Когда вернёмся

Антон ТЮКИН

КОГДА ВЕРНЁМСЯ

ВЕЧЕР

Пробираясь, спускались. Хлипкие поручни. Первый этаж.
Целых сорок - над нами. На наши макушки давили
Эти тяжкие годы. Но, кончено. Времени страж
Отворил двери бара, где все улыбались и пили. -

Слава мёртвым героям! Вы славно дрались, “старики”!
Здесь - на родине мирной - о вас ни хрена не забыли! -
Завывал звучно шейкер. И пялились рюмок зрачки. -
Зря бутылки хихикали! Нету предательской пыли

Месту в праздничном танце! За окнами солнечный жар
Рвался в зал - ассирийским, библейским, шагающим строем - 
Колесницы и копья. Фужерный, шальной перегар
Ухмылялся, но писался страхом - от наших героев! 

Пляской блудного сына, Особым отделом - стуча,
Открывался и хлопал за стойкой большой холодильник.
Сотни кубиков льда опускала блондинка, верча
Красным задом, - в бокалы - нам - белым, и алым, и сильным! 

Звоны мёрзлой воды протопили  нетленные льды.
Мы расправили плечи. И вот, засветились улыбки.
Распластались лица. - Зачем и с какой ерунды
Мы “там” были? Но, всё же вернулись! - Плевать на “ошибки”…

Перед сном поплелись зачем-то под “мраморный душ”.
После “дунули” снова, мотаясь в твои полотенца,
Долгожданная Родина, чью азиатскую сушь
Защищали, как черти. Ввалились в сон, как младенцы. 

* * *

УТРО

Пробудились рано. Зачем? Не понятно. К чему?
Ощутив духоту помещений, но суть мироздания
Не поймав. Выходили из комнат, и - в лифтовый холл. Одному
Только Господу ведомо, как мы покинули здание.

Мы страдали. Гудела, дурея, балда - голова.
Мозг размяк и сочился сквозь уши. А от вакханалий
Тех, что были в “те годы”, спасаясь, дрожали слова. -
Говорили? - А с кем? Все ж гражданские - просто канальи...

Свет от поднятых штор резал глаз. Алкоголем кружил
Город - мир, или миф, или тир, что так благоговейно
Отправляя на “подвиги”, ржал и вытачивал жир
Даже с мёртвых. Вот грань. Их граница - на кромке бассейна. 

* * *

К чёрту туфли Равенны! - Молитесь, раввины! На мелкой воде
Дрожью прыгала ряска. Как видно, занялись любовью
Эти со’рок соро’к - на кремлёвской ослепшей звезде.
Солнце утренним звоном бурлило московскою кровью.

К чёрту эти квадраты! Да, мы бы того звонаря
Расстреляли, к мудям, презирая суды и законы!
Заливалась краской стыда новой жизни заря…
Вдруг - изгиб, словно арфа. Но, без беснования и звона.

Задымлённый прищур. Раскалённое солнце. И жир.
Впрочем, мало его. Только груди. Чуть-чуть ягодицы.
Эта девушка, словно такси. Шаг, и ты на борту. Пассажир.
Длинноногое диво из Бутово. Ранняя птица.

Солнце хмурилось с неба. Отели купались в тоске.
Ты пришла и нырнула в зелёную, хрупкую воду.
От сомнения к счастью - дорожкой в бассейной реке,
Пролагая дорогу к себе, и тебе - на свободу.

* * *

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Мы от них улетели. И было нам всё нипочем.
Только кожа и пульс. Распластались - в дымные клочья
Жалко - грязного города, бившего, верно, ключом
То по черепу, а то по виску. Словно виски. - Довольно молоть-то… -

Отвечала она, голубями бурля по домам,
Стелясь красным пакгаузом и кораблём на приколе.
Сажа этих волос. Гавань лона. И бег по дворам
В горьковатые пряности на стадионе при школе.

Сумасшедшего города род и автобусный пух
Тополиный. И солнце пьянчужек. Втащило обратно
Через эти полёты в конец истлевающий дух
В тело - грешную чашу, билетом в бассейн не бесплатный.

Как прекрасны объятия ночи. И существование твоё.
Символ Родины - Матери? Злая плясунья из храма?
Не идея “величия империи”, а бытие.
Просто - воздух. И это колено. А не панорама

Мудрых грязностей… Это не сложно - любить и прижать.
Хорошо. Так сложилось, что некуда больше катиться.
Страшно вымолвить: - Маша, - как птицу в ладонях держать,
Слово чуткое выпустить. И вновь к тебе возвратиться.

11.06.15