Этнограф Иосиф. Глава 5-1

Писатель Носов сидит на скамеечке и в бинокль наблюдает за Афродитой, перси свои обнажившую, приспустив беломраморные одеяния.
- Здравствуйте, Сергей Анатольевич, - приветствует писателя Курицын.
- Здравствуйте, Евгений. Присаживайтесь.
Устроился рядышком Курицын. О погоде бы поговорить: вежливый человек никогда не упустит случая сообщить свои фенологические наблюдения.
- Тепло.
- Да, май замечательный.
Курицын и Носов приятели: один худ, другой с бородой – это не мешает их дружбе.
- Чем занимаетесь, Сергей Анатольевич?
- Да вот, - писатель показывает на богиню биноклем. - Тайную жизнь памятника изучаю.
С изумлением глянул на культуртрегера и эрудита Курицын.
- Вам ли не знать, что в честь персон и событий водружаются памятники? А данное изваяние проходит по части скульптуры, предназначенной, как известно, для украшения города, служащей его аляповатой эстетике.
- В какой-то мере вы правы, мой друг. Действительно, до определённого момента обсуждаемая нами статуя являлась лишь элементом декора, составляя интерьер спальни Фрины, знаменитой афинской гетеры. Но всё изменилось в тот день, когда некий Поллид, будучи подшофе,  нанёс визит упомянутой даме, а, впрочем, рассказ проигрывает без подробностей, начну заново.
Меланхолия одолевала Фрину. Взяла она в руки арфу, села на пуфик, музицирует.
Некий Поллид, изрядно набравшись вина, мимо без цели прогуливался. Слышит он эти звуки, - и вмиг фантазия рисует ему заманчивую картинку: томящаяся одиночеством женщина перебирает пальцами струны, губы у неё пунцовы, запястья тонки, плечи округлы…
Горя нетерпением, Поллид врывается в дом и видит: блекнут мечты перед явью.
О, Фрина! она прелестна.
Она само совершенство.
- Несравненная! – вожделели её цари и швыряли к ногам злато.
- Восхитительная! – шалели творцы и, мятясь, осыпали гекзаметрами.
Планида её фурор: там, где она появлялась, тотчас составляется хор, - полководцы, философы, государственные мужи, - и скачут на задних лапках, и поют в упоении дифирамбы.
С неё ваял Афродиту Пракситель.
Не кощунство ли образ гетеры придать богине?
Нет! - присмотревшись к натурщице, постановил ареопаг, - Божественное тело.
Легендарная женщина. Ослепительная её красота стала мифом о Медузе Горгоне, столбенели мужчины при виде данной особы, в мгновение ока превращались в каменные истуканы.
Поллид - не исключение, истинный сын Эллады, глянул он на арфистку и тотчас застыл на пороге.
Намётанным взглядом отметила Фрина: не шибко наделён гость умишком, повадками нагл, статью и жёстким курчавым волосом являет собой эталонный образец мужества. Атлет! Брюнет! Нахал!
- Не тот ли это виртуоз, - думает она, - о ком с придыханием шепчутся между собой афинянки? Говорят, он посол из Спарты и прозвище у него: Жеребец.
- Да это я, - подтверждает Поллид. – Знаменитый прытью спартанец. Имя моё у всех на устах, что не случайно: щедро одарён я природой. И многие афинянки, весьма искушённые в интимных вопросах, говорили мне в минуты близости: О! О! О! – а больше и вымолвить ничего не могли до того я хорош  в постели.
- Так вы бонвиван и ходок по бабам?
- Отнюдь, я карьерный дипломат, следую с миссией на Сицилию. Здесь я проездом, трачу время с портовыми шлюхами и дрянным вином упиваюсь в ожидании попутного ветра.
- Но небо пылает закатом, к завтрашнему утру переменится ветер.
- Значит, завтра меня здесь не будет: как ни крути, последняя ночь в этом городе.
- Ах, как славно, что впереди у нас целая ночь. Клянусь, эту ночь ты запомнишь…