Село Золотое

В туристическом путеводителе за 1905-й год село Золотое упоминается следующим образом:
«В 115  верстах от Саратова, на правом берегу, находится громадное с. Золотое, знаменитое своим плодоводством».
Это Золотое наших прадедов. Истинную картину села тех времён мы можем знать только по рассказам и записям. Тогда в селе действительно преобладало садоводство. С севера Золотое закрыто возвышенностями. В широкой пойме Волги стоял лес. Заливные луга давали большие урожаи овощей и бахчевых культур.
С севера Золотое окружают малые речки Каменка и Золотуха, впадающие в Волгу. В их пойме с давних времён располагались садовые участки жителей. Что-то вроде современных дачных нарезов. Наши деды и бабушки постоянно упоминали и показывали места где стояли их сады…
Считается, что Золотое несколько старше Саратова. Если первая церковь в Золотом была построена в 1563 году жителем села, крестьянином-собственником Петром Карповичем Соколовым, то наверняка, к тому времени на этом месте уже было вполне развитое поселение. Церковь была построена деревянная. И только в 1834 году возводится каменная пятиглавая церковь в честь Святой Троицы. Этот храм построен в честь победы над Наполеоном в 1812году. Сейчас этот храм восстановлен и является действующим.
В начале 1900-х годов в Золотом было две каменные церкви. Вторая, стоявшая на возвышении в центре села, была разрушена в 30-е годы. В советское время в её сохранившихся подвальных помещениях были устроены лавки по продаже керосина и бензина для жителей села.
Золотое стоит на берегу Волги, поэтому почти основными занятиями населения издавна было судоходство и рыбная ловля. Даже само название села порождено Волгой и её тружениками-бурлаками.
Когда бурлаки тащили гружёные деревянные купеческие баржи против течения, здесь они получали свой аванс – золотой рубль. Но это конечно одна из наиболее вероятных легенд о возникновении названия села. Есть ещё легенда, связанная с Екатериной Великой, которая, путешествуя по Волге, увидела соломенные, отливающие золотом  крыши и сказала, что это село – Золотое.
У каждого поколения своё Золотое. И если заглянуть в прошлое на два- три поколения, то нам представится  такая картина, на примере моих родственников…

Моя бабушка, Коняхина Мария Ивановна, родилась 20 февраля 1893 г. в селе Золотое, которое входило в то время в Камышинский уезд Саратовской губернии. Царицын, сегодняшний Волгоград, тогда тоже был уездным городом Саратовской губернии.
 Семья, в которой  росла Мария Ивановна, была большая, а по современным понятиям - огромная, но в то время это была обычная рядовая семья.
 Отец Иван  Степанович, мать Анна Ильинична воспитывали, растили около десяти детей. Григорий, Иван, Фёдор, Анастасия, Ольга, Мария и ещё Мария - моя бабушка. Две Марии в одной семье - нормальное явление, имена давались по именинам.  Александр – будущий отец Коняхина Николая Александровича и  Валентины Александровны.
Кроме того, ещё трое или четверо детей умерли. Смертность детская в то время была высокой.

 У Ивана Степановича были братья.
 Николай Степанович имел собственный пароход «Вилизарий» 180 лошадиных сил, на котором механиком работал его племянник Александр Иванович, а маслёнщиком племянник Павел Дмитриевич.
Брат  Дмитрий Степанович был отцом  Коняхина Павла Дмитриевича и жил в своём доме рядом с братом Николаем, а позже в этом доме своего отца жил и Павел Дмитриевич с женой Полиной и дочерьми Лидой и Валей.
Третий дом, принадлежал Ивану Степановичу, отцу моей бабушки Марии Ивановны. Три одинаковых дома братьев Коняхиных, стоявших рядом, построены одновременно в начале 1900-х годов и до сих пор стоят на улице и ещё вполне пригодны для проживания.
Брат Василий Степанович был совладельцем парохода «Братья Крутовы» на паях на троих.
Брат Григорий Степанович жил на теперешней Советской улице (в его доме были в советское время детские ясли) и тоже имел свой пароход.
Николай Степанович и Григорий Степанович после революции 17 года были раскулачены и высланы в Сибирь, где и умерли.
               
Иван Степанович имел сад в пойме р. Каменка и три десятины земли. Но его братья водники и судовладельцы, уговорили его идти на Волгу.
С помощью родственников он купил деревянную баржу – рыбницу грузоподъёмностью сто тонн.
Баржа была оснащена парусом. Перевозили арбузы, овощи, дрова, мел и другие грузы.
Плавали от Самары до Астрахани вниз самосплавом или под парусом. Вверх по Волге нанимали пароход, он брал 8-10 таких дощаников и поднимал вверх.
Плавали всей семьёй.
Иван Степанович договаривался с владельцем груза о цене за доставку, а владелец либо нанимал пароход, либо - самосплавом. При аварии или подмочке груза отвечал судовладелец, поэтому надо было качать помпой воду, баржы были ветхие, старые.
Всего сменили три баржи. Приходили в Астрахань и там продавали её на слом, на дрова, а сами возвращались пароходом.
.Уже в середине зимы Иван Степанович уезжал на Каму покупать другую баржу, тоже подержанную.
*
Дедушка Марии Ивановны, мой прапрадед Степан Иванович с женой Полиной жили в Золотом  в том самом доме, где сейчас живёт Пермяков Пётр Ильич - мой бывший учитель немецкого языка, ветеран войны, участник Курской битвы.
*
Старшие братья Марии Ивановны стали уходить в армию.
В 1905 году на японской войне погиб старший брат Иван. Он служил во Владивостоке машинистом, плавал на кораблях «Аскольд», «Баян», «Жемчуг», «Варяг».
В 1910 году пошли служить Гриша, потом Федя.
*
Плавать стало трудно, и в 1912 году продали свою рыбницу.
В Золотом в это время самоходного флота было более 50 единиц, которые имели свои имена, это - «Слава», «Михаил Крутов», «Вероника», «Работник», «Ландыш», «Стрелок», «Победа» и даже колёсный пароход «Село Золотое». А несамоходных барж более 100. В революцию 1917 года всё это было отобрано у хозяев, национализировано.
В 1914 году началась Первая Мировая Война. Мария Ивановна уже была взрослая и работала швеёй. О войне они в Золотом почти ничего не знали, братья не писали писем.
1917 год принес много перемен. Многие из родных стали по разные стороны «баррикад».
Брат Марии Ивановны Григорий после революции остался в Петрограде, имел детей Геннадия 1920 г.р. и Лидию 1917 г.р. Геннадий убит в 1943 на войне, а Лидия живёт в Москве. Сам Григорий расстрелян в 1925 году.
Сестра Настя, самая старшая, была замужем за механиком Суворовым Акиндином Ивановичем. Акиндина Ивановича в 1937 году забрали как «врага народа» и он не вернулся, хотя в революцию служил на пароходе, на котором сам Сталин ездил в Царицын. Он много об этом рассказывал. Довелось даже чай пить со Сталиным.… А забрали его, по-видимому, из-за  сына Александра, которого красные расстреляли в 1919 году около золотовской мельницы на глазах у родственников. Брат Иван, (дед Шишловых  Юрия и Валерия) был на стороне красных, работал на пароходе «Марат» жил в Царицине и погиб в Отечественную войну.

Сестра Марии Ивановны Оля уехала с мужем на реку Сыр-Дарья, где они благополучно жили, и в голод 1921 года присылали посылки с рыбой, мясом; муж был рыбаком. У них была дочь Тоня, которая умерла в 1939 году.
Третья сестра Марии Ивановны - Мария вышла замуж за Малькова и они уехали жить в г. Вольск. Их сын Федя погиб на войне, а сын Анатолий был женат на Анне, с которой Мария жила в Вольске до конца своих дней.

Революции 17-го года внесли сумятицу и раскол в семьи и сознание людей. Началась совершенно другая история. И Золотое тоже шагнуло на шаг в сторону. Было провозглашено всеобщее равенство и братство. Наши отцы и матери уже жили в этой новой среде.
Всё, что мне известно из прошлого, это информация, полученная от вторичных источников. От рассказчиков, старших людей, из литературы. А непосредственного отражения той действительности мной нет, и не может быть. Поэтому моё представление о том Золотом, о той самой жизни в нём, носит чисто субъективный характер.
*
 Мой дед - Хашев Владимир Ефимович родился в 1884 году в Самарской губернии Нахолчинского уезда, где в это время свирепствовала эпидемия, в результате которой, потеряв отца и мать, он остался с двумя старшими сёстрами. С семи лет был в работниках, пас скотину, убирал сено, копал картошку. В школу ходил две зимы, месяца по два в году. В 14 лет ушел на Волгу, попал работать на пассажирский пароход «Геркулес» матросом. В то время матрос был тот же грузчик. Погрузка-выгрузка производилась силами команды.
Во вторую свою навигацию он пошел работать на «Софью Перовскую»  помогателем - стоять в рубке у штурвала. И в следующую навигацию уже штурвальным. А штурвальный на пассажирском судне это почти командир.
В 1910 году был призван на действительную службу во флот, где прослужил одиннадцать лет. Здесь пополнил своё образование, дослужился до унтера. Поплавал по всему Свету. Служил в Архангельске, Владивостоке, Феодосии. Из Архангельска ходил вокруг Европы и Азии до Владивостока. Был в Америке и Африке, Австралии и Индии, в Японии и Китае. Только на берегу бывали мало, денег на музеи не было. А если русские матросы сойдут на берег, то первая таверна или трактир и конец путешествию…. Вот офицеры ходили по выставкам и музеям. А матросам после берега гауптвахта с головной болью….
Учился Владимир Ефимович в Архангельске в экипаже на марсового. Но на парусном флоте не ходил, а ходил на кораблях «Чесма», «Гангут», «Пётр Великий», «Десна».
Дослужился до боцмана. Революцию 17 года встретил в походе. Офицеры покинули корабли,  а матросам пришлось отбыть в Россию пассажирами.
В1921 году на зимовку в Золотое пришло много флота. После революции и гражданской войны хлынул поток демобилизованных. Здесь Мария Ивановна и познакомилась с Владимиром Ефимовичем, который теперь работал боцманом на пароходе «Хазар», принадлежащем Волготанкеру. Весной они поженились и с началом навигации ушли в плавание на пароходе «Бурят». Зимовали в Астрахани.
В 1923 году Владимир Ефимович принял нефтеналивную баржу «Бухтарма» грузоподъёмностью 8000 тонн, на которой  был водоливом. Команды у него было 14 человек. После этой баржи он работал на бензиновых «Шексна», «Тунгуска», «Великая», «Акатуй» и др.
В 1924 году у них родилась дочь Людмила, 8 октября. Поэтому теперь стали зимовать только в Золотом, а жили в доме отца Ивана Степановича.
Каждую весну, в начале марта, Владимир Ефимович по вызову уезжал на свою баржу, а в мае заходил в Золотое за семьёй, или они сами догоняли его на пароходе.
В 1927 году, 5 марта, родился сын Геннадий. В это же время Владимир Ефимович перешёл водоливом на баржу «Свияга», грузоподъёмностью 12000 тонн.
В 1930 году младший брат Марии Ивановны – Александр женился, поэтому жить вместе в одном доме, даже и большом, стало неудобно. Купили дом на этой же улице. Здесь выросли дети Марии Ивановны, мы, её внуки, где было тепло и уютно всем, где она жила до конца жизни…
Нефтеналивные баржи в Золотом, как правило, не зимовали, а только деревянные сухогрузные. В 1933 году Владимир Ефимович переходит на деревянную № 103 и теперь зимует в Золотом. Зимой, в сильные морозы, в затоне велись авральные работы по околке судов ото льда, иначе судно могло раздавить, а чтобы этого не случилось, вдоль бортов постоянно поддерживалась незамерзающая полоса воды. Околку вели вручную пешнями, ломами, топорами. По мере намерзания всё начиналось сначала.
В эту зиму Владимир Ефимович тяжело заболел. Здесь сказался и голод,   охвативший Поволжье.
20 марта 1933 года он умер.

           Хашев Геннадий Владимирович, мой отец, родился 5 марта 1927 года и, как он сам говорит, «помнить начал лет с четырёх». И вот с этого времени, когда, как он говорит «помнить начал…» и начинается его Золотое….
Тогда у него ещё был жив отец, и они плавали на нефтеналивных баржах, грузоподъёмностью от 4000 до 12000 тонн.       Баржи имели названия рек: «Волга», «Великая», «Ока», «Кандалакша», «Аргунь» и др. Буксировали их колёсные пароходы «Индустриализация», «Коллективизация», «Академик Губкин», «Шахтёр», «Полтава», «Москва», «20лет РККА» и другие, а флагманом был самый мощный колёсник «Степан Разин» с размахом плиц в семь метров, который ходил почти до конца 60-х годов и мне тоже довелось его видеть и фотографировать.
Команда баржи и семья жили в каюте на самой барже, но если баржа загружалась легковоспламеняющемся бензином, тогда во время рейса жили на буксире - пароходе, а на барже оставалась вахта для управления.
После откачки - выгрузки все возвращались на баржу. В Астрахань баржа шла порожнём.
Рейс длился два месяца, скорость 3 км в час.
Плавали до 1933 года.
В 1935 году Геннадий пошёл учиться в первый класс. Школа находилась рядом с парком на Советской улице в доме, где позже был дом культуры, против почты. Без отца жить трудно, пенсию получали небольшую, мать Мария Ивановна работала дома швеёй. Геннадий летом работал в колхозе, в саду обрывали фрукты, пололи огороды.
В 1941 году началась война, Геннадию было 14 лет и он хорошо помнит это июньское воскресенье 22 числа. Радио в Золотом ещё было большой редкостью. В 12 часов дня  в парке открылся митинг, где проводилась запись добровольцев. И всех уверяли, что это ненадолго, ну может быть на месяц…
Линии фронтов от Золотого находились далеко, но всё равно оно подвергалось периодически налётам немецких бандитов. Они летали бомбить Саратовский железнодорожный мост, но там их достойно встречали наши девушки – зенитчицы, за всё время войны не подпустившие к мосту ни одного варварского самолёта. И возвращаться с бомбами бандиты не могли, поэтому на обратном пути и сбрасывали их на наше Золотое. На улице Крупской, недалеко от школы, бомбами разнесло сразу три дома. В школе выбило стёкла в окнах, за которыми в это время находились мои будущие отец и мать на занятиях в 7-м классе…. Следующий раз на Золотое было сброшено 18 бомб, из которых разорвались только четыре. На улице Милицейской, теперь Калинина, разнесло дом, стоявший на месте сегодняшнего дома Трузгиных. Осколки прилетели даже в Виноградовку – дальнюю окраину Золотого. Неразорвавшиеся бомбы вывезли и ликвидировали.
 Услышав зловещий гул немецких самолётов, жители уходили из домов, прятались в оврагах и лесах, на белых коз надевали чёрные юбки.  Часто бомбили Золотовскую нефтебазу, где разгружались нефтеналивные баржи.  Население Золотого заранее, с вечера, уезжали на лодках в лес, который был тогда в пойме Волги.
Кормились во время войны конечно Волгой. Рыбачили на вёслах, сплавом, ловили селёдку, и здесь же на берегу варили её на костре в котелке. Мой дед, отец матери, Крикушов Василий Иванович, в войну работал в столярной судоремонтной мастерской золотовского затона. Днём работал, ночью рыбачил, спал в столярке в обеденный перерыв. Сын его – Виктор Васильевич был призван в 1943 году и артиллеристом дошёл до фашистской Берлоги - до Берлина, откуда демобилизовался в 1947году и вернулся в Золотое.
После войны мой отец пошёл работать на флот. Рулевым плавал со своим земляком, капитаном Занозиным Петром Ивановичем, на колёсном пароходе «Галактионов», водили плоты. С плотом скорость движения 2-3 км/час, отец в Дубовке, селе расположенном выше Золотого на 8 км, ссаживался на берег и бегом добирался до Золотого, чтобы увидеться с подругой, Тамарой, моей будущей мамой. Виделись они минут 20. При подходе каравана с плотом, отца вывозили на лодке к пароходу и он продолжал рейс до Астрахани.

В центре Золотого есть парк. Но период его расцвета приходится как раз на время молодости наших родителей, это их Золотое, ну может быть и немного наше. Парк был огорожен, имел своего садовника, который следил за каждым деревом, за каждым кустом. В центре парка были разбиты цветники, аллеи, клумбы с цветами. Росли акации, стояли скульптуры. Танцплощадка имела живой оркестр, который располагался в своей нише-раковине. Были качели, фонтаны и даже летний кинотеатр здесь же в парке. Я смутно помню, как ещё дошкольником ходили мы вечером в парк с друзьями. Повсюду вдоль дорожек располагались цветники, источавшие тонкий аромат цветов, играла музыка, гуляли пары, на лавочках сидели отдыхающие. Это был оазис посреди Золотого.

Условно Золотое делится на три района. Центральная часть называется Рынок. Район, где стоит Троицкий собор – Колояровка. А южная часть села, как бы отделённая от него большим оврагом, где расположена нефтебаза называется Виноградовка. В Виноградовке жил мой дед Крикушов Василий Иванович. Наше поколение может только предполагать, как жили наши молодые родители. Ну, вот возможно примерно так, конечно по их рассказам:
                Вечер в Виноградовке.

Раскалённый солнцем день начал медленно остывать. В липком неподвижном воздухе плавало и переплеталось множество вечерних звуков.
С Волги доносилось шлёпанье плиц пароходов, подходивших к пристани, скрип уключин рыбацких лодок, плеск воды и смех купающихся.
На дворах разноголосьем распевали петухи, мычали пришедшие из табуна коровы, лаяли собаки, ворчали хозяйки, деловито гремя посудой.
Скрип телеги, наполненной шуршавшим сеном, щёлканье кнута и почмокивание седока, перекликалось с восторженными восклицаниями рыбаков, тащивших из- под горы тяжёлые мешки с рыбой.
Наступал вечер. Виноградовка была в предвкушении отдыха. Тени от домов и деревьев поползли в сторону Золотого, как бы желая преодолеть овраг, отделяющий Виноградовку от села.
- Витька! Тише, слушай! - Тамара остановила своего брата, ворошившего сено во дворе. Они прислушались к доносившемуся с улицы пению.
-У меня в кармане роза,
 Роза         не помятая,   
Я девчонка молодая
Никем    не занятая.
- Это Маруська! - догадалась Нина, их сестра, доившая козу здесь же во дворе.
Всем троим сразу же захотелось туда, к друзьям.
-Нет! Пока сено не уложите, никаких улиц!- отец Василий Иванович был строг.
И работа закипела пуще прежнего. Скоро просохшее душистое сено было уложено, и все трое побежали умываться на берег Волги.
-Витька, Нинка, Томка! Идите хоть поешьте!-
- Вот парное молоко,- позвала их мать Аграфена Семёновна, когда они всей ватагой прибежали с Волги.
Поужинав,  побежали на улицу, прихватив балалайку и напевая на ходу:
-. Это  чей  это  дом
На бок повалился,
Мой милёнок за столом
Картошкой   подавился!
- Смотрите! Крикушовы пожаловали! Садитесь!
На огромной деревянной лавке, врытой у избы под большим разлапистым клёном, восседали Вовка, Валя, Маруська и Катя с балалайками.
-Здравствуйте! – Тамара с Ниной озорно уселись на лавку, а Виктору места не хватило, и он расположился на большом булыжнике со своей балалайкой.
. –Луша с лётчиком гуляет,
А    зовут  его Степан!
Погуляла наша Луша
Народился    эроплан!
- А вот послушай – Валя взяла балалайку - Тамар, я тебе обещала новую спеть!
Лихо, ударив по струнам, она звонко запела на всю Виноградовку:
                - Я, бывало, припевала как соловушка в саду
                А теперь губы надула как лягушка во пруду.
- А вот ещё, слушай:
                - Изменённый дай-ка руку,
                Изменённый дай-ка пять,
                Ты нашел себе растрёпу,
                А я мальчика опять!
- Валь! Спиши слова!- Тамара дала ей свою тетрадь-песенник, и Валя вписала туда свои новые частушки.
Звуки гармошки, поддерживаемые гитарой, первой услышала Нина:
- Это из Золотого!
-Да это Генка с Колькой идут. И чего повадились к нам?- Катя хитро посмотрела на Тамару.
Виктору явно надоело корчиться на булыжнике, и он предложил:
- Пойдём их встретим!
И друзья всей ватагой пошли по улице.

- Ох,    Чушкина мать,
Собиралась помирать!
Ей        гроб     тясать,
Она по полу плясать!
В конце улицы появились Геннадий с Николаем. Наигрывая вальс «Амурские волны» они чинно вышагивали по Виноградовке. Увидев девчонок, друзья заиграли ещё старательней. Тамара с Валей закружились в вальсе. Нина с Катей тоже не удержались, отдав свои балалайки Виктору с Володей. Кружась, девчонки первыми приблизились к парням.
- Приветствуем Вас на земле Виноградовки! А как это Вы с гармонью да гитарой сумели овраг перейти!?- хохотнула Валя.
- Да мы - начал Геннадий фантазировать - С утра с Николаем копали метро под оврагом…
Вдруг из-за копны сена выскочил кто-то и заговорил:
- Какое метро?! Вы там с утра червей копали,  да всё бегали за Крикушовыми наблюдать…
- Ах ты! – Геннадий бросился было за нежелательным свидетелем, но его остановила Тамара:
- Это же Вовка Больдюсов!
Геннадий погрозил убегавшему и вернулся, всё-таки это был двоюродный брат Тамары…
 Вовка, сверкая голыми пятками, быстро улепётывал в темноту оврага, чтобы перебраться к себе домой.
А друзья, наигрывая на всех своих инструментах, вышли к Волге, уселись на яру, и долго ещё не смолкали их песни и смех  в тишине ночной Виноградовки под звёздным летним небом.               
                В затоне.
В Золотовском затоне, на берегу Волги, стояла столярная мастерская Крикушова Василия Ивановича, столяра и первого мастера по строительству лодок.
Множество судов, зимовавших в затоне, требовали постоянного ремонта привальных брусьев, кранцев, деревянных рулей, потопчин – деревянных палуб, строительства рубок, отделки кают. Да мало ли в то время изготавливалось на судах из дерева. Иные суда, баржи – беляны и сами были целиком из дерева.
Около мастерской всегда пучились горы щепок и пахучей стружки, которые растаскивались жителями Золотого по домам на растопку печей.
Старушка Овчинникова приходила всегда со старым, в заплатах, мешком и не спеша, набивала его на половину деревяшками.
Сегодня она пришла в обеденный перерыв. Подростки Генка, Колька и Мишка блаженно отдыхали на траве, когда заметили её. Она оставила свой мешок возле столярки и отлучилась куда-то.
- Смотри-ка! Дровишки,- посмеивались друзья, и озорство охватило их всецело. Они подобрали несколько больших ржавых болтов, валявшихся на земле без пользы, и засунули их в мешок под щепки.
- Пошли на проходную!
Вахтёр Петрович был на месте. Он сидел на своём посту и посасывал самокрутку.
- Петрович! Ты тут сидишь, а там расхищают весь затон!- сказали ему друзья.
- Чаво!? Где!?- не понял Петрович.
- Скажем по секрету. Старушку Овчинникову знаешь?
- Да как не знать!
- Ну вот! Она в мешке со щепками выносит из затона детали пароходов и перепродаёт их на базаре!
- Да что Вы говорите!?- Петрович аж присел в изумлении – а ведь старушка, божий ангел! Я, говорит, щепочек тут немного наберу! Ишь ты!! Ну, погоди у меня!!!
Петрович, усилив бдительность, зашагал возле своего поста, в возбуждении размахивая руками и рассуждая сам с собой.
Генка, Колька и Мишка отошли в сторону и спрятались за огромным, лежавшим на земле, пароходным котлом, списанным по старости лет с дореволюционного парохода.
Старушка вернулась к своему мешку. Попробовала его на вес и, решив, что он достаточно тяжел, взвалила на спину и пошла, согнувшись, медленным шагом, на выход из затона.
В проходной ей загородил дорогу вахтёр.
- Стой! Чего несёшь!!- грозно окрикнул он её.
Старушка приняла это за шутку. Не первый день она ходит здесь. Да и стружки брать не запрещается. А Петрович такой же пенсионер, как и она.
- Здорово Петрович!- сбросив мешок, распрямилась она – караулишь?
- Чего у тебя в мешке?! Вытряхай! Не то милицию позову!
- Да Бог с тобой! Чего несёшь-то! Пятрович! Ты никак трезвый, а городишь, Бог знает что?!
Старушке постепенно передалось тревожное настроение вахтера, и она насторожилась.
-А чего случилось? А, Петрович? Чего ты разошёлся?
- Вытряхай, говорю мешок! Вот сюды!
- Да щепа там! Не знаешь что - ль!!
- Вот я и посмотрю кака така щепа!!- хитро прищурился Петрович.
Старушка убедилась, что вахтёр не на шутку придирается к ней и не пустит, решила вытряхнуть свой мешок.
Тяжело перевернув его и взяв за углы, потянула на себя. Из мешка поползли щепки, стружка, деревянные обрезки – чурки и  … четыре огромных рыжих от ржавчины болта.
- Вот! Вот!!- заходясь от своей правоты, засуетился Петрович,- я говорил! Вот!!
Старушка Овчинникова от неожиданности села на землю и рассматривала железные, никому не нужные, валявшиеся с прошлого века, наполовину съеденные ржой, полуметровые болты.
- Ну что! Составим протокол!- Петрович подошёл ближе к старушке, вдруг убежит.
- Да что ты!- она постепенно приходила в себя - что ты! Сердешный! Они же! – она указала на болты – они же не годны ни куды! Лежат давно! Не надобны ни кому!
- Лежат! Где лежат!? В затоне лежат! Значит надобны! Ясно тебе?! Тебе то вот они понадобились?! Не надобны!
- Мне!? – закричала она, и вдруг её осенило - мне.… Ах, они окаянные!!! Это Генка!! Больше не кому! Они! Они! Окаянные!! – приговаривала она, собирая в мешок щепки и отбрасывая болты в сторону котла, за которым катались от смеха Генка, Колька и Мишка.
Крикушов Василий Иванович, стоявший у столярки, молча погрозил им издали.

                Весёлые рассказы – быль
От Геннадия Владимировича, моего отца.
- На пароходе я был, на «Землячке». И вот у нас один кочегар был ростом под два метра, а другой кочегар маленький, наверное, 1м 60 или меньше. Их обзывали Пат и Паташонок, ну как вот сейчас вроде Тарапунька и Штепсель. На вахте они стояли вместе, один помогатель, другой кочегар. Один подвозит уголь и от шлака очищает, а другой кидает.
Жили они в кормовом кубрике, а мы в носовом, как верхняя команда.
Наш буксир плоты водил. Капитан Иван Зодчиев, золотовский, а жил в доме, где сейчас Ведерников живёт. Тогда динамо-машина на пароходе плохая была, свет часто тухнет, и вот эти кочегары пришли со смены. А капитан нам днём говорил – будем проводить тревогу. После войны это нас заставляли, учебные тревоги….
И вот братва что сделали. У двухметрового взяли брюки и положили этому, маленькому, А его брюки большому. Робы одинаковые были. И вот в 3 часа ночи сыграли тревогу. Большой взял брюки, как прыгнул, на одну-то надел и не поймёт, не стащит. Тот прыгнул в обе, барахтается и не поймёт, а в это время свет дали. Заходит штурман:
- Это что! Вы здесь хулиганством занимаетесь!? Пляски устраиваете!
А большой никак не стащит, брюки ему и до колен не достают.

Нам выдали шинели. И они получили. А шинели все были большие. Там была портниха, она и говорит: кому подрезать приходите. И вот этот маленький взял мел:
  - Отметь там вот так, ниже, ниже, вот так хорошо. И тут он вышел, а они мел стёрли, да на две четверти подняли черту под самые карманы. Он берёт шинель, идёт к портнихе.
- Уж больно коротко?
- Режь, режь! Мерили!
Ну, она и отхватила полшинели. Он начал одевать – бушлат длиннее.
- Как же!? Как!? Я не знаю?!
*   *   *

- Вот решили мы как - то отметить одно дело.… Был Белоусов Николай Алексеевич, Смирнов Виктор Павлович и я, да ещё один знакомый Филя. Пошли, говорит он, в «Поплавок», там пиво в ресторане, а у него там знакомые. Пришли. Туда – сюда, столиков нет.… Потом один освободился. Сидим. Все в кителях, все трезвые, в фуражках. Сидим 10 минут, 15 минут. Один не выдержал, пошел к буфетчице. Она его оборвала: «- Ждите!!!». Глядим, кто после нас пришел, уже обслужены. Тут приходит штурман с пригородного парохода Федя Шувалов и спрашивает нас, чего это вы тут? А мы и говорим, вот, мол, пива не дождёмся.
- Эх Вы, мудаки! Ну-ка сделайте такой вид, возьмите карандаш и чиркайте чего-нибудь на салфетке…
Один из нас взял карандаш, чего-то там чиркает, чёртиков рисует. Глядим, подбегает официантка, сдёрнула скатерть, засиженную мухами, новую настелила. Мы подумали, что сейчас попрут нас со столика, ждут кого-то. Но тут к нам подходит официант в новом накрахмаленном фраке и вежливо спрашивает:
- Что вы хотели заказать?
- Пива!
- А что к пиву?
- Ну…что положено…
- А что у Вас положено?
- Что у Вас, положено, а не у нас!
Он почесал за ухом и кинулся к заведующему.
- Что-то здесь не так, сидят все в кителях, трезвые и говорят так вежливо…
Глядим, нас окружили, пиво свежее из холодильника, запотевшие бутылки принесли. Я к этому Филе, который с нами.… А он говорит:
- Вы молчите и ждите. Вы делегация из Куйбышева, я сейчас им сказал. И Вас так будут обслуживать, как министров!
Тут нам ещё пивка принесли. Я говорю, мы, мол, не лишнего берём?
- Нет, не лишнего!
Ну и выпили бутылок по шесть, осмелели. А когда осознали, что мы из министерства, начали придираться к ним. Рядом за столиком пили водку, а я им и говорю:
- Вот Вы водку-то пьёте, а замер градуса Вам делали? Чтобы прямо при Вас!
- Как замер?!
Официантка услышала и бегом к буфетчику.… Потом подбегает опять к ним с подносом, взяла у них водку и унесла. А нам говорят:
- Вы не хотели бы к нам пройти туда…..
- Нет-нет! Мы просто ходим и посматриваем точки ресторанные…
- Да мы знаем! Знаем! Знаем! Нам уже сообщили! Ну а чего Вы у нас нашли?
- Да есть и небольшие нарушения конечно, но в основном порядок!
Вышли, посмеялись, и им  плохого не сделали и пива даром попили.
*   *   *

Баркас «Безымянка» вёл нас под бок, шли снизу из Лаптей, а он, капитан баркаса, купил там большого осетра и живого хотел довести его до Саратова. Причалил  вдоль борта и на ходу всё выходил из рубки и посматривал на него. Баржа у меня была № 1205 без крышек, немка.
И вот на перекате он засмотрелся на своего осетра и с ходу носом в косу. Туда-сюда не идёт. Сели крепко. Я выхожу и говорю:
- Ну, чего! Пришли! Пора и осетра разделывать!- А он говорил, что, как дойдём и там его и определим….

*   *   *   
А одному, лоцман был, злой такой, всё гонял нас. А каждый себе варил на плите. И он варил как-то похлёбку, и соль рядом стоит. Отошел на минутку, а ему один подошёл и соли горсть бухнул. Он пришел, помешивает, немного подсаливает.
- Пересолишь! Антип!
- Не пересолю! Я свой вкус знаю.
Сварил и понёс в рубку. Сел, всё разложил. Манишечку пристроил, налил….
- Подлецы!!!!- и хлоп эту кастрюлю о палубу. Так и не узнал, кто насолил. Соль в кухне общественная была.
*  *  *
*

Геннадий Владимирович играл в спектакле, в Золотовском водном клубе. По ходу действия они сидят за столом и пьют водку. Он разливал. Но разливал настолько тщательно, что зрители заподозрили, что водка настоящая. Г. В. доливал по грамму каждому.
После спектакля оказалось, что водка действительно была настоящей.

*      *      *
*
По рассказам родителей, тогда в Золотом действительно был клуб Водников. Там работали драм кружки, ставили спектакли, устраивались вечера танцев под живую музыку, в основном аккордеон, баян. Грампластинки тогда только входили в обиход, и если у кого был патефон это считалось высшим классом. Это середина 20-го века. Это Золотое наших родителей и уже немного наше тоже. Они приходили из плавания на зимовку, а мы их ждали с нетерпением.
Мои смутные воспоминания того времени – моего раннего, только что появляющегося для меня Золотого представляют собой полуреальные картины, подкреплённые рассказами старших родственников. Здесь я как бы смотрю на себя со стороны. И вот как это было:          
Бабушка и внук.
Потихоньку приоткрыв калитку, Солоня медленно вошла во двор и остановилась, осматриваясь вокруг. Было раннее летнее утро, на небе ещё горели звёзды, а на востоке уже просматривалась зарождающаяся тёмно-фиолетовая полоса зари. Перешагивая через разросшуюся траву, Солоня вошла на крыльцо и, приложив ладони к голове, заглянула в освещённое окно дома. Там возле печки хлопотала  Мария Ивановна.
Тихо стукнув в окно, Солоня повернулась к двери. Скоро на крыльцо вышла Мария с раскрасневшимся от жаркой печки лицом.
- Заходи! Я вот надумала пирожков напечь, да тыквы попарить, скоро внук проснётся – впустив Солоню, Мария вернулась к печке и сдвинула с плиты на шесток давно кипевший зелёный чайник.
- А я к тебе пришла чай за мусорубкой – сообщила Солоня цель своего раннего прихода – ходила утресь на базар, да взяла два кило мясца, хочу пирогов напечь. Ксения-то моя совсем замоталась на работе, ревизию у них в книжном магазине вторые сутки делают.
Взяв мясорубку, Солоня поспешно удалилась домой. Мария Ивановна подложила в печку дров и на двух сковородах стала выпекать румяные, с хрустящей корочкой, пирожки.
Трёхлетнего Вову разбудил слабый шорох. Открыв глаза, он оглядел полутёмную избу, было ещё рано, но в маленькие окна  уже пробивалась синева. За занавеской, стараясь не разбудить внука, работала у печки бабушка Маня. Вставать не хотелось, и он, крепче закутавшись в одеяло, отвернулся к стене и скоро опять заснул крепким утренним сном. Проснуться его заставили прикосновения бабушкиных рук.
- Вставай скорее! Позавтракаем и пойдём на луга, надо картошку подмотыжить.
Он нехотя спрыгнул с постели и убежал во двор. Вскоре вернулся, натянул штанишки, рубашку и сел за стол. Бабушка расставляла на столе тарелки, чашки, ложки.
- Баб, а чего есть будем сегодня?
- А вот я напекла пирожков с мясом с рисом, вот есть и с картошкой!
- Я хочу горохового супу, как вчера ели!
- Ты посмотри, какие румяные пирожки, а уж вкусные-то, страсть, Люся утром ела да прихваливала! Ну а суп сварим в обед.
Выйдя из калитки, они прошли вдоль забора над оврагом, и спустились к реке. Ещё немного и начинались луга.
- Вот и пришли,- сказала бабушка Маня, когда они после недолгой ходьбы через лес вышли на обширную поляну. Здесь располагались огороды. Вдали работали люди, приветливо махавшие Марии и её внуку.
-Вот наш загон, от этой палки до помидоры – сказала бабушка и сразу же включилась в работу.
Внук бегал по лугу, ловил бабочек, кувыркался в траве и пытался помогать бабушке.
Закончив с картошкой, Мария разогнула спину и посмотрела на внука. Он лежал на траве и что-то рассматривал.
- Вова! Обедать давай. В конце загона у меня помидора есть, три куста весной высадила.
И они пошли смотреть помидоры.
- Вот красные висят! – радовался внук, подбегая к кустам с крупными, налитыми соком, спелыми помидорами.
Пообедав и отдохнув, отправились в обратный путь, домой. Миновав луг, вошли в лес. Здесь через протоку лежал мостик.
- Я пить хочу! – закапризничал Вова.
Бабушка достала кружку из сумки, нагнулась с мостика к ручью, чтобы зачерпнуть воды. Вдруг прямо под мостиком она увидела большую зелёную лягушку, блаженно сидевшую в прохладной воде.
- Эту воду нельзя пить! – сказала бабушка.
- Хочу горохового супу! – не унимался внук.
- Сейчас придём и сварим, у меня ещё осталось полпачки.
После обеда Вова лёг спать и проспал до самого вечера. Бабушка уже готовила ужин, Люся, её дочь, пришла с работы и погрузилась в домашние заботы.
Вова вышел во двор. Здесь, под клёном у него была целая флотилия игрушечных деревянных пароходов и барж, сделанных ему отцом. Пароходы имели все подробности: якорные лебёдки, леерные ограждения, кранцы, руль. И вот вся эта флотилия пришла в движение. Он расставлял дебаркадеры, ставил под погрузку баржи, отводил их на рейд и ставил на якорь.
После ужина Мария садилась шить, а внук был рядом со своими игрушками. Люся учила  уроки, она заканчивала одиннадцатый класс вечерней школы.
Вове надоели игрушки, и он говорил с бабушкой:
- Баб, расскажи чего-нибудь!
- Ну что тебе рассказать, ведь ты уже всё переслушал. Ладно, вот я вспомнила одну историю, слушай!
- Слушаю! – радостно отозвался внук, усаживаясь поближе.
- Это было до революции, здесь в Золотом жили двое друзей. Вот однажды они сильно поругались и старались друг другу что-то плохое сделать. А один из них жил вот в этом двухэтажном доме на площади где сейчас швейная (дом Хахова, Золотовского купца). И вот к нему приходит его друг бывший со свёртком в руках, входит в комнату на втором этаже, где была вся семья, кладёт осторожно свёрток на пол и говорит: « Не трогайте! Взорвётся при малейшем прикосновении!», и тут же удаляется. Все сидят и боятся шевельнуться. «Давайте сделаем так»- говорит хозяин – «идите вниз, а я останусь один и посмотрю что там». Ну, попрощался со всеми домашними, проводил их вниз, потом взял палочку и стал медленно подползать к свёртку и осторожно разворачивать газету. Все стояли на первом этаже и прислушивались к звукам, доносившимся сверху.
Вдруг под газетой показался полосатый зелёный бок обыкновенного арбуза. Он бросил палочку, развернул арбуз и со смехом стал кататься по полу, чем вызвал сильный грохот внизу, на первом этаже.
Ну, вот началось, подумали домашние и мысленно попрощались со своим хозяином. Когда всё стихло, они поднялись наверх  и увидели его лежавшим на полу и хохотавшим из последних сил, а рядом большой арбуз. Ну, после этого друзья помирились.
- Баб, а расскажи стихотворение, которое ты сочинила, когда работала в швейной, вот это:
Потолок подняли выше,
А работать стали тише
…………………………
- Завтра, Вова, завтра, а сегодня ложись спать, поздно уже.
Бабушка выключала свет и внук, уставший за день, быстро засыпал крепким сном, а она ещё долго сидела за занавеской и шила руками.
С середины весны, всё лето и начало осени, внук жил у бабушки. Его родители плавали по Волге на барже. Летом иногда приезжали с гостинцами на денёк и опять надолго уходили в рейс.
Люся – неутомимая нянька Вовы в этот период. Она работала на почте, по вечерам училась. С работы приносила журнал «Весёлые картинки», который прочитывался от корки до корки. Летними вечерами Люся брала Вову и, со своей двоюродной сестрой Валентиной с его маленьким сыном Колей, они шли гулять в золотовский парк. Здесь по вечерам работали аттракционы, качели. На танцплощадке играл духовой оркестр.
Растения парка были под постоянным наблюдением и уходом садовника. Аккуратными рядами росла акация, большие клумбы цветов источали густой аромат.
Вова с Колей радостно бегали по парку, а Люся с Валентиной прогуливались по дорожкам. Катались на качелях.
Мария в это время отдыхала у двора с соседками – старушками: Домашей, Уляшей, Катей, Солоней. Они сидели на лавочках у двора Чюкалиных, против дома  Марии Ивановны, и обсуждали последние новости. В сумерках возвращались из парка Люся с Вовой, и все расходились по домам.
Наступала нудная дождливая осень. Целыми днями лил дождь. Бабушка и внук сидели дома за своими делами. Мария за швейной машинкой у окна. Шила она хорошо и очень много на заказ. Платья и брюки, рубашки и пиджаки, даже зимние пальто.
Внук сидел рядом и разговаривал с бабушкой:
- Баб, а когда зима будет?- спрашивал он, глядя на серую пелену дождя за окном.
- А вот пройдёт двенадцать туманов да двенадцать туманчиков, тогда и зима наступит.
- А как это, туманчиков?
- Туман, это большой туман, который стоит день, два, даже тридни иногда, а туманчик – так, чуть накроет и через час – другой глядишь, уже и разведрило.
Вова сидел и припоминал, сколько же прошло этих туманов да туманчиков. Надоела  эта скучная осень, из-за которой приходится сидеть всё время дома.
Но вот однажды в воскресенье, проснувшись рано утром, он выглянул в окно и увидел, что всё на улице белым-бело.
- Ура! Зима пришла! Снег выпал!
- Сегодня Покров! Вот снег и выпал! Это ещё не настоящий, к обеду растает – объясняла бабушка, - а ты иди, погуляй по снежку-то!
Люся вчера поздно пришла из школы, и вставать ей не особенно хотелось. Повернувшись к окну, она посмотрела на улицу, и вид свежевыпавшего снега взбодрил её. Она включила репродуктор на стене и сказала:
- Вот хорошо, сделаем мороженое!
- Пошли мороженое делать! – обрадовался Вова.
Они оделись потеплее, всё-таки выпал снег, взяли всё необходимое для мороженого и вышли во двор. Вова с замиранием сердца смотрел на покрытые снегом двор, дома, деревья и улицу. С крыши уже начинало капать, верно сказала бабушка, что к обеду этот снег растает. А Люся тем временем сделала углубление в снегу, насыпала туда соли, поставила кастрюльку с содержимым будущего мороженого и стала производить какие-то хитрые манипуляции.
Наконец желтая масса мороженого была готова, и они, вдоволь надышавшись свежего воздуха, пошли в избу завтракать. Ели тыквенную кашу, а на десерт мороженое.
После завтрака опять вышли во двор. У входа уже стаял снег, и стали видны два полукруглые шаровидные камня, лежавшие вдоль крыльца.
- Баба, а когда наши приедут? – спрашивал Вова о родителях, рассматривая картинки в журнале.
- Скоро! Вот вчера от них письмо пришло. Стоят под выгрузкой в Саратове и через два дни придут на зимовку.
- А игрушек мне привезут?!
- А то ништ не привезут! Пишут, целый мешок приготовили! – успокоила его бабушка, и он радостно принялся бегать по избе.
Шёл конец ноября. Улицы покрылись толстым, вероятно уже окончательным слоем снега. Груша, одиноко стоявшая у оврага, давно обронила свои листья и сиротливо покачивалась под порывами ветра. Вова одевал, сшитое бабушкой пальто, выходил на улицу и смотрел в сторону Волги, надеясь увидеть баржу родителей. Погуляв немного, шел домой, и они с бабушкой садились обедать. Ели суп, а Вова приговаривал:
- Баб! И чего ты туда натолкала?
Бабушка смеялась и приговаривала:
- Ешь, ешь, сейчас галушки жареные подам!
Ели румяные, поджаристые галушки с картошкой, а потом пили чай с картофельными лепёшками.
После обеда Вова одевался и бежал на улицу. И вот однажды, гуляя около груши, он услышал со стороны Волги громкий протяжный гудок парохода, и шлёпанье плиц по воде. Охваченный радостью, он бросился домой.
- Баба! Пароход! Наши, наверное!
Бабушка Маня накинула на голову шаль, вышла на крыльцо и прислушалась.
- Да, по шуму это пароход, и не один, а с караваном, слышишь, как лёд шумит в шалманах!
- Баб! Бежим скорее встречать!- запрыгал Вова от радости.
Шум каравана уже ослаб, было слышно, как пароход замедлил ход, и плицы стучали по воде совсем вяло и как бы нехотя.
- Подожди, я сейчас оденусь – бабушка вернулась в избу, надела суконные боты, плюшевую телогрейку и, выключив свет, вышла на крыльцо.
- Да пошли скорее!!- торопил Вова бабушку, запиравшую дверь на замок.
- Иду, иду – отвечала она, завязывая верёвочку на калитке, - сначала зайдём к Люсе на почту.
Люся уже выбежала к ним, надевая пальто на ходу.
- Иду! Ждите меня на улице! Я выйду через заднюю дверь! – протараторила она и скрылась за дверью.
Миновав почтовый переулок, все трое пошли в затон. Оттуда слышался гудок, шум воды и поскрипывание медленно вращающихся колёс того самого парохода с караваном. Вова, Люся и бабушка Мария вышли на берег.
Пароход «Галактионов» заводил в золотовский затон большой караван барж. Здесь были деревянные баржи, дебаркадеры, железные «немки». От стоявших в последнее время морозов, борта барж обросли слоем льда.
Люся присмотрелась внимательнее и радостно воскликнула:
- Вон смотрите! В середине каравана баржа №1234, это Геннадий! А вот он и сам стоит у лебёдки и смотрит в нашу сторону!
Мария Ивановна увидела сына и помахала ему рукой. Вова, радостно улыбаясь, стоял рядом с бабушкой. Геннадий увидел всех троих и в ответ начал махать и кричать что-то радостное.
Тамара, собиравшая в каюте вещи, услышала шум и участившиеся гудки парохода, вышла на палубу. На берегу стоял её сын карапуз в пальто, подпоясанным ремешком.
- Во-о-ва! Во-о-ва!! – прокричала она, радостно помахивая рукой.
Вова увидел мать, запрыгал на месте и хотел было бежать вниз, но Люся с бабушкой вовремя удержали его от падения в овраг.
Тем временем пароход подвёл караван к стоявшим уже на зимовке дебаркадерам, отдал буксир и, развернувшись, пришвартовался к барже. Геннадий учалил свою баржу к дебаркадеру, закрепил швартовые и вместе с Тамарой пошёл на берег.
- Пойдём вниз!- сказала Мария Ивановна, и они по лестнице спустились на берег. Пройдя столярные мастерские, перевёрнутые просмолённые лодки, подошли к каравану и столкнулись с Тамарой и Геннадием,. спускающимися по трапу на берег. Ещё шаг и они в объятиях друг друга. Вова радовался, а Люся и Мария Ивановна расспрашивали прибывших обо всём. Геннадий и Тамара повели всех в каюту на баржу.
Спустившись с палубы по крутой лестнице вниз, они оказались в кухне-столовой, где против входа стояла плита, а справа, на наклонной стене, был прикреплён стол и откидной стульчик. Повернув налево, они вошли в просторную каюту. Здесь стояли две кровати, стол, табуретки, а сейчас на сланях-полу лежали четыре мешка с вещами и гостинцами, а рядом и мешочек с игрушками для сына. Поодаль стоял аккордеон Геннадия и патефон с пластинками.
Загудел пароход и Геннадий вышел на палубу посмотреть, что там происходит. А Тамара уже развязывала мешки и показывала покупки. Мария Ивановна, как портниха, осматривала новые платья, Люся заводила патефон, а Вова на полу потрошил мешок с игрушками.
В каюту вернулся Геннадий. Он помог швартовать дебаркадер, который только привёл баркас «Вуокса» из Лаптей.
Патефон пел во весь голос и Люся, Тамара и Вова плясали, а Мария Ивановна, улыбаясь, смотрела на них. Геннадий взял свой аккордеон, и  понеслась мелодия вальса, под которую Люся с Тамарой закружились по каюте. Мария Ивановна развязала на себе шаль и расстегнула шубу, в каюте было жарко от натопленной углём печки. Геннадий, посматривая то на мать, то на сына, наигрывал вальс «Амурские волны».
Отдохнув, все оделись, собрали мешки, и вышли из каюты. По трапу сошли на  свой  золотовский берег. Геннадий здесь не был с апреля, с начала навигации. Тамара не раз приезжала летом навестить сына.
Поднялись на высокий берег и остановились. Под ними раскинулся затон, где   зимовало много разного флота. День стоял морозный, и поэтому вокруг судов вода быстро затягивалась глянцевой плёнкой тонкого льда.
- Сват! Давай сюда!- закричала Мария Ивановна, первая, заметившая Крикушова Василия Ивановича, спускавшегося на лошади с горы  к только что прибывшему каравану судов.
Василий Иванович оглянулся и  замахал рукой. Развернув лошадь,  подъехал к собравшимся.
- Здравствуйте! С прибытием! А я как увидал караван, пошёл запрягать, да вот немного опоздал! – он закурил папиросу, сел на край саней и стал расспрашивать Тамару  и Гену о прошедшей навигации.
Вдоволь наговорившись, Тамара уселась в сани и радостно сказала:
- Папа! Едем вниз, заберём с баржи весь багаж, пока ты с подводой!
Погрузив в сани мешки, стулья и всё необходимое, Тамара с отцом поехали в гору. Остальные шли рядом, поддерживая вещи, лежавшие горой на санях за спиной Василия Ивановича, подгоняющего хлыстом лошадку.
- Куда править, дочка?1
- Давай папа к Гусельниковым!
На время зимовки молодая семья снимала дом. У двора их встретила хозяйка, открыла ворота, и они въехали во двор. Разгрузили сани, и Василий Иванович поехал ставить лошадь в конюшню. Пришла Аграфена Семёновна, мать Тамары, женщина невысокого роста, очень подвижная и деловая, сразу включившаяся в общую праздничную суету.
Хозяйка вскоре покинула свой дом, дав последние инструкции по содержанию печки, керогаза и объяснив действие дверных запоров.
Тамара с Аграфеной Семёновной, Марией Ивановной и Люсей занимались приготовлением закусок для праздничного стола. Геннадий расставлял столы, стулья, делал лавки и таскал вёдра.
К вечеру в дом стали сходиться друзья: Трузгины, Белоусовы, Астанины, Смирновы, Крикушовы, Коняхины….. В ожидании застолья Мужчины играли в карты, шутили и посматривали на стол. Женщины накрывали на стол и делились последними новостями.
Наконец все уселись, и веселье началось. Выпивали, закусывали, шутили и смеялись. Но вот Геннадий взял в руки аккордеон, и веселье приняло ещё более бурный поворот. Все повскакали с мест, раздвинули столы, и началось общее движенье.  Пели частушки, приплясывали, топая каблуками, завлекая в круг сидевших за столом.
После пляски всем стало жарко. Геннадий положил аккордеон и вышел во двор со своими друзьями: Белоусовым Николаем, Астаниным Вовкой и Трузгиным Толькой. От избытка энергии они стали дурачиться. Залезли друг другу на плечи и сверху водрузили дерево. Геннадий, как самый высокий и сильный, оказался внизу, на его плечах сидел Белоусов, державший на себе Астанина с деревом. Виктор Крикушов, никогда не расстававшийся с фотоаппаратом «Смена», тут же запечатлел эту сцену. Досыта насмеявшись, друзья вернулись в дом и с шутками пробрались на свои места за столом.
Посидев часа два, Вова с бабушкой пошли в её дом и усталые легли спать.
Люся вернулась за полночь весёлая и хмельная. И в постели она продолжала напевать:
- Над Волгой-речкою
   Плывёт колечками!
   Волна качается вдали!
    ………………………..
- Люська! Перестань! Дай уснуть,- вполголоса бранилась Мария Ивановна.

Утром, чуть свет, в доме у бабушки появились Геннадий и Тамара.
- Мам, Вовка спит?- спросили они,- а то мы вчера в суете-то с ним как следует и не виделись.
- Мама! Папа! – закричал из-за перегородки с кровати Вова.
- Ну вот, разбудили! Не дали поспать ребёнку!- недовольно, но благодушно ворчала бабушка Маня.
Геннадий, Тамара и Людмила со смехом вспоминали подробности вчерашнего вечера, а Вова с бабушкой слушали их и смеялись.
После завтрака Тамара взяла Вову с собой, а Геннадий остался помочь по хозяйству матери. Кончались дрова, забор покосился в некоторых местах, и в бане осела дверь.
Через несколько дней в доме был наведён порядок, Тамара повесила на окна занавески, на стол постелила белоснежную скатерть. Геннадий установил на тумбочке радиоприёмник «Родина», работавший от батарей, повесил люстру и на самом видном месте поставил свой аккордеон. В простенке между окнами Тамара поставила на столик патефон с набором пластинок. Жизнь молодой семьи входила в спокойное русло.
Зима стояла снежная. Геннадий катал сына по улице на санках, а за ними, играя, с лаем бегал большой жёлтый «Боцман», тоже вернувшийся из плавания вместе со своей собачьей конурой, стоявшей теперь во дворе у калитки.
Утром Геннадий обычно уходил в затон. Там собирались все шкипера зимовавших барж и занимались ремонтом своих судов или обкалывали лёд вдоль бортов, чтобы суда не раздавило.
Вова с матерью брали санки и шли гулять на улицу. В морозные солнечные дни искрился хрустящий чистый снег. Такие дни поднимали настроение, и Тамара декламировала:
- Мороз и солнце, день чудесный!
  Искря, на солнце снег лежит!
  …………………………………
Мария Ивановна с Люсей остались теперь вдвоём в своём доме. Но не проходило и дня, чтобы они не пришли, или Вова обязательно прибегал к ним в гости.
Часто он приходил с отцом, а бабушка угощала их настоем чайного гриба из большой стеклянной банки.
Зима пролетала незаметно, наступала весна, а вместе с ней и начало навигации на Волге. В конце апреля Геннадий и Тамара, оставив сына у бабушки , опять отправлялись в плавание на всё лето.
*   *   *
Новый дом.

Прошло лето 1957 года. Тамара и Геннадий заканчивали очередную навигацию, а сын Вова с бабушкой Маней терпеливо ждали их возвращения домой.
И вот настал этот радостный день встречи. Вова и бабушка получили множество подарков. Смех, застолье, друзья продолжалось несколько дней. Затем острота встречи ослабла, друзья оставили в покое Геннадия с Тамарой и они впервые за все дни остались в кругу своей семьи.
- Мама, мы решили строиться, надоело мотаться по квартирам. Вот Колесникова  продаёт нам свой двор, - сказал Геннадий матери.
Старушка Пелагея Алексеевна Колесникова жила в ветхой избушке, совершенно не огороженной никаким забором. Стояла она в глубине пустыря, расположенного между жилых дворов. На этом пустыре Геннадий и собрался ставить дом.
- Ну что же, ежели Пелагея согласна, то берите, - одобрила затею Мария Ивановна.
- Она согласна, я с ней говорил, только останется со своим домом на этом дворе.
- Ну, Вам она не помеха, а иной раз, где и поможет.
 В эту зиму сняли квартиру в доме Шапошниковых, рядом с пустырём Колесниковой.
Закончив все формальности с оформлением документов, Геннадий сразу же занялся устройством фундамента будущего своего дома, чтобы успеть до заморозков. Тамара занималась хозяйством, готовила, мыла, стирала, а Вова играл около отца во дворе.
По праздникам всегда приходили друзья посмотреть на разворачивающееся строительство, дать свои дельные советы и просто посидеть за столом, выпить и отдохнуть. Геннадий брал в руки свой аккордеон, и веселье принимало бурный поворот. Песни, пляски содрогали стены дома, смех и шутки сыпались неистощимо.
Геннадий преподносил друзьям очередную шутку:
- Пойдём к Калесничхе в гости! – с этими словами он достал из-под стола старый разбитый чёрный телефон, но ещё с трубкой и проводом.
Посмеиваясь, друзья вышли из дома. Перебежав через двор к избушке, они постучались:
- Пелагея Алексеевна? Можно? – спросил Геннадий серьёзным тоном.
- Ты чаво Гена? – Пелагея вышла в сени.
- Да слыхал вот, хотела ты своей дочери в Энгельс позвонить? А мне как раз вчера телефон поставили в новый дом!- показал он на фундамент.
- Аль, правда, Геннадий? А я давно хочу дочке-то сказать, да не знаю как!
- Вот смотри! – Геннадий достал из-за спины телефон,- со всем миром можно говорить!
Друзья едва сдерживались от смеха.
- Садись Пелагея Алексеевна за стол, бери трубку и говори.
Поспешно усевшись, Пелагея бережно взяла трубку телефона и приложила её к уху. Лицо её было полно радостного ожидания в надежде услышать голос родной дочери. Просидев так минуты две, Пелагея вопросительно посмотрела на Геннадия:
- А никого не слыхать.
- Ты говори, говори! Она тебя слышит!
Обиженно-недоверчиво округлив глаза, Пелагея опять поднесла трубку к уху, собралась с духом и заговорила:
- Дочка здравствуй! Когда ко мне приедешь! Я тут тебе яиц припасла. Когда поедешь, возьми мою корзинку! Двор свой я продала. А ты как там живёшь? Я бы поехала к тебе, да больно стара, стала, с места тяжело двинуться.
- Ну, всё! – прервал Пелагею Геннадий, - сейчас Китай будет звонить! Сообщат нам, когда  Мао приедет!
- Кто, кто? – не поняла Пелагея.
- Сам Мао Цзе Дун приезжает в Золотое за рыбой, а у Пелагеи говорит, куплю яиц маленько.
- Батюшки! Да где же я возьму, у меня вон в подполе два десятка, и то дочке приготовила.
Забрав телефон, друзья вышли от Колесниковой.
Веселье стихло далеко за полночь. Вова в эту ночь спал у бабушки Мани.
Мария Ивановна все короткие зимние дни проводила за шитвом. Люди шли к ней с заказами со всего села как к лучшей портнихе.
Тамара с большим желанием старательно перенимала опыт свекрови; приходила к ней домой.
- Ровнее, Тамара, ровнее режь, не коси ножницами – то, нижнее полотно сползёт.
- Мам, а вот здесь что-то топорщится.
- Здесь надо наживить пока, потом приталить….
- Пора домой, темнеет уже.
- Посидите пять минут, я сейчас вот вытки, наживлю и провожу Вас, надо посмотреть как там, у Геннадия дело идёт. Наконец – то у Вас будет свой дом, да большой, просторный, не то, что у меня вот теснота.
- Что ты мам, у тебя нам никогда не было тесно….
- Ну, вот и всё – Мария Ивановна отложила работу, сняла очки – ой, спина затекла…., ну пошли одеваться.
Вышли на улицу. Вечерело. Морозный безветренный декабрьский вечер многократно усиливал звуки. Были явно слышны удары топора и голос Геннадия, напевающего потихоньку:
- Не кочегары мы, ни плотники, да
   Но сожалений горьких нет,
   А мы монтажники высотники, да
  И с высоты вам шлём привет!
Вова бегал, прыгая в сугробы и валяясь в снегу.
- Вовка, перестань! Намочишься весь! – бранила его Тамара. Но он бежал дальше.
Из двора, навстречу ему, виляя приветливо хвостом, выскочил «Боцман» и стал кувыркаться вместе с Вовкой в сугробе.
- К метели – сказала Мария Ивановна, глядя на собаку, барахтающуюся в снегу.
Геннадий услышал их голоса и выглянул в окно сруба. Стены уже стояли во весь свой рост, зияя квадратными отверстиями – будущими окнами и дверью. Осталось сделать перекрытие и можно стелить пол и потолок.
Подошли к дому.
- Геннадий, смотри, как бы низко не было, а то будешь потолок головой задевать.
- Да что ты, Мам! Смотри! – Геннадий, мужчина двухметрового роста, Поднял руку над головой и не достал верхнего края стены.
Тамара и Мария Ивановна удовлетворённо осматривали будущий дом и мечтательно планировали разбивку комнат.
- Вот здесь будет наша спальня, вот здесь детская, здесь чулан с печкой. Мам, как ты думаешь, двери делать или нет, в спальнях?
- Да нашто они вам, только путаться будете в них, место они занимают, да и тепло от печки через них нескоро по дому разойдётся. Не делайте, вот мой совет!
- Тома, пойдёмте ужинать! – крикнул Геннадий.
Вова катался на санках, а за ним, подняв хвост, бежал по улице «Боцман».
- Ну, я пойду.
- Мам, оставайся, сейчас ужинать будем!
- Нет, нет, сейчас Люська прибежит с работы, а у меня и не топлено, и ужин холодный. Пойду домой.
- А то зайди, мам, посмотри какую я ёлку Вовке принёс – сказал Геннадий.
- Нет Гена, завтра приду, сейчас некогда, - с этими словами Мария Ивановна поспешно пошла домой. «Боцман», виляя хвостом, проводил её до угла, приостановился у груши и заковылял обратно, припрыгивая на дороге.
- Ура! Ёлка! – обрадовался Вова и бегом кинулся в дом. Пока он с матерью ходил к бабушке Мане, отец принёс большую лохматую ёлку и установил её на деревянную крестовину посреди дома. Оттаявшая сосна приятно источала запах хвои.
После ужина вытащили ёлочные украшения и принялись за дело.
- Мам, смотри, парашют!- удивлялся Вова, доставая бумажные игрушки из коробки, - а вот слонёнок и обезьянка!
Стеклянные игрушки Тамара доставала из коробки с ватой сама и на ниточках вешала их на пушистые лапы ёлки – сосны.
За работой и не заметили, как подошла полночь. Маленькая лампочка, горевшая под потолком, вдруг медленно погасла. Закончила работу золотовская электростанция. Тамара зажгла керосиновую лампу. Вова, зевая, улёгся в свою кровать, огороженную крупной сеткой, плетёной из бельевой верёвки.

Новый год не заставил себя долго ждать. Пришёл мягким пушистым снегом, бесшумно падающим на крыши домов, дороги, радостные лица людей.
Геннадий с утра обошёл всех родных и знакомых, собрал столы, стулья и расставил их в доме.
Тамара, Мария Ивановна, Люся и Крутова Валентина с утра хлопотали в кухне у печки. Люся делала свой традиционный «наполеон»: пекла лепёшки, варила крем. Вова тут же лизоблюдничал, ел розочки, облизывал кастрюли, поджарки со сковородок; у Люси утащил лепёшку с готового «наполеона». В конце концов, его одели и выпроводили на улицу. Стояла тихая тёплая погода. Медленно падали снежинки, воздух наполнен предновогодним предвкушением праздника. Геннадий, в предвкушении веселья, трудился с утроенной энергией. Ритмичные удары его топора разносились в округе.
- Пап, прокати меня на санках, - подошел к нему Вова.
- Подожди, некогда, надо сегодня все поперечные пластины поставить, а в новом году начнём крышу крыть.
Сын понимающе кивал головой.
- А когда мы тут жить будем?
- Летом закончим, покрасим, и осенью новоселье справим!
К десяти часам столы ломились от всевозможных яств. Традиционное шампанское и пироги, испечённые в печи Марией Ивановной, Люсины «наполеоны» и варёная рыба, солёные помидоры и огурцы, жареная картошка и солёные грибы.
В одиннадцатом часу стали сходиться гости.
- С новым годом! С новым счастьем! – то и дело слышалось из дверей. Дом огласился смехом, шутками. Гости приносили с собой напитки и закуски, ставили на столы, наряжались в новогодние костюмы, маски.
Вова с бабушкой Маней утомились за день и, не дождавшись полночи, ушли.
Наступил 1958 год!
Зима незамедлила пройти. В середине марта Тамара легла в больницу, и Вова с отцом остались под попечительством Марии Ивановны. Геннадий днём работал в новом доме, стелил полы. Вова с маленькой лопаточкой бегал по двору. Пелагея Калесничиха тоже вышла погреться на тёплом весеннем солнышке, и вдруг увидела, что на её помойной яме, возле самого дома, растаял снег и обнажил все безобразие, сложенное здесь зимой. Она тут же взяла лопату и принялась заваливать помойку снегом. Вова рядом своей лопатой разгребал снег до земли, ему надоела зима, и хотелось скорее лета.
- Вот! Работают старый да малый! – приговаривала Пелагея, смущённо улыбаясь и поглядывая в сторону Геннадия. А он увлечённо остругивал на верстаке очередную доску для нового дома.
29 марта Тамара родила дочь.
Геннадий прибежал в больницу, повидался с женой и дочкой, а дома его уже поджидали друзья и родные. Крикушов Василий Иванович – тесть, Трузгины, Астанин сидели за столом с Марией Ивановной. Вошел Геннадий со свёртками в руках.
- Поздравляем! С тебя причитается! – поднялись ему навстречу гости.
- Да вот уж захватил по пути! – достал он из широких флотских штанин бутылки и кулёк с конфетами для сына
- Как назвать – то решили?! – поинтересовался Трузгин Анатолий.
- Валентиной! – ответил Геннадий, - мам, дай стаканы, закусить чего-нибудь и садись с нами! – обратился он к матери, крутившейся у печи в чулане.
- Ну, давай, Гена, за дочь! Можешь дальше продолжать так же!
- Нет, двое есть теперь и хватит! Смену себе воспроизвели!
Налили по второй.
- А теперь за Тамару выпейте! – предложила тост Мария Ивановна.
- Мам, выпей с нами немного, я  тебе вина налью! – Геннадий второй раз попытался угостить мать, но она только отмахнулась:
- Не наливай, не буду, и не уговаривайте, грамма в рот не беру и Вам не советую!
- Мам, ну как не выпить сегодня в такой день!
Геннадий поставил пустой стакан, закусил и потянулся за аккордеоном.
К вечеру вся весёлая компания сидела в новом доме на свежеструганном полу и пела песни под аккордеон.
Через неделю Тамару с дочкой выписали. Василий Иванович взял лошадь с телегой и поехал за дочерью и внучкой.
Тамара вышла с Валей на руках.
- Садись дочка! Привозил тебя одну, а назад двоих беру!
Дома их поджидали. Аграфена Семёновна и Мария Ивановна приготовили люльку для внучки.
- Ну, вот теперь у меня двое, - заплакала Тамара то ли от счастья, то ли от напряжения и усталости.
- Как назвали?
- Валей!
- Валентина Геннадьевна значит! – уточнила бабушка Маня.
А Вова сидел под столом со своими игрушками и, улыбаясь, твердил:
- Валя, Валька, Валенка…..

Летом Тамара осталась в Золотом с детьми, Геннадий ушёл в плавание один. С маленькой дочкой да с новым домом забот было полно. Сложить печь, сделать рамы, покрасить весь дом. Мать Тамары Аграфена Семёновна или, как звали её внуки, баба Груня, приходила  почти каждый день и помогала во всём.
Бабушка Маня занималась с ребятишками.
Тамара наняла печника Кокорина и теперь целыми днями работала в своём новом доме. Столяр Петухов делал переборки, рамы в окна и арку на проём в спальне.
Наконец печка сложена, окна застеклены. Тамара с Аграфеной Семёновной два дня выгребали из дома мусор, стружку, кирпич. Осталось окрасить стены.
Осенью дом, сверкающий окнами и белизной рам, со свежеоструганным гонтом, стоял во весь рост и ждал своих хозяев на долгие годы.

                *   *   *               

 
Всё яснее с каждым годом проявляется для меня и моего поколения наше Золотое. Оно идёт параллельно с селом наших родителей, а мы постепенно входим в его дела, вникаем в его детали, изучаем и учимся сами. Вот мы уже школьники. Школа помогает нам овладеть знаниями, в этом конечно свою роль сыграли наши учителя. Наши Золотовские учителя давали нам высококачественные знания, позволяющие теперь смотреть на наше Золотое и весь наш мир вполне реалистично.
               

Поэма о Золотовских Учителях.

Учитель – слово это свято.
Давно.
Не только на Руси.
И в древнем Риме и в Карпатах всегда его так бережно  несли.

Учителя всегда все уважают
Ведь Знание  - оружие, не знает себе равных. Мы без него Ничто.
А кто несёт те Знания
В наше тёмное сознание?!
Тут ясно и ежу, посланнику Природы
Учитель это наш!
И так сложилось – важней Учителя нет человека в Обществе!

В семнадцатом году Советска власть пробила «склянку».
Проснулся сразу наш народ.
И потянулся спозаранку.
Куда?!
К Рассвету
 К Знаньям он идёт.
Учить Народ дворяне опасались.
Держать его во страхе,
 В темноте они старались.
 Удобней и сподручней
Так можно управлять Народом.
Бей его кнутом, да заставляй работать на себя,
Трави его попами, да пугай царём,
А сам в палатах белых истины наук всех постигай.
Но всё закончилось.
 Пришёл в Народ советский наш Учитель,
И сбросил с глаз Народа пелену.
Народ увидел Истину одну!
Народ услышал Правду, зароптал, что в скотской темноте так долго он стоял.

Всё кончено. Теперь он к Знаниям пошёл.
Учитель – первый человек Народа.


Нам всем до сей поры близки и трепетны все имена и образы учителей,
Учивших нас во школьны времена.
Когда глупы и ветрены, мы с тыквой-головой,
Пустыми клетками-нейронами набитой,
Идём тропою светлой в первый класс,
Сластухина Мария Ивановна нас встретила в дверях. И рассадила.
По партам парами сидим.
К нам обращается она, учитель первый наш,
У нас раскрыты рты, дыханье участилось, глаза как у стрекоз, на лбу…
В нас входит Знанье от неё.
Она считать по палочкам нас учит, крючочки пишет мелом на доске,
И радость светится в её лице, что мы прилежно так внимаем,
В азы и азбуку вникаем, всё понимаем,
И принимаем фундамент основной, что в нас она вложила,
Который далее, к вершинам, нам опорою послужит.

Учителя начальных классов
Рукавицина Елизавета Александровна
Захарова Зинаида Ульяновна
Своих питомцев несмышлёных почти, что на руках несли,
Четыре года.
Чтобы в пятый класс их передать,
И навыки им основные дать.
Читать, писать и говорить литературно,
А также петь и рисовать, вести себя культурно.
Тела свои тренировать мускулатурно.
 
Четыре года – пройдены азы. 
И с тем фундаментом пошли мы в пятый класс.
А здесь созвездие учителей нас встретило почётно у порога.

Василий Сергеевич Рукавицин нам пение и музыку преподавал.
Он пел, шутил,
Задор, настрой, и бодрость нам дарил.
Но иногда и строг бывал,
Как бывший фронтовик, нам спуску не давал.
Нас в лагеря, в колхоз, возил,
Бывало, с нами старшеклассниками, в кружок, садился и о жизни говорил…
Директор Бездуганова строга была,
Дрожали все пред ней.
Она и царь и Бог,
Держитель школы в успеваемости и дисциплине…

Михаил Васильевич Шичкин завуч школы, строгий педагог.
Всегда подтянут образцово, культурен, справедлив. Он математик.
Нас считать учил, как математикой сей Мир постичь,
Она вокруг, математически всё скручено в Природе.

Вот Емельянова - серьёзный математик. Её Таисия Евтеевна зовут.
Все теоремы с аксиомами доходчиво, понятно нам представит, да так,
Что даже второгодники и двоечники увлечённо повторяют тригонометрию,
 И удивляются себе, что их головка вобрала в себя такое сложное заданье,
Пополнив знаний свой багаж.
Таисия Евтеевна была руководитель классный наш.
Во все дела наши вникала,
Собранья, диспуты и классные часы она вела,
На путь разумный наставляла.

Без Клавдии Ивановны Мещеряковой не знали бы мы пестиков-тычинок.
Всю биологию-ботанику она несла нам натурально.
Лопаты в руки  и на урок все в сад.
Пришкольный тот участок был огромен и прекрасен,
И под её умелою опёкой он нам пособием учебным послужил.
Вот корешки деревьев, крона и приствольный круг.
Кругом галдёж учеников, вопросы, смех, да и лопат весёлый стук.
И Клавдии Ивановны настойчивая речь,
Что фауну и флору надо нам беречь,
От неразумности и глупого уничтоженья,
И не носиться с лозунгом Природы покоренья.
Мы часть Природы этой сами,
И думать надо молодыми Нам мозгами!

Язык немецкий углублённо нам Пётр Ильич преподавал,
Учитель-фронтовик наш, Пермяков.
В душе рыбак и музыкант, на Волге вырос он,
Его отец по бакенам на флоте был большой мастак.
И Пётр Ильич порядок любит, он сердит, коль если что-то где не так.
Немецкий, его главная забота, артикли в наши головы вбивать,
И бегло речью Гёте нам овладевать.
Бывало, мы сопротивлялись, зачем язык нам немцев так долбить,
Ведь мы в Войне их победили, умерили их пруссакову прыть.
Но Пётр Ильич сумел нас убедить,
Что их культура это не фашизм,
И в подлиннике их наследие читать нам надо.

Великою фигурой и умом учитель физики наш возвышался надо всеми.
Лет пятьдесят работал в нашей школе он,
Заслуженный учитель наш Смирнов.
Его Николай Николаевич звали,
А кличку носил он Кулон
И нам говорил, что гордится сей кличкой.
Кулон был великим учёным-физиком.
В его кабинет на уроки мы шли с нетерпеньем,
Там ставили опыты, машины с электричеством крутили,
Пускали токи в реостаты, законы физики охотно здесь учили.
Учитель кнопочку нажал на пульте, на окна шторы опустились.
Экран раскрылся на доске. Включил проектор. Кино-слайды появились.
Смирнов-Кулон доходчиво, наглядно, фундаментально-строго
Предмет сей – физику нам преподал.
И всё довольно углублённо. На уровне абитуриента.
И хоть сейчас сдавай экзамен и иди в студенты.
Ему все благодарны мы, кто вышел в технари,
За тот фундамент твёрдый физических наук
И окружавших нас законов-тайн Природы.

В нашем теле дух здоровый и разумные мысля
Создавала физкультура и её учителя.
Вот Ведерников. Подвижен. Николай Григорьевич. Физрук наш был.
Волейбол и бокс с прыжками. Бег и штангу нам привил.
Сам пружиной прыгал в зале, табака он не курил.
Воспитать из нас спортсменов он старался, что есть сил.
Николай Павлович Васильченко с фронта пришёл прямо в школу,
Чтоб зелёной молодёжи физкультуру преподать.
Деревянные гранаты, диски, ядра правильно метать,
Быстро бегать стометровку и разряды получать.
На районном состязанье первые места все взять,
В грязь лицом нам не упасть.
Так и было. По району Золотое первые места держал.
Ученики-богатыри у таких профессионалов учителей владеть умели
И разумом и телом, быть физически здоровым, не болеть и не скучать.

Мария Фёдоровна Капица географию открыла нам со всех сторон,
Где мы, а где они, нам стало ясно,
Что не одни мы на Земле теперь живём.
Америка и Куба, Египет и Китай
Всё ясно и наглядно
Интересно и понятно.

Обехова Клавдия Ефимовна проникновенно тихим голосом своим
Нас заставляла слушать и вникать,
Постигать азы грамматики и тонкости литературных произведений.

Палатова Александра Александровна миниатюрна и хрупка,
Но как филолог, груз большой несла всем нам с любовью.
Толстого глыбы. Достоевского пласты, и Маяковского как горные хребты.
В сознанья наши молодые литературу загоняла как овец – гуртом.

Анна Федоровна Попова.
Трофимова Мария Григорьевна.
Математики.

Чувпило Валентин Максимович. Наш завуч. Литературен. Строг. Непримирим.

Фундаментально историю знала Шичкина Александра Архиповна.
И знаний таких же от нас она требовала тоже.
Все даты, события. Полководцы, цари. Президенты, Антанта…
И всё наизусть, без шпаргалок! О, Боже!

Вот Журавлёвы молодые.
Вера Ивановна географию вела, хоть сама и литератор.
Маяковского читала. Нам задание давала заучить и прочитать
Как «лежат в грязи рабочие и строят город-сад».
Иван Николаевич – её муж, физику вёл сидя верхом на столе,
Философски шутил и нам говорил:
Со временем всё поймёте сами, если это будет  нужно вам.
И шёл в перемену играть в волейбол,
Он росту два метра, в защите стоял.

Евдокия Ивановна Иберзова – физики учитель.
Задачи с нами разбирала, спорила, решала. К экзаменам вела.
Консультации давала, мелом схемы на доске рисовала.


Учителей мы чтили и любили,
Советы слушали мы их и наставления.
Но не всегда всё получалось так,
Что шли на пользу нам их поученья.
От молодости нашей бесшабашной,
Порой во вред себе мы поступали.
Но было много среди нас таких,
Кто стать учителем по взрослости желали.

Вот Оля Сарафонова.
Она уж с класса пятого всё знала про себя.
Что быть ей в будущем учителем.
И стало так, как думала она.
Филолог. Русич. Тяжелейший труд.
Одних тетрадей воз и подготовки пуд.
Но не бросает. И не бросит.
Такая маленькая, а такой вот тянет воз.

Наташа Коробкова – вот отличница с пелёнок.
Все десять школьных лет прилежно постигая знаний курс,
Пошла по той же непростой дороге,
Как в омут с головою – в педагоги.

А Любушка Букаева?!
Ну, кто её толкал на ту стезю?!
Где лавры эфемерны, и золотом карманы не набить?!
И вот. Ведь в Золотом. В стенах своей же школы
Работает. Ну, как профессию сию ей не любить!

Кокорину Светлану  тоже потянуло на алтарь,
Опять своей родной же, золотовской школы.

И сейчас неиссякает тот источник молодой,
Пополняеться продолжает коллектив учителей
***
В конце 50-х годов Саратовское телевидение начало транслировать первые передачи. Золотое находится от Саратова почти в неуверенной зоне приёма. Но первые передачи транслировались на низкой частоте – это первый канал где-то около 48МГц, и мощность никто особо не ограничивал, поэтому при высокой приёмной антенне в Золотом передачи принимались вполне удовлетворительно. Первый телевизор был установлен в райкоме. В большой зал парткабинета набилось очень много народу, всем хотелось увидеть это чудо – телевизор. Меня взяла с собой тётка моя – Люся.  Я смутно помню, в полумраке где-то на возвышении маленький голубой экранчик и большая масса людей.
Тогда, а это было до 1961-года, Золотое было районным центром и райком размещался в том самом двухэтажном здании, в котором потом размещалась наша школа и в том самом парткабинете мы учились и заканчивали свой 10-й класс.
И вскоре телевизионные антенны стали постепенно появляться на улицах Золотого. Высота их составляла около 10 метров. Одна мачта на 10-20 домов. Телевизионный экран – новое чудо, как магнитом притягивал к себе зрителей. В дом с телевизором каждый вечер собиралось до двадцати человек соседей. Общение, шутки, совместный просмотр фильма, чаепития сближали и примиряли соседей. Хорошее было время! В нашем доме это проходило так:
                Телевизор.
В конце ноября 1963 года на зимовку в золотовскую бухту пришел большой караван барж. Здесь были Хашевы, Трузгины, Астанины, Лосевы, Пономарёвы и многие другие золотовцы-водники.
Караван проходивших мимо барж я увидел из окна дома. Тут же, выскочив на улицу,  помчался к двоюродному брату Валерке, чтобы поделиться с ним радостной вестью.
Валерка Трузгин уже всё знал и бежал мне навстречу. На мосту через овраг, отделяющий Виноградовку от Золотого, мы встретились и пошли встречать своих родителей. Дошли до нашего дома и ….. опоздали. Мать с гостинцами уже встречала нас у калитки.
- Валера, а твои ещё на барже, беги им навстречу, успеешь. Вова, а отец там несёт кое-что! – загадочно сказала мать.
- Чего, мам?!- обрадованно-заинтересовано спросил я.
- Сюрприз! Беги, встречай его!
Мы побежали по улице в сторону речного порта. Навстречу нам шел отец. На плечах у него лежала огромная картонная коробка с надписями и рисунками на гранях.
- Пап! – приветствовал я отца.
Он увидел нас, свернул к палисаднику Солодовниковых и опустил коробку на стоявшую у двора деревянную лодку.
- Ну, здорово, Вов! Как вы тут без нас? Как учёба? Как там бабушка? А это вот наш телевизор!
- Телевизор!? – не поверил я,  с радостью осматривая коробку.
- Ну, пошли,- отец взвалил груз на плечо и, медленно ступая своими большими ногами, пошёл дальше. Валера попрощался с нами и побежал в порт, встречать своих родителей. Я шел рядом с отцом, радуясь, что теперь не надо будет бегать на мультфильмы к соседке Грошевой Гале.
Через несколько дней после прихода на зимовку страсти и острота встречи немного поутихли и семья Хашевых принялась за свои дела. Мария Ивановна ушла зимовать в свой маленький домик. Сестра Валя ходила в детский садик, но сегодня, по случаю установки телевизора, сидела дома и утопала в гостинцах. Отец пригласил Михаила Ивановича Сарафонова, работника узла связи, чтобы поставить телевизор. Я был в школе.
В 12 часов я пришел из школы. Во дворе лежала большая мачта телевизионной антенны с перекладиной и проволочками на самой макушке, возле которой сидел с паяльником Михаил Иванович и крепил провод-кабель. Когда всё было готово, отец собрал соседей-мужиков, и через полчаса антенна возвышалась над крышей дома.
- Пап, а у кого антенна выше, у Грошевых или у нас? – я бегал и сравнивал высоту антенн. – У нас выше!
Телевизор установили в зале на столе, рядом трансформатор со светящейся шкалой. «Голубое окно» в окружающий мир было открыто.
Все соседи увидели новую антенну, и поток зрителей от Грошевых частично переключился к Хашевым. После ужина дом уже не принадлежал нам. Кулемины, Мухины, Крутовы, Машины, Пересекины, Китайцева Саня, Мишурина Саня были постоянными посетителями. Иногда приходили Фроловы и Солоня с Чюкалиными: Домашей, Уляшей, Катей.
Мы в это время собирались в задней комнате и смотрели фильмоскоп. Валя Фролова, ученица седьмого класса, читала текст диафильмов, а мы с Крутовым Колей крутили поочерёдно ленту. Валерка готовил следующий фильм. Диафильмы были цветные и содержательные.
Китайцева Саня приходила всегда в чёрном полушубке, в котором она и сидела весь вечер, и от которого невыносимо пахло карболкой, керосином и смесью дёгтя с потом. Мы, дети были особенно восприимчивы к запахам и поэтому встречали Саню всевозможными шуточками. Сделали из марли респираторы-противогазы, и каждый раз встречали Саню криками:
- Саня идёт, одевай противогазы!! – Я, Валя и Колька натянули на нос марлевые повязки и чинно сели у печки.
- Ба! Чаво эт на них?! – с интересом вопрошала вошедшая Саня.
- Проходи тёть Сань, сейчас кино начнётся!- мать подталкивала гостью в переднюю и за её спиной, смеясь, погрозила нам.
Не снимая противогазов, мы быстро оделись и выбежали на улицу подышать свежим воздухом.
- А пошли к бабе Мане! – предложил я.
- Пошли!!
Она сидела за машинкой и шила что-то. Постучали в окно и спрятались. Бабушка выглянула – никого. Постучали опять, в другое окно. Бабушка потушила свет и увидела три фигуры, стоявшие во дворе под клёном. Две побольше и одна поменьше, с лопаточкой в руках. Вышла в сени, открыла дверь:
- Заходите озорники!
- Баб! А чем ты нас угостишь?
- Чаю хотите, с кокурками?
- Хотим!!!
Раздевшись, уселись за стол пить чай с сахаром вприкуску и с румяными кокурками.
- А я только было, хотела идти к Вам на телевизор. Сегодня кино «Всадник без головы», я книжку эту читала, интересная!
- Пойдём баб, только у нас там Саня Китайцева сидит и без противогаза никак нельзя заходить, мы тебе дадим, вот – Валя вытащила из кармана марлевую повязку.
Баба Маня посмеялась и стала одеваться. Мы выпили свой чай, оделись и побежали во двор. Нам под ноги, радостно виляя хвостом, бросился «Боцман», вероятно, прибежал по следам. Бабушка повесила замок на дверь, и мы отправились.
- Мам, проходи, а то мы уж думали, что ты не придёшь, кино только-только началось, - Геннадий помог матери снять полушубок, проводил её в зал и усадил на диван.
Только уселись, опять стук в дверь.
- Да! Да! Войдите! – ответила Тамара.
- Мо-о–ожно-о-о? – медленно перешагивая через порог, вошла соседка, Мишурина Саня.
- Я слыхала, ноньча кино больна хароша….- смущённо оправдывалась она.
- Проходи, проходи тёть Саня, - Тамара достала последнюю скамейку из чулана и усадила Саню  «на Камчатке», почти у самой двери.
- Тёть Сань, тебе видно?
-Ничаво, я пока хорошо вижу.
- Ну, тише что ли!! – нервничал Геннадий, прибавляя громкость своего телевизора «Верховина-А».
Саратовское телевидение показывало художественные фильмы каждый день. Начинались они рано, поэтому после фильма и ухода гостей садились пить чай, и тщательно проветривали весь дом, чтобы улетучился запах Китайцевой Сани.
                *   *   *

Новогоднее торжество в наших домах всегда начиналось с того радостного момента, когда в дом приносили большую пушистую сосну, ставили её в середине комнаты на деревянную крестовину, доставали с подловки большую картонную коробку ёлочных украшений и начинали украшать - наряжать ёлку. Радовались каждой игрушке. На вершину водружали звезду, развешивали прозрачные, с нанесёнными на них, фосфоресцирующими ночью, рисунками рыбок.
На ёлку приглашали всех своих друзей, сестёр и братьев, да всех соседских ребятишек.
 Готовились. Делали костюмы детям, взрослым – костюмы деда Мороза и Снегурочки. Готовили небольшие подарки всем детям в бумажных пакетах, пекли «хворост», «розочки».
В день ёлки кто-то из взрослых, наряжался Дедом Морозом и торжественно входил в дом из сеней, волоча за собой большие деревянные санки с подарками, и приговаривая: «- я пришёл из лесу….». Дети плясали вокруг ёлки, рассказывали стихи и в награду получали подарки.
Ёлки проходили почти в каждом доме. Дети ходили по приглашениям соседей, родственников и новогодний праздник для них длился почти месяц.

*   *   *

 Первый раз в первый класс. Запись детей в школу проводилась во дворе детской  консультации. Первая учительница – Казанкова (Сластухина) Мария Ивановна вела у нас первые свои уроки после педагогического училища.
Школа находилась в Колояровке (так в Золотом называется этот район у церкви; есть ещё Виноградовка и Рынок – центральная часть села).
В классе большая чёрная доска на стене, вторая доска на подставке, поворачивающаяся то одной стороной – в клетку, то другой – в линию с наклоном для правильного написания букв.
Школьная форма состояла из гимнастёрки, одеваемой через голову, брюк под гимнастёрку и сверху, на поясе, широкий ремень с большой металлической пряжкой.
На переменах играли во дворе или коридоре, если холодно. В суматохе с разбега, в дверях класса я столкнулся лоб в лоб с одноклассницей Коробковой Наташей…
 А однажды утром в коридоре школы кто-то опрокинул огнетушитель и был жуткий запах.
С нами первоклассниками, в соседнем классе учился четвёртый класс. Они, как пионеры, нам октябрятам поставили сказку о попе и работнике Балде. Суконцев Валера читал по книге текст и верёвкой водил по полу – мутил воду, вызывал чёрта, остальные изображали действие.
Зимний парк Золотого, Мы, первоклассники, после уроков вместе с учителем, пробираемся по сугробам к тому самому месту, где была замечена сова или филин. Идём по сугробам, дышим ещё не отравленным воздухом, полушёпотом пересмеиваемся, чтобы не спугнуть сову. Свалился валенок с ноги Несветаевой Оли, его подобрал Журавлёв Вовка, поднял и говорит:       « - вот сова!». Сова сидела на дереве в парке и вертела головой. От нашего шума она сорвалась и перелетела глубже в парк.
В 1961-м году Волга, покорённая плотиной Сталинградской ГЭС, покрыла водой все лучшие места золотовских берегов и лугов, оставив каменистый обрывистый берег. Леса, с радостным сознанием победителей природы, варварски вырубались и на баржах вывозились на дрова. Звери, птицы, насекомые гибли и разлетались по округе, чтобы погибнуть в мелком кустарнике или садах…
В конце мая, после занятий, всем классом отправились в поход в пойму речки Золотухи, в бывшие сады наших бабушек.
Тетрадь за 1 класс «по письму», как тогда назывался этот предмет русского языка, имела косую линию – клетку, в которую вписывались буквы. Практически уделялось большое внимание выработке хорошего почерка, даже предмет такой был – чистописание, когда учитель диктовал текст, а ученик должен без помарок правильно выписывать каждую буковку как в учебнике и не иметь помарок. Сейчас этого нет в школах, а почерк наших детей и отдалённо не похож на образцовый. Нет культуры письма, нет и общей культуры человека.
Моя тетрадь за третий класс мало, чем отличается от тетради за первый класс. То же тщательное выписывание буковок, и борьба за красивый чистый почерк.
В третьем классе я учился уже в центральной, каменной школе, где во время войны учились мои отец и мать.
С наступлением тёплых дней наша семья переходила со всей своей кухонной утварью из дома в кухню – пристройку к дому. Здесь был земляной пол, по стенам висели железные полки. Стоял большой ларь, на котором располагалась керосинка для приготовления пищи. В конце мая кончалась учеба, и мы уезжали на баржу к родителям, плавали всё лето по всей Волге. Это незабываемое! В это время ещё ходили колёсные пароходы постройки начала века и современные трёхпалубные теплоходы, и дизель – электроходы, имевшие каждый своё название. Насчитывалось их по 300-400 шт. Баркасы, самоходки и толкачи типа ОТ, ОТА, имели просто номера. Здесь были толкачи – буксиры серии «Дунайский», «Озёрный», танкеры «Волгонефть», сухогрузы «Волго-Балт». Весь этот флот проходил мимо нашего борта встречно или обгонял. Волга в эти 60-е годы просто кишела флотом.
*
Весной и осенью я со своим двоюродным братом Трузгиным Валерой часто ездил на новом велосипеде через всё село в Виноградовку, к Крикушовым бабушке с дедушкой. Дед Василий имел моторную лодку,  ставил её в овраге и использовал для полива своего сада.
Сад был большой, почти полгектара. Почва была глинистой, на которой росла только полынь. Для сада дед привозил чернозём, песок, удобрения, искусственно создавая плодородный слой. Рассаживали виноград, яблони, сливы, вишню, груши, постоянно прививая, улучшая сорта. Бабушка Груня работала в резиновых сапогах, поливая сад, ухаживая за деревьями и овощами.
Кот бабушки Груни был большой проказник, лизоблюд и неслух. Чтобы полакомиться сливками, он залез на полку к горшкам, но бабушка, увидев его, рассердилась и взялась за хворостину. Досталось бедняге хлыстом по спине. Он со страху выпрыгнул за дверь и, ничего не видя перед собой, бросился в сад, да угодил лбом в молодое деревце, которое тут же переломилось. Кот метнулся в сторону и наткнулся на деда, который сейчас же добавил бедняге лозой за сломанный саженец. Дерево забинтовали и показывали всем, рассказывая историю про кота, ошалевшего с перепугу.
*
Улицы Золотого. Как назывались они раньше? Улица Калинина была Милицейской, а ещё раньше, до революции? Улицы Советская, Заговёнкова, Танцарова, Крупской, Колхозная, Пролетарская. Как назывались они? А переулки? Кто помнит их старые названия?
На месте современного кинотеатра «Маяк», которого теперь тоже нет, стояла деревянная пожарная каланча с колоколом и площадкой на самом верху, где находился дежурный, наблюдавший за селом. В случае пожара он звонил в колокол, звон которого вызывал тревогу и звал жителей на пожар. Под каланчой был базар с лотками, закрываемыми щитами, и ряд открытых прилавков.

*

1966 год. Я начал вести свой дневник, и уже вовсю фотографировал. Летом в плавании по Волге. Весной и осенью учёба в школе, ожидание плавания или ожидание прихода на зимовку родителей с гостинцами и подарками.
Особый вкус (ощущение) этого времени я передать не могу, это только моё. Это моё Золотое в котором я жил….
Апрель, Велосипедные катания, Волга с льдинками – иглами и прохладно – голубой гладью воды. Баржи готовые в рейс после зимовки. Фотография - хобби. Постоянно экспериментировал с фотосъёмкой, изучал книги по фотоделу.
Бабушка Маня после ухода родителей в плавание переселялась к нам вместе со своей швейной машинкой «Зингер», которую перетаскивали мы с двоюродным братом Валеркой из её дома.
Дочь бабушки – Люся, мы так и звали ее, несмотря на разницу в возрасте. Она не обижалась, а напротив, гордилась, что нет возрастного барьера. Люся постоянно нянчилась с нами. Читала вслух «Весёлые картинки» со дня их основания в 1959 году, Корнея Чуковского, Барто, Маршака, ходила с нами в парк на качели и в кино, и всегда была заводной и заводилой. Работала она начальником Золотовской почты. Заходила проведать нас каждый день и всегда с гостинцами, то лимон, то конфеты. Мы с радостью ждали её, она всегда расскажет что-нибудь интересное.
Почти ежедневно мы ходили в кино. Кинотеатр стоял в колояровке, недалеко от Собора, который тогда был складом зерна. Детский сеанс начинался в 5 часов вечера, и билет стоил 5 копеек. Зал всегда был полон. Мало того, зрители сидели на полу прямо перед экраном. Но весной кинотеатр сгорел, и фильмы стали показывать в доме культуры.
Пожар в кинотеатре
Шел  детский сеанс, когда свет в зале внезапно вспыхнул, и билетёрша тревожным голосом попросила всех выходить. Чувствуя запах дыма, зрители спешно выскочили на улицу и окружили здание кинотеатра. Из-под крыши уже вырывались клубы белого едкого дыма, застилавшего всё вокруг. Ещё мгновение и деревянная крыша вспыхнула.
Тревожная весть тут же разнеслась по Золотому, достигла пожарного депо и отозвалась тревожным звоном большого колокола на высокой деревянной каланче. Пожарные вскочили в машину и, включив сирену, помчались.
- Разматывай шланги!!
- Разойдись!! – пожарный волочил кишку от машины к месту пожара – включай, Петрович! – махнул он рукой напарнику и направил брандспойт в сторону огня. В шланге зашипело, и из сопла вырвалась струя воздуха, раздувающая ещё сильнее огонь пожара.
- Петрович! Воду давай!! Воду!
- А где я табе её возьму, воду – то! Ежели Фёдор намедни ездил в Пряхино сад тёще поливать! Ядри яго в корень! Сматывай! Поедем заправляться! Эй, малец! Иди сюды! – позвал он Вовку  Журавлёва, стоявшего рядом, - беги на почту, позвони в Красноармейск, пусть пришлют пожарную машину! Беги! Быстро!
Со всех ног Вовка бросился на почту, вызвал машину, а пока шёл обратно, она уже приехала, выбросила воду во всепожирающий огонь и умчалась заливаться.
Со всех улиц к кинотеатру тянулись вереницы людей с вёдрами, лопатами, баграми; подводы лошадей, везущих бочки с водой. Всё это выплёскивалось, набрасывалось на бушующий огонь, но он только огрызался множеством искр и вовсе не думал успокаиваться.
Капитан теплохода «Дальний» увидел пожар сразу. Этот гигантский столб огня и дыма нельзя было не заметить, поэтому он включил рацию:
- Золотое! Я «Дальний»! Приём!
- Дальний, я Золотое, где находитесь! Приём!
- Вас проходим главным фарватером! Что у вас за дым?!
- Кинотеатр горит!
- Понял! Поможем! До связи!
- Спасибо! До связи!
Оставив на рейде свои баржи, теплоход на аварийной скорости подошёл к берегу. Матросы размотали толстые шланги. От кинотеатра к ним  уже бежала группа людей во главе с Трузгиным Анатолием. Быстро расставив людей вдоль шланга, он ухватил металлический наконечник брандспойта и потащил его к огню. Пошла вода, И струя, толщиной в руку, ударила по огню, ответившему зловещим шипением, но вода не кончалась, а напротив, мощь её росла с каждой минутой. И когда на теплоходе дали полное давление, Анатолия, державшего шланг в своих «железных» руках, мотало из стороны в сторону, а вода рвала доски и рушила обгоревшие стены.
*   *   *

По вечерам смотрели по телевизору фильмы, в праздники «Голубой огонёк», цирк или КВН с молодыми Александром Масляковым и Татьяной Жильцовой, концерты Эдуарда Хиля и Майи Кристалинской.
В школе, на большой перемене, мы успевали сбегать домой, подкрепиться чем-нибудь и отнести портфель, если дальше была физкультура или труды.
Во второй половине мая мать приезжала навестить нас и привозила гостинцев: лимонов, колбас, леденцов в металлических баночках, и денег. Сестра Валя уезжала с ней на баржу, а я оставался доучиваться.
20 мая было затмение солнца, которое мы фотографировали и наблюдали.
Вскоре и за двоюродным братом Валеркой приехала мать Нина и увезла их с сестрой Ириной на баржу – им предстоит рейс через Каму на Вятку.
Учиться осталось три дня, уроков почти не задавали, и я читал книги. Люся с почты принесла письмо от родителей – они в Астрахани.
28 мая учёба закончилась! С Колей Крутовым – троюродным братом, фотографировались, купались в кадушках и ваннах и ходили друг к другу через три двора. На нашей улице по вечерам собиралась молодежь у двора на большом бревне. Журавлёвы, Галя Грошева, Крутов Коля,  Саша Пермяков, который дрался с Мочаловым Сашкой, дразнил его  кличкой «Джентльмен», бросал в него песком. Бабушка Мочалова в крик:
- Он Синьсильмен, а ты немец, настоящий немец! – видимо из-за того, что отец Пермякова – Пётр Ильич был учителем немецкого языка в нашей школе.
А Мочалов машет палкой у двора и корчит всем нам уморительные рожи.
31 мая за мной приехали мать с Валей в 4 ночи на пароходе. А вечером нас дед Василий на своей моторке отвёз на причал. В 12 ночи пришёл «Туркменистан», мы заняли места в кормовой каюте 4 класса.
В 9 утра пришли в Саратов. Справившись в диспетчерской о своей барже, сели на теплоход «Добрыня Никитич» и поехали в Балаково. Завтракали в столовой, фотографировались на палубе. В 6 вечера были в Вольске. Стоянка 2 минуты. В 8 вечера в Балаково. Отец  стоял на рейде, увидел нас и на лодке приехал.
Поели окрошки и усталые завалились спать.
Летнее плавание на барже было лучшим отдыхом. Каждый день новые причалы, города. Пляжи и купания, рыбалка и катание на лодке.
В Балаково у причала стояли под разгрузкой контейнеров, прямо с борта «пауком» ловили рыбу.
Против Балакова находится село Девичьи Горки, у которого стоял земснаряд, черпающий со дна Волги песок. По большой трубе песок с водой заливался в баржи – песочницы. Вода сливалась за борт, а песок оседал в трюмах. Были песочницы – площадки и бункера. На площадках плавала команда, а бункера без команды.
Паровой баркас «Гурзуф» подвёл нас к песочнице, и после её загрузки колёсный пароход «Слесарь» повёл наш караван в Саратов. Борт о борт с нами шел бункер, и мы купались в его трюмах, где были озёра тёплой воды среди песка.
На другое утро стояли в Саратове у причальной стенки под погрузкой.
Ездили в город за покупками. Я покупал фотоматериалы, купил объектив к фотоувеличителю.
Наше лето на Волге проходило очень насыщено и интересно. Каждый день новый причал, новые впечатления. И не хотелось уезжать домой, но Золотое требовало нас к себе. Пора в школу.

*
31 августа 1966 год. Школьная линейка. Я, сестра Валя, Валерка и Колька, все в парадной форме, в пионерских галстуках.
Линейка тогда проходила во дворе школы. Торжественно. Учителя и родители нам давали напутствия. Фотографировались. Рассказывали друг другу о прошедшем лете.
Радостно-заботливая обстановка.
Вечером, в шесть часов ходили в школу узнавать расписание уроков на завтра.
Первого сентября начались уроки. По пути в школу Коля Крутов  всегда заходил за мной, я завтракал, и мы с ним бежали в школу.
На большую перемену мы успевали сбегать домой, подкрепиться корочкой хлеба и вернуться в школу.
Уроки кончались около часу дня. После обеда учили уроки и шли на Волгу купаться или заниматься дворовым хозяйством. Мыться в бане я ходил к  Крикушовым в Виноградовку, где жил брат Валерка.
 Ношу воду из колонки, бабушка занимается хозяйством, сестра Валя учится и по вечерам ходит в детский сад за Лидой – дочкой нашей тётки Люси.
По вечерам собирались на улице и играли, это называлось у нас тогда «бегать по улице».
Готовили обеды на керосинке, поэтому раз в неделю я ходил с бидоном в керосиновую лавку, в центре Золотого, расположенную на возвышенности в подвале, оставшемся от разрушенной коммунистами церкви, где потом построили пожарное депо.
Осенью покупали арбузы очень дёшево по 3-4 коп. за килограмм.
На завтрак бабушка Маня жарила нам макароны.
В школьном буфете тётя Соня продавала по 15 копеек кусочки вафельного шоколадного торта, который нам очень нравился, и в перемену всегда стояла очередь. Этот торт покупали и домой.
Кроме телевизора по вечерам смотрели диафильмы через фильмоскоп. Простынь на стенку, тушили свет. Диафильмы покупали летом в плавании. Были цветные и чёрно-белые, сказки и быль.
Я делал свои диафильмы, поделил в фотоаппарате кадр пополам, заснял плёнку, и контактной печатью летом сделал диафильм, ещё на барже. Между двумя стёклами в темноте совмещал негатив и плёнку, экспозицию давал спичками 1- 2 -3 вспышки, проявлял пробные куски, выбирал лучшую экспозицию. Потом этот диафильм я разрезал на кадры и вклеивал в рамки.
Люся помогала нам во всём. Покупала арбузы, помогала по хозяйству, а по вечерам они с Лидой приходили к нам на телевизор.
23 сентября Люся узнала, что нашу баржу приведут в Саратов, и они с Алексеем Павловичем хотят ехать к ним. Я тоже поехал.
Дизель-электроход «Чайковский» будет в Золотом около 12 ночи, но он опаздывал на час. Мы заняли места-лавки в каюте 4 категории и улеглись спать.
Утром половина девятого были в Саратове.
С причала я увидел караван с нашей баржой, только что пришедшие на рейд. Мы сдали багаж на дебаркадере в камеру хранения, и пошли в город, потом поехали в речной порт и на баркасе на баржу. Ночевали на барже, на другой день вечером теплоходом в Золотое.
Школьники наши Золотовские приезжали в цирк теплоходом, и возвращались тоже с нами в Золотое. Мы  привезли 4 мешка картошки – оставили её на причале в лабазе. Ночью в Золотом темно, от пристани до дома всего 4-5 лампочек, а путь длинный. Мать тоже с нами приехала погостить-навестить. Вечером приходили бабушка Груня с дедом к нам, увидеться, поговорить и телевизор посмотреть.
В сентябре мы с Колькой Крутовым посещали фотокружок, который вёл тогда Трифонов Григорий. Однажды, в пять часов вечера, мы с Колькой пришли на фотокружок. Занятия уже начались. Подошли мы к двери, и в этот момент нас охватил безудержный смех. Только возьмемся за ручку двери – смех валит нас с ног. И так раз двадцать. Пришлось минуту погулять по парку, успокоиться, потом войти.
Вечером, перед сном, я обязательно читал книгу. Причём книги клал рядом, читал по одной, и эта кучка постепенно уменьшалась.
В субботу ездил в Виноградовку. Там, с Валеркой, запускали змей, играли в шахматы, в волейбол, мылись в бане.
Конец октября и начало ноября – время нетерпеливого ожидания прихода на зимовку родителей. Мы с Валеркой постоянно смотрим на Волгу, на движущиеся караваны барж и гадаем, наши или нет.
Начало ноября – каникулы. Морозно.
Наконец-то этот день настал! Караван барж медленно двигался вдоль берега  в бухту Золотовского порта. Мы радостно бросились на велосипедах встречать наших водников.
Подарки, радость, веселье продолжалось несколько дней.
Бабушка Маня сдавала хозяйство и уходила на зимовку в свой домик.
В декабре, под новый год, ходили на печёнку – закалывали свиней, то у Крикушова Виктора Васильевича, то у Трузгиных, то у Козловых. И у нас к осени подрастала свинья – путешественница.
В 6 классе я учился в одноэтажной деревянной школе. Классный руководитель Журавлёва Вера Ивановна, дочь Золотовского «Анискина», Зуева, местного участкового милиционера, была активной и весёлой. Немного картавила, но это не мешало ей, а напротив, придавало сходство с Великим Лениным. Она устраивала литературные вечера, ставила с нами пьесы Маяковского ( «Рассказ Хренова о Кузнецкстрое»), заставляла нас с Сарафоновым Сашкой и Витькой Коробковым фотографировать всё интересное вокруг, в школе. Её муж, высокий, учитель физики Иван Николаевич, постоянно шутил с нами, и на уроке, сидя верхом на столе, говорил что «со временем поймёте»; фотографировался с нами в школьном дворе на фоне нашей деревянной школы.


Весна 1967. Март. Саратовское телевидение начало транслировать вторую программу на пятом канале. Чтобы принять его здесь в Золотом, надо было антенну поднять на мачте как можно выше. Жители экспериментировали с различными конструкциями антенн. Мы с Колькой собрали рамочную антенну, а телевизионного, коаксиального кабеля у нас не было. Взяли провод в толстой изоляции, обмотали его тонким медным проводом, но у нас ничего не получилось.
Новая общественная баня в Золотом работала вовсю. С отцом ходили туда по субботам, брали номер с ванной и купались, пока нам не начинала стучать в дверь  Дуся – банщица. Она следила за временем, прошёл час, освобождай  «номер», и запускала следующих.

Банный день
Почему именно суббота и именно в Золотом вызывает во мне чувство банного дня? Что это? Точно не определить. Но чаще всего это какая-то суетливость, пасмурность и озабоченность. В этот день по улицам села идут жители с сумками, набитыми мочалками, полотенцами, бельём, а кое у кого и напитками. У многих из сумок, а у некоторых из-под мышек торчат веники берёзовые и дубовые, на любой вкус.
Небо почему-то, чаще пасмурное, тихо, безветренно, и начинает моросить мелкий дождь, превращая пыль на дорогах в чавкающую под ногами, грязь. В воздухе носится запах мыла, пота, разгорячённого немытого тела и дыма из котельной трубы общественной бани и множества дворовых мелких бань.
Общественной баней пользуются не все. Кто брезглив или стеснителен, построили свои баньки во дворах. Кто любит попариться, не торопясь, основательно,  имеет свою парную. А кто общителен, или скажем, человек казённый, живущий в каком-то там коммунальном дворе, естественно не имеет своей баньки и идёт в «общую», как называют  её жители. А построена она в самом начале шестидесятых, имеет оригинальную архитектуру, за что однажды проезжие туристы с теплохода приняли её за местный театр. Два парадных входа. Множество окон. Широкие раздевалки. В театре, кстати, тоже имеются раздевалки, но там не раздеваются так глубоко; там артисты, будь они талантливы, сами проникают в глубины души. А здесь, в баньке, каждый сам себе артист, сам воздействует на себя посредством кипятка и веника, только поохывая и постанывая в такт блаженному самоистязанию, испытывая истому иной раз не хуже чем в театре в самый апогей какой-нибудь модной премьерки. Остудившись в предбаннике и хлебнув напитка, очищенный подаётся домой, блаженно шествуя по тихим улицам Золотого.

*   *   *

Свою баню во дворе отец строил из старой бани, перенесённой со двора  бабушки Мани. Там её разобрали, пометили все пластины и привезли к нам на двор. Отец её собрал, нанял печника, и уже в середине апреля мылись в своей бане.
Середина апреля, а мы уже на велосипедах! Купили динамо с фарами и по вечерам катаемся. Хотя местами ещё грязь не просохла, Валерка даже свои калоши в грязи оставил. Никаких мощёных тротуаров тогда в Золотом не было конечно. И весной было благо, когда появлялись первые тропки, по которым можно было пробраться в нужные направления. Тогда мы сбрасывали громоздкие резиновые сапоги и одевали ботинки.
По вечерам, после велосипедных прогулок я  читал и готовил уроки. Отец ходит ежедневно в порт, где зимуют наши баржи. Волга почти очистилась ото льда, снизу пошли первые «Волго-доны».
17 апреля и вовсе стояла жара. Я во дворе строил себе фотолабораторию. Отец ездил в райцентр, в Красноармейск, менять паспорта.
На велосипеде я постоянно ездил в порт. С отцом занимались на барже, готовили лодочный мотор к навигации, топили в каюте печь, ловили рыбу – Волга уже чистая.
Наши баржи: 2238, 2212, 2230 загрузились зерном у Золотовского элеватора, и пошли в рейс, а мы остались доучиваться в школе.

30 апреля мы с Валеркой закончили строительство в нашем дворе фотолаборатории, провели туда электричество, поставили радиолу, сложились по пятьдесят копеек, купили вафельный торт и отмечали новоселье.
На первомайскую демонстрацию я не пошёл, а весь день читал.
Второго мая во дворе включили воду, летний водопровод.
Крутов Коля жил от нас через три двора, протянули от него ко мне ниточный телефон над дворами, спичечный коробок и разговаривали.
Уроки биологии проходили теперь в школьном саду. Мещерякова Клавдия Ивановна громко рассказывала нам о растениях, заставляла копать приствольные круги.

Май 1967 прошёл в учёбе, заботах по дому, ожидании каникул.
31 мая за нами приехала мать и увезла нас на баржу, стоявшую под погрузкой в Ровном, против Золотого. Был шторм. Отец встретил нас с теплохода около двух ночи, и только под утро, мы поехали на своей моторке вдоль берега к барже, стоявшей у элеватора. Пасмурно, холодно. Дождь.
Из Ровного нас забуксировала самоходка  СТ, и после выгрузки в Саратове, загрузились мукой на Каму. Это был большой и интересный рейс. С дальнего рейда Саратова нас взял «Озёрный 89». Через два дня были в Тольятти, шлюзовались. Отсюда «Академик Лепёхин» с караваном барж повёл нас в Чистополь, на Каму.
Татария. Причал. Выгрузка. Нерусская речь грузчиков в трюме, хотя мат по-русски. Ходим на берег, в город.
До свиданья лето.

Прекрасная летняя пора, когда мы с родителями плавали по Волге, подходила к завершению. В конце августа стояли на рейде в Саратовском порту и готовились к отъезду в Золотое.
- Гена, успею я ребятишек отвезти, пока ты выгружаешься? – Тамара советовалась с мужем.
- Да конечно! Ещё дней пять простоим!
Мы приуныли. Неохота было расставаться с Волгой, летом, каникулами. Но всё всегда кончается. И начались сборы. Укладывали новые купленные учебники, тетради, пеналы и контурные карты. Целый мешок набралось одежды. И ещё мешок игрушек.
Спустили лодку на воду, поставили подвесной мотор и, погрузив весь багаж, пошли в каюту переодеваться в дорогу. Геннадий надел китель с морскими пуговицами и форменную фуражку.
- Поторапливайтесь, поедем пораньше, надо сесть на пароход до начала посадки, занять места.
Закрыв каюту, погрузились в лодку и поехали.
- Ветер раздувается! – Геннадий сидел за мотором и вёл лодку к пассажирскому причалу. Вдоль берега стояли дебаркадеры-пристани с множеством пришвартованных белых пароходов.
- Гена! Вон наш! – перекрикивая шум мотора, Тамара указала на дизель-электроход «Узбекистан», стоявший у дебаркадера.
Пароходами они назывались по общепринятой терминологии на флоте для всех типов самоходных судов.
- Где?! Не вижу!
- Да вон, у третьего причала! Подъезжай к корме!
Геннадий сбавил ход и на «малом» подошёл к корме парохода.
- Глуши мотор! – я приготовился ухватиться за борт парохода и привстал в носу лодки.
- Это что за гости? – спросил нас матрос с борта парохода.
- Мы с баржи, - ответил Геннадий.
- Понятно! Давайте помогу,- он принял наши сумки с багажом и помог подняться нам на борт.
-Занимайте места. Я сейчас лодку поставлю к мосткам и приду! – Геннадий на вёслах поехал к берегу.
Мы дотащились по пролёту до носовой общей каюты и заняли три полки.
Я вышел на палубу и сошёл на дебаркадер. Здесь, у мостков, отец учаливал лодку.
- Места заняли?
- Да! В носовой каюте! Пап, пойдём за мороженым?
- Пошли!- отец ещё раз осмотрел, всё ли заперто на лодке, подёргал вёсла, обмотанные цепью, и мы пошли в город. Здесь стояло множество киосков, вытянувшихся вдоль Бабушкиного взвоза. Купили четыре порции мороженого и вернулись на пароход.
- А хлеба ржаного не догадались купить?! – встретила нас Тамара
- Да смотрели, но его там нет. Дают дрожжи, надо бы купить. Тома, дай рубля два, я схожу.
- Да, дрожжей бы надо, хлеб всё время печём. Сходи, Гена, купи. Мы с собой в Золотое тоже возьмем.
Геннадий поспешно ушёл и через полчаса вернулся со свёртками.
- Ну что! До отхода осталось двадцать минут! – он посмотрел на свои карманные часы «Молния».
- Пап, пойдём на палубу, прогуляемся! – Валентина потащила за собой отца из каюты вверх по лестнице. Я тоже присоединился к ним.
Гуляя с нами по палубе, отец давал нам наказы:
- Слушайтесь там бабу Маню. Хорошо учитесь и пишите нам! А мы в ноябре на зимовку придём.
В это время на палубе заговорило радио, и радист объявил, что до отхода осталось пять минут.
- Пойдёмте на нижнюю палубу – Геннадий попрощался с детьми, Тамарой и по трапу сошёл на дебаркадер. Заиграл марш «Прощание славянки» и наш «Узбекистан», медленно отваливая от пристани, отправился в рейс. Отец стоял у перил и махал нам вслед. Я его сфотографировал. Пароход наш развернулся и пошёл полным ходом. Чтобы увидеть отца, мы с сестрой перешли на правый борт, потом на корму и махали отцу, отвечавшему нам своей фуражкой, зажатой в вытянутой руке, до тех пор, пока причал стал едва  различим в вечерней дымке заходящего солнца.
Грустно было всем в этот час расставанья.
*   *   *


1 сентября пошли в школу. Как всегда, Коля Крутов заходил за мной утром, и мы бежали с ним через парк, через площадь, в нашу школу.
Почти весь сентябрь купались на Волге, фотографировались, строили ветряк с генератором, занимались в своей дворовой лаборатории.
Забор.
В этот сентябрьский день с утра дул сильный ветер, начавшийся ещё ночью. Я пришёл из школы и увидел бабушку Маню озабоченной чем-то.
-Вова! Пришёл уже! Садись, поешь галушек жареных, я сейчас разогрею, - она торопливо зажгла керосинку и поставила сковородку, - у меня сегодня чай несчастье случилось!
- Какое?! – спросил я,  переодеваясь из школьной формы в домашние брюки и рубашку.
- Да на моём дворе нонче ночью весь забор упал. Ветрище-то катат! И что таперь делать, прямо не знаю. Сейчас вот поешь, и давай сходим, посмотрим. Может Лёшку позвать? – размышляла она, но зятя не хотелось отрывать от работы, в такой шторм ему связисту тоже достаётся по столбам лазить, вон провода-то как гудят.
- Сходим баб, посмотрим, сделаем! А гвозди там у тебя есть? – спросил я, тыкая вилкой в поджаренные, хрустящие галушки и обдумывая предстоящую работу.
- Да отколь они у меня, надо взять с собой, и молоток не забудь.
Забор накренился в трёх местах, но все три впадины были обращены во двор, а не в овраг, около которого стоял бабушкин домик.
- Баб, хорошо, что в овраг не улетел! – я деловито осмотрел накренившиеся доски,- а вот тут только от столбов отошло.
- Да не только! Вот здесь и столб сломало – показала бабушка на обломок бревна, торчавший из-под досок.
- Баб, а давай новый столб вроем!
- Да придётся.
Вдвоём мы подняли упавший забор, врыли новый столб, укрепили все слабые места и, закрыв калитку на замок, пошли домой, прикрываясь от бьющего в лицо сильного ветра.
*   *   *



26 октября на нашей улице, в её начале, у самой Волги, случился большой пожар. Горело сразу два дома. Теплоход «Отто Шмидт» первым подошёл к берегу тушить пожар, за ним подошёл «Волго-Дон 21» с двумя баржами, «Озёрный 94» и ещё буксир «Беринг», на котором капитаном плавал Шишлов Виктор, он только зашёл в Золотое. 
Мощные струи воды били по огню. Я и Коля Крутов зашли на борт «Беринга». Летом мы часто встречались с ним на Волге, в Тольятти, где он был приписан, в Саратове и вот теперь в Золотом. Мой отец и Шишлов большие друзья – водники и родственники. Сыновья Шишлова Юра и Валера. Валера был свидетелем на моей свадьбе, у Юры я был в гостях в Ленинграде и они с женой Зоей приезжали в Золотое.
Капуста.
- Мам, Лёша сегодня за капустой едет, давай и Геннадию с Тамарой возьмём, они неизвестно когда на зимовку придут, а сейчас середина октября - самая заготовка!
- Да, Люся! Надо бы взять с полцентнера. Деньги-то дать? – Мария Ивановна подошла к своему полушубку, висевшему на стене, достала деньги и дала дочери,- На! Да скажи, чтоб там выбирал, а то гнилья наваляют!
- Мам ну я побегу, а то Лёша на почте наверное заждался!
- Мешки-то! Мешки возьми! – Мария Ивановна вдогонку постучала в окно Люсе.
- Да есть у нас!- хлопнув калиткой, она побежала на почтовый двор, где её ожидал в машине муж Алексей Павлович Козлов.
Я в это время пришёл из школы:
- Баб? Мне сейчас Люся встретилась. Бежала куда-то.
- Да Лексей за капустой едет! Вам тоже возьмет, нарубим и посолим в зиму. Эх! А рубить-то нам не в чем, корыта-то у нас нет! Надо к Полине Коняхиной сходить, у них было корыто. А ты обедай пока я хожу, там картошка, жаренная на шестке, ещё теплая. Валя давеча ела.
- А где она? – спросил я о сестре.
- Да в школу пошла, металлолом собирать. А нам ведь ещё и тяпки нужны. Как только поешь, сходи на мой двор, там, на погребице две тяпки висят, принеси их.
- Ключи от погребицы давай!
- Там не заперто, замок так висит. Ну, я пошла!
Включив радиолу, я сел обедать, дрыгая ногами под столом в такт наигрываемой музыки. Пластинки, вращаясь со скоростью 78 оборотов в минуту, кончались быстро, да и песенки были коротенькие: «Эхо», «Селена», «Чёрный кот», поэтому приходилось часто вскакивать и бегать к радиоле менять пластинки. Под звуки твиста пища быстро усваивалась и, выпив большую кружку молока, я вышел во двор.
Бабушка пришла от Коняхиных чем-то озабоченная.
- Ну что, есть у них корыто?
- Да корыто-то есть, только они нонче тоже капусту рубят. А ты за тяпками сходил?
- Не успел ещё, сейчас сбегаю! А чего с корытом-то? Может, из досок сами сколотим?!
- Да как мы сколотим? Корыто должно быть долблёное, из цельного бревна, без единого гвоздя, вот тогда это корыто! Вон у Коняхиных, оно уж сколько лет у них.
- А нам на сто лет и не надо, только нарубим капусты и всё! Вот толстые доски лежат, как раз подойдут!
- Да подойдут, а может, отец их приготовил куда! Придет на зимовку, а досок нет!
- Нет! Они какие-то кривые, да необструганные.
- Ладно! Снимай их!
- Эх, какие тяжёлые! А какой длины корыто будем делать? Метра три?
- Да что ты, три, там тогда и капусту не найдёшь! Вот эдакое надо делать, не длиньше! – она подняла с земли палку длиной чуть больше метра и подала мне, - вот по этой мерке и режь три доски.
- Я знаю, сделаю! А ты сходи за тяпками!
Я принялся размечать и пилить доски. Пока бабушка ходила на свой двор, корыто уже было готово.
- Баб, смотри!
- А ничего! Только вот здесь надо щели заткнуть.
- Я сейчас клинья здесь вобью!
В это время у двора затарахтела машина, потом открылась калитка, и во двор вошёл Алексей Павлович. В форменном кителе с нашивками связиста, широко расставив ноги, поправляя фуражку и покрякивая, он поздоровался с нами:
- Здравствуйте! А! Старый да малый значит работают!
- Привёз, Лёшь?
- Привёз! Шестьдесят килограммов! Пойдём, Вов, сгрузим!
Разгрузив капусту, Алексей сел в машину и уехал.
- Так, Вова, наточи тяпки, а я кипятком окачу корыто, и начнём рубить.
Вымыв корыто, бабушка взяла нож и принялась резать вилки капусты, удаляя кочерыжки.
- Готово! Острые как бритва!
- Теперь бери капусту и режь на половинки тяпкой, а кочерыжки вырезай и складывай вон в корзину.
- А их есть можно?
- Ешь на здоровье!
Вся капуста была нарублена в три загрузки корыта, спущена в погреб и засолена в бочке.
- Вот! Теперь у Вас в зиму запас будет!
- А корыто-то ещё и на будущий год пригодиться! И не надо будет у Коняхиных брать! – рассуждал я, убирая своё творение в сарай.
*   *   *

7 ноября 1967 года – 50 –летие Советской Власти. Мы всей школой шли по площади с флажками, знамёнами и украшениями. У трибуны остановились. По всей площади гремел Праздник. Ряженый Чапаев на коне с шашкой, песни, пляски под гармонь. В ларьках шоколад и мороженое. Общее ликование. После демонстрации все разошлись компаниями по домам. Веселье не кончалось два дня.
Я всё это фотографировал и тут же, в день-два с Валеркой и Колькой печатали фотографии.
В это время мы много выписывали всяких изданий: «Литературная газета», «Семья и школа», «Юность», «Крестьянка», «Работница», «Юный техник», а мне Люся даже выписала лимитированный журнал «Радио», который на Золотое выделялся всего в трёх экземплярах.
В конце декабря у Крикушовых – старших, в Виноградовке, собрались все их дети с мужьями и жёнами, с детьми – внуками по случаю закола свиньи, «пришли на печёнку». Было весёлое застолье, а мы катались на санках с горки, и нам было жарко и радостно, что все наши здесь и всё хорошо.
Через два дня «печёнка» у Трузгиных, опять праздник. Потом у Крикушовых – младших.


Под новый год, когда кончалась учёба, было самое радостное время! Каникулы! Ёлки! На Золотовской площади стояла большая сосна в разноцветных лампочках и гирляндах, рядом с ней горка-каток.
Новый год наши родители встречали у Люси, а мы все собрались в нашем доме с бабушкой Маней. По телевизору «Огонёк» и новый фильм «Кавказская пленница»! Лидочка, Люсина дочка, была среди нас самой маленькой, уложили её спать и смотрели телевизор до 2-х ночи. С Новым, 1968-м Годом!

На январских каникулах Сарафонов Михаил Иванович поставил нам новую телеантенну. Теперь смотрим два канала, московский и саратовский.
Январь был ветреный, вьюжный. Часто рвались электрические провода, и мы сидели с керосиновой лампой. У соседей Грошевых даже упала антенна от ветра.
Я начал увлекаться радиоэлектроникой. Покупал радиодетали, если у меня заводились какие-то деньги. Колька с Валеркой приходили ко мне со схемами, деталями и мы пытались собирать радиоприёмник. Транзисторы ещё были в диковину, использовали батарейные радиолампы. Монтёр Жора Зуб иногда приходил ремонтировать нам телевизор, и посмеивался, глядя на нашу возню с радиодеталями; он постоянно чему-то смеялся, и любил петь украинские песни.
Не забывали и о зимних играх. Катались на лыжах и санках с высоких обрывистых берегов Волги. Однажды, я прыгнул с высокого трамплина-горки и, приземлившись в мягкий сугроб, сломал лыжу.
23 января мать с отцом поехали в Саратов. Автобусного сообщения ещё не было. На станцию Карамыш добирались на гусеничном тракторе с санями, на которых стояла теплушка с печкой, потом поездом уже до Саратова. Я наказал им купить радиодетали, написал список.
Мой школьный друг Славка Шушукин учился неважно, но был талантлив во многом. Рисовал хорошо, увлекался радиотехникой, фотографией, научил меня делать порох из селитры и древесного угля. Имел сильноразвитое чувство юмора. На уроках рисовал шаржи и показывал их мне. При этом мы с ним давились от смеха, за что учителя нас наказывали, а потом рассадили по разным партам. Я сел с Корчажкиной Ольгой, но Славка присылал мне свои рисунки тайно, и мы смеялись на расстоянии.
В феврале мы с Колькой ходили на лыжах в Ровное.

Лыжники.
Тысяча девятисот шестьдесят восьмого года, февраля месяца, двенадцатого числа день выдался особенно солнечным и тёплым изо всех дней проходящей зимы.
У нас с Колей было по четыре урока, и в 12 часов мы вышли из школы. Сидеть дома в такую погоду не хотелось, поэтому мы решили сходить на лыжах через Волгу, в село Ровное. Всё бы ничего, и не стоило бы говорить об этом, если бы Волга не была так широка здесь у нас. Ни много ни мало, а километров двенадцать с лишним, пожалуй, будет.
Коля зашёл за мной с лыжами. Я взял карманные отцовские часы «Молния», немного хлеба на дорогу и один рубль денег.
Спустившись по тропинке на берег, мы встали на лыжи, и пошли вперёд по скованной льдом водной равнине. Солнце, отражённое снежной белизной, слепило нам глаза. Голубое небо и тишина, нарушаемая лишь нашими голосами, да шуршанием лыж и стуком палок об лёд, создавали таинственно-приключенческий настрой.
Километров через шесть мы сделали привал. Расписались на снежной равнине лыжными палками, оглянулись на свой удалившийся берег, и двинулись дальше. До Ровного отдыхали ещё два раза. Жевали хлеб.
Когда до берега осталось километра два, спешились, зарыли лыжи с палками в снег и пошли пешком, до центра села, туда, где находились магазины. Первым делом подошли к магазину «культтовары», но он закрывался на обед. Побродив час по другим магазинам, вернулись в «культтовары». Купили конденсаторов и сопротивлений, так необходимых нам для изготовления детекторного радиоприёмника. В комиссионном магазине купили по баночке меда, и пошли обратно.
Откопали лыжи и направились к своему берегу.
Километров за пять нас встретил Валерка и предупредил, что там все переполошились, как только узнали, а узнали от него же, от Валерки. Хотят за нами на лошадях выезжать, шутка ли, ночь на носу!
Смущённо-виноватые, мы переступили порог дома и приняли всю, причитающуюся нам порцию наказания за причиненное беспокойство.
*   *   *
В этом году я заканчиваю восьмой класс.
Готовлюсь к выпускным экзаменам. В июне сдача.
Алгебра – 5. Геометрия – 4. Русский – 4.
Написал заявление в 9-й класс.
Летние каникулы самое беззаботное время. Спали до обеда, каникулы всё-таки. Мать утром уйдёт на почту, на работу, оставит записку- инструкцию, что сделать, что на завтрак. Обычно натаскать с Волги воды для бани или сходить за керосином.
Сестре Вале из посылторга выписали дамский велосипед, заднее колесо закрыто сеточкой, чтобы юбка не попала.
 Берег Волги. Прибой, Тепло. Светлые солнечные дни. Валерка, Колька, Грошева Галя, Пермяков Сашка, Журавлёв Вовка, Матвеева Ольга с моей сестрой Валентиной. Лодка,  фотографии, вечерние посиделки на огромных брёвнах у двора Кулеминых.

Ныряльщицы.

- Вов! Поставь лодку подальше от берега на якорь, мы с Олей поныряем!
- Сталкивайте лодку! – Я сбросил с себя одежду, взял с берега четырёхлапый якорь, причаленный цепью к носу лодки и, положив его на борт, стал помогать девчонкам. Лодка почти наполовину  сидела на берегу и не поддавалась нам.
- Валька! Залезайте с Ольгой на корму!
Весело визжа, девчонки запрыгнули в лодку и, тесня друг друга, устроились на самой корме. Нос немного приподнялся и я, легко спихнув лодку на воду, повис на борту на руках, потом, закинув ногу, перелез через борт и поставил вёсла.
- Валь! Давай мы будем грести! – предложила Ольга. Раскачивая лодку, обе перебрались на нос и ухватили по веслу.
Метрах в тридцати от берега я бросил якорь и лодка, сплыв немного по течению и набив якорную цепь, остановилась.
- А!...А!...А!...А!...- Валя, зажав нос правой рукой, подняла левую вверх и, поджав ноги, бомбой прыгнула в воду, выбросив фонтан брызг, заигравших всеми цветами радуги в полуденном летнем солнце. Через секунду, вытаращив красные от купания глаза, и хватая ртом воздух, её голова выскочила на поверхность.
- Ва-а-а-ля-я-я-я! – Ольга шагнула с лодки к ней в воду, взмахнув двумя коротко заплетёнными косичками и, страшно завизжав, ушла под воду, но сразу выскочила на поверхность вместе с воздушными пузырями.
Хохоча, Валя уже карабкалась на корму лодки из воды и, перевалившись через борт, встала на ноги, залезла на люк и, не раздумывая, снова бросилась в воду.
- Валя! Лови меня! – Ольга от неё не отставала.
Вода бурлила, словно в кипящем котле возле лодки. Девчонки мелькали вверх-вниз, вверх-вниз, заполняя своими радостными голосами этот беззаботный день летних каникул.
Я сидел и смотрел на них, потом шутливо столкнул с люка за борт обоих, уже уставших девчонок, весело стучавших зубами и только что  присевших погреться, и, нырнув вниз головой, поплыл к берегу, где, спускаясь по тропинке, шли купаться мои друзья Валерка с Колькой, раздевающиеся прямо на ходу и что-то кричавшие мне сквозь шум прибоя.
*   *   *
Четверо.
В этот тёплый августовский день я с Колькой и моя сестра Валя со своей подругой Ольгой Матвеевой как всегда купались на нашем берегу. Нарезвившись в воде, сидели на берегу и грелись, накинув на плечи свои одежды и вздрагивая переохлаждёнными от долгого купания, телами.
- Зы-зы-зы-зы-зы – стучал зубами Колька, сидевший на корточках укрытый своей рубашкой.
- Ха-ха-ха-ха! Валь! Смотри, он дрожит! Замёрз! Ха-ха-ха-ха, - Ольга смеялась, глядя на него.
- Кольк! Хватит тебе! Кончай мёрзнуть! Пошли купаться! – Я потянул его за рубашку, но Колька вцепился в неё и, весь сжавшись в клубок, цепко сидел на берегу.
- Н-н-н-н-н-н-нет, я п-п-п-по-по-посижу немного, - еле проговорил Колька сквозь зубную дробь.
- Валька! Пойдёмте с лодки нырять! – предложил я девчонкам.
У берега стояла наша лодка, предназначенная под подвесной мотор, который лежал в люке под замком.
- Вов! Давайте покатаемся! А!
- Мотор заперт, а ключей у меня нет. Можно на вёслах!
- Давайте на вёслах! – девчонки быстро залезли в лодку, оттолкнув её немного от берега.
- Эй! Нас подождите! – я взял свою одежду с берега и полез в воду вслед за лодкой,- Кольк! Хватит тебе дрожать, иди залезай, а то без тебя уедем!
- Я так не могу, Вы подъехайте к берегу, я в воду не полезу, замёрз совсем…
- Ладно, иди, лезь! – я подвёл лодку носом к берегу.
Колька перелез через борт и уселся на стлань в носу, прикрывшись своей рубашкой.
- Ну, куда поедем!? – я сел в вёсла и закрутил лодку на месте, загребая одним веслом вперёд, другим назад.
- Вов, поехали в Золотуху! – попросили девчонки.
- Да Вы что!? Замёрзнем! – закричал Колька из носового отсека, - приставайте к берегу, я вылезу!
- Нет уж! Сиди! – я сильными гребками толкнул лодку от берега и направил курсом в Золотуху. Так называется бухта, где расположен золотовский речной причал или порт, как мы его называли. В эту бухту впадает речка Золотуха, в пойме которой, ещё до революции, был большой фруктовый сад.
До бухты километра три пути вдоль берега.
- Всё, я устал! Колька, вылазь, твоя очередь грести! На, погрейся! – я встал и освободил ему место за вёслами.
Колька нехотя сел за вёсла и, вяло, вытягивая руки и отклоняясь назад всем телом, начал грести, плюхая вёслами по воде и брызгая на девчонок. Метров через двести он бросил вёсла.
- Надо передохнуть и погреться.
- Валь! Пошли грести! – предложила Ольга и девчонки, перебравшись на нос, сели за вёсла. Потом я их сменил.
 Обогнув красный буй против кирпичного завода, вошли в бухту и пристали к берегу против речного причала. Ширина бухты не более ста метров, поэтому с этого берега хорошо просматривалась бетонная причальная стенка, к которой ночью швартовались пассажирские теплоходы, а днём «Метеоры». На территории причала стоял длинный деревянный лабаз с широкими проёмами, закрытыми отодвигающимися на роликах воротами. Дальше, за лабазом, на горе, стояло типовое кирпичное здание речного вокзала, к которому снизу, от причала, вела бетонная лестница, освещаемая по ночам прожектором.
- Ура! Мы прибыли на необитаемый остров! – закричала Валя и первой выскочила на берег.
- Валя! Держи меня! – прыгнула вслед за ней Ольга, и они пошли по илистому заплёску, весело переговариваясь.
- Кольк! Вылазь, пойдём на берег!
- Нет. Я замёрз. Я лучше тут посижу в носу, на солнышке погреюсь.
Я вылез на берег и пошёл рвать камыши, растущие здесь по всему берегу.
- Давайте купаться! – Ольга зашла было в воду, но тут же со смехом и визгом выскочила на берег, - ой! Там тина, засасывает…
- Оль! Смотри, лягушка! – показала Валя на воду, и они пошли гоняться за зелёными лягушатами.
- Вовка, смотри, ветер подул, надо бы ехать! – Коля оделся и привстал из лодки.
- Да, какая-то туча идёт. Валька! Ольга! Быстро садитесь! Поедем домой!
Оттолкнувшись вёслами от берега, поехали обратно. А ветер между тем раздувался всё сильнее. Вот уже появились первые волны, набегающие на борт лодки и раскачивающие её. Грести стало труднее. А только ещё обогнули мыс и вышли на Волгу.
Здесь волны уже бушевали вовсю. Высокие, пологие, с пенистыми белыми хохолками, они шли вдоль берега.
Развернув лодку носом на волну, мы с Колькой сели за вёсла. Лёгкая лодка прыгала на волнах, переваливаясь с носа на корму. Девчонки сидели в корме притихшие и озабоченные.
- Вовк! Смотри, вон какая-то лодка из Золотухи идёт! – Колька показал на залив.
 Да! Это Ведерников на спасательной лодке! Сейчас ругаться будет! Валька! Ольга! Лезьте в люк! – крикнул я девчонкам, и они быстро спрятались, закрыв за собой крышку.
Моторка приблизилась.
-Эй! Путешественники! Что это Вы в такой шторм тут на вёслах делаете!? – кричал Ведерников, сбавив обороты мотора,- бросайте буксир!
Я бросил с носа чалку. Ведерников, ухватив её, зачалил за корму своей лодки,- рулите веслом! – он прибавил обороты, буксир набился и потащил за собой нашу лодку.
Через десять минут мы были против своего берега и, отчалившись от Ведерникова, подъезжали уже на вёслах.
- Колька! Бросай якорь! К берегу подходить нельзя! Разобьёт! Прибой!
Колька, размахнувшись, выбросил носовой якорь и лодка, развернувшись носом на стрежень, стала в пяти метрах от берега.
- Выходите, приехали! – постучал я по крышке люка.
Девчонки, утомлённые качкой, выбрались наружу.
- Прыгайте в воду и плывите к берегу! Кольк! Возьми кормовой якорь и отнеси его на берег.
Я привязал вёсла и тоже прыгнул в воду, прямо на набегавшую двухметровую волну.
- Ой, как здорово! Валь смотри! – Ольга прыгала на волну, она её подбрасывала вверх, потом уносила вниз, а следующая волна накрывала с головой.
Вчетвером, весело порезвившись на волнах, они выбрались на берег, оделись и пошли по домам, поглядывая на игравшую на волнах у берега, лодку.
*   *   *

Отец работает на речном вокзале. Дежурит. Много свободного времени, рыбачим. В пойме Каменки сажали картошку, нарыли в августе восемь мешков.
Я недели две вместе с Валеркой работал на кирпичном заводе. По почте выписал транзисторный приёмник «Альпинист», по утрам слушаем передачу на «Маяке» «Опять двадцать пять».
По вечерам ходим в кино.
31 августа школьная линейка. Коняхин Николай Александрович в отпуске с сыном Сашей фотографировал нас. Лучших учеников награждали. Мою сестру Валю наградили книгой за хорошую учёбу.
Сентябрь учёба. Но и купания продолжались. По вечерам ходили в школу на всякие мероприятия, от уборки территории до спортивных секций.
Оба девятых класса объединили в один. Сижу с Мурзовым Владимиром за одной партой, он новенький, из Дубовки.
Хожу в библиотеку, читаю в основном зарубежную фантастику.
У Крутова Коли отчим Евгений Заговёнков  купил лодку.
Из Виноградовки.
Крикушов Василий Иванович, мой дед, купил дом в центре Золотого и, отремонтировав его, начал переселяться из Виноградовки, оттуда, где прошла его жизнь, выросли и разлетелись трое детей, и теперь остался лишь большой сад, который ему с женой Аграфеной Семёновной был уже не по силам.
Почти все вещи были уже переправлены и осталась лишь та небольшая часть, которая, на первый взгляд, кажется второстепенной, ненужной, и которую в конце концов всё-таки берёшь с собой. В числе этих вещей была и высокая деревянная мачта телевизионной антенны, возвышавшаяся над крышей и удерживаемая тремя проволочными растяжками.
Я и Валерка поехали в Виноградовку, но не селом, как обычно, а проехав через центр, мимо школы, выехали на степь, где была прямая дорога в Виноградовку, туда где был двор дедушки, где мы столько бедокурили и играли. Сад, раньше так ревниво опекаемый дедушкой, начал зарастать сорняками.
- Идите в сад, там ещё слива осталась на дереве! – сказала нам бабушка. Не раздумывая долго, мы набросились на дерево, набивая спелыми крупными сливами карманы своих курток.
- Валерк! Пошли на Волгу!
- Пошли!
Мы перелезли через забор и оказались на пустыре.
- Смотри! Вот наша землянка, помнишь, позапрошлый год копали!
- А вот волейбольная площадка, даже разметка ещё заметна!
Побродив по яру, вспомнив прошлые времена, мы с Валеркой вернулись во двор. Здесь уже все собрались.
- Ну что, начнём!? – дал команду Василий Иванович и полез на крышу, - держите растяжки!
Он освободил хомут, удерживающий мачту у карниза и она двинулась. Постепенно стравливая растяжки, опустили тяжёлую мачту на забор и сняли с её верхушки приёмную антенну с длинным кабелем.
- Это, Груша, Вы с Тамарой несите! – отдал он двухметровую конструкцию антенны жене, -  мачту мы положим комлем на велосипеды, а верхушку будем поддарживать на весу. Вова! Валера! Подводите задом свои велосипеды!
Через час мачта была на новой квартире. Сразу же, не откладывая в долгий ящик, приколотили на её верхушку антенну и поставили во дворе у дома, укрепив растяжками.
*   *   *
Помощник.
В маленький домик бабушки Мани я заходил постоянно.
- Здравствуй баба! Чем занимаешься?
- Да вот шью…. А у тебя как, с учёбой-то?
- Учусь, готовлюсь. Тебе может быть надо чего-нибудь?
- Да вон керосин вышел весь.
- Давай бидон, схожу.
Десятилитровый, цилиндрической формы стальной бидон с бумажной пробкой стоял в сенях почти пустой.
- Сейчас я остатки солью, - бабушка вышла в сени и через воронку слила остатки керосина в старую трехфитильную керосинку, - на, вот деньги.
- Ну, я пошёл.
Сбегав за керосином, я немного посидел с бабушкой за столом. Она угостила меня чаем с колотым сахаром вприкуску и кокурками.
*   *   *


Отец купил мне наручные часы «Юность» за 15 рублей.
Во дворе сделали курятник и завели кур, только головы рубить приглашали со стороны.
Часто с Валеркой ходили в гости к своим двоюродным сёстрам Крикушовым Тане с Ольгой. У них всегда были новые грампластинки из посылторга. Играли в карты, шахматы. На улице кувыркались в сугробах – снег валил всю зиму.
30 декабря в школе вечер. Ёлка, лотерея, тир. Музыка через усилитель школьного радиоузла, созданного учителем физики Смирновым Николаем Николаевичем.
В новогоднюю ночь катались на катке на площади, потом смотрели телевизор.
*   *   *


1969. Зимние каникулы. Солнечные, морозные дни. Катаемся на лыжах. Я хожу в библиотеку. Взял книгу, название что-то примерно «Две секунды света» и там, на внутренней обложке, нашёл в свой адрес объяснение в любви от Матвеевой Оли.
После каникул опять в школу. 9-й класс.
19 марта сбылась моя мечта. Отец продал старую лодку, и мы купили магнитофон «Днепро-12М», большой и громкий. Отец посмотрел на нас и сказал, что теперь эта запись у нас будет вечно. Так оно и получилось. Записывать начали с радиолы. Потом переписывали с других магнитофонов. Ко мне приходил Приказчиков Паша с кассетным диктофоном «Десна» и тогда я впервые переписал и услышал Высоцкого. Запись была настолько плохой, что мы не понимали слов. Мать вместе с нами слушала и записывала на бумагу слова песен, «в заповедных и дремучих страшных Муромских лесах…»
Записывались и в микрофон. Домашние застолья-праздники с песнями под аккордеон отца, поздравления, тосты, голоса всех родственников и друзей.
Весной, в марте, отец построил новую лодку, уже под стационарный мотор. Помогал ему советами тесть и мой дед Крикушов Василий Иванович первый мастер по деревянным лодкам в Золотом.
Крутов Коля в начале мая уехал со своим дядей, Коняхиным Николаем Александровичем, в Крым на море, а потом в Обнинск – домой к дяде. Мне он прислал с моря письмо. Мы с Валерой наказали ему купить микрофон, магнитных лент и радиодеталей.
Мать работает на почте оператором. Все её сослуживцы ходят к ней домой шить платья. Люся Хашева, Клавдия Сарафонова, Тося Шишкина, Нина Трузгина и многие соседи, всем хотелось сшить себе новое платье.
Сестра Валя играет на улице с Попковыми, Матвеевой, Смоловой, Грошевой Галей, с приезжей к соседям Богомоловым их внучкой Ирой. Играют в телефончики, в прятки.
Валя переписывается с троюродной сестрой из Астрахани Овчинниковой Таней.
Я записываю на магнитофон хорошую музыку, и слушаем её всей улицей через громкоговоритель во дворе.
По окончании девятого класса всех школьников обычно отправляют в трудовые лагеря. Но наш выпуск в полевых условиях не жил. Нас ежедневно возили в поле.
Утром, всем классом, собирались у правления колхоза, грузились на бортовые автомашины и ехали в Каменку, на плантации. С нами было двое учителей. Классный руководитель, математик, Емельянова Таисия Евтеевна и учитель пения, фронтовик, Рукавицын Василий Сергеевич, дочь которого Ольга, тоже училась со мной.
В первый день приехали на поле, расположились двумя группами. Т.Е. с девчонками, а несколько поодаль В.С. с нами, мальчишками. Сели в кружок, он достал свой портсигар с «Беломорканалом» и говорит:
- Ну! Кто курящий, закуривай открыто, а то будете прятаться по кустам, пожар мне тут устроите! – и задымил своей папиросой.
Шапошников Витька, Кокурин Димка, Лихоманов Колька тут же достали свои сигареты. Мы, некурящие, не желая быть «белыми воронами», тоже закурили. У нас закружилась голова, затошнило. Над нашим кружком поднялось нешуточное облако дыма. Таисия Евтеевна заинтересовалась и подошла.
- Это что у Вас за дым! Курите!?
- Да это я вот. – Василий Сергеевич показал свою папиросу, а мы попрятали свои.
На другое утро, собравшись у правления, каждый из нас в кармане имел уже по пачке сигарет. Дурное дело нехитрое, только начать, а там пойдёт само по себе. Сигареты я прятал в ящике тумбочки, но мать нашла.
Новая лодка со стационарным мотором Л-3 всегда стояла у берега на двух якорях. Катались и купались на ней всё лето.
С Валеркой собрали простейший радиопередатчик, и со своего магнитофона крутили музыку на средних волнах. Во дворе, в саду, я поставил себе кровать, натянул полог, и спал по ночам, покуривая тайно свои сигареты.
В середине лета приехали из Волгограда Смирновы, друзья наших родителей, тоже водники. Виктор Васильевич капитан теплохода. Жена его Катя – золотовская Сажина, их дом стоит в почтовом переулке. Дочь Люба, моя ровесница, подруга моей соседки Грошевой Гали. Я с девчонками проводил всё это время на Волге, купались с лодки, вечерами сидели в нашей летней кухне, слушали магнитофон и сами записывались на плёнку. Галя и Люба пели песенки, что-то рассказывали. Эти записи сохранились на моих первых плёнках.
Родители вспоминали как мы с Любой в двухлетнем возрасте вместе пешком под стол ходили.
Кончилось лето. Школьная линейка. 10-й класс. Учимся в двухэтажной школе, самый большой и светлый класс. Я сидел  с Мурзовым Вовкой из Дубовки, за нами Коробкова Наташа с Корчажкиной Олей. Перед нами Полешкины Нина и Таня из Банновки.
Фотоаппарат «Смена-6» постоянно лежал в моём кармане. Снимал на уроках и на перемене в школе и на улице. Фотоматериалы были дешёвые, печатал фото всем одноклассникам. В 1975 году я переделал все снимки на диапозитивы-слайды, и вот уже много лет пытаемся организовать встречу с одноклассниками, вспомнить, посмотреть снимки, да всё не получается, суета заела. А одноклассников становится всё меньше и меньше.
Вечерами встречались с одноклассницей Шишкиной Ольгой. Гуляли с ней по улицам. Как-то ходили даже тёмным вечером на кладбище. А однажды в декабре, после уроков, пошли на лыжах. Поднялся туман, и мы заблудились в лесопосадках. По столбам вышли на дорогу, в Золотое вернулись поздно и опоздали к 5 часам на классный час.
Готовимся к новому году. В белой одноэтажной школе на сцене развесили гирлянду, закрепив на марлевом полотне маленькие лампочки. Я установил микрофон на стойке.
В ансамбле на гитарах играли Трузгин Валера, Овчинников Коля, Кокурин Дима, а песни исполняли Чернова Таня, Больдюсова и другие.
Я в радиоузле следил за работой аппаратуры и крутил музыку с магнитофона, приносил свои записи.
На 1-е мая Таня Крикушова, моя двоюродная сестра, приехала пароходом из Саратова, где она училась в экономическом институте, привезла новые грампластинки с популярными песнями «Сердце на снегу», «Я буду ждать тебя» и другими. Мы с Валеркой их тут же записали и крутили в эфире через свой передатчик. Слушали нас тогда многие на своих радиоприёмниках. Уровень модуляции мы давали малый, чтобы не было искажений.
С одноклассниками Шишкиной Ольгой, Коробковым Виктором, Шокиным Сашей, Денисенко Валей, и дубовскими: Мурзовым Вовкой, Кавериной Верой собираемся на праздничные вечеринки. Устраиваем застолья, танцуем, гуляем по улицам, ходим на Волгу.
В учёбе основное – подготовка к экзаменам. Консультации. Проработка билетов. Весной, где-то в мае, я подготовил свою дворовую лабораторию, обил её изнутри чистой бумагой из цементовых мешков, установил там магнитофон и готовился. Физику, химию, геометрию я записывал на плёнку, потом прослушивал по нескольку раз, занимаясь во дворе или собирая какой-нибудь усилитель или радиопередатчик.
Готовясь к экзаменам, я параллельно размышлял о дальнейшей учёбе. Послал запрос в Астраханское мореходное училище и получил ответ, но этот вариант не прошёл. Из-за холеры на Волге Астрахань была закрыта.
1 июня первый экзамен – литература, сочинение. Начало в 9 часов. В школе торжественная обстановка, скатерти на столах, цветы.
Кроме нашего, единственного 10 класса в золотовской школе, сдают экзамены оба восьмых класса, Валера с Колей, А и Б.
9 часов. Все замерли в ожидании. Бездуганова Валентина Егоровна, директор школы и председатель экзаменационной комиссии, вскрывает пакет с темами сочинений. «Маяковский о времени и о себе». По роману Л. Толстого «Война и мир». «Ленин с нами». Я выбрал первую тему, подобрал литературу и начал на черновике. Художественной литературой было завалено два стола. Каждый принёс по 10-15 книг, да ещё школьные.
Состав комиссии таков: В.Е.- председатель, учителя Вера Ивановна Зуева, Клавдия Ефимовна Обехова, Валентин Максимович Чувпило.
В 12 часов нам принесли обед: стакан компота, вафли, шоколадные конфеты, круглые шоколадки и плюшки с кремом внутри.
Дверь класса была открыта и я видел, как вышел с контрольной Валерка Трузгин. Шатаясь из стороны в сторону, он подошёл к нашей двери, посмотрел на меня, засмеялся, погладил свой живот и облегчённо вздохнул. Я кивнул ему и стал переписывать своё сочинение на чистовик.
Дома выпросил у отца лодку и поехал кататься. Навстречу мне едет Валерка на своей лодке. Причалили к бакену, покурили. К нам подъехал Сарафонов Сашка с Кокуриным Димой. А с берега машут Рукавицына Оля и Несветаева Оля. Я взял девчонок к себе на борт, и катание возобновилось. Мы таранили друг друга лодками, обливались водой. Подъехал на своей лодке Коробков Витя с девчонками. Бросали за борт друг друга, особенно досталось девчонкам.
К вечеру все разъехались, а я поехал в Морозовскую речку со своими пассажирами. Девчонки здесь нарвали цветов, и мы вернулись к нашему берегу.
3 июня сдаём литературу устно. Я пошёл в школу через парк. Здесь сел на лавке, повторил билеты и пошёл в школу. 10 человек сдали, остальные ждут своей очереди. Я решил сходить к Валерке. У него завтра геометрия и он лежит в саду на кровати и усердно учит. Мы посидели немного, и я пошёл на экзамен.
29 июня выпускной вечер. С утра готовились, оформляли зал, ставили музыку, я написал много новой с радиоприёмника, только вышла песня «Венера», я записал её с «Голоса Америки» и под неё мы танцевали, Вера Ивановна несколько раз просила её поставить.
В 8 вечера началась торжественная часть. Были все наши родители. Выступали учителя с напутственным словом. Завуч, Шичкин Михаил Васильевич вручил нам аттестаты и сувениры, которые мы отдали родителям. Сестра Валя тоже приходила и после торжественной части они ушли, а мы остались в классной комнате на банкет, который окончился около 2-х часов ночи, и то по настоянию Михаила Васильевича.
После банкета  сходили домой и опять все собрались в школьном дворе. Шапошников Виктор с гитарой. Мы, все 27 человек, пели на всю округу, прогуливаясь по ночным улицам. Пришли на наш речной причал. Здесь Сарафонов, Шокин и Лихоманов решили купаться. Прыгали с причальной стенки, а девчонки сидели и, поёживаясь от утренней свежести, пели под гитару. С причала отправились по домам, договорившись встретиться днём на Волге….
*
1 августа я и Коробков Виктор поехали поступать в монтажный техникум, в Саратов. Витька провалился на сочинении. Я, посмотрев на всю эту обстановку, совсем решил не сдавать и не поступать сюда, а готовиться в политехнический институт, хотя Больдюсов Владимир Андреевич, мой двоюродный дядя работал в этом техникуме и помог бы мне поступить; он даже обиделся, когда я забрал документы и мы с Витькой уехали пароходом домой.
13 августа я на золотовской телефонной станции помогал технику Бескаравайному паять контакты на новых аппаратных стойках.
25 августа пошёл работать на трансляцию станционным монтёром. Поступил на заочные подготовительные курсы в политехнический.

30 декабря в школе будет новогодний праздник-бал. Для нас, бывших выпускников, вчера окончивших школу, тоже наш праздник. Мысленно мы ещё в школе.
Вечером отправились в школу. Ёлка в огнях. В зале гирлянды. На сцене микрофон, хотя он работает хуже, чем у меня в прошлом году.
Трузгин Валера подружился с Татьяной Журавлёвой из Дубовки, и весь новогодний вечер танцевал с ней. В общем, было весело и грустно, что мы уже не в школе.
Утром 31 декабря меня разбудили голоса. Сестра Валя и мать о чём-то спорили. В 9 утра мать ушла на работу, на почту, у них сегодня короткий день, до 3-х часов.
Вечером я поужинал, собрал сумку и пошёл на дежурство. Григорий Трифонов, который должен сегодня дежурить, играет в ансамбле на новогоднем бал-маскараде в доме культуры. Он за меня дежурил прошлую ночь, а я сегодня.
В 23-20 мне позвонил Шокин Саша. В 23-45 звонили девчонки-одноклассницы, хором поздравили, а Коробкова Наташа говорила со мной. В 00 часов звонила Корчажкина Оля. С Новым Годом!!!
Потом пошли поздравления по линиям, из Саратова, из Камышина, от линейных монтёров.
После полуночи ко мне пришли Сарафонов и Шокин. Принесли водку и мы выпили за всё лучшее в новом году. В 3 часа они ушли домой, а я немного вздремнул, и в 5-30 утра началась проверка линий – звонки от линейных монтёров.
Наступил 1971 год.
1 января проспал до обеда. Вечером пришли Шокин и Сарафонов. Сидели, записывались на магнитофон, затем отправились на танцы. Здесь были все наши девчонки.
2 января дежурю в день. В 7 вечера сменился, пришёл домой, а меня ждут Шокин и Сарафонов. И родители за столом с гостями. После праздничного ужина пошли на танцы. В полночь вернулся и сидел до 3-х ночи у радиоприёмника, записывал музыку. На средних волнах ночью хорошо проходят западные радиостанции, особенно Румыния. Музыка была не в пример нашей тогдашней напуганной эстраде. Битлз, Роллинг Стоунз, Криденс, Манго Джерри, Элвис Пресли, Дорз …..

Трансляция. Дом на крутом берегу Волги недалеко от речного вокзала. Опутан антеннами и линиями связи. Обеспечивает радиосвязь с проходившими судами и проводную связь Волжского Пароходства.
Сарафонов Михаил Иванович – начальник, бывший фронтовой связист, ростом ниже среднего, но любит напускать на себя строгость, хотя по сути своей человек отзывчивый и весёлый. Жену свою зовёт Клава. Дружит с моими родителями и любит выпить в компании..
Сарафонов Александр – сын начальника, аккумуляторщик. Мой бывший одноклассник. Характер сложный. Рост – намного ниже среднего. В середине 80-х он пьяный зимой утонет в Волге на снегоходе «Буран» в полынье ниже Золотого у Осиного Лбища.
Трифонов Григорий Викторович – станционный монтёр. Фанатик в радиотехнике. Принимал зарубежное телевидение на домашний телевизор. На трансляции все нововведения – дело его рук, это релейная УКВ связь через Ровное, КВ-передатчик. Работает телеграфом. Заочно учится в Куйбышевском техникуме связи. Художник. Музыкант. Фотограф. Поклонник Битлз. Любит и понимает шутку. Непримирим к глупостям нашей действительности. Сильно сокрушается по поводу разрушаемой Золотовской церкви-собора. Женат. Не курит. В меру выпивает.
Житный Александр – станционный монтёр. Увлекается музыкой и женщинами. Не женат. Не курит. Выпивает.
Баландин Виктор – техник. Насмешник. Постоянно курит «Беломорканал». Косит на один глаз. Родом из Бузулука. Женат на Трузгиной Галине. Эрудит.
Яшина Нина – станционный монтёр. Раньше работала телефонисткой на телефонной станции.
Зуб Жора – линейный монтёр Золотовского участка проводных линий связи.
Барахвостов, Новожилов, Фрицлер, Корчажкин – линейные монтёры от Ахмата до Добринки. Ежедневно по селектору выходят на связь с дежурным на трансляции:
- Как линия?
Линии связи. №43 и №44 – железные линии с селекторной связью для монтёров, пристани, лесосплава.
Линия биметаллическая – многоканальная высокочастотная связь волжского пароходства. Здесь минута без связи – не видать премии всему коллективу.
Заикин Александр – шофёр. Глуховат. Любит выпить.
Захарова Надежда – уборщица. Добрая бабушка. После 18 часов наводила чистоту и порядок на трансляции.
Коротковолновый передатчик БДМ мощностью 250вт в антенне работал у нас на аварийно-спасательной частоте 1,8МГц. В это время в нашей золотовской акватории постоянно находился «Озёрный 94», который на нашем участке, где ширина Волги достигала 16 км, в шторм сопровождал караваны и плоты. Однажды, поздней осенью, он находясь где-то выше Саратова, вышел со мной на связь по КВ, Саратов не ответил ему.
4-х канальная УКВ радиостанция 609 работала в диапазоне 144 МГц, где иногда пробивалась и авиация. Золотое работало на 3 канале. Теплоходы между собой - на 1 канале.
Всеволновой приёмник Р-250 позволял слушать весь мир. На магнитофон «Орбита» записывали прогноз погоды по волгоградскому водохранилищу, а ночью писали музыку с зарубежных станций.
Приёмник «Волна» был настроен на приём аварийной частоты 1,8 МГц и постоянно потрескивал от помех.
Вечером дежурный приходил к 19 часам. С собой приносили ужин. Ночью на электроплитке я всегда жарил себе картошку, кипятил чай.
Была комната с диваном и столом-верстаком.
На случай отключения электроэнергии была своя электростанция, движок которой запускался автоматически с четырёх попыток при отключении сети.
Аккумуляторы поддерживали бесперебойную работу усилительных многоканальных стоек на радиолампах 6П3С и четырехканальной транзисторной.
Однажды, налаживая усилитель для громкого прослушивания по 44 линии, я случайно замкнул провод высокого анодного напряжения. Зазвенел аварийный звонок, загорелись красные лампочки, указатели уровня усиления упали на 0. Не зная расположения предохранителей, я позвонил монтёру Жоре Зуб домой. Он на мопеде приехал и устранил неисправность.
В начале апреля прошёл первый ледокол «Волга». Я дежурил днём и разговаривал с ним по УКВ-609, пока он не скрылся за дубовской горой, за которой нет приёма.

Решаю контрольные работы, готовлюсь в институт.
22 апреля в доме культуры было торжественное собрание и концерт в честь вождя Ленина. Выступали школьники. Струнный оркестр под руководством Смирнова Николая Николаевича – старейшего и заслуженного учителя физики. В этом оркестре на мандолине играла Крикушова Ольга, моя двоюродная сестра.
Весна и начало лета прошли в подготовке к экзаменам. Уволился с трансляции и в конце июня, 29 числа, ездил в Саратов, подавать документы в Политехнический.
21 Июля получил по почте уведомление, что допущен к вступительным экзаменам. Начались сборы. В Саратове, недалеко от института, около монтажного техникума, сняли комнату в частном доме. Хозяйка – бабушка Катя. Договорились о цене и уехали в Золотое.
Из Рогаткино через Золотое ехали мать с дочкой, тоже в политехнический. Их сопровождал некий Валера, который взялся им всё устроить за 500 рублей. День они провели у нас. Катались на лодке, купались. Этот Валера в полупьяном виде решил прокатиться на верёвке за нашей лодкой. Прыгнул за борт, ухватился за верёвку и волочился сзади. Вдруг смотрим, он под водой! К берегу! Подтягиваем верёвку, вытаскиваем на берег. Он вцепился руками, не дышит. К счастью, рядом оказался Рукавицын Василий Сергеевич, он вызвал «скорую». Спасли этого Валерия.
В Саратове, на квартире, я готовился к экзаменам, решал задачи повышенной сложности из журналов «Квант». А эта девочка из Рогаткино совсем не готовилась и говорила, что и так поступит. Надеялась на взятку. Валера – аферист сходил для вида в здание политеха на виду у этих наивных женщин, вышел с бодрым видом и сказал, что всё в порядке, он договорился. И в оставшиеся до экзаменов несколько дней, он со своей семьёй быстро снялся с места и уехал в неизвестном направлении вместе с 500 рублями. А девочка конечно не поступила.
Я сдал вступительные экзамены, прошёл по конкурсу и вернулся домой. Возвращался пароходом. На второй палубе в ресторане со своими бывшими одноклассницами отметили моё поступление аж на 25 рублей! Это были огромные деньги тогда! До 12 ночи танцевали на второй палубе.
Трузгин Валера поступил в строительный техникум и тоже ездил со мной на выходные в Золотое.
Началась вполне самостоятельная студенческая жизнь вдали от родных золотовских берегов. Но Золотое всё ещё было наше. Мы не торопились уйти из него, хотя уже территориально и покинули его…. 

*

По выходным я ездил в Золотое на «метеоре» или теплоходе,  до самого конца навигации. Здесь я и влился в компанию золотовских студентов, основной костяк которой составляли: Крикушова Татьяна -  моя двоюродная сестра, студентка экономического института, Симаков Александр - студент-филолог СГУ, Серебрякова Анна - студент-химик СГУ. В политехническом из золотовских учились Копытин Слава, Рукавицына Ольга - моя бывшая одноклассница, Шичкина Галина, Куликова Люба.
Трузгин Валера, мой двоюродный брат, поступил в строительный техникум вместе со своим одноклассником Клиновым Сашей. Подруга Валеры – Журавлёва Таня поступила в книготорговый техникум.
С Валерой  мы часто ездили теплоходом домой в Золотое. И вот однажды:
                Перелёт
Какой-то толчок заставил меня проснуться. Открыв глаза и посмотрев в иллюминатор, находившийся против верхней полки, я увидел причальную стенку, обнесённую деревянным брусом.
-Валерка! Вставай! Золотое! – толкнул я спавшего на соседней полке двоюродного брата, - пошли скорее! Выходим!
Он открыл глаза, посмотрел в иллюминатор и вяло проговорил:
             -Это Ровное, до Золотого ещё целый час, спи…
Вставать страшно не хотелось, и я тоже поверил, что это Ровное и можно поспать часок.
- Да. Вроде бы Ровное.… Ну ладно, спим, тогда буди меня – проговорил я и тут же заснул.
Городская студенческая жизнь постепенно захватывала нас в свои объятия, но Золотое сильно тянуло к себе. Там осталась наша беззаботная жизнь, родные и друзья. Поэтому мы садились на теплоход и отправлялись домой. Поужинав в корабельном ресторане, шли на кормовую палубу, где до полуночи гремела музыка, и мы танцевали со своими попутчицами. В полночь верхняя палуба закрывалась, и все расходились по каютам. Мы спускались в общую, в четвёртый класс и ложились спать на голых деревянных полках, прямо в одежде, чемодан под голову.
Открыв глаза, я увидел посветлевший иллюминатор и меня прострелило: « - Светает! Проехали!».
-Валерка! Хватит дрыхнуть, приехали! – я толкнул брата, он что-то пробормотал и, ничего не понимая, свалился задом со своей полки. Протерев глаза, осмотрелся.
- Никак светает? А мы же должны быть в Золотом в два часа ночи? А сейчас, - он посмотрел на часы – половина четвёртого! Где мы?!
- Где, где! – передразнил я его – пошли на палубу, посмотрим!
Берега, постепенно проявляемые рассветом, были малознакомыми. За кормой, в бледно – фиолетовом фоне горизонта просматривалось наше Золотое.
- Ну, чего, прыгать будем?
- Что-то стало холодать…               
Мы стояли на палубе с чемоданами в руках и медленно приходили в себя.
- Вот вахтенный матрос, надо спросить, где находимся.
Матрос нам ответил, что следующая пристань «Белогорское», старое название Лапоть.
- Пошли в пролёт, здесь выйдем и что-нибудь придумаем.
От пристани до села путь был недолгий. Ранняя улица ещё не ожила, лишь где-то вдалеке пастух собирал стадо.
- Первым делом надо позвонить в Золотое, - сказал я, -смотри по проводам, в каком доме есть телефон.
По телефонным проводам мы подошли к одному дому. Хозяйка во дворе выгоняла в стадо корову, раздавала корм курам. Мы с чемоданами, в костюмах при галстуках, да Валерка ещё в тёмных очках, вошли на двор.
-Здравствуйте….- успели мы сказать, но хозяйка тут же затараторила:
-Ой, ребятки! Он только приехал, устал с дороги, вы уж не будите его, пусть поспит маленько….
Ничего не понимая, мы переглянулись.
- Да нам бы только позвонить в Золотое….
- А Вы ребятки зайдите вон в тот дом, там живёт наш  колхозный бухгалтер, она и поможет Вам позвонить, а то он устал совсем с дороги то …..
- Ладно, спасибо! – мы вышли на улицу, и пошли к указанному дому.
- Откуда это Вы в такую рань-то?! – осматривая нас, бухгалтерша занималась во дворе обычными деревенскими делами.
- Да мы с парохода, Золотое проспали, нам бы позвонить? Мы сейчас были вон в том доме, да там хозяйка какая-то странная, кого-то будить не хочет.
- Ха-ха-ха! – засмеялась женщина, - да это же мать Николая  Скоморохова, дважды героя! А сам он только приехал к ней в отпуск, вот она и приняла Вас за делегацию к нему! Ладно, вот Вам ключи, идите вон в ту избу, там наша бухгалтерия. Открывайте и звоните, телефон на столе.
Позвонив в Золотое на телефонную станцию, я попросил, чтобы передали нашим координаты нашего местонахождения. Через час зазвонил телефон, и я снял трубку.
- Слушаю! Здравствуйте! Да так вот вышло…. Всё понятно! Ждём! До встречи! – я положил трубку, - эх, Валерка! И ругаются там! Ладно, пошли на пристань. За нами должен приехать на катере Бессонов Виктор.
На палубе пристани мы дремали по очереди, прислушиваясь к звукам моторов с Волги.
Катер выскочил из-за горы внезапно и, развернувшись, причалил к пристани.
- Ну что, робинзоны! Здравствуйте! – Бессонов, посмеиваясь над нами, принимал чемоданы, - ну ничего, бывает! Садитесь. Поедем лугами, сейчас выезд на лодках запрещён в связи с эпидемией холеры, все лодки стоят на приколе, чуть отъедешь от берега – штрафуют.
Скрываясь за мелкими островками, разбросанными вдоль левого берега, мы подошли к Золотому. Здесь, перевалив через Волгу, причалили к своему берегу.
В два часа по полудни встретили нас отцы, матери и сёстры. Но совсем не как знаменитых путешественников…
Пообедав и отдохнув, мы обошли всех своих друзей и вечером пошли на теплоход до Саратова, чтобы завтра быть на занятиях.
*   *   *
Часто после занятий я садился на трамвай и отправлялся в центр города. Здесь иногда случайно встречал своих одноклассников Славкину Наташу, Токареву Наташу, Звягина Колю, тоже студентов. И в Саратове мы жили ещё по инерции своей Золотовской жизнью, встречались преимущественно со своими земляками первые годы.

*
В сентябре и начале октября я ездил в Золотое почти каждый выходной. Вечером в субботу на теплоходе со студентами-золотовцами, а в воскресенье метеором обратно, или ночным теплоходом. Билет до Саратова стоил 1рубль на теплоходе и 2рубля на метеоре (1,97р). Чуть позже на метеор стоимость поднялась до 3р.

Вечером большой и весёлой компанией ходили в новый кинотеатр «Маяк», только что открывшийся в Золотом.
Симаков Саша со  старшим братом Виктором, с которым я как-то быстро сдружился, Букаев Вася, Крикушовы Татьяна и Ольга – её младшая сестра, и ещё масса золотовской молодёжи кружились в нашем круговороте. Танцы, кино, прогулки, музыка, шутки и смех постоянно сопровождали нас.
Музыку слушали постоянно. Дома магнитофон. На улице транзистор, который принимал мою радиостанцию, передающую записи с магнитофона. Плёнки меняли мать и сестра дома. Когда я долго не возвращался домой, они звали меня в микрофон, или вовсе отключали передатчик. А однажды мы с Симаковыми Виктором и Сашей шли по Советской улице, в три транзистора наслаждаясь новыми записями, и вдруг, пауза и голос матери: « - Иди ужинать!».
Музыка была отборная. Я безжалостно отметал всё нудное и серое, оставляя лишь шедевры эстрады, зарубежной и нашей. Причём нашу, советскую записывал исключительно для девчонок, они постоянно просили то «Самоцветы», то «Поющие гитары». Но «Песняров» например, я и сам слушал с удовольствием, хотя кроме  Битлов в одиночестве ничего не слушал. Ко мне постоянно приходили золотовские друзья переписывать музыку. Храмов Юра, Аннушкин Валера, Тарасовы, а Житный Саша писал музыку для танцев в Дом Культуры, за что меня пропускали на танцы бесплатно, да ещё с подругой, на чём мы экономили 40 копеек.
30 декабря заходили в школу на вечер. Но уже не наш возраст, немного посмотрели на своих сестёр и ушли.
Новый год отмечали у Симаковых. Всей компанией. До утра. На рассвете вышли на улицу. На площади каток-горка под ёлкой. Днём отсыпались. Вечером в кино на 7 вечера, а в 9 на танцы. Жгли бенгальские огни. Пели какие-то песни. Веселились.
Я брал с собой конспекты, но пропащее это дело учить дома, даже не открывал.
2 января утром на автобус. До Карамыша. Поезд в 3 часа дня. Общий вагон, битком.
Началась сессия.
После сессии каникулы! До Золотого добирались опять поездом через Карамыш. На каникулах отдыхали. Ходили на танцы, в кино, или просто бродили по улицам или зимней Волге.
*


Гуляя по зимней набережной, С Шуриком Симаковым  на террасе Саратовского речного вокзала считаем дни до первого теплохода до Золотого. Ходят разные слухи, что навигация не откроется из-за холеры, но, к счастью, они так и остались слухами.
*
Майские праздники проводили в Золотом. Как и полагается, были на торжественной демонстрации, где встретили всех родственников и друзей. Все в парадной одежде с цветами, флажками, надувными шариками. Играет музыка. Все радостные.
9 мая – День Победы. Фронтовики при орденах и медалях. Крикушов Виктор Васильевич прошёл до Берлина артиллеристом и этот праздник у него на первом месте.
После торжественной части все расходились по домам своими компаниями. Мы своей студенческо-золотовской капеллой, как говорил Симаков, брали у отца лодку-моторку в три лошадиные силы, грузились и отправлялись на природу, в Каменку или Золотуху, так называются устья  малых речушек, где ещё сохранилась какая-то природа после затопления нашего волгоградского водохранилища. Татьяна Крикушова брала свой переносной магнитофон, кроме того, моя радиостанция весь день нам транслировала музыку, спасибо сестре Вале и матери, постоянно переставляющим плёнки на магнитофоне дома.
С началом навигации ездили домой каждые выходные.

*
В июне экзамены. После каждого экзамена уезжал в Золотое, готовился к следующему. Однажды, после сдачи истории КПСС, сел на теплоход «Чайковский». Попутчики: Валя Денисенко, моя бывшая одноклассница, Кадыков Валера с подругой. Вчетвером поужинали в ресторане и гуляли по палубе до самого прибытия в Золотое.
*
Осенью, из-за начавшихся туманов теплоходы выбиваются из расписаний. В один из таких дней поехали в Золотое, но рейс задержали на два часа – туман. Наконец вышли, но ниже Саратова стали на якорь и простояли всю ночь. В каюте 3 категории со мной ехали золотовские девчонки: Кольченко Люда, Паничева Валя и Люба из Дубовочки.
Утром позавтракали в столовой на первой палубе, денег по 80 копеек на каждого. Вскоре сквозь туман пробилось солнце и, подняв якоря, пошли в рейс. В Дубовочке проводили Любу и до Золотого вспоминали анекдоты. В 3 часа дня, удивив родных, прибыли домой. А вечером опять на теплоход, опять взяли каюту 3 класса. Я, Симаков Саша, Таня Крикушова, Галя Куликова. Пришли в Саратов по расписанию.

*

Моя сестра Валя училась в школе отлично и легко. Была заводилой среди друзей. Уезжая на учёбу, я оставлял ей свою радиоаппаратуру с магнитофоном. Она включала радиопередатчик и выходила в эфир, разговаривала со своими одноклассниками, крутила музыку для них. Интересовалась устройством магнитофона. С Касаткиной Верой они даже переносили мой тяжёлый магнитофон «Днепро-12» на другую улицу, где собирались всем классом на вечеринку. На день рождения к Вале всегда приходил весь класс. Танцевали, записывались на магнитофон, шутили.
На уроках Валя сидела с Манышевым Вовкой. Разговаривать нельзя, они переписывались.
«Урок истории. Отвечает Вера. Вот молчит. А Вофонька (это она так Манышева звала) спит, видит сны, наверное. – Да что ли? Конечно. Вов, что сниться?
- Ничего….
- Вообще ничего? Ну, ну, спи. А что тебе сегодня приснилось про меня?
- Да так. Летом на Вашем берегу купались, ну а потом пришла твоя МАМА!
- Ну и что дальше? И не спи! Нечего по ночам-то гулять, а спать надо!
- Ну и всё, я что-то не помню дальше».
Валя постоянно наводила в доме чистоту. Уроки учила шутя, всегда под музыку нашего магнитофона, а мне писала письма в Саратов. По вечерам постоянно пропадала в школе на разных кружках или собраниях-репетициях. С Верой ходили в кино.
Урок литературы. С Верой переписываются:
«- Про Онегина рассказывают. Здорово жил Онегин! Не так ли Вера?
- Тебе говорят, плохо так жить! Надоест!
- Ну,  недельку я бы пожила!»
« Урок истории. Отвечает Пан Гималайский (кличка одноклассника по телекабачку «13 стульев»). Вот Вера моя сидит вся зелёная. Она замёрзла, и вот смеётся».
*

В Золотое можно теперь доехать из Саратова автобусом, правда, с пересадкой в Красноармейске, но намного удобнее, чем на поезде через Карамыш. Это стало возможным в связи с окончанием строительства дороги Волгоград – Саратов.
За годы учёбы мы из коренных жителей Золотого постепенно перешли в разряд гостей. Это реальный и неоспоримый факт. Теперь у нас другой дом, другая работа. Но то самое Золотое останется в нас навсегда….


У двора

Вечерело. Тени от домов давно переползли улицу и скрылись в пучине широко раскинувшейся Волги. Веяло прохладой. Хорошо дышалось в такие часы после беспощадного дневного июльского зноя. Захлопали калитки. Медленно передвигаясь, старички выходили на улицу и шли к месту своего постоянного вечернего сбора – двору Богомоловых. Места на лавочке у их двора обычно не хватало всем желающим, поэтому наиболее предусмотрительные шли со своими скамейками.
Пётр Богомолов, постукивая клюкой, вышел на улицу, осмотрелся, и первый сел в середине лавки, тщательно обдумывая, где бы сегодня посадить жену Галину, чтобы она не тыкала острым локтём ему в рёбра, как вчера. Двигаясь по лавке вправо-влево, он мысленно разместил всех посетителей, оставив жене место в самом углу у палисадника, а сам сел на другой край лавки. Усмехаясь, он радостно потирал руки и поджидал Сажину Дуню, надеясь сегодня не проморгать и посадить её непременно рядом с собой.
-Только бы Галька не вышла первой. – Вслух размышлял Пётр, - а то всё испортит. Хотя, сделаю вот так! – Он подошёл к калитке, запер её с улицы на цепочку и уселся на  место,  подперев  в ожидании клюкой свой подбородок.
Дом Богомоловых стоял вторым от угла, из-за которого вот-вот должна появиться Дуня – объект тайной симпатии Петра. От нетерпения он часто подскакивал с лавки и глядел из-за палисадника на дорогу.
И вот наконец-то! Постукивая костылём, и медленно передвигая больную ногу, из-за поворота появилась она. В ту же минуту за спиной Петра загремела щеколдой дверь коридора и с крыльца во двор спустилась Галя. Она остановилась во дворе, прислушиваясь к разговору, доносившемуся из соседнего двора Хашевых. Не найдя сегодня для себя в нём ничего интересного (а бывает нельзя оторвать уши от соседской стены), она медленно двинулась к калитке.
Дуня уже обогнула угловой дом Грошевых, вышла на улицу, и медленно приближалась к палисаднику Богомоловых.
Галя подошла к калитке, привычно открыла щеколду. Дёрнула. Что такое?! Заперто?! Не может быть! Дёрнула ещё раз. Да, действительно заперто!
Дуня двигалась вдоль палисадника, выкрикивая приветствия в адрес Петра. А он, почуяв надвигающийся конфуз, энергично махал рукой, призывая её идти шибче, дабы занять именно то, полагающееся ей место на лавочке.
-Петька! Ты что старый, рехнулся что ли!? Открой сейчас же! – Послышался низкий трубный голос Галины из щели почтового ящика, в которую она наблюдала за противозаконными действиями своего мужа-повесы, изменявшего ей у неё же на виду.
Дуня обогнула палисадник и приближалась к лавке.
-Галь, да там и не заперто, - Пётр пытался протянуть время.
-Я вот тебе дам, не заперто! Открой, тебе говорят! – Галина неистово уже трясла калитку.
Дуня усаживалась на место рядом с Петром.
-А-а-а-а! – Пропел он гнусаво, притворяясь невинным, - это я, видать, случайно запер, забылся. -  Он отбросил цепочку и, быстро перебирая ногами, сел на своё место, рядом с Дуней.
Галина вышла, огляделась и, видя, что ей отведено место у палисадника, опять заворчала:
-Ишь, уселись! А тут сиди вот таперь в самом углу.
-Галь, давай я туды сяду! – Поднялась было Дуня.
-Сиди! Ничаво ей там ни будет! – Пётр усадил её обратно.
Вскоре подошли и Наташа Смолова с Пересекиной Уляшей со своими скамейками, семечками и сплетнями. Почти все были в сборе, и началось очередное «промывание» соседей. Кто с кем и куда, чего и сколько. А все прохожие подвергались тщательному анализу и разбору с головы до ног.
Хашев Геннадий на велосипеде ехал с пристани, с дежурства. Подъезжая к старичкам, он принял озабоченный вид, остановился и поздоровался.
-Здорово Гена! Ты что это невесёлый такой?
-Да не до веселья. Слыхали, похолодание идёт.
-Ой, хорошо, Геннадий! Хоть немного отдохнём от жары-то! – отозвалась уставшая за день на колхозной плантации, Уляша.
-Да не больно хорошо. Прогноз передали. В ночь до шестнадцати мороза! Я вот приехал помидору закрыть, да огурцы оборвать.
-Ба-тюш-ки! – Простонала Уляша, - а у меня виноград-то только в силу пошёл! Это что же теперь делать-то?!
-Одеялами прикрой, да кострами обогрей – посоветовал Геннадий и скрылся за калиткой своего двора.
Через пять минут у двора уже никого не было. Все разбрелись спасать сады и огороды.
Геннадий поужинал и отправился на берег, проверить свою, стоявшую на плаву, лодку.
В соседних дворах уже запахло дымом.
*   *   *