Глава вторая

   Утром я обнаружила у себя на тумбочке бутерброд с арахисовым маслом и высокий стакан с какао. Наверное, отец до сих пор думает, что мне шесть лет, ведь именно в этом возрасте я питалась подобным рационом.
   Рядом с едой была записка, где отец писал, что из-за работы не может отвезти меня на вокзал, за что сильно извиняется, и добавляет, что все документы уже убраны и лежат на столе на кухне.
   Я поднялась, чтобы привести себя в порядок, и у меня потемнело в глазах. Ничего, так всегда случается. Встав перед зеркалом, я решила оценить свой внешний вид.
   Заспанная, с «мочалкой» на голове и такими мешками под глазами, что в них можно складывать деньги, я себе не нравилась. Нужно было срочно что-то делать.
   Включив воду, я намочила зубную щетку, намазала на неё пасту и принялась монотонно чистить зубы, параллельно расчесывая волосы. Говорят, Юлий Цезарь мог делать два дела одновременно. Что ж, его рекорд уже давно побили, и не только я.
   Умывшись, я вновь посмотрела на себя. Ну, теперь я хотя бы была похожа на человека — ярко-рыжие волосы волнами спускаются с плеч. Карие глаза ясны и проницательны, ровно, как и каждый день.
   Как отец и обещал, на кухне меня ждала папка с документами — паспорт, билет и остальное. Я подняла с пола сумку и уложила в неё всё самое необходимое во время поездки — папку, кошелек с деньгами, плеер и специальную подушку, которую подкладывают под шею, чтобы она не затекала.
   К девяти я вышла из дома и вызвала такси. Пока машина медленно ехала по городу, я разглядывала витрины кондитерских, обувных и канцтоварных магазинов. Во мне проснулось странное чувство тоски. Такое, будто я знала, что больше никогда не окажусь в этом городе, но ведь это не так. Я здесь родилась и жила на протяжении шестнадцати лет — почему именно сейчас должно всё измениться? Но интуиция подсказывала, что именно так и будет.
   Добравшись до вокзала, я заняла одну из свободных скамеек. На билете было написано, что отправление в девять тридцать, так что у меня оставалось десять минут свободного времени. Однако декада продлилась не долго.
   К вокзалу подъехал высокий туристический автобус черного цвета и возле багажного отделения тут же столпились люди: женщины с грудничками пытались пробиться вперед, но их козырь, в виде маленького ребенка, не действовал.
   Я была в самом конце, да и это меня устраивало. Если бы мне велели нести чемодан наверх, к своему сидению, я была бы только «за» — ненавижу столпотворение.
   Когда мне всё же удалось загрузить багаж в автобус, я поднялась по высокой лестнице в салон автобуса, выискивая свободное место. Я хотела сесть туда, куда ни один другой никогда бы не сел, чтобы никто не мешал мне во время поездки.
   Я выбрала сидение прямо перед дверьми, с правой стороны салона. На улице начинался дождь, поэтому большинство людей предпочли уйти в начало автобуса, чтобы не промокнуть, ведь двери здесь, мягко говоря, держались только на честном слове. Не судите книгу по обложке — красивый автобус хоть и притягивает внимание, но это не значит, что его функциональность будет на высшем уровне.
   Присев у окна, я расположилась поудобнее, и немного опустила спинку сидения вниз. Когда все расселись по местам, я с радостью заметила, что ко мне так никто и не подсел. Но нельзя говорить наперед — в тот же миг возле меня оказалась темноволосая женщина сорока лет. Её пышная фигура вдавила меня в стекло. Мало того, женщина поднесла свой зонт почти вплотную ко мне, и начала без капли смущения его трясти.
   — В начале лета погода всегда переменчивая, — заметила она.
   « Серьезно?!» — хотела крикнуть я, и ударить её голове. Меня очень просто вывести из себя. Но, вместо этого, я лишь скромно вымолвила:
   — Наверное.
   — Точно сказать это никто не может, даже гидрометцентр. Как часто я замечала, что их прогнозы погоды оказываются ложными! — сокрушалась незнакомка.
   Весь остальной час она только и делала, что разговаривала, причем её монолог начинал меня сильно доставать.
   — Моя тётушка из Пенсильвании работает в Макдональдсе, — женщина махала перед собой руками, словно ветряная мельница. — Она мне рассказывала по секрету, что для картофеля фри, который так любит твоё поколение абсолютно необразованных детей, используют самые плохие остатки от картофеля. И вы еще называете это вкуснятиной!
   К счастью, мне удалось незаметно достать из сумки плеер и включить музыку.   Солист пел о том, что время от времени среди нас появляются люди, которые дарят другим любовь так же легко, как солнце дарит тепло*. Наверное, каждый хотел бы встретить такого человека.
   Я и не заметила, как задремала. Проснувшись, я увидела салон автобуса, погруженный во мрак. Люди спали — кто-то храпел, кто-то сопел, но все без исключения погрузились в сон. Даже та женщина, что болтала без умолку, сейчас просто спала.
   Мы подъезжали к Даун-Хилл. На часах было двадцать минут шестого, и в это время как раз начинался рассвет. Именно так и называлась та песня, что я всё время слушала. Рассвет.

   « Когда ночь холодна, и тебе кажется, что никто не знает,
   Каково это — быть единственным похороненным в этой дыре,
   Ты протянешь до рассвета »

   * Our Last Night – Sunrise

   На вокзале Даун-Хилл меня встретила бабушка. Если вы думаете, что она выглядит как старая карга, которая не способна самостоятельно передвигаться, вы ошибаетесь. Виржиния Далтон — удивительная женщина. Она умеет водить машину, что в наше время очень важно, и она преподаёт в местной школе театрального искусства.
   — Роуз, дорогая, — начала ворковать бабушка. — Я так рада, что ты смогла ко мне приехать!
   — Куда бы я делась, — я угодила в бабушкины объятия.
   Когда мы перестали обниматься, Виржиния спросила:
   — А как там у тебя с оценками?
   — Всё хорошо. А у вас в школе?
   У бабушки буквально загорелись глаза.
   — В этом году мне такие талантливые дети достались! Знала бы ты, как один мальчик по имени Джереми, рассказывал стих о любви. Ох, это было прекрасно!
   — Не сомневаюсь. Пойдем домой, а то ливень начинается.
   Виржиния вовремя спохватилась, а то бы она так и продолжила рассказ о замечательных юных актерах и актрисах, и не заметила бы дождя.
   Мы проехали несколько километров по городу и остановились у трехэтажного коттеджа. Трава на газоне была ровно подстрижена, и на ней искрилась роса; в саду росло несколько яблонь и целые плантации кукурузы и зеленого гороха.
   — Когда ты только всё успеваешь? — спросила я у бабушки, снимая вымокшую толстовку.
   — Ты про мой огород? — уточнила она, усмехнувшись. — Пока ты во Флориде, я только и делаю, что преподаю, читаю, и ухаживаю за растениями.
   — Можно подумать, что когда я приезжаю, что-то меняется.
   — Меняется. Определенно, меняется.