В мучительном кольце блокады

  Успею полюбоваться
 «Не зря священным даром назван обычный хлеб, и тяжкий грех- хотя бы крошку бросить наземь: таким людским страданьем он, такой большой любовью братской для нас отныне освящен наш хлеб насущный, ленинградский» - строчки из «Ленинградской поэмы» Ольги Берггольц, которую она написала в осажденном Ленинграде про те самые , вошедшие в историю печально знаменитые 125 граммов глинистого хлеба.
Блокада оставила глубокую незаживающую рану в сердцах тех, кто ее пережил. И сегодня, вспоминая прошлое, у бывших блокадников перехватывает горло, они не скрывают слез. Многое помнит о том страшном времени коренная ярославна  Калерия Александровна Краснова, волею судьбы оказавшись в осажденном городе.
После окончила 44-й школы в 1940 году Калерия поехала в Ленинград поступать на журфак, ведь она с детства мечтала стать журналисткой. В вузе требовались печатные работы, которых у нее не было. И она, не долго думая, подала документы в медицинский институт, успешно сдала вступительные экзамены и прошла по конкурсу. А он был не маленький – 12 человек на место!
И вот девушка из глубинки, прежде ничего не видавшая, кроме родного Заволжского района, очутилась в Ленинграде. Но она не спешила знакомиться с  достопримечательностями Северной Пальмиры, ведь впереди у нее были годы учебы и жизни в этом прекрасном городе. "Еще успею полюбоваться" - думала она.
                Появились бицепсы
Незаметно пролетел первый семестр, наступила летняя сессия. Калерия сдавала экзамен по физике. Сидя рядом с профессором, отвечала на вопросы. Вдруг кто-то вошел в аудиторию и что–то шепнул на ухо экзаменатору. Девушка расслышала лишь слово «война». Осознания беды не возникло, хотя как-то сразу все изменилось.  На следующий день студентов собрали в актовом зале, объявив, что их отправляют на Карельский перешеек рыть противотанковые рвы.
- Мы ехали, потом шли, над нами летали самолеты, стоял гул, - вспоминает Калерия Александровна. - Поселили нас в сарайках, кормили чечевицей и пшенной кашей. А работали мы по 10 часов. От тяжелого физического труда у меня даже появились бицепсы. Однажды, копая землю, я посмотрела вдаль и увидела идущий поезд. Вдруг он поднялся под каким-то углом и рухнул.
Молодежь орудовала лопатами до холодов. Голода пока не чувствовалось. Обратно в Ленинград  студенты добирались пешком, а чтобы не замерзнуть в дороге, в одеялах проделали дыры и надели их как пончо. И вновь над ними летали самолеты, сбрасывая бомбы. Слава Богу, никого не убило.   
                Суп из воробушка
8 сентября началась блокада. Немцы бомбили город. Сгорели Бадаевские продовольственные склады. В октябре жители стали чувствовать нехватку продуктов, а в ноябре наступил голод. Норму хлеба урезали до 125 граммов. Он был черный и мокрый от дуранды. Ударили морозы, в не отапливаемых квартирах стоял жуткий холод.
Замерз водопровод, не работала канализация, не было света. На Невском стояли занесенные снегом трамваи. Снег не убирали. Ослабленные, опухшие от голода люди, с трудом продвигаясь через сугробы, шли часами от дома до места работы. На улицах лежали трупы. Полуживые люди не обращали на них внимания. К смерти привыкли.
В общежитии, где жила Калерия, студенты собирались в «красном уголке». Стояли, прижавшись друг к другу, грелись. Однажды их, завшивленных, грязных отправили в баню. Так там мужчины и женщины мылись вместе, не стыдясь и ни на кого не обращая внимания.
Надо было как-то выживать, и Калерия стала искать работу. Хотела устроиться в театр музыкальной комедии, она любила и умела танцевать, но ей сказали, что своих артистов хватает. Тогда она пошла в гражданский госпиталь, там ее приняли санитаркой.
Медицинских халатов не хватало, и девушку облачили в длинную мужскую рубашку, подпоясав бинтом.  Работа была тяжелая, а она начала уже от голода слабнуть. Выдержала лишь месяц, затем пришла в другой госпиталь, где ей предложили поработать медсестрой. Но пришлось отказаться, ведь сестричка должна делать уколы, а в институте не успели этому научить. Работники госпиталя выразили сожаление, что студентка-медик не сможет у них работать и на прощание покормили ее супом. Он оказался из столярного клея.
 Жить было не на что, и Калерия стала продавать свою одежду. Голод терзал молодое тело.  Однажды девушка нашла на земле замерзшего воробья, принесла в общежитие. Суп с птахой варили в большом глиняном горшке, приправив красным перцем, его продавали без карточек. Как-то раз Калерия забрела в столовую. За столом сидел  мужчина и ел суп. Увидев исхудавшую девушку, он предложил ей облизать пустую тарелку. Калерии казалось, что вкуснее болтушки из ржаной муки она никогда  ничего не ела. 

                Лед трещал
К довершению всем бедам Калерия  потеряла хлебные карточки, а может, их украли. Остаться без этих спасительных талончиков означало погибнуть. От голода ноги и лицо у нее стали опухать, а тело высыхать. Она стала менять одежду на продукты. Бродила по улицам, едва передвигая опухшие ноги в огромных валенках с галошами, в пальто без пуговиц, перетянутом ремнем. Так ходили многие. Пуговицы были не нужны, ведь пальто можно было несколько раз обернуть вокруг истощенного тела.
- Однажды я забрела в какой-то кинотеатр, где на сцене тощая актриса с лицом дистрофика пела "Прощайте скалистые горы...", - вспоминает Калерия Александровна. - И сейчас, когда поют эту песню, я вздрагиваю и плачу. 
Все пять соседок Калерии по комнате в общежитии умерли от дистрофии. Она чудом выжила, но уже еле-еле передвигала ноги. От отчаянья ярославна написала письмо домой: "Мама, я умираю. Нас складывают, как дрова, в штабеля и куда-то увозят". Письмо шло около двух месяцев. Калерия к тому времени уже добралась до Ярославля. Получив свое послание, она разорвала его, не показав родителям. А из осажденного города девушка выбралась, когда людей стали вывозить через Ладожское озеро. Каким-то чудом она достала справку, что больна туберкулезом, тем и спаслась. Переправляться на грузовиках по озеру в конце марта было небезопасно. Лед трещал. Машина, шедшая позади той, в которой находилась Калерия, провалилась в воду. 
                Оставили в чистом поле      
Эвакуированных везли в товарных вагонах. Изголодавшихся людей мучили дистрофичные поносы.  На каждой остановке из вагонов выносили трупы, а тех, в ком еще теплилась жизнь, кормили жидкой манной кашей. Твердая пища была бы для них смертельной.
- Мне запомнился один случай, - говорит Калерия Александровна. - В вагоне ехали мать и взрослая дочь. Мать мучалась поносом. Окружающим неприятно. Особенно бурно выражал недовольство один мужчина. И вот на очередной остановке  дочь еще живую мать высадила с поезда. В чистом поле! Люди, сами находясь на грани жизни и смерти, осудили бесчеловечный поступок дочери.    
Калерия добиралась до дома 12 суток. Документов у нее не оказалось – то ли потеряла в дороге, то ли украли. Сохранился лишь студенческий билет. Она пришла в мединститут, эвакуированный в наш город из Белоруссии. Там девушке без документов сказали: «Докажите, что студенческий билет – ваш». К счастью, в вузе работали два профессора из Ленинграда. Она отыскала одного из них, и он подтвердил, что это его студентка. В 1947 году Калерия окончила институт. Окрыленная светлыми надеждами и устремлениями, новоиспеченный врач-терапевт готов отправиться хоть на край света. Так и получилось! На распределении ей и еще шести выпускницам предложили поехать на Колыму, и они согласилась. Молодые врачи добровольно отправились в холодный заснеженный край, окутанный недоброй славой,  где «пятьсот километров тайга, живут там лишь дикие звери. Машины не ходят туда, бредут, спотыкаясь, олени». В жизни Калерии начался новый этап...