11 Чужая жизнь

      
       Деки печально курил на лестнице. Теперь, спустя полсигареты, он думал не о том, к кому ушла его очередная подружка и почему, а о том, что идти ей холодно — на улице мороз, а она, дурочка, носится в короткой юбке; что идти ей страшно — она всегда побаивалась темноты. А у Деки нет морального права проводить ее, потому что это его бывшая девушка и она сейчас уходит от него к другому, чтобы начать новую, счастливую и так далее жизнь. Деки должен бы злиться, однако он явственно чувствовал лишь нелепость происшедшего.
       Плюс Пантера… немного оттаяла на его счет, и от этого только хуже. Вечно рыжий стоит в глазах. За что ты так привязалась к нему, он же с тобой не спит! Да и рыжий тоже! Страна секретов. Деки два месяца — ДВА МЕСЯЦА — вылавливал его для откровенной беседы. Бесполезно. Этот гад просто не попадался!
       "Сегодня будем висилица, — констатировал Деки сам себе. — Висилица установлена у здания комендатуры, бывший сельсовет".
       Все трещинки на облезлой краске стен казались Деки разбитыми сердечками. Он некстати вспомнил, что скоро день всех влюбленных. Праздник, мать его.
       Деки подумал, что все не так уж плохо.
       Не помогло.
       Деки подумал, что он — симпатичный парень.
       Не помогло.
       Деки подумал, что подружка, может, еще вернется.
       Зря.
       Оставалось только крепко напиться — единственный выход, чтобы не стать поэтом. Деки решил, что это правильная идея. Денег, как обычно, нет, но когда это имело значение?! Ненадолго задумался. Выбрал что поближе.
       Хозяина комнаты звали Вантуз. О чем свидетельствовал одноименный предмет, укрепленный на двери, вместо ручки. Деки постучал.
       Вантуз открыл.
       — О! Опять ты?
       — Опять я, а что?
       — Это невозможно!
       — Тогда открой дверь навстречу чудесам!
       — Ну заходи, раз пришел.
       Деки проник внутрь, с любопытством огляделся.
       — Что творится?
       — Сгущается пьянка. Собственно, я думал, это гонец...
       — Это не гонец, но некое неизбежное зло, появляющееся на звук и запах пьянки. Подумай, кто будет оказывать первую помощь и мазать йодом твоих гостей после драки? — законно сослался Деки на свои медицинские навыки.
       — Думаешь, будет драка?
       Деки снисходительно хмыкнул:
       — Если будет пьянка... Я хочу сказать, НАСТОЯЩАЯ пьянка...
       Вантуз рассмеялся.
       — Как будто понятия "пьянка" и "мирная" никак не стыкуются у тебя в голове!..
       — Дай мне шанс увидеть это своими глазами!
       — Хрен с тобой! Пара свежих анекдотов за вход.
       — Приходит...
       — Стоп! Не сейчас. Когда начнем.
       Начали двадцать минут спустя.
       Кроме Деки и хозяина были четверо пестрых типов. Один волосатый и грубый лось, вероятно со спортивного факультета. Двое еще — почти одинаковые между собой, биологи. "Возможно, клонированы," — предположил Деки. Был еще левый пухленький блондин с проникновенными серыми глазами, показавшийся Деки достаточно морально нестойким, чтобы подсунуть ему попозже один из своих скользких приколов. Он постоянно говорил о своей подружке. Деки вздохнул и понял, что от разбитых сердечек ему не спастись.
       Пили. В стандартный набор тостов Деки не встревал, в промежутках разменивал анекдоты на проверку реакции. Он не любил рассказывать хиты на неподготовленную почву.
       Блондин постоянно перетягивал внимание на себя. Деки потерял к нему остатки симпатии. Видимо, спонсировал пьянку именно он, потому что его вежливо слушали, а по мнению Деки, слушать было нечего — обычное нытье человека, у которого все в жизни зашибись, кроме мелких деталей.
       Выпитое грело изнутри, а больше ничего не грело. Деки притих, погрузился в состояние душевной неподвижности. Мир печалился, блондин был зануден, а жизнь — неповторима и прекрасна.
       Блондин тем временем входил в штопор, жалея себя направо и налево. Делалось ясно, что несчастный мозг под белесыми волосенками никакого сопротивления алкоголю оказать не может. И поутру, когда пьяная волна разобьет его о прибрежные камни похмелья, блондин тяжко раскается. Но не в том, что испортил накануне пьянку пятерым здоровым индивидам, об этом он будет помнить вряд ли.
       Деки горько ругал себя за то, что польстился на доступность и не стал искать более подходящую компанию. Как назло, его тренированный организм плевать хотел на алкогольные пары, поэтому долгожданная анестезия никак не наступала. Внутри себя Деки молился: "Господи, пусть он отключится побыстрее! И тогда над его бездыханным трупом я расскажу наконец-то пару отличных анекдотов!.."
       Хворый вошел десять минут назад, поискал глазами Деки. Нашел. Не разуваясь, прошел в комнату, сел рядом, подтащив ногой последний оставшийся стул.
       — Развлекаешься? Я за тобой, — тихо сообщил он.
       Деки машинально отметил, что рыжий опять его нашел, неведомо как.
       — В каком смысле?
       Хворый мог означать какие-то дела, и Деки был этому даже рад. Можно допить и свалить, не прощаясь.
       — Малыш, — пояснил Хворый. Деки его отлично понял.
       — Подождет наш Малыш. Полбутылки осталось, не бросать же! Будешь?
       — Нет.
       — Видишь, у человека праздничек!
       — Угу.
       С этого момента Хворый сидел с отсутствующим видом, вполоборота к развалившемуся на койке "виновнику торжества". Казалось, он не прислушивался к разговору. Деки вообще успел забыть о нем.
       Блондин продолжал ораторию с нарастающими оборотами, и постепенно приближался к апофеозу "все бабы — суки". Остальные вяло кивали.
       — Чувак, как я тебя понимаю, — вдруг заговорил Хворый.
       Деки чуть не подпрыгнул от неожиданности. Показалось?!
       Хворый выдержал паузу, глядя в стену, потом повернулся и прижал белобрысого взглядом. Искренне вздохнул и продолжил говорить: ровно, отчетливо, напористо... идеально встроившись в волну.
       — Бабы, чувак, дело такое. Пойдем с тобой покурим. Я же вижу, как тебе плохо, как тебя все достало. Бл#дское это дело… Но я тебя понимаю. Пойдем, браток, покурим. Тебе сразу полегчает, верняк! Я же тебя понимаю! Ты тоже меня поймешь. Ты поймешь, я знаю. Пойдем, друг.
       Белобрысый доверчиво подался вперед:
       — Вот-вот, браток, ты меня понимаешь! Пойдем, — он начал вставать.
       — Да чего вы, курите тут! — встрепенулся хозяин комнаты.
       — Нет. Мы с братком пойдем в коридоре покурим, — покачал головой Хворый. — Пойдем… браток.
       Они вышли. Блондин нетвердо шагал впереди, следом — Хворый, не сводя взгляда с его спины. Дверь за ними захлопнулась.
       Деки был совершенно сбит с толку.
       Коридор. Парень остановился напротив Хворого, достал сигарету.
       Хворый взглянул на желтую зажигалку в своей руке, слегка подбросил ее, сжал в кулаке и зарядил прямым, жестким "джебом" в нос оппоненту. Блондин отшатнулся, удивленно вскинул руки к лицу. Рыжий по себе знал, как внезапно взрывается боль, если вот так отхватить. Второй заход опрокинул блондина на спину. Хворый быстро дошагнул вперед, разбил ему лицо ударом ботинка. Вогнал в ребра пару крепких пинков. Избиваемый корчился и визгливо орал на грани помешательства от страха. Хворый хотел еще, у него были хорошие идеи, но кто-то дернул его назад, едва не вывихнув плечо, перед глазами возник Деки, что-то кричащий. По сторонам замелькали люди из комнаты. Хворый молча рвался довершить начатое. Деки сгреб его за одежду на груди, кулаком правой руки хорошенько съездил в ухо. Деки случалось вырубать людей таким ударом, и он в запарке не догадался ослабить замах. Хворый выдержал. Поплыл на мгновение, но выдержал.
       — Совсем охерел?!.. — рявкнул Деки, вжимая рыжего за плечи в стену. — Ты убьешь его!
       Хворый уставился на него с замороженным выражением — пережидал боль. А когда контроль над мышцами лица начал к нему возвращаться,  по губам Хворого разошлась паршивая усмешка.
       — Испугался? — хрипло хмыкнул он, глядя Деки в глаза.
       Безумия в этих наглых зеленых зенках как не бывало. Но Деки не так просто было одурачить. Он отлично видел, что Хворый готов продолжать геноцид, едва только ошейник ослабнет.
       — Что на тебя нашло, псих бешенный? Опасные у тебя становятся приколы! — яростно прошипел Деки ему в лицо. Быстро оглянулся.
       Над лежащим склонились спины, слышались встревоженные голоса. Мелькали слова "скорая" и "патруль".
       — Стой здесь, не суйся к нему. Полезешь, я тебя сам искалечу.
       Деки исчез. Хворый тяжело дышал, тер ладонью ухо, приштампованное тяжелой дружеской рукой.
       — Сматываемся, — Деки вернулся одетым, пихнул рыжего вперед. Когда они проходили мимо столпившихся над пострадавшим людей, Деки оттер Хворого плечом к самой стене коридора.
       Внизу, во дворе Хворый остановился закурить. Зажигалка в руке прыгала, и самого его трясло. Затянувшись, оглянулся на дверь общаги. Деки моментально напрягся:
       — Я тебя прямо здесь положу, отдохнешь в сугробе, — сквозь зубы пообещал он.
       Они шагали знакомой дорогой к ближайшей станции монорельса. Шли быстро. Деки прислушивался. Хмеля не было ни в одном глазу.
       — Объясни ты мне, что на тебя нашло, удолбок чертов?!! — не выдержал Деки.
       — Поди на хер, — глухо огрызнулся Хворый.
       — Ничего, опомнишься...
       Слава богам, Хворый не носил с собой никакого оружия, даже из того, что обычно болталось по карманам у Деки — отвертки, железки, прочая хрень. Иногда у рыжего вот так вот начисто падала планка, а начатое он любил всегда доводить до конца. Блондину просто повезло, что Деки оказался поблизости. Кроме него вряд ли кто-то отважился бы оттащить рыжего от законной добычи.
       Окна общаг отплывали в темноту, ночь укладывалась на плечи. Рыжего вдруг прижало ощущение потери — все случается лишь однажды: окна, ночь, кровавый сумбур в голове… ничего не удержишь… Деки, гадина…
       Закат империи у Хворого в башке начался давно, в этом без новостей. Он знал, что Деки знает, и не оставался поблизости ни на минуту. Ладно Пантера, теперь еще и этот туда же!.. Ну скажу я тебе, доброхот ты конченный, как дальше-то будешь жить с этим сакральным знанием? Пр-ридурок… Я ведь проболтаюсь когда-нибудь, думаешь, я железный?..
       В последнее время стало хуже. Мертвая память лезла из-под цемента, сочилась во все щели, рыжий сам офигело выхватывал с того, насколько живучими оказались эти хреновины. Матерая жесть ползала по черепной коробке, проворачивалась со скрежетом, раздирала изнутри. Ничего не брало уже эту дрянь. Три часа тишины подо льдом, и снова… Остались маршруты. Только маршруты. А долго ли пробегаешь без передышки? "Та еще будет весна," — подумалось Хворому.
       И тут он встречает этого белобрысого урода, у которого вообще ничего не болит.
       Деки, гадина…
       Хворый заставил себя смотреть под ноги, запоминать в подробностях каждый шаг. "Лучше дождь, чем снег, — бессмысленно произносил про себя, — лучше снег, чем... — споткнулся — ... чем смерть. Лучше смерть, чем вечность. Чем лучше? Лучше вообще не думать. Идти, вон, за Деки".
       Остервенение драки сменилось отходняком, смесью тоски и тошнотной злобы. Хворый понимал, что Деки сделал доброе дело, оттащив его, но черное, тлеющее жгло его изнутри… Какого хрена он ввязался?!! "У тебя могли быть проблемы, — ответил ему воображаемый Деки, — БОЛЬШИЕ проблемы! Разве тебе мало твоей дерьмовой жизни, твоей поганой работы и твоей дырявой башки, мой бедный больной друг?.." Хворый презрительно дернул губами. "У меня и так проблемы. У меня ОХЕРЕННЫЕ проблемы!!! Я боюсь закрывать глаза." Нет, Деки хотел помочь. Сделать, как лучше. Лучше снег, чем...
       Когда блокада давит на грудь всей тяжестью мирового океана, во рту химический привкус, а от тишины просто выносит, куда ты пойдешь, Деки?..  По коридору в полной темноте, касаясь пальцами стены… Густая тишина, страшный глюк, мир без воды. Однажды ты проснешься спустя сто тысяч лет. Люди уже вымерли… А ты паришься из-за какого-то визгливого белобрысого недоноска!
       Хворый с трудом погасил мысленную картинку. Откуда она взялась, я же своими руками обрывал провода, просто мало времени прошло, ничего еще не успело зарасти. Нельзя смотреть на призраков — опять прихватит… Как странно — чтобы выжить, приходится убивать себя по частям. Сжигать память, глушить чувства, вытравливать нежность. Мы и правда похожи, я и этот город. Заброшенные районы в голове… кислотные плеши… Интересно, что он пытается забыть?.. Что ты пытаешься забыть?
       Деки обернулся на ходу, хотел что-то сказать. Хворый перехватил его взгляд. "Отвали. Я благодарен, не цепляй меня!.." Деки, кажется, обиделся, но отстал. Хворый перевел дыхание.
       Деки — счастливчик. Для него есть черное и белое. Он может позволить себе решать, как можно поступать, а как — нельзя. Ему незачем носить ошейник. "Знаю, Деки, знаю... нужно делать различия... нельзя вот так... нельзя бить лежащего говнодавом по лицу. Завидую тебе, док!.."
       …В темном коридоре, касаясь пальцами стены… полоска света, неплотно прикрытая дверь. Чешуйки краски шуршат и обсыпаются под пальцами, налипают прахом мертвых мотыльков. Мир сделан из нефти… За полуоткрытой дверью узкая облезлая комнатушка, может, сортир. Внутри, у раковины девчонка в глупом линялом платье в цветочек. Напряженная спина, ссутуленные плечи, как будто ей холодно…
       — Я завалил маршрут, — сказал Хворый.
       — Что? — Деки, кажется, просто не поверил.
       — Я завалил маршрут. Мой ведомый мертв.
       Деки остановился.
       — Правда?! — выдохнул он потрясенно.
       Не смотря на паршивое самочувствие, Хворый не удержался от ухмылки.
       — Да, это правда,  — ответил он со злостью.
       …Не знаю, зачем я толкнул эту дверь ладонью. "Двери открывает судьба", и эта тоже медленно открылась. В грязном зеркале девчонка увидела меня, а я увидел в ее пальцах бритвенное лезвие. Девчонка резко обернулась.
       Мы стояли неподвижно. Ее руки подрагивали — та, что сжимала бритву и та, которую она собиралась раскромсать. Дикие, заплаканные глаза. Нечего дергаться, тут все решено.
       Где-то рядом тихо журчала вода.
       Она, конечно, не умрет. Будет кровь в раковине, невыносимая слабость и легкость, будет задрипанная клиника, может, психушка, толстые санитарки в застиранных халатах, потом будет горсть снотворного, потом, наверное, шаг с крыши, и она своего добьется.
       А там, у меня за спиной — темнота. Мы одни во всем мире…
       — Постой, постой, — пробормотал Деки. — Из-за этого ты взбесился? Из-за маршрута? Ты спятил… Кто… Ты сказал кому-нибудь?
       — Сказал. Там сейчас Пантера.
       — Может, не все так плохо…
       — Да не в этом дело!!! — заорал Хворый.
       …Я молчал. Я, чертов проводник, не знал, что ей сказать. "Давай я умру вместо тебя? Давай умрем вместе?" Хорошо, давай умрем вместе. Моя рука медленно поползла к нагрудному карману. Сигарета. Зажигалка. Хорошо, я буду рядом. Посижу с тобой, пока ты умираешь. Клянусь, я не вызову скорую раньше времени. Все-таки лучше со мной, чем в полном одиночестве. Я жадно затянулся. Перехватил ее взгляд. Протянул ей сигарету. Тлеющий огонек прочертил мостик дыма между нами. Журчала вода… Она робко потянулась к моей руке. Бритва мешала ей взять сигарету, и мне пришлось забрать эту чертову бритву.
       Мы курили вдвоем. Девчонка глотала дым и плакала. Тишина размалывала нас. Бритвенное лезвие в моем кулаке нагрелось.
       — Давай так, — сказал я. — Я живу тут, рядом. Если не полегчает, приходи через три дня. Я все сделаю сам. Как надо. А эту ерунду выбрось, — я протянул ей на ладони тусклое лезвие.
       Она не взяла. Отрывисто всхлипнула и метнулась мимо меня в коридор.
       Я вошел внутрь, уселся на толчок. Никогда в жизни мне не было так тошно и холодно. Я ткнулся лицом в ладони. Надолго завис в оцепенелом коматозе.
       Они думают, что у них есть повод, но на самом деле это лишь инстинкт, ощущение необходимости освободить мир от себя. Жертвоприношение, маленькое распятие на грязном сливном бачке. И никто не будет молиться на их трупы, и воскреснуть им не доведется… Проклятия рода человеческого уже не искупить в одиночку.
       Малыш F утром нашел меня, отправил на маршрут. А я только и думал: придет она или нет? Я загнал ведомого. Плевать. Мне и жалко-то не было. Я мечтал: когда она придет, мы свалим вместе. Умрем, взявшись за руки. Не ради всего человечества, а так, для себя. Мы оба вполне заслужили приличную смерть. И этого у нас никто отнять не сможет, верно? Верно? У меня горело в глотке, когда я думал об этом…
       Но больше нам с ней встретиться не довелось.
       — Знаешь, док… Этот мудавей никогда ни за кого не умрет, — заговорил Хворый вслух. — Он не знает такого чувства. Ты пожалел его, да? Моралист херов! Твоя жалость втаптывает его в говно гораздо глубже, чем я мог дотянуться! Смешно тебе? Он теперь будет жить долго и счастливо — это по-твоему смешно?! Можешь мне плюнуть в морду, если для тебя это так весело. И тогда я тебя тоже раскатаю. И не лезь ко мне со своими еб#нутыми расспросами, потому что тогда я тебя просто убью.
       Хворый резко свернул на перекрестке, пошел, не оглядываясь. Пропал в темноте.
       Деки недоуменно стоял посреди тротуара, глядя ему вслед.
       — Да ты совсем больной... — прошептал он.
      
       — Расскажи.
       — Нет.
       — Расскажешь.
       Хворый сидел в углу черного кожаного дивана, отморожено пялился в стену, а Деки его доставал. Действие происходило в квартире Малыша F, минуло часа два после драки, и основной перепсих отпустил.
       Согласно плану Хворого, они должны были разойтись — без обычного рукопожатия и пожелания удачи, но кого волнуют формальности? Однако спустя две минуты Деки его нагнал. Компания рыжего, очевидно пошедшего вразнос, его страшила, но оставить Хворого одного в таком состоянии было еще страшнее. "На худой конец, — понадеялся Деки, — я смогу его вырубить".
       — Отвали, — огрызнулся Хворый на его появление.
       — Не отвалю, — отказался Деки. — У нас дела. Что там с Малышом?
       — Ничего. Он искал тебя.
       — Значит, пойдем к нему в гости.
       — Он мне не обрадуется, — предупредил Хворый.
       — Кого волнует? Идем. И не рассчитывай свалить. Пока во всем не разберемся, тебе от меня не отделаться.
       — Мы что, теперь вместе навсегда? — ухмыльнулся рыжий без всякого веселья.
       У Малыша их ожидала теплая встреча: хозяина дома не оказалось, а его миловидная подружка, открывшая дверь Хворому и Деки, понятия не имела, что подобных гостей надо гнать поганой метлой.
       — Его нет дома... — девушка искренне печалилась об этом факте. — А у вас важное дело?
       — У нас очень важное дело, — сообщил ей Деки, эротично облокотившись на дверной косяк.
       — Может быть, вы подождете его? — с робкой надеждой хоть чем-то помочь двум страждущим предложила она.
       Деки глубоко задумался, глядя в вырез ее платья.
       — Да, это, пожалуй, выход, — нехотя согласился он.
       Девушка провела их в гостиную и скрылась прежде, чем Деки успел начать разговор. Выдержав логическую паузу, девушка вернулась и предложила им кофе.
       — Кофе? Нет, это слишком формально. Пиво вполне подойдет, — небрежно выдал Деки. — Если вас не затруднит...
       — Да, конечно!.. Сейчас.
       Они получили пиво ("Холстен"? Ну ничего, сойдет и "Холстен"), но девушка к большому сожалению Деки, снова ушла.
       Остался Хворый. Деки заботливо сунул ему бутылку:
       — Держи. Тебе надо расслабиться.
       Хворый уселся в угол дивана, откинулся на спинку, уставился в стену между журнальным столиком и телевизором. Если кто умел молчать так же непобедимо, как он, так это гранитные плиты и мраморные статуи.
       Деки искал способ разрешить ситуацию, по возможности, не получив в морду. В голове не было подходящих идей. Заметил пустую, идеально чистую пепельницу из черного стекла. Решил покурить.
       — Дай огня, что-то не могу найти свои спички, — обратился он к Хворому.
       Тот, не выходя из медитации, достал из нагрудного кармана зажигалку, перебросил товарищу. Деки поймал ее красивым, небрежным движением, жаль, некому было оценить. Прикурив, повертел вещицу в пальцах. Желтая зажигалка... Деки улыбнулся, вспомнив вечеринку. Стефан тогда рассказывал забавную байку, интересно, чего рыжий так напрягся?.. Деки пару раз щелкнул колесиком вхолостую.
       Хворый резко поднялся, шагнул к нему, вырвал зажигалку из рук. Сел на место.
       — Откуда она у тебя? — спросил Деки, как только убедился, что голос не дрогнет и ровно прозвучит.
       — Всегда была. Я с ней родился, — угрюмо выдал рыжий.
       — Да брось! Ты ее где-то нашел, а теперь думаешь, что это та самая?
       — До какого места тебе моя зажигалка, Деки?
       — Тебе что, ответить трудно?
       — Допустим, я ее нашел. Доволен?
       — А теперь уверен, что атомную бомбу в кармане носишь? Это тебя гнетет?
       — Нет.
       — Да ладно! Ты повелся на байку — ну бывает, мы же...
       — Ты бредишь.
       "И это ОН мне говорит... забавно!"
       — Ну признай!
       — Нечего признавать. Ты хороший парень, Деки, я это понял. Ты пытаешься помочь. Тоже дошло. Просто оставь меня в покое, так будет лучше всего.
       — Расскажи.
       — Нет.
       — Расскажешь, — отрезал Деки.
       — Как ты меня достал... — выдохнул рыжий, глядя в потолок.
       — Давай, выкладывай.
       — Деки, не дави, по-хорошему прошу.
       Хворый поднес бутылку ко рту и стал пить, как воду.
       На мгновение Деки сделалось его жаль, захотелось отпустить этого маньяка с миром, ничего не обострять, остаться друзьями. Он ведь классный, как Стеф тогда сказал, правильный... просто запутался, загнался. Разберется, наверное, сам. Однако поток миролюбия иссяк, когда до Деки дошло: бросить его сейчас — и есть начало пофигизма.
       Он встал перед Хворым, и это был открытый вызов.
       — Не отстану я, рыжий. Не могу. Ты чуть человека сегодня не убил. Дальше так нельзя.
       — "Человека"... — презрительно хмыкнул тот.
       — Колись давай, — непреклонно велел Деки.
       — Не сейчас.
       — Сейчас.
       Хворый поднялся, дошел до окна. Деки заметил, как его трясет, и ему стало страшно по-настоящему. На грани срыва он рыжего не видел никогда. Вообще никогда не видел в предельных состояниях, наоборот, это рыжий всегда был точкой опоры, это к нему все стекались за поддержкой и утешением…
       Хворый положил руки на узкий подоконник, приткнулся лбом к прохладному стеклу.
       — Бывают плохие дни, бывают ужасные, а бывают такие, как сегодня… — тихо, почти сам себе проговорил он. — Деки, дружище... если я действительно кого-нибудь убью, пусть это будешь не ты? — попросил рыжий, можно считать, взмолился.
       Деки не ответил. Но и отступаться не собирался.
       Повисла давящая тишина. Надолго.
       — Не отстанешь? — спросил рыжий без лишних надежд.
       — Нет, — глухо отозвался Деки.
       Хворый вздохнул, тяжело, измученно. Вернулся на прежнее место, сел. Сунулся мордой в ладони.
       — У меня, Деки, проблема. Крыша у меня течет.
       — И чему удивляться? Ты же долбишь, как дятел! Я тебя с ясными глазами не видел сколько?.. Месяцев восемь?
       — Нет, ты не понимаешь, — мягко перебил его Хворый. — Смешные галюны тут ни при чем. У меня по-серьезному крыша течет.
       — Типа как?
       — Типа я не уверен, что ты есть. И всё остальное тоже.
       Деки уставился на него.
       — Мне, по идее, должно быть пофиг, я-то знаю, что я есть, — проговорил он растерянно. — Но все равно это… немного внезапно.
       Рыжий сидел, медленно растирал лицо руками. На Деки он не смотрел. Деки вдруг увидел, сколько усталости лежит на плечах Хворого. Его накрыло паническое чувство от мысли, что эта тяжесть способна рыжего сломать. Что сейчас он поднимет глаза, и в них не будет обычного, чуть насмешливого спокойствия, а будет то, что должно быть: бесконечная тоска на уровне боли.
       — Да ладно, перестань!.. — неуверенно начал Деки. — Что-нибудь придумаем!.. Есть же…
       Он видел ответ в линии ссутуленных плеч, в напряженных скулах, в крепких, мосластых ладонях, трущих лоб, он знал ответ прежде, чем Хворый озвучил, и от этого на Деки навалилась беспощадная тяжесть. Казалось, не будет рыжего, и город действительно рухнет к херам, в этом чудилось даже зловещее подтверждение его теории. Мгновением позже Деки понял: город будет стоять. Город ничего не узнает. Это у него, у Деки перед глазами рухнет вся картинка, потому что без рыжего просто никак.
       Хворый тряхнул головой, вернулся к жизни:
       — Само собой, док. Что-нибудь придумаем. На худой конец подкинешь мне нейролептиков.
       Рыжий поднял голову, улыбнулся кривой, но вполне настоящей усмешкой.
       "Я бы умер за тебя, мудила, — подумал Деки с абсолютной уверенностью. Не потому, что рыжий был уж такой герой, не потому что нес добро и благо всем подряд и Деки лично, а просто за то, что он смог сейчас улыбнуться. — Я бы умер за тебя, если б это тебя спасло, но увы, так просто нам эту проблему не решить…"
       Вскоре прибыл Малыш. Деки решил с ним все дела сухо и по-быстрому. Хворый помалкивал. Потом они ушли. Малыш остался в недоумении. Ему показалось, что эти двое настолько загружены своим, что куратора попросту не заметили.
       Снаружи мела теплая вьюга. Началась, пока они гостили у Малыша.
       — Куда ты сейчас? — спросил Деки.
       — Вниз, — отрешенно поведал Хворый.
       — В берлогу? Не пойдет, ты там окончательно спятишь. А пойдем-ка мы на Стэй, завалимся в нашу комнату, и ты мне по порядку все изложишь.
       Деки справедливо ждал дальнейших осложнений, но рыжий просто кивнул.
       — Заявится же кто-нибудь... — только и возразил он.
       — Я дверь запру, не парься.
       Они пришли на Стэй.
       Оказавшись внутри, рыжий уронил в угол рюкзак, скинул куртку и ботинки. Прошел в комнату, лёг.
       "Сколько раз я видел его таким и думал, что это просто усталость," — ужаснулся Деки.
       Он уселся на полу, оперся о край дивана локтем. Не мог придумать, с чего начать. Вообще не мог толком поверить. "Это же рыжий! Наш рыжий! Да он нормальнее нас всех, вместе взятых!.."
       — Что молчишь? — подал голос Хворый, замаявшись ждать пытки расспросами.
       — Да я… да это дико как-то, — признался Деки. — Я видел еб#нутых, ты же не такой!
       Рыжий мягко хмыкнул за комплимент.
       — Я не еб#нутый, Деки. Я просто всё время кино смотрю. Кино сплошняком. Без выхода в реалку.
       — Не может быть, чтоб всё — кино! Ну спроси меня, я скажу тебе, что точно было!
       — А ты славный, — вдруг сказал рыжий с грустной нежностью. — Думаешь, я не понимаю, как мне с другом повезло? Со всеми вами?.. Всё я понимаю!.. Только ты для меня тоже кино. Какая-то часть киношной программы, про которую я думаю, что это не я, а на самом деле она на моем жестком диске крутится.
       Деки сидел и пытался представить, каково это — кино без выхода.
       "Как будто спишь, — мысленно подсказал Хворый. — Как будто спишь и видишь яркий сон. Кажется, все реально, но разница есть… только разницу эту ты ловишь до тех пор, пока просыпаешься. А если долго не просыпаться, то и разницы никакой, одно лишь смутное чувство".
       Хворый заговорил снова, решив уже хоть как-то с этим покончить. Облегчения он особого не чувствовал, осознавал только, что теперь весь его тяжеляк еще и на Деки свалился.
       — Давным-давно была у меня печальная история… — он замер, понимая, что сейчас пойдет по могильникам и рваным проводам, и будет больно, поэтому надо напрямую и быстрей. — Девчонка у меня была…
       От того, как он сказал "была", вроде бы ровно, вроде даже равнодушно, у Деки заныло внутри.
       — Несчастная любовь? — уточнил он, вспомнив разбитые сердечки на стенах.
       — Да нет, вполне счастливая. Но все закончилось.
       — Разбежались?
       — Разбились на машине. Я выжил, она нет. Так не должно быть, Деки. Вообще, бл#дь, не должно так быть!!!
       Рыжий помолчал.
       — Меня здорово закоротило. Не смог я принять такое положение вещей, и не знаю, когда смогу. У нас с ней… всё серьёзно было. Полный коннект.
       Полный коннект — Деки был в курсе, что это, и от слов Хворого пробило ознобом. Как он вообще пережил?
       — Рванул в город, чтобы отвлечься, — продолжал Хворый, отвечая на невидимые вопросы. — Просыпался каждое утро от чувства, будто она рядом. Потом вспоминал, как на руках ее держал, всю переломанную. Надо было как-то спасаться, и я довольно скоро вышел на торговцев реактивами. Торчал по-дикому, однажды чуть на ту сторону не залетел. Там же, в этих "кружках по интересам" пересекся с народом из системы. Дальше ровнее пошло, нашел, куда себя применить. Легче не стало, просто жил ради того, что делал…
       "Лучший в городе, — вспомнил Деки. — И я его ЗА ЭТО выстебывал!.. Боже, что я за страшное мудилище!"
       — В норму я не вернулся, — продолжал говорить рыжий, — да не шибко и рассчитывал. Не было четкого момента, когда я осознал, что чердак подтекает. От химии первые озарения пришли — насмотрелся пластиковых мультиков и начал понимать, что в моем документальном кино тоже кое-что не клеится. Помнишь тогда в баре часы обратно отмотали? Это старый глюк, с часами у меня с самого начала беда. Город без названия. Эти чертовы улицы, которые то есть, то нет их… много чего.
       — Рыжий, да это все случайности, тебе же могло показаться! Мало ли, где и как ты облодбанный бродишь.
       — Мне это на маршруте каждый раз ведомые говорят, — усмехнулся Хворый. — Один в один, эту самую фразу. Но есть какая-то фишка особая у пластика, словами о ней не скажешь, но всегда ведь знаешь. Так вот, на этом у меня весь биос прошит. Всё — пластик. Моя адекватность — пластик. А наркота… да что наркота. Помогла разобраться, только и всего…
       — Рыжий, у всех бывают нестыковки, — жалобно сказал Деки. Он терял уверенность в победе. — Не обязательно при этом всё пластик…
       Рыжий не отвечал.
       Деки потрясенно мотнул головой. Впервые в жизни его посетило желание проснуться от чужого кошмара. Безумие Хворого наползало на него темной громадой, и теперь уже самому Деки казалось убедительным.
       — Да как ты с этим жил вообще?! — выдохнул он. — Почему раньше не сказал?
       — И чем бы ты помог? Сдал меня в киношную психушку? Где они бы меня понарошку вылечили?
       — Ох, заткнись! Ты гонишь, заткнись! — не выдержал Деки. — Знаешь, что... давай-ка ты поспи, вечер насыщенный был. Проснешься, тогда подумаем.
       — Я шесть лет над этим думаю... ну ладно, как скажешь.
       Хворый откатился к стенке, подушку под голову затащил. Притих.
       Деки сидел, глядя в пол, и сам себе строил гримасы отчаянья. Доказать теорию Хворого он не мог. И опровергнуть — тоже. Минут, наверное, пять было тихо.
       — Деки?
       — М?
       — Не уходи пока…
       — Да не парься ты, куда я денусь?!
       "Как это странно, однако, — размышлял Деки. — На рыжем всё держалось, и никто не замечал. Как-то так выходило, что он всегда проблемы раскидывал, с чем к нему ни подойди... Строил Малыша, если надо, строил Пантеру, чтоб не зарывалась, Стефу помогал... почему никто из нас не понял?.."
       — Деки.
       — М?
       — Насчет зажигалки ты был прав.
       — Был?
       — Был. С ней не все ладно.
       — Как это?
       — Я ее действительно нашел. В первую ночь, как приехал.
       — Ну это само по себе ничего...
       — В ней за это время ни разу газ не кончился.
       — Серьезно?! — Деки повернулся, вытаращив глаза.
       Хворый всё так же лежал мордой к стенке.
       — Какой мне смысл сейчас врать? Для меня она — реальная вещь. Единственная реальная во всём пластике. Но об этом никто не знал. А тут Стеф берет и рассказывает. Внутри моего кино. Понимаешь теперь?
       — Понимаю.
       — Эй, Деки…
       — Да что ты расчирикался, спать-то будешь?! — не выдержал Деки череды откровений.
       — Не могу я. Есть что-нибудь?
       Деки порылся по карманам, отсыпал ему волшебных пилюль. Услышал, как Хворый их разгрыз, даже не вспомнив запить, как все нормальные люди.
       Рыжий уснул долгим, ровным, тяжёлым сном. Деки сидел рядом с ним, но ничего не происходило, и в конце концов он тоже отключился.
      
       Под утро Хворый проснулся воды напиться. Сел, проморгался и увидел как дрыхнет Деки, сложив голову и руки на край дивана почти в той же позе, как сидел, пока они говорили. Вроде бы ничего особенного, сам себе расп#здяй, мог бы и матрас раскатать… но, глядя на него, рыжий понял ясно и окончательно, почему всё это время так уверенно проезжал мимо очевидного и логичного в его случае аварийного выхода: не давал волю красному, не нарывался на овердоз и с крыши в полёт так и не отправился. Он боялся оказаться правым в своей заморочке, боялся, что когда картинка у него перед глазами погаснет, Деки тоже не станет. И Пантеры. И Стефа. И даже Малыша, хотя ради него одного рыжий не стал бы так долго тянуть. Не станет города. Вот этого, сбойного, глючного, бесконечно живого. Решительный ход снял бы все вопросы. Но ценой возможной потери рыжий не хотел ничего выяснять. Даже если все они — части его киношки. Это ничего не меняло.
       Мысли об аварийном выходе здорово выручали раньше, помогали держаться на ногах, приносили хоть какое-то облегчение. Он всегда себе обещал: станет худо — отпущу, что ж я, садист, что ли, совсем себя мучить? Теперь стало ясно, что дальше это не сработает. Не отпустит он себя. "Если я последний гвоздь в системе… придется держать".
       Хворый добрался до чайника, напился вдоволь, выгреб у Деки из кармана ещё волшебных пилюль, принял их и снова завалился спать.
       Монетка падает с вероятностью пятьдесят на пятьдесят. Каждый раз. И если сто раз выпал орел, для сто первого раза это ничего не значит. Может, снова орел, может, решка. Может быть, Деки действительно что-нибудь придумает. Не будет же этот чертов орел падать и падать вечно?!..