Всему есть причина

Внимание: сериал Волчонок.


Чувство, от которого взрывается голова.
Чувство, от которого все сжимается от спинного мозга до головного.
Чувство, от которого иссыхается мозг, как сушеный фрукт.
Чувство, от которого незаметно и непрерывно находишься под током.


      Стайлз повернулся и взглянул на девушку, о которой мечтал очень давно. К существу, которое действует на него как эльф. Так прелестно, нежно и хрупко. Он не знал, как долго она там стояла, пронзая его взглядом. Может быть из-за того, что Стайлзу все было безразлично в этот момент? О чем бы она не думала, Скотт не узнает. «Ему все еще плохо», как всегда говорили бы лучшие друзья. После смерти Элисон и изгнания Ногицунэ Стайлз отдалился, замкнулся в себе. В первые дни он даже не ел, не мог терпеть отчаяние на лице отца. Стайлз начал бороться, ел в постели, а спускаясь по лестнице, он больше спотыкался, чем действительно шел. Ему было очень тяжело сохранять равновесие, из-за чего он был вынужден постоянно за что-то держаться. Стены, перила. Он качался и легко падал, находясь в центре комнаты.

      Кто-то снова вошел в его комнату, нанеся нежелательный визит. Каждый день к нему кто-то приходил, всегда поочередно и в определенное время. Вчера был Скотт, сегодня Лидия, завтра снова Скотт. Изо дня в день. Казалось, им было безразлично, что он не разговаривает с ними, а только лежит в кровати, пристально разглядывая стены и потолок. Иногда он отвечал на ее взгляды, выдерживая их и терпя эту противную заботу. Эта забота ухудшала его состояние, она сделала его сумасшедшим. Почему он просто не сказал им, что не хотел, чтобы они продолжали приходить? Стайлз не знал, пытаясь отговориться, что нуждался в ее визитах, что нужен этим людям, которые смотрели за ним, заботились. Тихо вздохнув, Лидия под взгляд парня подошла к окну, которое было широко открыто, и задрожала. С того случая в комнате Стилински было всегда холодно: он запрещал кому-либо закрывать окно. Оно было непрерывно открыто, ветер вместе с холодом приносил смерть в эту маленькую семью. Сначала стая и шериф регулярно закрывали его, но после того, как оно снова и снова открывалось, они сдались. Они качали головой, неохотно поддаваясь воле Стайлза.

      Только когда солнце почти зашло за горизонт, он услышал шелест куртки Лидии, которую она натягивала, бросив последний взгляд на лучшего друга.

      — Пока, Стайлз. Если ты... Если тебе нужна помощь — позвони мне. Пиши мне. Что-нибудь. Пожалуйста. — Последние слова она прошептала, поэтому сложно было что-то расслышать.

      Однако, Стйлз все слышал, каждое слово складывалось гравюрой в сердце. Она не подошла к нему, нет, никакого физического контакта: парень не мог принять этот жест любви. С тех пор, когда все началось, большее, что могли сделать друзья: подержать несколько секунд руку на одеяле. Ох хотел бы задержать девушку, но она вышла из его комнаты, тихо закрыв за собой дверь. Он хотел плакать, кричать и звать ее, умолять, чтобы она осталась. Лидия должна оставаться и ждать Скотта. Они все должны оставаться. Он не мог говорить, что-нибудь сделать, чтобы привлечь к себе внимание. Он не мог согласиться, что становилось не лучше. Стайлз был не в состоянии, чтобы показать другим, как ему больно: насколько сильно горел огонь под его кожей, как пожирает его изнутри. Как обугленные легкие, кости его потрескались. Парень обвивал себя руками и закусывал губу, чтобы не кричать. Не должно ли стать ему лучше со смертью трикстера? Не должен ли он медленно приходить в себя? Почему кажется, что тело распадается еще больше. Почему появились мешки под глазами, темнеющие с каждым днем, и почему он не может унять дрожь? Стайлз чувствует приближающуюся смерть.

      Легкий порыв ветра ворвался в комнату Стилински; он не знает, чего еще ожидать. Каждое движение отдается болью, приводя его ближе к краю беспамятства. Левая рука снова начала неметь, он чувствовал, будто ему отрубают пальцы.

      — Я разве не говорил, чтобы ты больше не приходил? — Прохрипел парень.

      Стайлз смотрел на темную фигуру, наполовину заслонившую окно, он повернулся к нему и снял куртку. Дерек никогда не отвечал, только приходил и уходил – все, как он любил. Только для него мальчик оставлял открытым окно, даже если он говорит, что это не так. Боль. Одиночество. Агония. Оборотень тихо подошел к письменному столу, повесил куртку на стул, затем медленно двинулся к кровати.

      — Уходи, — прошептал мальчик, натянул на себя одеяло, пытаясь спрятаться, — не трогай меня.

      Оборотень был разочарован словами, но знал, что мальчику будет лучше, если к нему прикоснуться. Он знал, что Дерек может забрать у него немного боли. Но хотел ли Стайлз? Конечно. Однако он никогда бы не сказал, не просил о помощи. Он создал уже достаточно проблем своим друзьям; не хотел быть обузой для стаи. Все это произошло из-за его слабости. Если бы он построил стену в голове, этого бы не произошло, а Элисон осталась жива. Все было бы как всегда.

      Стилински испугался, когда у него слишком грубо отняли одеяло, а Дерек лег рядом, выпустив ткань из рук. На глазах Стайлза появились слезы, Дерек обвил его руками, но это не помогло.

      — Не... — он уже чувствовал, как боль отступала, но был не в состоянии поднять глаза. Он знал, что Дерек был напряжен, сжимая губы в тонкую линию. Это так больно. Бесконечно. Он знал, что внутри Дерека разгорался тот же огонь. Глупый волк.

      — Дерек, я умираю... — Вырвалось из него, как из вулкана. Слезы покатились из покрасневших глаз, Стайлз не мог сдерживать рыдание. Его конечности болели, и так же, как левая рука, понемногу немели. Он не получил ответа и все сильнее вжимался в тело мужчины. Дерек ничего не говорил. Он много чего хотел сказать, но сегодня ему это не удается. Он успокаивал мальчика в своих руках, хотел сказать, что все будет хорошо. Но этого не будет, они все знали это. Лидию преследуют видения смерти, Дерек и Скотт чувствовали этот запах, а шерифу давно уже рассказали. Ногицунэ разрушал мальчика, дал начало его уничтожению. Близкие были потеряны: они играли в игру, которую никогда не смогут выиграть.

      Безмолвно оборотень смотрел в лицо своего мальчика, забирая как можно больше боли. Но это было бесполезно: мальчик умирал. Но зачем тогда он продолжает это делать? Это единственное, что он может сделать для Стайлза. Самоненависть.

      — Я знаю, — прошептал волк, не зная, услышал ли его парень.

"So they say lord for everything a reason … for every ending a new beginning."