в Царствие божием», это что, завязал что ли до того дня, пока все не окажутся на том свете? Где тут смысл?

    Старик сверкнул очками: «Не кощунствуй. Сие надо воспринимать сердцем, а не умом», – и продолжил.

    Петр замолчал и подумал: «Все-таки религия – сказка для неудачников».  С этого момента он больше не задавал вопросы, а просто смотрел на девчонку. Та – сущее дитя – слушала, приоткрыв рот.

    Короче, через неделю Петр загрустил и поэтому с удовольствием принял предложение старика сходить на рыбалку.
 
    Ему дали лодку и две удочки – одну простую, другую на щуку.
 
    И поутру, не спеша, отправился вверх по реке. Вода, праматерь жизни, постепенно привела его душу в некое расщепленное состояние. С обеих сторон – лес. Под ним другой лес – перевернутый. Если склониться над бортом, видишь себя – тоже перевернутого. Другого. На фоне перевернутого неба. Все это медленно движется. Иногда попадаются фантастические, неуместной красоты кувшинки. А главное – нет ощущения твердой матушки земли под собой, словно висишь между двумя мирами. Слегка покачиваясь – вместе с лодкой. Даже не удивляешься, что вездесущих комаров нет.
 
    И рыбы тоже нет. Забрасывал-забрасывал удочку рыбак и – ничего, ни одной поклевки.

    И берег странный – низкий, чуть повыше уровня воды. Тоненькие березки – словно декорации на медленно движущейся сцене. Среди них появилась вдруг черная собака. А может быть волк. Это ни в какие, как говорится. Она смотрела на него и бежала почти рядом. Молча.

    Петр заработал веслом. Собака не отставала. Он отчетливо различал блеск ее глаз на фоне антрацитной шерсти.
 
    Внезапно берег поднялся и закрыл небо высоченными елями, плотно выстроившимися в ряд. Сзади раздался всплеск. Петр оглянулся – собака плыла за ним. Петр замахал веслом чаще. Оглянулся. Собака плыла. Петр рванул, как на соревнованиях. Когда устал, оглянулся. Призрак исчез. Он невольно вздохнул с облегчением и продолжил путь спокойнее.

    Отсутствие поклевок стало раздражать. Он испробовал все, что можно. Закидывал на середину реки, возле травы, на большую глубину, на малую, долго подкарауливал на одном месте, пробовал обкидывать как можно больше мест – река, как и покинутая деревня, не проявляла признаков жизни. «Что, и рыбу Хрущев выселил?»

    Апофеозом стало появление из-за поворота квадратной взъерошенной головы. Бобр спокойно прочухал мимо. После собаки удивляться было нечему. Но когда за спиной раздался мощный взрыв воды, Петр не выдержал – «Я убью тебя, падла!», и хотел выхватить ТТ, но оружия в кармане не оказалось. Наверное, пистолет выпал где-то на сеновале. К тому же, развернувшись, никакой головы над водой он больше не увидел.

    Тут заметил лес.

    Рядом с ним он показался себе мальчиком с пальчик. Могучие ели так высоко вознеслись, что пришлось задрать голову, чтобы увидеть их верхушки. Нога человека не то что не ступала сюда, а не могла ступить – так плотно заросло пространство деревьями и кустарником. Казалось, в этом прохладном сумраке среди непроходимого бурелома могла завестись лишь какая-нибудь лесная нечисть. Петр вспомнил, что такую нелюбовь природы он чувствовал лишь в горах Кандагара, где скалы в любой момент грозили смертью. Лес же давил – но не смертью, а тайной своего тысячелетнего существования.

    «Я тут прямо как пигмей на пироге», – подумал он и вынул из внутреннего кармана пакетик с марихуаной. Трава давно стала верным средством снимать заусенцы бытия.
 
    Петр сотворил косячок и лег на дно, оставшись наедине с небом.

    Некоторое время выпускал дымок и следил, как тот уходил вверх.

    Странное затишье поразило мир. Как будто предчувствие чего-то. Какое-то томление установилось в природе и передалось Петру.
 
    Из-за облачка выплыл жук плавунец, похожий на дирижабль с двумя мощными ластами по бокам, и на душе стало легко.

    Петр шагнул в детство, прямо в ясный осенний денек Первого Сентября. Теперь он самостоятельный, взрослый человек. Больше не надо томиться в группе детского сада в ожидании прихода мамы.

    Сумбур первых уроков позади. В новом костюме он стоит возле школы перед гигантской лужей – свободный человек.
 
    Перед ним подводный мир, в котором обитают эти удивительные жуки. Старый ботинок, банки, бутылки на дне легко превращаются в загадочные останки погибших цивилизаций. Слой бархатной грязи становится поверхностью неведомой планеты. Мальчик идет по ней полный неясных предчувствий.

    Детство и вода – что может быть прекрасней.

    Время остановилось.

    Долго ли длилось путешествие?

    Пока впереди не случился ядерный взрыв. В детстве он любил устраивать в лужах такие взрывы и целые бомбежки. Бросаешь камешек, и донная грязь поднимается красивыми клубами. Зрелище было завораживающим. Как компьютерная игра, о которой тогда и понятия не было.
 
    Только сейчас он сам был в эпицентре этой игры. Черная волна катилась на него. Петр открыл глаза и увидел черное небо над собой, не понимая где сон, где явь.

    Вдруг ветвистая молния упала сверху, и негатив леса некоторое время держался после вспышки. Раздался страшный треск и многократно помножился, завершившись громовыми раскатами. Когда хлынули потоки воды, стало понятно, что надо спасаться. Лес, нависший над рекой, предоставил убежище.

    Разглядывая кипящую воду, случайно заметил, что конец лески упал в реку, возле самой лодки. Вынул его и с удивлением обнаружил, что на крючке сидит симпатичная плотвичка. Видимо, тоже укрылась от стихии. Выдохнув из себя «хы!», схватился за рот. Трясущими руками снял неожиданную добычу, поправил червячка и осторожно опустил леску. Тут же глаза сделали «о!», начался такой клев, что в пору было подумать, что сон продолжается. Только рыболовы – особая каста сумасшедших – могут понять его состояние.
 
    Когда закончился дождь, клев прекратился. Петр блаженно отвалился. Дно лодки было усеяно серебристым трепетанием. Кажется, природа становилась милостивей.  Как показало дальнейшее, у нее, оказывается, имелось чувство юмора.
 
    Дождь перестал, и природа вырвалась на волю.  Птицы подняли гомон, стрекозы открыли свои вертолетные рейсы, мошкара блуждающими строями повисла над осокой, и свежеомытый лес пахнул таким дурманом, что закружилась голова.

    Петр решил, что пора отправляться восвояси, поскольку цель достигнута. Беря весло, заметил могучий тройник «щучьей» удочки, и вспыхнуло намерение побаловаться. Насадил крупную плотвицу и стал изображать стремительный бег наживки. Рыбка взблескивала под водой почти как живая. И пропала. Бег остановился. «Зацеп?» – мелькнула досадливая мысль. Дернул удилище – нет результата. Этого только не хватало.

    Вдруг «зацеп» начал самостоятельное движение, и Петр понял, что на крючке сидит нечто равное ему по силе. Завязалась жестокая борьба. Временами казалось, что еще усилие – и чудовище утянет лодку на дно. Мысль о том, что удилище можно просто отпустить даже не возникала в оцепенелом мозгу. Также внезапно леска ослабла, и на поверхность, показав золотистое брюхо,  легла толстая щука.
 
    Как во сне он подтянул щуку к лодке, приподнял над водой, ухватился за леску, чтобы втащить вовнутрь, и случилось ужасное – рыба ожила, и в руках у несчастливца остался обрывок лески. Состояние рыболова лучше не описывать, это могут понять только представители сумасшедшей касты.


    Как добрался назад – не уловил. Злая рыбина украла эмоции. Передавая девчонке садок с уловом, не отреагировал на ее восхищенный вопль. Сел на крыльцо и закурил – бревно бревном. Как вот эта колода для воды, черная от времени и заросшая мхом.
 
    Появилась девчонка, поставила на травку низенькую скамейку, ведро с рыбой, тазик и кастрюлю. Уселась, выставив загорелые коленки, и принялась чистить серебристую добычу. А в продолжение коленочек – ослепительные белоснежные ляжечки, оголенные по самое не могу.

    – Где мои тринадцать лет! – вздохнул Петр и пустил дымок в небо.

    А тринадцать лет остались в деревне Малая Чаготма, у бабушки. На могучей черемухе, среди сладких черных ягод, оставлявших легкую оскомину. Взобравшись на которую, он все лето читал «Лезвие бритвы» Ефремова и испытывал сумасшедшую любовь  к трем девушкам.
 
    Одна работала главным агрономом и снимала комнату у бабушки – 21 год. Другая жила в доме напротив, носила черную косу на прямой спине и не боялась животных – 11 лет, а третья, вообще, ничего не боялась – 15 лет. К первой он пробрался ночью, вторую поцеловал у колодца, а третья отвела его не куда-нибудь, а на кладбище. Все это в воспаленной голове, наполненной йогами и индийскими танцовщицами. Наяву ни с одной из девушек он так и не заговорил. В реальной жизни перед ним стоял барьер.
 
    Которого давно уже не было.

    Девчонка ловкими пальцами вырывала голубоватые внутренности еще живой рыбе. На лбу краснела полоска крови. Видимо, осталась, когда смахивала прядь волос.

    Все началось с вопроса – «А вы богатый?»

    Марксист осклабился. Его формула обнажила клыки. С них капала слюна. – Да, – ответил он осторожно, – очень богатый.

    Ядовитый укус сделан. Жертва парализована. Остальное – дело техники. Пикапинг, выражаясь современным языком, мгновенное соблазнение. «На дурака не нужен нож, ему с три короба наврешь и делай с ним, что хошь». Главное – не упустить момент.

    – Хочешь стать моделью?

    – Хочу.

    – Тогда разденься и танцуй. Я посмотрю твою фигуру, а заодно  – проверю смелость.

    Главное – спокойный и равнодушный вид, будто происходящее в порядке вещей.

    И танцует девочка, танцует. Кружится вальсок, кружится головка, тает стыд, сейчас будет прыжок в омут.
 
    – Что же ты за тварь такая, Петя, – подумал Петр про себя, содрогаясь.

    Он даже не удивился на старика и пацана, вышедших с заднего двора. Одно запомнил – глаза пацана, когда тот направил дуло ружья ему прямо в сердце. Бача, таких звали в Афгане.



    Сознание отключается как электрический свет – внезапно. Затем наступает кромешная тьма, в которой время останавливается. Вернее летит мгновенно.
 
    Пока в мертвых закоулках души не начинается движение. Сначала появляются смутные тени. Которые то окрашиваются в красное, то становятся фиолетовыми, то напоминают лунный свет. Затем мелькают незнакомые города, страны, толпы чужих людей. Наконец, появляется она – призрак больной совести. Девочка с выплаканными глазами и запекшимися от горя губами. Взгляд ее блуждает. Она беспрерывно зовет дрожащим голосом: «Андрюшенька, Андрюшенька…» Так зовут его погибшего сына.

    Давно это было. Когда в первый раз формула кинула Петра в омут удачи. Тогда деньги полились рекой, и жизнь превратилась в один слепой поток. Девочка была одной из многих в бесконечном ряду женщин, подхваченных этим потоком.
 
    Кажется, ее восемнадцатилетнюю он катал на «Кадиллаке»  приятеля.

    Потом была повестка в суд и это унылое заседание. В канцелярской обстановке развернулась бытовая трагедия. Судья – усталая женщина в черной мантии – выясняла обстоятельства дела.

    Деревенская девочка окончила школу и приехала в город – учиться на штукатура в училище строителей. Влюбилась в мужчину – Петра – и оказалась в положении. Мужчина – Петр – большого значения очередной интрижке не придал. Девушка родила ребенка и оказалась на улице, так как из общежития ее выселили, а вернуться домой не было возможности по причине строгих деревенских нравов. Она пришла в дом Петра. Ее встретила жена, которая предложила отдать ребенка, так как сама была бездетная. Девочка отказалась и ушла. Ночевала на вокзале, питалась из мусорных контейнеров. За этим занятием ее застала дворничиха, таджичка-беженка и привела к себе в комнату в полуподвальном помещении. Стали жить вдвоем, устроив из коробки кроватку малышу. В это время жена Петра серьезно задумалась о судьбе ребенка. Мужу она так ничего и не сообщила. И приняла решение. Разыскала девочку и предложила продать ребенка.  Та наотрез отказалась продать Андрюшеньку.  Тогда жена подключила социальную службу. К девочке пришли строгие дамы, увидели трубы парового отопления под потолком и признали условия жилья неприспособленными для жизни младенца. Девчонка лишалась родительских прав. Не в силах расстаться с сыночком девушка поднялась на верхний этаж и спрыгнула, держа его в руках. Ее спасли провода, а мальчик разбился об асфальт.

    Суд признал ее виновной в убийстве и вынес решение – лишение свободы на восемь лет.
    Петра поразил крик матери девчонки: «Давайте быстрее заканчивать, пора ехать домой, корова не доена». Оказывается, девчонка была приемной и большого значения для нее не имела.

    Спустя какое-то время Петр, чтобы решить проблему жены, нашел суррогатную мать.

    А потом поехал навестить девчонку в колонии. Опоздал – она умерла.

    Жизнь понеслась дальше. Формула требовала полной самоотдачи. История с девчонкой в нее не вписывалась.

    И вот она стала являться – вместе с неожиданными обмороками.

    Петр открыл глаза и обнаружил, что лежит на кровати под цветастым одеялом.

    Рядом сидел старик и читал.

    – Прочитайте мне что-нибудь, – попросил Петр.

    – Очнулся, слава Богу. Сутки проспал, – сказал старик и, хитро взглянув, прочитал:

   « В то время ученики приступили к Иисусу и сказали: кто больше в Царстве Небесном? Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное;    итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном;   и кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает;        а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской. Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит.  Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя: лучше тебе войти в жизнь без руки или без ноги, нежели с двумя руками и с двумя ногами быть ввержену в огонь вечный; и если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя: лучше тебе с одним глазом войти в жизнь, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную»

    – Согласен, – ответил Петр и закрыл глаза. Девушка больше не появилась и Петр уснул.

                ***

    Когда проснулся, перед ним сидела девчонка и смотрела на него.

    – А я люблю вас, – говорит.

    – Понятно, – ответил Петр и отвернулся.

                ***

    В следующее пробуждение увидел пацана. Тот стоял у окна и целился в кого-то во дворе из утерянного ТТ.

    Петр бесшумно поднялся, подкрался сзади и вывернул руку малолетнего киллера.

    Пацан яростно боролся, но, проиграв, разразился бессильными слезами.

    – Там бандиты! – крикнул он шепотом.

    – Сейчас разберемся, – сказал Петр и осторожно взглянул через занавески.
 
    Во дворе перед стариком стояли трое. Женщина и двое мужчин. С виду крестьяне – загорелые лица, выцветшая одежда. У женщины седая прическа комсомолки тридцатых годов. Толстый парень имел поросячье личико и медвежью фигуру. Мужичок за его спиной вообще смахивал на бомжа. Только две особенности делали картину зловещей – у парня на плече висел «Калашников», а у мужичка на шее затянута веревка, конец которой был привязан к поясу парня.
 
    – Ух ты…, партизанен, – сказал Петр и стал торопливо одеваться.

    Вышел он уже в шляпе со взведенным ТТ в кармане.

    Вместо приветствия крикнул, направив пистолет:

    – Всем оставаться на своих местах! Оружие на землю!

    И тут же выстрелил парню в лоб, так как тот крутанул автомат конкретным движением. Женщина бросилась бежать. Мужичок подставил ей подножку, схватил камень с земли и ударил, уже лежащую, по голове. Она затихла.
 
    – Вот и все, – сказал Петр, – финита ля комедия.

    – Какая ж это комедия, – медленно произнес старик.
 
    – Отставить! – крикнул Петр мужичку, потянувшемуся было к оружию.

    – Что ты, начальник, – отпрянул тот, подняв перед собой руки, – я ничего.

    Петр высвободил автомат, внимательно осмотрел его, передернул затвор и повесил на плечо. Затем проверил пульс у тел.

    – Ты что, старик! – крикнул он, увидев бескровное лицо. – Подумаешь, пару уродов успокоили, если б не мы их, то они нас. Сейчас  аккуратненько зароем где-нибудь в укромном месте. Правильно?

    Последнее относилось к мужичку. Тот радостно закивал:

    – Правильно, начальник.

    – Кто такие, эти были? – спросил Петр.

    – Администрация поселения, – доложил мужичок.

    – Этого? – Петр озадаченно показал вокруг.

    – Нет, другого, дальше по реке.

    – Понятно. Поздравляю с отставкой.

    И они посмотрели на две неподвижные фигуры – лежащие лицами на земле, раскинувшие руки, показывающие миру подошвы.
 
    А вот старика словно разум покинул – лицо опрокинулось, руки повисли, взгляд остановился. Дети посадили его на крыльцо и гладили по голове. Петр хотел взять его за плечи, но тот оттолкнул руки и прогнал прочь. Петр понял, что его здесь нет.
 
    Мужичок предложил воспользоваться катером бывшей администрации, и они понеслись по черной реке. Лес словно умер. Его черные ветви протянулись к небу. Петр откинулся на спинку кожаного сидения и закурил травку.

    Из-за облака появилась девушка с выплаканными глазами и позвала – «Андрюшенька, Андрюшенька…»

    Дорога вновь раскрыла свои объятия. Что же дальше? Что ждет за следующим поворотом? Будет ли ей когда-нибудь конец?