6 лет с техасскими рейнджерами Глава 3

Глава 3.

Я присоединяюсь к рейнджерам.

Слава рейнджеров, разумеется, гремела по всему Техасу. Их служба, полная приключений, и притягательная жизнь на фронтире породили во мне желание присоединиться к батальону. Но новый набор, как объявил капитан Роберст, будет не раньше 1 июня 1875, а я достиг Менардвилля в начале марта. Я собирался вернуться в команду  мистера Френка, но, как я уже говорил, я нанялся в команду Эллиса, пока не буду зачислен в отряд Робертса.
Примерно в середине мая Джо Френк вернулся в округ Менард. Я хотел увидеть своих старых друзей из его команды, поэтому выехал навстречу. В разговоре я упомянул, что намерен присоединиться к рейнджерам. Ковбой по имени Норман Роджерс, который работал в команде мистера Френка, сказал, что тоже хочет вступить в подразделение, и мы договорились пойти к капитану Робертсу вместе.
Роджерс и я поехали в лагерь рейнджеров недалеко от Менардвилля. Никто из нас раньше там не был, и в роте мы никого не знали. Первого же рейнджера мы спросили, как нам найти капитана. Нам указали его палатку и  мы, не мешкая, отправились туда.
«Джим», сказал Норман, когда мы вошли, «говорить придется тебе».
Капитан Роберт принял нас сразу, как мы вошли, и предложил сесть. Я сказал ему, что мы хотим быть зачислены в качестве рейнджеров. Он спросил наши имена, где мы работали раньше и есть ли кто-нибудь, кто может нас рекомендовать. Мы не думали о рекомендация, но сказали, что мистер Френк или мистер Эллис могли бы поручиться за нас, а они являются известными и уважаемыми людьми.
Робертс взглянул прямо на меня и спросил «Ты сказал, что твое имя Джиллет?»
«Да, сэр, Джим Джиллет», ответил я.
Он спросил, где я родился и я ответил, что в Остине, Техас.
«Значит, ты сын Джеймса С. Джиллета, главного адъютанта губернатора Сэма Хьюстона?»
Я сказал, что да.
«Я часто слышал, как мой отец, Бак Робертс, говорит о твоем отце,» сказал он дружелюбным тоном.
Потом он спрашивал, какие лошади у нас были, рассказывал, что рейнджер должен хорошо разбираться в них, ведь каждому в отряде полагается лишь один конь, который должен быть способен скакать день напролет, если это потребуется.
Я сказал, что у меня были две отличные кобылы. Он улыбнулся и сказал, что кобылы к службе не допускаются. Нам было велено пройтись по лагерю, осмотреть сбрую и животных, с которыми придется работать, а потом вернуться. Он не сказал, что принял нас, но из палатки мы вышли с чувством, что совсем скоро станем рейнджерами.
У меня был черный конь, а у Роджерса – серый, поменьше моего, но более симпатичный. Через несколько дней мы приехали в лагерь на них. Робертс их осмотрел, сказал, что они мелковаты, но подойдут и велел нам приехать тридцать первого мая для зачисления на службу. Мы покинули лагерь вечером, чрезвычайно гордые – ведь мы  будем  рейнджерами!
Настал последний день мая. Мы с Норманом, вместе с кучей других рекрутов, которых мы раньше не видели, приехали в лагерь. Первого июня в десять утра мы выстроились в линию и вслед за капитаном Роджерсом произнесли присягу штату Техас. После этого мы, наконец, стали техасскими рейнджерами. Это был, возможно, счастливейший день моей жизни, когда были удовлетворены мои самые честолюбивые амбиции.
Сразу после этого мы были разделены по десять человек, отправлены в столовую и под присмотром сержанта получили десятидневный рацион. Он состоял из муки, бекона, сахара, кофе, фасоли, риса, перца, соли и соды. Никакого картофеля, сиропа и жира, каждый должен был иметь собственные кухонные принадлежности. Вместо хлеба пользовались полосками бекона. Говядина иногда поставлялась, однако надобности в ней не было – вокруг полно дичи.
Каждый рекрут получил карабин Шарпса, пятидесятого калибра, и револьвер Кольт, сорок пятого калибра. Это оружие было закреплено за нами, его стоимость вычиталась из первого жалованья. Наша зарплата в сорок долларов в месяц записана в ежеквартальную выплату. Штат также предоставлял корм для лошадей.
Рейнджеры пользовались собственной сбруей, но, если конь был убит или потерян в бою, за него платил штат. Для беспристрастной оценки стоимости животных капитан Робертс отправил нас в Менардвилль и сказал трем гражданским специалистам указать цену на седле. Таким образом, я был весьма удовлетворен, когда моего старика Колли оценили в сто двадцать пять долларов. Когда с формальностями было покончено, рота отправилась в лагерь Лас Морас, в пяти милях к югу от Менардвилля. Мы были готовы к охоте на индейцев.
Обычно в подобных обстоятельствах новобранцев ожидала порция подвохов и неудач. Одного из  моего взвода, любителя экономии,  отправили готовить рацион на десять дней. Он положил в кастрюлю порцию риса, и тот начал кипеть и набухать. Рис занял все пространство кастрюли, начал переваливаться через край и комьями падать на землю. Впрочем, и того, что осталось, хватило бы на всю роту.
Другой новобранец, желая опробовать свое новое оружие, с разрешения капитана Робертса отправился на охоту. Даже не отойдя толком от лагеря, он начал палить по белкам. Одна из его пуль попала в дерево и рикошетом улетела в лагерь. Это навело одного старого рейнджера на мысль. Он отправился вслед за горе-охотником и с серьезным видом арестовал его, объяснив, что пуля убила человека в лагере, и капитан Робертс лично подписал приказ на его арест. Ветеран почти притащил бледного и едва дышащего новичка.
Одним из любимых розыгрышей ветеранов было рассказать новичкам, что штат снабжает рейнджеров еще и носками и отправить их к палатке капитана требовать свою долю чулочно-носочных изделий. Капитан, обладая здоровым чувством юмора, доброжелательно объяснял новичкам, что над ними подшутили, а довольные собой шутники любовались на смущенных новичков с безопасного расстояния.
Когда смех утихал, обитатели лагеря возвращались к привычной рутине. Каждое утро сержанты аккуратно проводили перекличку, на которой называлось шесть-восемь бойцов с командиром. Им предстояло взять лошадей и покинуть лагерь, пока на следующее утро их не сменит новый наряд. В их задачу входила охрана табуна. Лошадей никогда не пасли далеко от лагеря из-за угрозы индейских конокрадов, а также необходимости быстро собраться и выехать в случае тревоги.
Рейнджеры, свободные в этот день от службы, проводили время кто во что горазд, но никто не мог покинуть лагерь без разрешения капитана. Парни забавлялись играми, метание подков (ковбойская игра, в которой подковы набрасывают на воткнутую в землю палку – прим.пер.)  и карты были самыми распространенными. Если это не мешало службе, капитан Робертс проводил скачки и конкурсы между всадниками. В промежутках между этими занятиями мы ходили на охоту и рыбалку, окрестные леса и ручьи были богаты дичью и рыбой.
 Я мог порадоваться за свое назначение в роту D, считая капитана Робертса прекрасным командиром. Когда я присоединился к роте, ему было тридцать пять лет, он был худощав и более шести футов ростом. У него были темно-каштановые волосы и борода. Он аккуратно одевался и был приветлив в манерах, больше напоминая декана восточного колледжа, нежели великого капитана рейнджеров.
Капитан Робертс был прекрасным наездником, а также отлично стрелял с двух рук или винтовки. Еще он был неплохим скрипачом и иногда играл для парней. Он вырос на фронтире и заслужил репутацию в боях с индейцами, так что правительство штата подарило ему именной Винчестер в знак признания его отваги. Капитан хороши изучил обычаи и образ жизни краснокожих, они были для него, как открытая книга. Это сильно помогало ему в сражениях с ними, и именно под его командованием рота D стала знаменитой. В роте не было человека, который не согласился бы с этими словами в адрес капитана Робертса.
В конце лета или начале осени 1875 года капитан Робертс посетил округ Колорадо, штат Техас, и вернулся с невестой, мисс Лу Конвей. Миссис Робертс была воспитанной и элегантной леди и вскоре привыкла к образу жизни в лагере. Зиму 1875-1876 она провела с мужем в округе Сан Саба, и вскоре была более популярна в лагере, чем сам капитан Робертс.
Большинство считают, что жизнь техасского рейнджера тяжела и опасна, но я не могу с этим согласиться. Во-первых, рейнджеры всегда вооружены и готовы к встрече с врагом. Во-вторых, опасность подстерегала любого американца. Весь западный Техас был настоящим фронтиром, для людей, которые любят природу и творение Господа нашего, это был рай на Земле. В холмах и долинах тысячи оленей и индеек, на равнинах водились буйволы и антилопы, а в реках и ручьях много рыбы. В пещерах и дуплистых деревьях селились пчелы. В весеннее время можно проехать сотни миль по ковру из цветов. Да, я очень эмоциональна описываю этот чудесный край, но я видел его! Как счастлив я сейчас, в старости, что видел настоящий Техас и фронтир до того, как они были изувечены руками людей.
Липаны, кикапу, команчи и кайовы выбирали время для своих рейдов так, чтобы добраться до поселений техасцев при ярком лунном свете, надеясь украсть лошадей и исчезнуть до того, как их обнаружат. Утром, как они считают, когда будет снаряжена погоня, у них будет большой запас времени, чтобы вернуться к себе в холмы или равнины. Капитаны рейнджеров прекрасно осведомлены об этих привычках краснокожих и постоянно отправляют разведчиков в периоды времени, наиболее подходящие для индейских рейдов. Индейцы, переместившиеся с равнин, где было мало воды, облюбовывали окрестности рек Колорадо, Кончо, Сан Саба, Лиано и Нуэсес. Направляя в эти районы разведчиков, рейнджеры часто узнавали об отрядах краснокожих, собиравшихся напасть на ближайшие населенные пункты, и пресекали эти атаки, либо настигали воров и возвращали украденное добро.
В первый лунный период июня капитан Робертс отрядил пятнадцать бойцов под командованием сержанта Джеймса Б. Хоукинса для десятидневной разведки вдоль русла реки Северная Лиано. Отряд должен был выбрать уединенное место недалеко от старого форта Террит и разбить там лагерь. Каждое утро по одному или два разведчика отправлялись в разные стороны на десять-пятнадцать миль, высматривать индейские тропы. Основное ядро подразделения, сохраняя скрытность, было готово в любой момент направиться по индейскому следу, обнаруженному разведчиками.
Однажды утром сержант Хоукинс отправил меня на юг от лагеря осмотреть притоки Южной Лиано и поискать следы пони.
«Хочешь, чтобы индейцы меня поймали?», спросил я, прежде чем взгромоздиться на коня.
«Это твоя забота - держать глаза открытыми и не попасть им в лапы», ответил он.
Однако, хотя я был очень осторожен, я не нашел следов пони или индейских троп.
Мы были вдвоем с другим разведчиком, Майком Линчем, ирландцем. Хотя он был старым и седым, он был отличным рейнджером и обладал живым, острым умом. Однажды утром была очередь Старого Дяди Майка нести бремя долга разведчика, однако через несколько часов он был замечен идущим в лагерь со своей лошадью. Он доложил об обнаружении свежей индейской тропы в десяти милях к северу от нашего лагеря. Когда его спросили, как много следов он видел, он сказал, что насчитал около семнадцати пони. Поскольку индейцы ходят пешком с несколькими пони, а в большие группы сбиваются редко, сержант Хоукинс сделал вывод, что обнаруженные Линчем следы оставили мустанги. Возбужденный разведчик возразил, что найденные им следы были оставлены не дикими животными, а индейцами. Сержант был уверен в обратном, и разгорелся жаркий спор.
«Но откуда ты знаешь, то это индейские следы?» - допытывался Хоукинс.
«Потому что знаю», отвечал Линч громким голосом.
Это все решило. Лошади оседланы, мулы навьючены так быстро, как только возможно, рейнджеры отправились к подозрительной тропе. Когда сержант осмотрел ее, он понял, что следы оставлены дикими лошадками, но убедить в этом твердолобого ирландца не смог, пока в двух-трех милях не обнаружилось мирно пасущийся табун мустангов. Больше Дядя Майк на этой разведке индейские тропы не упоминал. Мы так и не нашли  следов индейцев, но в процессе рейда подстрелили пару медведей, нескольких оленей и около пятнадцати диких индеек.
В начале сентября 1875 года капитан Робертс снова приказал сержанту Хоукинсу взять пятнадцать человек и провести десятидневную вылазку в район Бреди Маунтин. К моей большой радости, я тоже был направлен в этот отряд. Возле вершины Скальп Крик, уже на обратном пути, округ Менард, сержант приказал парням поискать  оленей, так как мы скоро достигнем Сан Саба, где остановимся на ночь. Далеко ехать не пришлось, скоро Эд  Сейкер подстрелил симпатичного маленького рогатого самца. Мы погрузили его на мула, а когда приехали на реку, то обнаружили небольшую стаю диких индеек. Билл Клемент спешился и подстрелил полдюжины из них.
Мы разбили лагерь, расседлали и поставили лошадей в линию, бок о бок, под усиленной охраной. Когда парни отправились за хворостом, они нашли старый вяз высотой около двенадцати футов, с пчелиным ульем на верхушке. Один из рейнджеров съездил на ранчо Руфь Винн и одолжил топор и ведро. Мы срубили дерево и набрали больше меда, чем могли съесть, излишек вылили в ведро и отдали миссис Винн. После ужина мы отправились на рыбалку и, используя дичь в качестве наживки, поймали огромного сома, больше, чем смогли бы съесть всей толпой.
Условия для охоты тоже были идеальны. Я знал разведчика, который убил четырех медведей за одну поездку. Роты к северу от нас по месяцу не ели ничего, кроме отборного мяса буйволов. Я впустую проводил глазами сотни бушелей орехов, потому что некуда было собрать их, хотя на рынке такие орехи по пятьдесят центов за бушель. В общем, неудивительно, что мальчик, который любил природу, был так увлечен жизнью техасского рейнджера. Для меня это был пикник от первого до последнего дня и все шесть лет службы были самыми счастливыми годами в моей жизни.
Но охота, рыбалка и отдых не единственные занятия рейнджеров. Этих удовольствий хватало, но были времена, когда они оставались в прошлом. Охотничьи принадлежности и удочки сменялись шестизарядниками и карабинами, когда мы шли по следам индейских мародеров и скотокрадов. Этот аспект жизни рейнджера я впервые  испытал в августе 1875 года, когда после службы разведчиком приступил к непосредственной охране границы и стычкам с враждебными краснокожими.