Первое дело

Война, война настигла отца Марта в предгорьях близ Вердена, братья-монахи остались сдерживать распространение желтой смерти в одной из окрестных деревушек. А сам отец Март и его подопечная Селена двинулись в славный город Верден, где юная чародейка должна была остаться на обучение. За время путешествия девочка окрепла и перестала бояться каждой тени. Суровый, старый и несомненно страшный инквизитор перестал пугать ее. Она уже не боялась его уродливых шрамов, которые были похожи на карту дорог земли, а заметила странную вещь, когда инквизитор улыбался, что бывало довольно редко, его лицо начинало светиться и становилось красивым, несмотря на шрамы и ожоги. Ожоги, долгое время она порывалась залечить их и мазями, и магией, и наговорами. Инквизитор посмеивался и не запрещал ей этого, и вот однажды она поняла, эти ожоги и шрамы оставлены не просто так, и никакой магии не хватит чтоб их убрать. Тогда она спросила.
- Дядя Люциус, а что у тебя с лицом?
- Во-первых, дитя, такие вопросы задавать бестактно и не осмотрительно заданный вопрос может привести тебя в могилу. А во-вторых, что у меня с лицом?
- Ну шрамы, ожоги, они не лечатся, и они очень портят лицо.
- Значит, ты оставила попытки убрать их? Что ж похвально, эти ожоги появились, когда я доставал из золотого костра одну невинную ведьму...да такое бывает.
- Расскажи, дядя Люциус, ну пожалуйста.
- Что ж, об этом всё равно кто-то должен знать. Надеюсь ты можешь слушать и идти?
- Да-да-да!
- Ну так слушай. Я тогда только стал инквизитором, молодой, безусый, идеалист, готовый нести свет Творца в мир. Как же должно быть я ошибался, мой учитель, да будет легка его доля, недавно погиб в схватке с одним из воплощений тьмы, но это другая история. Итак, я вышел в мир и был направлен в деревушку Арменда, где бесчинствовала, по словам местных, ведьма. Приехав туда, я понял, что местные были правы, хотя сейчас понимаю, что большинство бедствий было вызвано их собственной глупостью. В деревушке благодаря магическому следу я легко нашел ведьму, несомненно она сопротивлялась, обрушив на меня все силы природы. Видишь этот шрам на щеке, это ее подарок. Но я шел за ней, шел как пес по следу, загоняя ее все дальше в проклятые топи. Гибли мои братья-инквизиторы, сраженные магией и природой, утонувшие, растерзанные. Гибли люди из местных, а я шел, по колено в гниющих топях, и по пояс в крови. На конец я загнал ее в угол, дальше бежать было некуда. И она сдалась, отчаянно понимая, что бой ничего не изменит. Путь в столицу прошел без эксцессов, она не доставляла проблем и лишь по ночам задавала один и тот же вопрос, зачем? Ах если б я ее послушал и подумал, но я был слишком горд и самонадеян. Процесс я помню плохо, ее осудили, и только тут я понял, что ее вина была лишь в том, что она ведьма и родилась не такой как все. Я попытался ее оправдать, подать аппеляцию, сказать, что ее оболгали, но меня вытолкали взашей, и действительно кому нужны слова молодого инквизитора. Дальше долгая беседа в тюрьме, и там я присягнул ей на верность, ей и справедливости. Потом был золотой костер, который я разметал, получив чудовищные ожоги, но я ее спас, огромной ценой, много крови, бывших братьев, людей. Я вырвался из города, унося с собой израненную ведьму, и мои ожоги не болели. Долго лечил ее истинным светом, слушая ее вопли, так как свет не только лечил, но и причинял невыносимую боль. И она поправилась, выжила, ведь она живучая как кошка. И лишь когда она пришла в себя, и ее раны затянулись, пришла боль. После этого я не помню последние три года. С тех самых пор я служу справедливости и ей, иногда мы встречаемся. А шрамы появились от успешных охот и как напоминание, что все имеет свою цену.
Все это время девочка слушала раскрыв рот, она даже и не подозревала, что инквизиторы бывают такими. И лишь в самом конце, она тихо подошла и обняла страшного и покрытого шрамами инквизитора и заплакала.