вторжение

  - Рэсники! Рэсники едут!
Крик, поднятый детворой, катился с одного края села в другой. Он звучал как набат, говорящий о приближении врага. Село всполошилось. Все кидали свои дела и бегом мчались к домам. Одинокие бабки векового возраста, и те проявляли свою прыть в беге и лазании через заборы.
    Машина Энергонадзора, высадив двух контролеров в начале села, мчалась в конец, чтобы там высадить ещё двоих и с двух концов одновременно проводить прочёсывание. Но, как говориться, дорога ложка к обеду. Не успела машина развернуться, как уже все в селе приняли вид законопослушных граждан. Накинутые провода были скинуты, пилорамы спрятаны, жучки убраны, петли сорваны, а нелегальные провода уже были бельевыми. Правда были злостные неплательщики за свет, которым было трудно принять вид законопослушных граждан, но они закрылись в домах, вывесив замки обманушки, или срочным порядком скрылись в близлежащем лесу. Набег не удался. Озлобленные контролёры, не выручив ни яйца, ни курки, искали козла отпущения. Сойдясь все вчетвером , они решили идти в последнюю хату одной командой. Дом  был убогий и жила там одинокая пенсионерка, но старший контролёр уже поставила над домом свой крест. Ну почему именно над этим домом, ведь в селе их сто двадцать? А кто может определить игру судьбы? Так получилось. Вот и всё объяснение.
    Началось всё как положено со стука в калитку и неуверенного крика: «Хозяева!» Потом пошли стуки в дверь дома с душераздирающими криками: «Отворите! Энергонадзор!» Пенсионерка была глуховата и открыла дверь только тогда, когда крики переросли в вопли, способные заставить шевелиться даже мёртвого. Итак, дверь отворилась, и хозяйка с заспанным видом уставилась на нарушителей покоя.
    - Почему не открываете?
     - Сколько можно к вам стучать?
    -Вы что, не видите, что к вам пришли снимать показания счётчика?
     - Что бабка, жучка никак не могла снять?
    Такой град вопросов из четырёх глоток, да ещё и одновременно собьет с толку любого. Но бабуся была тоже не лыком шита.
   - И всего-то? Я уж думала война.
   Контролёры были ошеломлены и с минуту не могли сомкнуть разинутые от удивления рты. Но профессионализм есть профессионализм. Минута, и команда уже в доме возле счётчика. Если бы у вас было бы четыре уха, вы бы всё равно не сообразили что говорят, а ваши глаза бы стали раскосыми, ибо вы не смогли бы уследить за перемещением контролёров. Одна щупает провода, другая заглядывает в счётчик, третья под диктовку четвёртой уже пишет акт о вскрытии хищения электроэнергии. Бедная хозяйка пришла в себя только тогда, когда контролёры с победным видом, оставив в её руках второй экземпляр акта, удалились.
    Прошёл месяц, другой. Наступило тридцать первое декабря. Не смотря на короткий рабочий день, энергетики, закупив предварительно на рынке деликатесы, решили доконать и козла отпущения в селе. Наша бедная пенсионерка осталась на Новый год без света. Всё село ходило и качало головой, приговаривая: «Бедная Марья».
     Я решил зайти к ней и по свойски, так сказать, по селянски выразить свое сочувствие.
Я зашёл к ней в дом, громко хлопнув дверью. Ох уж эта привычка хлопать дверью! Дверь защёлкнулась на запор, а хозяйки в доме нет. Дурацкое положение. А что делать? Сел на лавке и стал ждать. Через полчаса сидение надоело, и я стал расхаживать по комнате. В течение двадцати минут были рассмотрены все иконы, все рушники, все портреты. Остался только стол, на котором лежали какие-то книги и открытки. Я взял в руки несколько открыток, на которых было большими буквами написано: «За упокой». В них были вписаны: «Шкуренко Ольга» и «Нестеренко Антонина». Такие люди не жили в нашем селе. Я отложил открытки и взял в руки самую толстую книгу на обложке, которой были изображены перевёрнутая пятиконечная звезда и какие-то крестики-нолики. Я раскрыл наугад и стал читать. Строки, которые попались мне на глаза ,были примерно такие: «Если вы хотите чтобы вас любили…», «Если вы хотите изжить своего врага…» Меня заинтересовала страница, где были заклинания для прибыли денег. Я зачитался. Деньги, – какое слово! Заманчивое, притягательное слово. Заклятие, согласно предписанию я прочитал сорок раз. И только я положил книгу, как в дом зашла хозяйка. Увидев меня ,она не удивилась, не обозлилась, а только рассмеялась.
   - Экий ты смешной. – Пояснила она мне причину своего веселья.
 Теперь же настала моя очередь пояснять причину своего появления. Но я стал  молоть что-то малопонятное.
   - Рад…это самое…как сказать…вот это самое.… Это, как его… видеть вас…сочувствую… Э-э-э-э по поводу…как это… ну… это… Я это, книжку. Думал надо абра-швабра-кадабра, а оно это… Лихо!
     Бабка Марья покачав головой, подошла к столику и взяла одну из открыток «За упокой». Потом подойдя ко мне, всунула её в мои руки.
   - Прочти правильно эту фамилию на три «о». Где ставить ударность?
   В открытке была записана Толочко. Я произнёс правильное украинское звучание и тут меня осенило: «Это же девушка-контролёрша».
    - Как же это вы, Марья Ильинична живых хороните? – Поинтересовался я уже полностью придя в себя.
    - А что с ними делать, душегубами? – Спросила она, залившись слезам, и начала свой монолог. – Я бедная, несчастная, а эти душегубы оставили без света, штраф наложили. Главное же душу вывернули, опозорив на старости лет.
    - Вам бы съездить к их начальнику.
    - Дурак ты. С его ведома бардак и делают. Деньги всем надо.
     -Ну, штраф же наложили.
     -Вот им. – Крикнула бабуся, сунув в лицо мне дулю.
   Через десять минут, поплакавшись друг другу на судьбу, мы расстались. Я пошёл домой, где меня ждал денежный перевод. Заклятие сработало и сработало быстро. Меня стала интересовать судьба контролёров и через неделю, приехав в город, я поспешил в «Райэнерго». Возле проходной, будто ожидая меня, сидел друг детства.
     -Привет, Виталя! – поприветствовал я его и сразу же перешёл к делу, - Нестеренко, Шкуренко и Толочко у вас работают?
     Он отскочил от меня, как чёрт от ладана. Глаза у него расширились, а кожа лица покрылась красными пятнами.
    - Ты что, тоже сифилитик? – Спросил он полушёпотом.
    - Не понял. Почему тоже?
    - Ну раз интересуешься сумасшедшей и сифилитиками, то, наверное, у тебя те же проблемы.
     - Нет, Виталя. Я сумасшедший. Не более того. – Выделив каждое слово телеграфным тоном, я развернулся и пошёл на вокзал.
    Приехав в село, я зашёл к Марье Ильиничне.
   - Как там мои вражины? – Сразу же приступила она к расспросам. – Ещё не сожрали их черви живцем?
    - Нет. Пока дуреют и болеют. Я просто хочу спросить вас: неужели вам их не жалко? Они же на работе. Ну, ошиблись. Ну, это бывает. Вы тут не первая и не последняя.
     - Ага! Значит, они многим напакостили. Ворюги воруют и празднуют, а я должна отдуваться только потому, что контролёры ошиблись адресом. Кукиш с маслом. Поделом им. Хай гниют и захлебываются своей же гнилью.
    Я вышел. Мне было как-то не по себе. Мне было жалко и бабку и тех женщин. Каждый был прав по своему, но двойственная правда принесла только зло. «Бедные контролёры, - думал я – они не знают куда заходят. Они даже не могут догадываться, что составляя акты на штраф, подписывают себе смертные приговоры. Самое страшное, что они так и не узнают по какой причине на них обрушиваются такие беды».
   Сейчас, когда прошло время, я думаю по другому. Нет, двойная правда не приносит зло, его приносит двойная неправда. Одни, задавшись целью оштрафовать кого-нибудь, бьют наугад, другая, прикрываясь беззащитностью, свершает акт возмездия с помощью колдовства. Но зло всегда порождает ещё большее зло. Эта истина известна всем, но кто к ней прислушивается?