Груз прошлого Часть 12

 
         Невысокий, но довольно таки симпатичный  старик, часто приходил в парк. Садился на скамейку и просиживал очень долгое время. Затем, тяжело поднимался и уходил. Вот и сегодня, как всегда, он пришел, сел на скамейку, достал книгу и углубился в чтение.

        Офис, редакции местной газеты,  окнами выглядывал в парк. Клава наблюдала за ним  несколько минут и поняла, что он не читает, а просто держит книгу раскрытой… За все время он ни разу не перевернул страницу. Ей стало любопытно.
     - Добрый день! Можно я присяду с вами? – Получив утвердительный кивок головой, девушка присела с ним рядом. На вид ему было где-то лет шестьдесят пять, шестьдесят  шесть, а может и больше.

 Морщинистое лицо старика на мгновенье просветлело. 
  - Что доченька, стало любопытно, почему я целыми днями просиживаю здесь? Видел я тебя в окно, как ты смотришь на меня. Был бы молодым, подумал бы, что понравился, а так… - Он улыбнулся. – Я и сам не знаю, почему именно здесь мне спокойно. Может быть, привык, а может эта тишина, зелень, красота и привлекли меня. Здесь мне хорошо. Я отдыхаю душой.

     Он замолчал. Резко погрустнел.  В его глазах была какая-то безысходность, как- будто какой-то тяжелый груз висел камнем у него на сердце.
     Апрельское солнце еще очень слабо грело. Прохладный ветерок обвевал его седые волосы, которые клочьями выбивались из-под шляпы. Длинное серое пальто было стареньким и очевидно слабо грело. Старик зябко передернул плечами.
     - Вам надо идти домой. Пока еще холодно так долго сидеть на улице. Давайте я вас провожу. –

       Клава забрала у него книгу, но нечаянно она выпала у неё из рук. На землю посыпались фотографии. Девушка,  извинившись, начала их собирать. На черно-белых фотографиях, почти на всех была красивая молодая девушка.  На одной она увидела рядом с прелестницей молодого парня.

     Старик укоризненно посмотрел на Клаву, но не стал ругаться, а молча, положил  книгу  и фотографии в небольшую  матерчатую сумку.
       - Провожать не надо, не так уж я и стар, девочка…- Он привстал, но покачнулся и снова  сел на скамью.
  - Не возражайте, мне все равно делать нечего, а я с вами хоть пройдусь, подышу свежим воздухом. - заулыбалась, напрашиваясь на согласие Клава.

    Домик, где жил Иван Иванович Безруков был очень стареньким. Ставни, давно некрашеные, выглядели неопрятно. Облупившаяся краска клочьями свисала с них. 
    Клава  напросилась к старику в гости. В доме была чистота. Но бедность, очень резко бросалась в глаза. Старенький телевизор, стол, накрытый плюшевой скатертью и стулья. На кухне, куда они прошли, тоже кроме стола, табуреток   и кухонного шкафа ничего не было.

     На столе появилась сахарница, розетки для варенья. Старик и Клава сели пить чай.   
    - Иван Иванович, а не могли бы вы рассказать мне о своей молодости?  Расскажите, пожалуйста! Я вас очень прошу.
      - Да что рассказывать…Вам, молодым, не понять нас. Как и мы, не можем понять ваши интересы. Ты вон какая, умница. Только не все сейчас такие – целеустремленные. Думаешь, я не знаю, зачем тебе я нужен? Материал тебе нужен в газету…  Скоро День Победы, вот ты и прицепилась к старику.  А что я могу рассказать. Я же не воевал, годами не вышел. Не взяли, а хотел сильно на фронт…

      Я  родился в 1927 году.   Родители у меня были крестьяне, занимались землей. Детей в семье было пятеро.   Трое сыновей и две дочки. Всех потом забрала война. Только я и остался на всем белом свете. Трудно быть  одному без родных людей. Уж лучше и меня проглотила бы эта проклятая война. Тогда и боль от содеянного мной, ушла бы со мной в могилу..
     Старик провел рукой по лицу, словно снимал невидимую паутину  прошлого…

     -  Детство было очень тяжелое, – начал он свой рассказ.   Родители рано постарели от тяжелой физической работы. Земля, которую обрабатывали вручную, давала небольшой урожай овощей. Немного картошки, лука, капусты… Еды не хватало.
     Я был самым младшим. Поэтому меня баловали, оставляя самые лучшие куски съестного. Когда мне  исполнилось 10 лет, один за другим умерли родители. Забрала их какая-то хворь. Тогда не было антибиотиков, а может, и были, да только в глубинку – не доходили. Старшему Павлу было 25 лет. Жена его, когда поняла, что её муж взялся кормить всех своих братьев и сестер, ушла от него. Хорошо, что они еще не успели родить детей. А то были бы сиротами при родных родителях. Павел долго не страдал. Он очень любил нас, поэтому уход жены он принял спокойно.
    - Если мои самые близкие не стали и её близкими, то нечего и жалеть! – отрубил он.

      Через два года он вновь женился. Жена попалась хорошая. Второй брат Илья тоже женился. Но он сразу уехал от нас в другой колхоз.
Девчонки занимались по хозяйству  Так и жили. Плохо, бедно, но не голодали  - это точно.
      Когда началась война, мне было 14 лет. Росточком я был, чуточку выше среднего,  но был стройным, сильным. Девушки уже тогда заглядывались на меня. Говорили, что был красивым…Не знаю, в зеркала я не гляделся..
 Братья один за другим ушли на фронт. Через полгода стали приходить похоронки на односельчан. Пришли и к нам.  Сестры поголосили, поголосили, а потом и сами подались медсестрами  на фронт. Под Сталинградом обе и полегли.
 
      Младшей сестренке Дашке было всего 18 лет. Красивая была, страсть какая! Парни табунами ходили за ней. Но она была очень  гордая, неприступная. Так и ушла из жизни нецелованная, не став матерью, не изведав любви.. Обидно…
    Я тоже рвался на фронт. Убегал. Но меня снимали с поезда и вновь возвращали назад, в село. Жена Павла Дуня любила меня. Говорила, что я очень похож на её мужа, особенно глазами. Ей я очень благодарен за то, что заботилась обо мне, обстирывала, кормила.
 
  Закончилась война. Многие мужчины вернулись в наше село безногими, безрукими. Но им были очень рады. Жены радостно и гордо ходили  с ними по селу. Как-никак они – мужние жены!
 Время проходило, залечились раны и у вдов. Жизнь тихо стала налаживаться. Страна зализывала раны, нанесенные ей фашистской ордой…Закипела работа на стройках.
 
   Иван Иванович закурил. Воспоминания давались ему нелегко.  В глазах то и дело появлялась боль, накапливалась влага, которую он старательно прятал от Клавы. Отворачивался, или подходил к окну и вытирал глаза носовым платком.
      - Знаешь, Клавочка, вот смотрю я на тебя, а словно вижу свою Оленьку. Она была такая же красивая, юная, когда я её встретил. Ты же видела её фотографии. Она моя единственная и последняя любовь. Сгубил я её своим ревнивым  характером. И всю жизнь себя корю, но, ничего теперь не вернуть. Иногда вижу её во сне, так хорошо мне, а проснусь, нет её рядом. И такая тоска, хоть вешайся…
Вот ты, хоть и не спрашиваешь, но удивляешься. Почему я каждый день просиживаю на этой скамейке в горсаду…Да просто потому, что на этой скамейке мы и познакомились с моей Оленькой. Столько времени прошло, а ей хоть бы хны, так и стоит. Умели раньше делать вещи, не то, что сейчас, состряпают и, пожалуйста, пользуйтесь…Поэтому все и ломается, что нет настоящего хозяина, который бы за всем этим следил.

  Иван Иванович тяжело встал. Подошел к плите, набрал воды в чайник и поставил  на огонь. Клав поняла, что у старика опять наворачиваются слезы.
  - До Оленьки я был женат. Окрутила меня молодуха. Увидела молодого мужика, вот и стала завлекать меня. Я после армии приехал в село, уже повзрослевшим. А мужиков после войны раз, два и обчёлся. Да и я дурак молодой. Пригласила она меня что-то там починить, уже точно не помню. А сама нарядилась в платье с огромным вырезом, ну и я как увидел, так и голову потерял. Сам не помню, как у неё в постели очутился. Она была старше меня на пять лет. Но стройненькая, красивая… Ну я и влюбился, а может первая близость с женщиной меня и свела с ума. Благословения не у кого было спрашивать, просто пошли в сельсовет и расписались. Было мне тогда всего 23 года. И стал я жить с ней. Любила она меня страшно. Усадит меня за стол и смотрит, смотрит такими глазами, что у меня кусок в горло не лез. 
 
     А я и сам не знаю, любил ли я её? Было приятно, что кто-то так любит меня…Каждое мое слово исполнялось, баловала меня, как ребенка.
      Правда, детей у нас не было. Поговаривали, что Люба сделала во время войны аборт и теперь не может родить. Но я не верил этим сплетням. Ждал. Очень хотелось иметь маленького…
     Через год мы с Любой построили небольшой домик. Она работала тогда в буфете.  А я устроился в таксопарк. Мне выдали машину. Словом, деньги у нас водились. Прикупили мебель, посуду. Приоделись. Словом, как говорится, жили - не тужили.
 
  А однажды, когда мы уже прожили с Любашей 8 лет, я увидел её. Мою Оленьку. Юную, красивую. Она сидела на скамейке и держала в руках книгу. Это был учебник по психологии. Она поступала в институт и приходила сюда заниматься. Может быть, я и прошел бы мимо, но она подняла голову и взглянула на меня.
     Знаешь, Клавочка, таких глаз я никогда не видел. То, что они были красивыми, это само собой. Но они у неё были такими глубокими! Я в них утонул раз и навсегда. А еще они были печальными. Она смотрела вроде на меня, но взгляд был направлен не на меня, а куда-то вдаль. Сквозь меня…И в них - такая грусть. Мне так хотелось её погладить, пожалеть. Это было потрясающе.

 В тот день я не подошел к ней. Постеснялся. Я пришел домой сам не свой. Люба сразу поняла, что со мной что-то произошло. Она вопросительно глядела  на меня. А я не мог взглянуть ей в глаза. Как будто я в чем-то провинился, сделал что-то такое нехорошее.
      На следующий день я снова пошел в парк. На скамейке никого не было. Я прождал до вечера. Но девушка не появилась.
 Ночью я лег в постель и отвернулся от жены. Сна не было. Перед глазами стояла эта девушка с такими красивыми, печальными глазами. Неужели она больше не придет на эту скамейку? Неужели я никогда больше не увижу её? Почему я не подошел и не познакомился с ней? Я не мог уснуть. Встал, вышел на улицу. Люба вышла вслед за мной.

    - Ваня, что с тобой, родной? Что-нибудь на работе? Поделись со мной, тебе сразу станет легче.
 - Да, конечно, легче. Что бы ты понимала! Ведь, не дай Бог узнает, что я влюбился, живьем её сожрет, - думал я.
 - У тебя появилась женщина? – В голосе жены послышались сдавленные нотки. -  Ваня, я умру, если ты меня бросишь!
       Кое-как я её успокоил.  Её ласки  стали мне неприятными. Молча я выполнял супружеские обязанности. Правда, иногда, когда я представлял на месте жены ту девушку, я сатанел! Я готов был от страсти вмять её в себя…Но, страсть проходила, как только раздавался голос жены, счастливый, уставший…
 
     Так прошла неделя. Я постоянно проезжал на своей «Волге» мимо парка. И всегда высматривал ту девушку. И однажды, я увидел её, сидящую с книгой на этой скамейке. Резко притормозив, я чуть ли не бегом побежал к ней. Остановился перед ней как вкопанный. Она испуганно посмотрела на меня. Я не знал с чего начать разговор. Но, очевидно моё лицо выражало такую радость, что она улыбнулась.
 - Садитесь. Вы что-то потеряли?
 - Вас! – выдохнул я.
 
Она удивленно посмотрела на меня.
 - Извините, но мне уже надо идти. – Девушка взяла книгу и положила её в небольшую сумочку. Привстала.
  - Девушка, я прошу, не уходите! Я две недели не видел вас. Я не могу вот так отпустить, потому что я не могу без вас жить! Я люблю вас…- Сказав эти слова, я сам, жутко испугался. Я думал, что она сейчас ответит мне грубостью. И уйдет, не дав мне даже шанса видеть её.

 Девушка покраснела, но осталась сидеть. Потом медленно подняла свои огромные глаза и сказала:
  - Меня зовут Олей. Светловой Олей. А вас?
Так мы познакомились.  Не знаю, но такого чувства я никогда не испытывал Мне хотелось обнять всех, хотелось бежать и кричать, что я ЛЮБЛЮ! Что моя Оля самая лучшая девушка в мире!
      Мы встречались где-то около года. Эти встречи окрыляли меня. Когда я её первый раз поцеловал, мне показалось, что у меня земля уходит из-под ног. Как я упивался ею! Я целовал её и не мог насладиться. Я был как путник в пустыне, которому дали флягу воды после обезвоживания… Как я был счастлив, Клавочка!
 
     Наконец Оля пригласила меня к себе, чтобы я познакомился с её тетей. Позже я узнал, что тетя единственная родственница у Оли.
Родители девушки  разошлись  давно. Оле тогда было всего десять лет. Мать воспитывала её одна. Но вот уже три года как её не стало. Она умерла от сердечного приступа. И к Оле, в её трехкомнатную квартиру, которая осталась от матери, приехала тетка, младшая сестра её мамы.

     Полноватая, с рыжими волосами женщина встретила меня настороженно.  Я очень боялся, что она узнает, что я женат. На все её вопросы по поводу моей жизни я старался переводить на другую тему. Но надо было что-то делать. Так встречаться постоянно, обманывать Олю я не мог. И я решил уйти от Любы.
  Вечером, пока она была на работе, я собрал чемодан. Взял только свои носильные вещи. Написал записку, что я полюбил другую. Просил прощения. Что без любви жить не могу. Ну и всякую ересь… Уже собрался уходить, как вошла Люба. Увидев чемодан, она все поняла.
    Жена и просила, и вставала на колени, и  грозилась уничтожить соперницу. Но я уже все решил. Пока поживу у друга, разведусь, а потом с Олей распишемся.
 Но я тогда не знал женскую натуру и на что способна оскорбленная женщина…
 
     Оля простила мне обман. Через полгода мы с ней расписались. Сыграли свадьбу. Счастливее меня не было человека. Я долго не верил своему счастью. Оля была такая нежная, ласковая, всепонимающая. Никогда она не повышала свой нежный голосок. Даже тогда, когда я приходил злой, усталый с работы, она умудрялась поднять мне настроение. Вот такая была моя Оленька…
     А готовила, просто божественно! Она садилась напротив меня и ласково смотрела, как я поглощаю приготовленные ею шедевры.
 Через год Оленька забеременела…Она, смущаясь, сказала мне, что у нас, наверное, скоро родится ребенок. О, если бы ты знала, Клава, как я был счастлив! Только тогда я понял, что значит, быть на седьмом небе от счастья…

 Сын родился крупным. 4кг 200 грамм! Громко возвестил о своем рождении.
  - Богатырь! Красавец какой, весь в маму! – Акушерка высоко подняла ребенка и показала его матери. После тяжелых двенадцатичасовых схваток Оля, уставшая, слабо улыбнулась. Глаза её сияли от радости.
 Тетка сильно помогала Оле с ребенком. Я очень ревниво наблюдал, как женщина забирает после кормления Сашеньку. Почему-то я не доверял ей, хотя она всегда была очень приветливой. Каждый день тетка гуляла с Сашенькой на свежем воздухе. Пятидесятилетняя старая дева всю свою любовь отдавала своему внучатому племяннику.

       Однажды я проезжая мимо нашего дома увидел Любу. Она стояла с теткой Оли. О чем-то оживленно разговаривали, стоя над коляской. Я притормозил. Вышел и подошел к женщинам.
        Люба выглядела шикарно. Стала одеваться очень модно, сменила прическу, стала подкрашиваться. Я подумал, наверное, завела себе любовника. Меня это совсем не тронуло. Наоборот, я был даже рад, что у Любы кто-то, возможно, появился. Одно мне не понравилось, то, что она появилась возле нашего ребенка.
         
            Часть 2.

Поздоровавшись с Любой, спросив, что она здесь делает, я прошел в подъезд. Какое-то смутное беспокойство зародилось тогда у меня в душе. От этих женщин можно всего ожидать. Особенно от брошенных.
Вечером я поговорил с Олей, чтобы она предупредила тетку, получше смотреть за сыном.
Оля, улыбаясь, ответила:
 - Да ты что, Ванюша, она в нем души не чает. Вчера я захожу в детскую, а она сидит над кроваткой Сашеньки и смотрит на него, смотрит. А когда я подошла, так она даже всплакнула, сказала, что такого красивого ангелочка ни у кого нет. Не беспокойся, все нормально.
 
       Шли дни. Все было очень замечательно. Сашка уже начал потихонечку вставать на ножки, пытался делать первые шаги. В годик, сынишка пошел сам,  смешно переваливаясь. Шаги его были еще шаткими. Сашка шел и улыбался, широко открывая напоказ шесть мелких беленьких зубов Каждый зубик мы отмечали втроем за столом. Готовили что-нибудь вкусненькое, наливали домашнюю настойку, пили за очередной зуб.

    Когда Сашке исполнилось два годика, мы пригласили друзей. Неожиданно для нас в гости заявилась и Люба со своим сожителем. Мария Петровна очень обрадовалась. Она подвела Любу к Оле и познакомила их. И, знаешь, Клава, что-то у меня в груди екнуло…Нет, ты не подумай, что это была ревность, но увидев её и ухажера, мне стало как-то, не по себе. Он был молод, красив. Говорил очень умные слова, рассказывал о политике очень грамотно. Да и анекдоты травил очень интересно. Словом, он был центром внимания, особенно женщин. Оля тоже не отрывала от него смеющихся глаз. Тогда впервые я почувствовал укол ревности. Дурак… Оля была сама верность, а мне казалось, что её поманит этот хлыщ и она уйдет от меня.
 
Впервые за три года я был зол на Оленьку.
Однажды вернувшись с работы, я открыл замок своим ключом и вошел в квартиру. Прислушался. Мария Петровна тихо  говорила по телефону. Я взял параллельный телефон, который стоял в проходной. 
 - Ну не могу я, Люба.  И не проси, не нужны мне никакие деньги. Все. – Мария Петровна бросила трубку.
      Я вошел в гостиную. Женщина,испуганно уставилась на меня заплаканными глазами.
  - Мария Петровна, что за дела у вас с Любой? Что вы не можете сделать ни за какие деньги? Отвечайте!
   - Это у нас свои женские секреты. Я не могу сказать, это не моя тайна. – пролепетала тетка и быстро вышла из комнаты.

 Тогда я не обратил внимания, не думал, что за моей и Олиной спиной зреет какая-то интрига. Подумал, женщины они и есть женщины.   Вечно какие-то тайны, секреты…

   Иван Иванович замолчал. В глазах была только усталость и боль. Лицо стало серым. Свет от тусклой лампочки не давал яркого света и от этого и комната, казалась холодной, неуютной. Время подходило к пяти часам вечера. На улице начинало смеркаться. Клава решила перенести рассказ-исповедь на завтра. Но старик посмотрел на меня и твердо сказал:
 - Нет, девочка. Я не хочу бередить старые раны снова. Итак, я жалею, что начал рассказывать о прошлом. Но кому-то я должен был излить свою боль. Она меня съедает, как ржа железо… Особенно по ночам.

    Однажды я, придя домой увидел, что моя Оленька, Люба и её сожитель Роман сидят на кухне и пьют вино.  Веселые. На столе тортик. На тарелочке красиво нарезанная колбаса, сыр.   Сидят, попивают вино  и травят анекдоты. Увидев меня, Оленька вскочила и смущенно начала оправдываться.
 - Ванюша, вот Люба с Ромой принесли тортик. У них годовщина их совместной жизни. Присаживайся к нам.

      Словом, посидели мы хорошо. За вином пошла наливочка, затем Роман сбегал в магазин принес еще бутылочку. Я целый день был на морозе. Наверное, поэтому меня и сморило.  Где-то под утро я проснулся. Оли рядом не было. Я прошел в гостиную. На столе валялись остатки «шикарного» застолья. Оля уснула на диване.
      - Наверное я храпел, - улыбнувшись про себя,  подумал я. Тихо подошел к ней, чтобы укрыть её. И вдруг, меня как будто ударило током. Оля  была без трусиков. Голая. Она лежала, широко расставив ноги. Опухшие, покусанные  губы говорили сами за себя. В голове у меня помутилось. Помню, я зарычал. Стал тормошить жену. Кричать на неё. В детской заплакал от шума Сашка. Но она не просыпалась. Что-то промычав, она снова впала в глубокий сон.

 - Знаешь, Клава, лучше меня бы убили.  Я, не знал, что делать. Одно я понял. Чтобы отомстить мне моя бывшая опоила чем-то Олю и вдвоем надругались над ней. Очевидно. и мне, что-то подсыпали. Не мог я так спать, чтобы ничего не слышать. Изощренная месть жестокой женщины! Оставить голую, с раскинутыми ногами мою жену, чтобы проснувшись, я все увидел сам. Лучшей мести она не могла придумать…

  Из детской вышел заплаканный сын. Подошел к матери и стал  будить её. Великая сила – материнство!  Оля, услышав плач сынишки, тяжело открыла глаза. Затем, увидев сына, протянула к нему руки. Сашка затих, прижавшись к матери.
  Я поехал к бывшей жене. Но никого дома не было. Долго я стучал в двери. Вышли соседи. Но увидев мое безумное лицо, сразу ушли, с любопытством, подглядывая через занавески.
   Я приехал домой. Оля уже хозяйничала на кухне. Мыла посуду. Увидев меня, она улыбнулась.
 - Ваня, зачем же ты меня раздел? Не мог подождать? И губы искусал, смотри, все опухло. -  Она смущенно смотрела на меня счастливыми глазами, капризно выпятив губы.
   - Да ты знаешь, я к тебе даже не притрагивался! Ты знаешь, что тебя, пьяную, раздел этот гад, что он тебя всю поимел? Я не хочу тебя даже видеть, шлюха!
 
     С этими словами я, хлопнув дверью, вышел. Целый день я караулил возле своего бывшего дома. Но насильники не появлялись. Вечером я пошел к своему сменщику Кольке. Взял литровую бутылку водки. Колька удивленно встретил меня. Под пьяную голову все рассказал другу.
   - Вань, я думаю, ты не прав. Она же не сама легла под него. Сам говоришь, что опоили чем-то. Ну, противно, обидно… Но она мать твоего ребенка. Иди домой. Ей тоже сейчас тяжело. А потом вместе на трезвую голову подумаем, как отомстить. Вывезем его за город и кастрируем. Вот тебе моя рука!
  Только под утро я пришел домой. Стал звонить в дверь. Послышался плач Сашки. Но никто  не открывал. Тогда я открыл дверь своим ключом. Саша, привязанный за ногу к кровати, сидел и плакал. Быстро развязав сына я стал искать жену. Оли нигде не было. Я обошел все комнаты. Открыл дверь в ванную комнату. Увидел Олю. Она лежала вся в крови, с порезанными венами.
 
    Спасти мою Оленьку не удалось. Слишком много крови она потеряла. Врач сказал, что суицид она совершила ночью.
Уголовное дело заводить не стали. То, что здесь было самоубийство, было видно и невооруженным глазом.
 Две ночи я караулил этих нелюдей и дождался. Любу я убил сразу. Она даже охнуть не успела. А, этот её сожитель, стоял на коленях и просил пощадить его. Что он не виноват, что все это подстроила Люба. Но и ему я тоже всадил нож по самую рукоятку. Потом пошел в милицию. Отсидел свое…
 Вот такой перед тобой человек! Теперь ты все знаешь. С тех пор я один. Только  сохранились фотографии, где мы такие счастливые, молодые…

      Только я прошу тебя, девочка, будешь писать, не пиши наши имена. Сыну моему еще надо здесь жить. Он уже взрослый. Пусть не знает кто его отец. Представляешь, он Марию  Петровну зовет мамой. А я для него просто дядя Ваня. Пусть так и будет. Зачем ему нужен такой отец? Убийца  и уголовник…
    Только в двенадцать часов ночи, Клава приехала домой на такси. Мама вся извелась. У Ивана Ивановича не было телефона, и позвонить Клава не могла…

                11.06.2015.