Драконоборец - 2. Когда прилетает дракон

«Здравствуй, любезный мой братец!
Пишет тебе родная сестра твоя, Анна-Мария. Когда ты уехал от нас, я была ещё совсем маленькой девочкой, но хорошо запомнила тот день. Покойный папенька наш к вечеру изволили напиться и кричали на весь дом, что толк из тебя все равно не выйдет, а маменька, слушая, тихо плакала, и лишь я одна верила, что всё у тебя в жизни сложится ладно и правильно.

И вот на днях, прямиком из самой столицы, долетела в наше село радостная весточка, что ты, братец мой, жив и здоров, и даже в почете у нынешнего Правителя за избавление земель государственных от злобного чудовища. Наш сельский письмоносец, хромой Нойербаум (тот, что живет через два дома от церкви, ты ещё таскал у него яблоки из сада, чем он теперь сильно гордится и при случае хвастает), зачитал нам вслух, прямо на площади, изданную в городе газету. И теперь самый распоследний человек в округе знает, что тебя, бывшего недотепу Борна, взяли на ответственную государственную должность!

Все соседи и знакомые, особливо дальняя родня, сразу кинулись в наш дом с поздравлениями, а на меня словно откровение снизошло  -  чего я, сестра твоя родная, ожидаю, пребывая благодушно в праздной радости? Ведь один ты со столь хлопотным государственным поручением врядли управишься, недаром батюшка наш во хмелю всегда  твердили, что ты парень хоть и добрый, однако весьма непрактичный. Это если сказать совсем мягко, не желая тебя обидеть. А папенька, как ты помнишь, выражаться любили куда как прямолинейнее. И значит долг мой наипервейший сейчас – в меру сил помочь тебе, любимый мой братец!

Да ты и сам посуди - одно дело, прогулявшись в охотку разок-другой на горушку, спугнуть оттуда дурную тварь, и совсем другое - блюсти геополитический интерес на вновь присоединенных, но исторически давно тяготеющих к нам территориях.
Так мне растолковал наш сельский писарь, Лотар Мухолов, редкостная, доложу тебе, братец, шельма, но прекрасно разбирающийся в государственном устройстве человек.
И потому, после долгих и мучительных раздумий, решилась я оторвать от груди материнской и послать тебе в надежные помощники одного замечательного мальчика, родного твоего племянника, почитающего тебя как родного отца. Приехала бы с ним и сама, но не на кого, как ты понимаешь, оставить дом и хозяйство, ибо муж мой который год на заработках, а за детьми и имуществом требуется пригляд.

Что до моего старшего сыночка Люка, так он под стать тебе, братец! Такой же добрый да сильный, но совершенно непригодный к нашему крестьянскому делу человек. Сам убедишься, едва только взглянешь на него.
А уж горяч – ну, прям ты в молодости! На прошлой неделе сошелся в споре с кузнецом из-за оплаты, да и толкнул того слегка в грудь. Отчего теперь кузнец, притворщик бессовестный, чтоб ему уголек из печи в штаны закатился, валяется дома с перемотанной головой и требует с меня деньги на лечение!

А тут ещё чертов староста, голодных блох ему под рубаху, стал прилюдно грозиться, что прогонит моего мальчика из деревни, ибо лошадей, видите ли, ковать стало некому! Будто не знает, что кузнец  наш за работу берет дорого и лается зло, коли скажешь ему чего наперекор... Толи дело старый кузнец, покойный Минцель Беспалый, который приходился свояком нашему с тобой папеньке. Вот же был покладистый и душевный человек, хоть и пил хмельное сверх всякой меры!
Я прямо так старосте и высказала, а он, упрямый осел, только руками машет в ответ – пусть твой парень убирается на все четыре стороны, все одно от него общине только убытки и неприятности... А куда же он пойдет, кровиночка моя?

Так что, братец мой любимый, на тебя одного лишь уповаю. Раз ты теперь известный на всю страну герой, в немалом чине и при казенном жаловании, то и племяша родного, будь так добр, определи к какому-нибудь стоящему делу. Иначе пропадет ни в чем не повинный мальчик мой, сгинет один, без присмотра, столкнут на дорожку кривую дурные люди, такие как наш староста и кузнец, чтоб им обоим в аду черти раскаленным железом пятки щекотали!
Посылаю его к тебе с этим письмом, и очень надеюсь, что не откажешь ты в моей просьбе.
Засим прощаюсь, благословляю вас обоих и подписываюсь,
Твоя любимая сестра, Анна-Мария.»



На затянутой тучами Вершине яростно ревел дракон. В голосе Зверя звучала неприкрытая  угроза - горе  тому несчастному, что осмелится ступить в его владения!
Люк-Батист де Борн, известный всей Долине как Истребитель Драконов, неторопливо поднимался по узкой горной тропе, что извивалась среди поросших лесом скал. Когда ветер с Вершины принес отголоски очередного грозного рыка, Люк поднял голову и улыбнулся краем губ.

- Смотри, не надорвись, глупая ящерица! – гладя ладонью оплетенную рукоять тяжелого боевого топора, что до поры мирно дремал на плече, произнес он насмешливо. – Твоё злобное пыхтение способно напугать только глупых женщин, да пачкающих пеленки молокососов, но не такого закаленного в сражениях мужа, как Люк де Борн. Беснуйся, хлопай грозно крыльями, рой когтями землю, но уже совсем скоро фамильный топор Борнов споет тебе погребальную песню. А потом я заберу из твоего каменного логова то, что принадлежит мне по праву!

Довольный произнесенной речью, Люк сдвинул на затылок отливающий золотом шлем с великолепным гребнем, врученный ему лично Правителем в качестве награды за многочисленные заслуги перед троном и отечеством.
Ни один драконоборец из ближних и дальних земель, даже его знаменитый дядя Борн, ни разу в истории не удостаивались столь высокой чести. Только Люк-Батист Непобедимый, Величайший Защитник Вдов, Сирот и Всего Остального Человечества имел право носить на гордо поднятой голове сей роскошный и весьма почетный знак его воинской доблести.

Неожиданно чья-то тень упала на тропу впереди, и Люк, недовольно поморщившись, остановился. Ах, вот кто это, понимающе качнул он головой, разглядев таящееся в тени огромного валуна жалкое существо, рискнувшее, однако, бросить вызов искуснейшему из воинов.

Порождение черной магии и драконьей крови, чешуйчатый драугр шагнул навстречу драконоборцу и замер в терпеливом ожидании, перекрыв собой дальнейший путь на Вершину. Полыхающие ярко-желтым огнем  глаза с вертикальными зрачками смотрели на человека, не мигая, заросшее жесткой щетиной уродливое лицо казалось мрачным и непроницаемым. В покрытых чешуёй лапах драугр держал длинное копьё.

- Пошел прочь! – бросил ему пренебрежительно де Борн, делая шаг вперед. – Мне нужен не ты, а твой хозяин.

В ответ чудовище зловеще улыбнулось, медленно раздвинув толстые зеленоватые губы и демонстрируя Люку неплохой набор острых клыков. Драконья кровь, использованная при оживлении, превратила человеческое когда-то тело в уродливую пародию на двуногого ящера, одарив попутно злобным и кровожадным нравом. «Вернувшийся» с того света драугр был верным и послушным рабом своего господина, и теперь жил лишь для того, чтобы убивать явившихся к подножию Вершины чужаков.

 Когда-то давно, в прошлой, ещё человеческой жизни, случайно или в компании бесстрашных, но глупых охотников за сокровищами Зверя, он имел неосторожность забрести в здешние гиблые места. И вполне возможно, что пройдя чуть дальше по тропе, драконоборец встретит на ней всех его «переродившихся» товарищей по неудавшемуся походу на Вершину.

- Тем лучше, - мысленно кивнул головой Люк, окидывая внимательным взглядом место будущей схватки, - хорошая разминка мне совсем не помешает.

- Я заберу твою душу, - произнес, безмятежно улыбаясь, драугр ритуальную фразу, не делая, впрочем, попытки напасть, - а тело подарю моему господину.

Где-то в пыли перед ним, невидимая человеческому глазу, начертана была рукою колдуна  магическая граница, дальше которой стражу тропы не дозволялось ступить. Люк прекрасно знал о её существовании, ибо в противном случае оживший мертвец давно покинул бы свой пост ради охоты на людей.
Пользуясь возможностью не торопясь рассмотреть противника, драконоборец обратил внимание на его оружие. Лунный свет играл на тщательно отполированном наконечнике копья, остром и явно безошибочно отыскивающем кратчайший путь к сердцу врага. Некоторые навыки из прежней человеческой жизни переходили к драугру по «наследству»: не исключено, что когда-то нынешний страж тропы зарабатывал себе на жизнь воинским ремеслом.

- Я подарю тебе покой, - ответил Люк, снимая с плеча топор. – Ты его заслужил.

Так всегда говорил его Учитель, справедливый и великодушный старина Борн, прежде чем переправить на небеса очередную душу. Или в преисподнюю. В конце концов, уродливая тварь ни в чем не виновата, нежитью её сделала черная магия. И кровь дракона.
Чернокнижники и драконы – извечные союзники в войне против людей. Колдунам нужна кровь ящеров, чтобы творить свои мерзкие заклинания или создавать злобных монстров, вроде драугров и им подобных, а крылатым хозяевам заоблачных Вершин в обмен требовалась колдовская защита. Ибо некоторые из людей, прозванные за свое ремесло драконоборцами, со временем научились убивать их в поединке.

Истребитель Драконов Люк-Батист де Борн считался среди знающих людей великим мастером своего дела. Сейчас перед ним стояла не очень сложная задача по возможности быстро и без лишней траты сил освободить то, что когда-то являлось человеческим телом, от поселившегося внутри него злобного духа. Продолжая краем глаза наблюдать за драугром, Люк сделал несколько энергичных махов топором, разминая плечи, а затем неожиданно атаковал, одним широким прыжком покрыв разделяющее их расстояние.

Однако ему не удалось застать монстра врасплох. Драугр встретил драконоборца идеальным по исполнению выпадом, явно вознамерившись проткнуть его насквозь. Люк играючи уклонился, затем скользнул в сторону и попытался пробить защиту врага, ловко перебросив топор из одной руки в другую. К его немалому удивлению, страж, промахнувшись, моментально отпрянул назад, уверенно блокируя ответный удар и привычно занимая оборонительную позицию – спина чуть согнута, левая нога выставлена вперед. Обе покрытые чешуёй лапы драугра выглядели расслабленными, но копьё держали крепко и в любую секунду готовы были нанести смертельный укол.

Не добившись ожидаемого успеха в первой атаке, Люк уважительно покачал головой. Похоже, что ему посчастливилось встретить сегодня на тропе настоящего бойца. Бывшего наемника или даже, чем черт не шутит, отставного княжеского дружинника. Обычно драугров вооружали дубинами или стальными клинками различной длины, от ножей до коротких мечей – большинство монстров до «перерождения» вело жизнь бродячую или разбойную. Впрочем, однажды старина Борн рассказывал Люку о драугре-лучнике, вероятно, бывшем охотнике, сумевшем доставить опытному драконоборцу немало хлопот, прежде чем навсегда уйти в край теней.
 
Но кем бы ни было в прошлой жизни стоявшее на пути к Вершине существо, сейчас оно  служило Тьме. А потому драконоборец снова шагнул вперед, тесня драугра вверх по тропе. В призрачном свете луны топор с низким, басовитым гудением описывал сверкающие круги, заставляя монстра непрерывно пятиться. Не желая затягивать далее схватку, драконоборец резко ускорился, и воздух вокруг него жалобно застонал.

Драугр, оскалив клыки в безумной улыбке, решился на отчаянный выпад. Но смертоносный наконечник встретил на своем пути лезвие топора – и перерубленное копье отлетело в сторону. А через мгновение, всхлипнув совсем по-человечески, страж тропы повалился навзничь. Удар топора пришелся сверху вниз, в область ключицы, и почти развалил нежить на две части. Старина Борн, будь он сейчас рядом,  непременно похвалил бы Люка за столь ловкий прием.

- Покойся с миром... – стоя над поверженным, произнес драконоборец короткую прощальную речь. Омытый в крови врага топор поднялся, салютуя равнодушно взирающим с неба звездам.

Драконья кровь творила чудеса, оживляя мертвых, поэтому для надежности драугра требовалось обезглавить. На мгновение Люку показалось, что желтое пламя в глазах чешуйчатой твари померкло, а взгляд стал осмысленным и почти человеческим. Но топор уже опустился, отделяя уродливую голову от тела.

Из-за темных облаков, надежно скрывающих от постороннего взгляда Вершину, вновь донесся неистовый рев. Казалось, что в ужасе содрогнулась сама земля, а прилетевший из Долины ветер поспешил укрыться среди трепещущих от страха деревьев.

Никто в целом мире не ведал, что именно чувствовал Зверь в минуту гибели своих верных защитников, связанных с ним кровными узами. Пребывая вдали от происходящего, Хозяин Вершины, тем ни менее, прекрасно знал, что сейчас по тропе к нему поднимается безжалостный убийца, поднимается, сметая с пути своего последних стражей, одного за другим. А потому вновь и вновь исторгал из груди своей яростный рев, толи грозя, толи оплакивая. Отвечая Зверю, загремели многочисленные обвалы в дальних и ближних горах, а проснувшиеся в Долине крестьяне испуганно вздрагивали и суетливо крестились.

Однако Истребитель Драконов только смеялся в ответ, негромко и беззаботно - и словно услышав его издевательский смех, где-то там, на Вершине, скрытый тучами могучий Зверь неожиданно затих, словно захлебнувшись собственным рыком. Одна лишь ночь, истинная ценительница кровавых дел, что испокон века творятся во мраке, жадно ловила взглядом каждый взмах боевого топора, удобно расположившись на скалах и приветствуя хриплым эхом очередную смерть.

Драугров-стражей оказалось четверо. Каждый из них бдительно охранял свой рубеж, каждый честно попытался сделать то, ради чего их создали – убить наглеца, осмелившегося ступить в пределы владений их хозяина - и каждый в итоге пал, щедро окропив дорожную пыль оживившей их когда-то кровью.
Разделавшись с последним противником, Люк ненадолго остановился, переводя дыхание и утирая рукавом  обильно выступивший на лице пот.

Дракон на Вершине молчал. Он уже знал, он чувствовал, что все его слуги мертвы. Он понимал также, что драконоборец находится совсем рядом, и берег силы для финального сражения. Или замышлял, затаившись во мраке, какую-нибудь пакость. Ведь даже малому ребенку доподлинно известно, что драконы – существа коварные, злобные и безжалостные.

Ставшая совсем узкой и едва различимой во мраке, тропинка вывела Люка к Последнему Привалу. Именно здесь его наставник, великий Борн, лучший боец окрестных земель, почитаемый всеми людьми Долины, имел привычку отдыхать перед очередной битвой с хозяином Вершины. Но отважному Истребителю отдых не требуется, ведь он ещё молод и полон сил!
Подняться в гору быстрым шагом, в тяжелых доспехах, расправившись между делом с толпой нежити  – разве можно считать подобное развлечение серьезным испытанием для настоящего драконоборца? Все равно, что прогуляться за околицу родной деревни с какой-нибудь заскучавшей молодухой...

Подгоняемый собственным нетерпением, Люк-Батист де Борн бегом преодолел последние метры тропы и оказался на широкой, отполированной ветрами площадке перед  входом в пещеру дракона.
В тусклом свете внезапно прорвавшейся сквозь завесу облаков луны он успел заметить метнувшуюся к нему огромную тень. Хозяин Вершины атаковал молча и стремительно, не давая явившемуся наглецу времени осмотреться. Неожиданный прыжок из засады, сокрушительный удар когтистой лапы – и безжизненное тело врага летит в пропасть...
 
С каким-нибудь городским ротозеем такой бесхитростный номер и прошел бы, но только не с Люком де Борном.
Истребитель Драконов моментально припал к земле, а когда дракон, промахнувшись, попытался неуклюже развернуться на самом краю площадки, сам ужом скользнул вперед и ударил дважды. Ударил туда, где тело ящера не защищают прочные, как камень, пластины тускло сверкающей под луной чешуи. Первый удар снизу, по горлу, сразу за нижней челюстью, как учил его когда-то Борн. Второй, следом – быстрый и легко рассекающий до кости вскрывшуюся розовую плоть...

Горячая кровь тугою струей плеснула на камень, вместо оглушительного рева из оскаленной пасти вырвалось лишь шипение да странный, приглушенный клекот. Дракон отпрянул назад, желая уберечь себя от новых ударов смертоносного топора, но задние лапы неожиданно потеряли опору, и зверь с шумом сорвался в пропасть. Его огромные крылья не успели расправиться, чтобы поймать ветер. Тяжелая туша, медленно кувыркаясь, полетела во тьму, что хищно клубилась далеко внизу.

Проводив взглядом падающего врага, Люк смахнул со лба трудовой пот и, взвалив топор на плечо, уверенно зашагал к входу в пещеру. Там, скрытая от чужих глаз, его ждала честно заработанная награда.
Внутри пещеры царил непроницаемый мрак, но теперь драконоборца вело вперед его обострившееся до предела обоняние. Люк хорошо помнил дразнящий запах, витавший сейчас под сводчатым потолком. Так пахло самое дорогое из его воспоминаний, и самое желанное из всех сокровищ мира. Он увидел его, точнее – её, не дойдя нескольких шагов. Отбросив в сторону ненужный более топор, Люк опустился на колени, с благоговением созерцая предмет своих вожделений.

Она лежала перед ним, беззащитная и такая соблазнительная, очаровательная в совершенстве линий и приятной глазу смуглости кожных покровов. Он пополз к ней на четвереньках, медленно и бесшумно, опасаясь разбудить неосторожным движением, с трудом сдерживаясь от страстного желания протянуть руку и прикоснуться.
А когда, наконец, замер над ней, тая дыхание от нахлынувшего восторга, откуда издалека, из сонных глубин мирно сопящей в этот тихий предутренний час Долины, безжалостно руша едва сложившуюся и оттого хрупкую гармонию, прогремел хриплый, грубый и вечно недовольный всем голос:

- Хватит дрыхнуть, бездельник! Поднимай свою ленивую задницу - и бегом в лес за хворостом! Шевелись, пока я не дал тебе хорошего пинка...

Мрак, заполнявший пространство пещеры испуганно дрогнул, на мгновение стал плоским, словно стекло, закопченное в пламени свечи, затем раскололся на части, беззвучно осыпаясь на холодный каменный пол. Причудливые тени, до того безмятежно плясавшие на стенах и потолке, в панике стремительно расползались по углам. Люк в отчаянии выбросил перед собой руку, страстно желая прижать к себе серебряное блюдо с дремлющей на нем рождественской уткой. Уткой, предусмотрительно запеченной с яблоками и гречневой кашей, исходящей горячим ароматным паром, с хрустящей корочкой и щедро посыпанной сверху зеленью. Он помнил её такой с детства, с того самого момента, когда его, вечно голодного подростка из небогатой семьи усадили за длинный, заставленный разнообразными яствами стол в доме для собраний сельской общины. Однако серебряное блюдо стремительно таяло вместе с окружающими Люка стенами пещеры, безвозвратно ускользая из его рук, а нетерпеливый голос Борна гремел уже совсем рядом:

- Вставай, муравьи тебе в печенку, Люк! Ты дождешься, что я возьму в руки палку и отхожу тебя по толстым бокам!

Испуганно охнув, но по-прежнему не открывая глаз, Люк вскочил с узкой, застеленной старым тулупом лежанки. Его дядя не привык бросать слова на ветер... Нащупав руками одежду и сапоги, он поспешил толкнуть плечом дверь в сени.
На лавке у порога стыло ведро с колодезной водой. Люк суетливо зачерпнул из него пару раз горстью, смывая с лица сон, и выскочил на двор. Протирая кулаком слезящиеся глаза, он бросил взгляд поверх крыши дома, что был выстроен у подножия Вершины год назад по приказу правителя – полная луна нагло таращилась на него с усеянного звездами неба. Холодный ветер бесцеремонно забрался под распахнутую на груди рубаху, и Люк невольно поежился, зевая во весь рот.

Опять ему, бедолаге, придется ни свет, ни заря тащиться в горы. И это при том, что вместительный дровяной сарай доверху забит прекрасными березовыми поленьями. Однако его несносный дядюшка, забери дракон его душу, строго-настрого запретил брать оттуда даже мелкую щепу на растопку печи.

- В сарае тебя ждут веревка и топор, - угрюмо бросил он впервые переступившему порог его дома племяннику, небрежно мазнув взглядом по тексту сопроводительного письма. – Дрова под навесом не трогай – они заготовлены на зиму! На Вершине достаточно хвороста, будешь приносить каждое утро по большой вязанке. Заодно ноги разомнешь... Пшел прочь!

Эх, знала бы маменька, что за почетную и важную службу сосватала она любимому сыночку! Принеси хворост, натаскай из ручья воды, натопи печь, вскопай огород... Не так, совсем не так представлял себе Люк будни настоящего драконоборца!

Прихватив в сарае веревку и топор, парень нехотя побрел вверх по тропе, почесываясь и ругая вполголоса бессердечного дядю, глупую луну и разросшиеся на склоне Вершины деревья, о чьи корни он то и дело спотыкался в потемках.
Посчитав спустя некоторое время, что отошел уже достаточно далеко от дома, Люк свернул с тропы и углубился в чащу, не забывая поглядывать себе под ноги – старый драконоборец имел привычку расставлять повсюду капканы, что изредка поставляли к его столу мелкую дичь, хотя гораздо чаще и оставались пустыми. При всем уважении к Борну, охотник из него был никудышный. Что до жителей окрестных  деревень, то они по привычке старались обходить опасные в недалеком прошлом места стороной.

Осмотрев встретившиеся на пути ловушки и набрав хвороста, Люк взвалил себе на плечо тяжелую вязанку. Теперь следовало вернуться домой, развести огонь в печи и приготовить простой, но сытный завтрак на двоих. Не рождественскую утку, конечно, ибо продукты в закромах старого драконоборца водились самые простые: крупа, овощи с огорода, мука, что привозили из города интенданты, да полголовы недавно купленного в деревне сыра. Особенно не растолстеешь, учитывая, что каждый съеденный кусок приходилось затем отрабатывать в поте лица.

- Что за должность у нас такая? - пробираясь сквозь колючие кусты, уныло брюзжал себе под нос Люк. – Звучит гордо и отважно, а питаемся неважно... Да живем на семи ветрах - на свой риск и страх.

Он хмыкнул, весьма довольный неожиданно сложившейся скороговоркой. Эх, ему бы в город податься, вот где бы его таланты точно пригодились! Через год-другой, глядишь, жил бы уже в просторном каменном дом, в тепле и хорошем достатке. Не то, что его знаменитый дядя...
Люк хмыкнул, с осуждением крутя головой: дом, в котором они обитали сейчас с дядей, был хоть и рубленный, но не свой, а казенный. Да и денежное содержание у драконоборца оказалось такое мизерное, что хватало лишь на самое необходимое.
 
- Да разве так должны жить герои, - в который раз вопрошал он возмущенно равнодушные небеса, - о чьих подвигах знаменитые менестрели слагают свои песни? Тогда уж лучше стать приказчиком в какой-нибудь купеческой лавке или писарем при меняльной конторе – и безопасней, и куда уж сытнее!

Споткнувшись о выступавший из земли корень, Люк выругался и остановился, желая немного передохнуть. Сбросив на землю перед собой намявшую плечо тяжелую вязанку, он поднял взгляд к небу. На востоке стремительно светлело, и вдали, над затянутой утренним туманом Долиной вот-вот должен был показаться солнечный диск.

- Ладно, что жить приходится впроголодь, так еще тяжеленной секирой каждый день заставляют махать!  - продолжал ворчать он, отгоняя от лица надоедливых комаров. - Часами напролет  – бей, Люк, руби, Люк! А чуть что - обзывают непотребно! И чего я только, дурень, на матушкины уговоры поддался? Уж лучше бы и в правду - в город рванул. А то скоро окончательно здесь одичаю. С дядюшкой на пару. Эх, хоть бы какой завалящий дракон к нам в гости пожаловал – и то было бы развлечение...

Первый солнечный луч вынырнул из-за края земли, и словно острый клинок искусного фехтовальщика легко пронзил облако, что до сей мирно дремало, зацепившись мягким брюхом за макушку Вершины. Облако тотчас отозвалось чудовищным ревом, заставившим Люка испуганно присесть, невольно закрывая голову руками. Ему показалось на мгновение, что в безотчетном ужасе содрогнулась сама земля, а прилетевший из Долины прохладный и пахнущий свежескошенным сеном ветер в панике укрылся среди трепещущих от страха деревьев.

- Бо-ор-рн! – оглушительно рычало облако.

- ...о-ор-рн! – гудела в ответ потревоженная Вершина.

- ...орн-орн-орн... – многократно отраженное небом и скалами, упало на Люка сверху свирепое эхо.

Не выдержав такой тяжести, он развернулся и побежал вниз, петляя среди молодых дубов, словно вспугнутый собаками заяц. Злобный рев гнался за ним по пятам, желтоглазые драугры, сжимая острые клинки в чешуйчатых лапах, ухмылялись ему вслед, прячась в тумане. Не разбирая дороги, Люк арбалетной стрелой пролетел свой утренний путь до жилья, чудом не разбив лоб о растущие на склоне деревья. Задыхаясь больше от страха, чем от стремительного бега, он ворвался в дом драконоборца, и не в силах произнести ни слова, только отчаянно тыкал пальцем куда-то вверх.

К его удивлению, Борн никак не отреагировал на случившееся. На момент явления запыхавшегося Люка в горнице, драконоборец преспокойно сидел в одних подштанниках на лавке у окна, и сосредоточенно чистил над ведром картошку.

- Там! – сумел, наконец, выдавить из себя Люк.

- Слышу, - равнодушно произнес Борн, кидая очищенную картофелину в чугунок с водой. – Хворост принес?

- Т-там?! – заикаясь от непонимания, как можно думать о всякой чепухе в такую страшную минуту, растерянно повторил свой жест Люк.

- Это – там! – неожиданно зло рявкнул Борн, заставив племянника в испуге отступить за порог горницы, в сени. – А я здесь! И я – читай по губам - хочу жрать! Если через пять минут в печи не будет гореть огонь, клянусь, что твои кости сегодня обглодает не дракон!

Снова оказавшись на улице, ошеломленный Люк замер, обратившись в слух и старательно таращась на небо. Однако злобное облако давно скрылось вдали, а Вершина как обычно хранила высокомерное молчание. Солнце медленно и торжественно поднималось над Долиной, заливая все вокруг своими живительными лучами. Холодный призрачный туман растаял без следа, птичьи голоса наполнили лес, и уже ничего не напоминала о недавнем ужасе. Поколебавшись еще некоторое время, Люк нехотя направился вверх по тропе.

- Вот ведь зверюга, - прежде чем шагнуть под сень растущих у подножия Вершины деревьев, непонятно в чей адрес произнес он, оглядываясь на всякий случай по сторонам, - рычит, понимаешь...