Копье Судьбы. Книга Вторая. Глава Вторая

ГЛАВА ВТОРАЯ
                ОДИННАДЦАТАЯ ЗАПОВЕДЬ

Просыпаясь, ты боишься открыть глаза, боишься оказаться в мире галлюцинаций, поэтому подсматриваешь сквозь ресницы.
Вроде бы все на месте. Все та же хата, те же нары, в решку светит солнце, но дым в лучах не клубится, камера пуста.
Где все? На прогулке? Я проспал поверку?

Стоп. Что это было вчера ночью? Преображение вора в первосвященника, превращение односидов в мертвецов с Голого шпиля, их поглощение твоей душой.
Шизофрения? Гониво? Бред?
Почему кричала Даша на очной ставке: «Очнись, Сережа, очнись! Ты в коме! Ты видишь фата-моргану своего ума…»
Зачем ей лгать? С такими отчаянными и любящими глазами не врут. Она ведь взяла вину на себя, сказала, что любит и что у них будет ребенок…
Какой ребенок, откуда! Они ведь даже не переспали ни разу. 


Стукает кормуха, голос надзирателя сопровождается звуком зевания.
«Скворцов, с вещами на выход».
Ты соскакиваешь с нар, собираешь немудреные пожитки.
Почему все же камера пуста, почему нары без матрасов, куда пропало белье с веревок?  Неужели хату разбросали?


Думать некогда, руки - в кормушку, щелкают наручники, скрипят  засовы.
«С вещами на выход» – значит, прощай, родная хата.
Грозают решетки, ползет в торопливом шагу синева стен и зелень дверей с трафаретными - желтой краской – номерами: 5-4-6… 4-4-8… 3-2-1… 2-3-8… 1-9-2…
Новиков гонит, как на пожар, пришпоривает ключами в поясницу: «Шнель, сука, шнель!».
Вот же придурок немецко-фашистский! 


Лампы горят через одну, пролеты погружены в полумрак.
Из-за поворота – на фоне далекого окна – вычерниваются силуэты встречной пары.
«Стоять, лицом к стене!»
Выводные здороваются, закуривают и отходят, тихо переговариваясь.
В потолке - нервным тиком - мигает неоновая трубка.
Рывком за локоть тебя разворачивает…
Финт!


- Молчи и слушай, - едва шевелятся тонкие губы законника на 
вытянутом, бесстрастном лице, гипнотизирующем неподвижными глазами, - у нас пять минут. Малява на тебя пришла из Москвы, от очень серьезных людей. Знаешь, что за копье попало в твои руки? Скажи, было такое, чтобы ты заявлял ментам, вообще любому официальному лицу, что это копье - твое, принадлежит только тебе?


Уронив вещи на пол, скованными руками утираешь ты пот со лба.
- Да вроде нет, - припоминаешь ты. - Нет, точно, такого я никому не заявлял. А что случилось?
- Соберись! Вспоминай. Все очень серьезно.
Вор мог бы позировать иконописцам - вытянутый по вертикали лик. Щеки не просто впалые - втянутые. Минимум мимики. Глаза не моргают. Морщин нет, улыбки нет, прищура нет, маска - бесстрастная, непроницаемая, мигающая в такт трубке дневного света с задроченным дросселем.

 
… так мигало купе поезда «Симферополь – Москва»…
Докатывает раскатистый хлопок далекой решетки…
…эхом отзывается соударение вагонных буферов, пол улетает из-под ног, баскетбольным распасом бьют золотые ножны в лоб! 
…Тьма…
…Тьма…
…Тьма…


…провал в Клепсидру Времен, где пересыпается меж колбами Прошлого и Будущего золотой песок Вечности, - песчинкой летишь ты в эпоху Исхода, - с парашютным хлопком распахивается над головой купол выгоревшего до белизны аравийского неба, по ушам хлещет свист песчанной бури, верблюжьи крики, блеяние овец, хлопание шатров на ветру, рев набегающей толпы…
… остро до висков заточены сурьмянными стрелами миндалевидные Хазвины очи, зловеще мерцают черные колдовские зрачки:
«Уйди, или убью тебя, как пса»…


… руки твои в курчавом каракуле волос, огрубелые, мощные – руки мага и кузнеца -  возносят копье под вершину шатра - над блестящей от пота, мускулами сокращающейся в актах соития смуглой спиной соперника…
«КХАПЬЁ – МАЁ-Ё-ЁООО!!!»


Молотом по наковальне - удар острия в беззащитную спину!
Отполированный до блеска, ни разу еще не пивший крови наконечник пронзает подлопаточную ямку – пробивает пульсирующее сердце – выламывает мужскую грудину, - впивается в грудь женщины – рещущей кромкой задевает ее сердце – и сквозь ее лопатку врезается в ложе.


Трясись, древко молодого орешника! Бейтесь в предсмертных корчах, чужеземная блудница и изменник!
Только в одном случае иудей имеет право убить иудея, если, согласно закону «Дин Родеф» тот предал народ Торы, отдал землю Израиля в руки врагов. Старейшины, судьи и даже сам Моисей не могли остановить безумие, охватившее евреев, и тогда Финеес сам приговорил к смерти и казнил Зимри, сына Салу, военачальника рода Шимона, чьё преступление привело к страшной эпидемии.


…Опал мужчина, уронил чернокудрявую голову женщине на грудь, руки подломил под себя.
Болью, страхом и ненавистью искажено лицо колдуньи, меркнут очи ее, подернутые  смертной пеленой, прокушенные губы в крови и киновари вышептывают проклятие, въедающееся в слух твой  навсегда.   
«Будь ты про-о-оклят…»
Это тебе, Сережа, тебе под лопатку забит осиновый кол, это ты не можешь вздохнуть, в твоих глазах меркнет мерцающий свет… 
«Открой глаза, Сереженька, открой глазки».


Входит медсестра в халате. Сергей не сразу понимает, что бледная, с мышиным хвостиком волос девушка - это Даша. Лицо у нее какое-то одутловатое, как у беременных. Она машинально гладит его по руке, продолжая с кем-то разговаривать по телефону. Звуков не слышно, губы шевелятся беззвучно, как тогда, на Голом шпиле, после выстрела егеря дуплетом над головой. Улыбаясь, она показывает Сергею фотографию на экране мобильного, но подносит так близко, что он ничего не может разглядеть.


«Мне это снится, я вижу сны с открытыми глазами».
Близко у глаз – колючая подковка шевченковских усов.
О чем он спросил тогда, перед рывком поезда, молоденький украинский таможенник, о чем-то смешном, нелепом, детском.
«Чья это пися?»
Нет.
«Чий цэ спыс?» 


Распахиваются глаза в ЭТУ реальность, где нет пустыни и шатра с убитыми любовниками, а есть вор в законе и тюремный коридор, мигающий в нервозном ознобе.
- Вспомнил! – выдыхаешь ты. - В поезде, на досмотре! Таможенник спросил, чье это копье, и тут мне в голову вступила какая-то горячая волна, перед глазами все поплыло, слышу, что отвечаю не своим, низким, вибрирующим, как шаманское горловое пение, голосом - «КХАПЬЕ - МАЁ-Ё-Ё!!!» И вдруг поезд со страшной силой дергается, таможенника швыряет на меня, он оглушает меня ножнами, а сам напарывается на копье, и я лечу… - ты осекаешься, чтобы не сболтнуть о только что посетивших тебя экстатических видения, иначе законник примет тебя за психа.


Вор стыл ликом, но в глазах его проступает что-то похожее на улыбку.
- Так ты заявил государеву слуге, что копье твое, так, что ли? И тут же запорол его копьем? Молодца. Ты теперь, знаешь, кто, Сергей?
- Да кто я… - показываешь ты скованные руки, - зек я поганый…
- Дурак! Ты первый русский Владыка Копья Судьбы. 


Ох, как подмывает тебя поговорить со Смотрящим начистоту! Тебе срывает крышу, ты жарко шепчешь, приникая – обнял бы, если бы не были скованы руки:
- Вам нет смысла передо мной притворяться. Я видел, как вы преобразились у нас в камере. Это же вы тогда… в купе… за меня протрубили… шаманским горловым пением: «Копье мое!» Это же ваш голос режет, как меч! Вот что значат слова – «из уст его изошел меч, чтобы им поражать народы». – Сергея осеняет. – Вы и поезд дернули! Чтобы таможенник упал на копье, а я, как бы против своей воли, принес его в жертву! Сам бы я ни за что на свете не убил человека… со мной все случается на автопилоте… вы ведете меня по жизни, вчера Финеес спустился на вас, и вы просияли - в белоснежных, обагренных кровью одеждах… Отрок чистый подвел в поводу коня…


Финт щупает твой лоб.
- Конем на тюрьме почту называют. Угомонись, Сергей, ты гонишь. Мне говорили, я не верил. А теперь я поверил…
Ох, как зло отдергиваешь ты голову! 
- Да я в норме! Нет у меня никакого гона! И жара тоже нет! Я вижу оба мира, и тот, и этот! Я нашел пятый угол, и видел Бога и ангелов Его на горе, подобных белоснежным птицам. Бог говорил со мной, знаете, знаете, почему?.. Потому что… потому что… – из копчика по позвоночнику горячей шприцевой инъекцией в череп впрыскивается наркотический сгусток безумия и экстаза (боже, только не сейчас!), ты вытягиваешься на цыпочках, выгибаешься и вопиешь мощным горловым пением, - нет, не ты, кто-то другой за тебя - великий и могучий - трубит в иерихонскую трубу тюремного коридора.


«КХАПЬЕ - МАЁ-Ё-Ё-О-О!-!-!»


Безумные вопли нередко оглашают стены СИЗО, много несчастных не выдерживают тягот заключения и сходят тут с ума.
Финт захлопывает тебе рот и с маху бьет затылком в стену, жмет и держит, - «молчи, попалишь, охрана же прибежжжж…» - ты булькотишь сквозь пальцы. 
- Он же… через вас… тоза… блт… дайте сказззз… тоже приходил… вшш… вчера,
на разборке… Финеес… он отключ… вам память…
Рука его вминает твой череп в камень, пока ты в мычании и блымании очей избываешь приступ безумия.


Глаза Финта глядят не моргая, мимики ноль, голос невыразительный, глухой и монотонный.
- В глаза мне! – негромко диктует смотрящий. – Вспоминай, кто ты. Ты – Сергей Скворцов… Я Финт… Все хорошо… все нормально… успокаиваемся… дышим, дышим… слышишь меня? Кивни, если понимаешь. – взгляд твой расфокусируется и кажется, что сквозь тонкую латексную маску его лица с тобой разговаривает серебряный, сошедший с Перстня Власти череп.

Вор в законе, генерал преступного мира вдруг обнимает дрожащего, жалкого, зашуганного зека и ободряюще шепчет ему на ухо. – Ну-ну, все, Сережа, все, успокоились. Укатала тебя следственная. Ничего, все пройдет. Первые полгода на киче самые тяжелые. Знаешь песню «Важней всего полгода в доме…»? Следуюшие двадцать пять лет будет легче. Шутка. Все, все, брат, собрался. Времени у нас в обрез. Вертухаи и так на измене, еле уломал их устроить нам свиданку. Кивни, если понимаешь, о чем я толкую. (ты киваешь, икоточно подергиваясь от всхлипов).


Это тебе лампочка в глаза намигала. Бардак в СИЗО. На зоне, когда меняется смена внутренней охраны, изолятор не примут, если хотя бы одна лампочка перегорела, мигает или горит тускло. Я в Коми-Пермяцкой АССР сидел, так по нашей жилзоне постоянно бегали очумевшие охранники, выпрашивали у зэков лампочки, представляешь? На лампочку можно было все выменять, даже наркоту. Ну, очухался? Слушай меня внимательно! Тебя уже автозак дожидается, повезут прямиком к прокурору, да не к простому, а к генеральному. Погремуха у него «Решето». Не знаю, что ему от тебя надо, но в маляве было сказано, чтобы ты никогда никому, ни при каких обстоятельствах копья не отдавал, не продавал и не дарил. Понял меня?


В истоме стыда ты способен сейчас только кивать и соглашаться. Надо же такого дурака свалять перед авторитетом!
- Копье же у них, - шмыгаешь ты носом, - это же… ну, как бы вещдок…
- В маляве сказано, что «они» не могут по беспределу забрать у тебя копье. Это будет не по их понятиям.
- Кто «они»? Мусора?
Все так же невозмутимо и бесстрастно Финт сообщает.


- Менты тут никто. На тебя вышли господа из «Комитета Трехсот» или из
«Бильдербергского клуба». Западные воротилы самого высокого уровня. Им очень нужен твой артефакт. Они наверняка попытаются тебя купить, сломать, запугать, любыми способами ссучить. Жаль, времени нет потолковать с тобой по-людски. Короче, молчи, слушай и запоминай! Вся история Руси фальсифицирована. Нас завоевали, Сережа, мы до сих пор под внешним управлением.


В 17 веке с Запада пришли на Русь кровяные отморозки, те же, что под погонялом конкистадоров вырезали под корень народы обеих Америк, завоевали Индию, Китай и Африку. Они поработили тогда всю планету и такое положение остается до сих пор, да-да, мы до сих пор с тобой в рабстве у  этой страшной, безжалостной силы. Это они из Африки вывозили рабов, грабили Индию и Китай, а с Россией поступили вообще по-скотски: забили свободный народ в крепость, русскую знать вырезали, вместо нее привезли своих бургомистров во главе с Мишей Романовым, древнерусские летописи переписали, правословие испохабили никонианской реформой, короче, уничтожили прежнюю Русь под корень, и сохранилась она только здесь, в тюремных застенках. 


- Не понял, – водишь ты взглядом по однообразным рядам зеленых дверей с
трафаретными номерами, - где сохранилась?
Смотрящий не мигает, не усмехается, не выражает вообще никаких эмоций, от этого его застывшая физиономия убеждает сильнее любых аргументов. 
- Помнишь, как назывались на Руси бунтовщиков? Воры. В острогах и на каторгах зародилась каста воров в законе, форма самоорганизации русского народа в условиях вражеской оккупации. Воровские понятия – это Русская Правда, древний русский Закон.

При Романовых Русь на триста лет оказалась под внешним управлением Запада. Слышал про завещание Петра, предписывающее цесаревичам жениться только на немках? Русской крови в царях не осталось, вся романовская знать состояла из иностранцев, они и разговаривали-то на своих птичьих языках – французском, немецком да английском, русского «быдлячьего» языка знать не желали, народ презирали, торговали им, как скотом, жен продавали отдельно от мужей, детей отдельно от родителей, давали матерям борзых щенков для грудного вскармливания, а детишки их в это время пухли от голода.


Если бы пересадка донорских органов тогда существовала, вырезали бы весь народ на органы, мы для них были нелюди. Разве со своим народом так обращаются? Они чужие для нас. Вот откуда лютость Гражданской войны. В 17 году восставший народ вырезАл не русскую аристократию, а оккупационные иностранные силы. И никакая то была не классовая борьба, а национально-освободительная война. Мы, воры в законе, – тайная внутренняя Русь, костяк народа. Сколько раз власть пыталась нас ссучить, извести под корень, да только хер им всем в поганое фуфло. Если хоть один вор останется, от него снова пойдет прежняя Русь. Все ли понял, Сергей? – смотрящий впервые называет тебя по имени и это воспринимается как награда.

 
- Но ведь воры, - говоришь ты, - это вроде как бы преступники. Они же грабят и убивают невинных людей.
- За метлой следи, - советует смотрящий. - Я добрый, а другие язык вырвут и в очко засунут. Воры – каста мистическая. Да, мы, бывает, грабим и убиваем, но только тех, кому положено потерять добро или жизнь в силу жадности, корысти, неправедности. Мы исполняем приговоры Судьбы, мы – такие же ее персты, как и твое Копье. Уяснил?   


В нервно оптике неоновой лампы сквзь облик законника проступает вдруг призрак Финееса, словно на фотоснимок компьютерной программой навешивают буйную шевелюру до плеч и волнистую черную бороду, рассеченнную по центру клином седины.
- Ты увидел свою Семью, - телепатически говорит Первосвященник, пульсирая
черными солнцами глаз. – Ты думал, Гусь твой враг. Я его изгнал. Но в твоей Семье остался Гонитель. Бойся его. Он твой главный враг.
Миг – и нет мессии, а есть Финт, все также невозмутимо и пристально глядящий в твои закатившиееся под лоб глаза.


- Кто… такой… Гонитель? – шепчешь ты бессвязно, обессиленный Вышним
посещением. Даже кратковременное, оно высасывает весь твой духовный потенциал.
- Это ты сейчас гонитель, - говорит Финт и в глазах его тебе мерещится презрение. - У тебя гон. Возьми себя в руки. 
Шепот его пострашнее крика.


«Ага, осеняет тебя, значит он не почувствовал, кто сейчас говорил его устами! Люди не видят того, что видишь ты, Скворцов. Не пугай их, храни в тайне свои прозрения».


Поцокивают подковки, возвращаются надзиратели.
«Наклони голову!»
Законник возлагает тебя руки.
В тюремной штольне раздаются удивительные слова, произнесенные несмотря на стрессогенность ситуации удивительно спокойным голосом.


- Черный археолог, брат. Впервые в истории самая могущественная реликвия мира попала в русские руки. Слушай древнее пророчество. Когда Запад впервые напал на Русь и насильно ее окрестил, когда языческих идолов сбрасывали в Днепр, волхвы предсказали нашему народу страшные беды за отступничество от веры предков. Беды должны начаться на тех же берегах Днепра, где вырубались священные рощи и попирались святыни, где был сброшен в воду идол Перуна. Отсюда начнется отмщение. Судя по тому, что копье оказалось в русских руках, срок настал. Враги готовятся окончательно расчленить и уничтожить святую Русь. Тебе престоит нанести им поражение.


- Мне? – недоверчиво усмехаешься ты и силишься высвободить голову, но пальцы так сильно сжимают твой череп, что начинают ныть костяные своды, отслаивая багровые протуберанцы из глаз в темень тюремных коридоров. Сила Смотрящего вливается в  измученное тело, наполняя его вибрациями, гулами и сполохами.


- Молчи и слушай! – шелестит в извилинах ушной улитки. – Я, вор в законе Финт, посвящаю тебя в наше воровское братство и даю тебе одиннадцатую заповедь: «Не ссучься!» Никого и ничего не бойся, везде при любых раскладах смело ссылайся на меня. Ты теперь столбовой дворянин, не зря прошел столбование в «стаканах» следственного изолятора. Клянись никогда, ни под каким предлогом не нарушить священную заповедь, которую я только что открыл тебе.
«Клянусь!»


Ты не совсем понимаешь, в чем поклялся. Жизнь происходит сама собой, судьба течет на автопилоте.
Финт исчезает. Откуда он взялся? Куда пропал?
Откуда берутся люди? Откуда взялись Даша, Гусь, Качан, Юрий Соломонович? Куда они исчезли? Когда вернутся и вернутся ли?


«Продолжать движение!»
В поясницу вонзается ключ, но ты не чувствуешь боли, тело охвачено анестезией самозабвения. Посвящение в воровскую касту подключает тебя к источнику новых сил.


Прогнав подземными штольнями, мокрого от пота заключенного выводят на ветер и свет внутреннего двора Корпуса следственных действий, где уже ждет автозак и прохаживается, нетерпеливо поглядывая на  часы, следователь Фоминых.


ИНСТИТУТ НЕЙРОМОДЕЛИРОВАНИЯ. ДАША ЖУКОВА

Пришедшую в себя после комы больную Жукову преследовали кошмарные сновидения, да и наяву она выглядела подавленной и издерганной, взрагивала, когда в комнату к ней входили, пряталась под одеяло.


Окрепнув, стала совершать с мамой прогулки в парке вокруг Лаборатории, а однажды даже осмелилась выехать в город, чтобы посетить Макдональдс, (Даша скучала по кока-коле, картошке-фри и мак-нагетсам). Но посещение фаст-фуда закончилось так и не начавшись. Увидев издали рекламный маскот – яркогубого «клоуна Рональда Макдональдса», Даша вдруг сильно до боли стиснула мамину руку и вся затряслась.


- Что с тобой? – испугалась Светлана Васильевна. В глазах дочери тлел тихий ужас, в ушах звучал пугающий до обморока потусторонний шепот: «Беги, Даша, беги…»


- Мать еле смогла догнать ее на улице, удержать, успокоить, усадить в такси.
Пока ехали обратно в Институт, Дашу вырвало. Хорошо, что у Светланы Васильевны оказался под рукой пакет. 
- Это у тебя токсикоз, - догадалась мама.
- Токсикоз сопровождается приступами паники? – спросила Даша, утирая рот.
- Ты испытала панику?
- Да, блин! Еще какую!
- Чего же ты испугалась? Вроде все было спокойно.
- Ладно, ерунда, проехали…


Даше было стыдно признаться, что так сильно напугал ее… красноносый и красноротый весельчак Рональд Макдоналдс.



                ВОЛОДАРЬ КАБЛУЧКИ

           Вот и Днепр, древний, величавый, могуче текущий меж зеленых киевских холмов, во всю ширь отзеркаливающий солнце.
В зеленоватой воде наоборотно отражается мост Патона и ползущий по нему поток  автомобилей… До чего же хорошо! привольно! воздушно и воздыхательно!
Нет краше столицы в мире! Нет жирнее украинских черноземов, нет краше украинских чернооких дивчин!


          И как же грустно наблюдать за мирной жизнью украинской столицы через решетку автозака! 
          Милицейский фургон въезжает во внутренний двор монументального здания с колоннами из тесаных гранитных блоков.
          Задвигаются автоматические ворота.
          На отдельном лифте, охраняемом элитным подразделением МВД «Грифон», заключенного поднимают на третий этаж.
         Смуглянка-секретарка в синем, приталенном мундирчике, подчеркивающем пышную грудь и широкие бедра, снимает белую телефонную трубку пальчиками, унизанными бриллиант-рубиновыми колечками, надетыми не по форме, но кто, кто запретит, кто осмелится сделать  замечание фаворитке Самого!


На дубовой двери, возле которой дежурит «цыпа, краля, Галя дорогая»  магнетическим золотом сияет табличка 
«Генеральний прокурор України
державний радник юстиції України
Решетняк Михайло Іванович»


Шевелятся над телефонной мембраной пухлые губки с темным пушком над изгибом бордовой помады, тугой сердцевидной формою своей наводя несчастного заключенного на мысль о таком же тесном и томном устье где-то там, в таинственных женских глубинах.
«Вас чекають».
Ох, какие секретарки у генеральных прокуроров! Ох, какие!


«Не оглядываться, продолжать движение!» 
Звучат неслышимые фанфары, замирает невидимый караул.
Отворяется заветная дверь.
Колючий мороз леденит потную спину, вьюга воет, вырываясь из огромного сплит-кондиционера японской марки «Панасоник».
Конвой, следователь, заключенный – все коченеют.
Здесь - вершина следственного мира.
Шамбала юстиции.
Восьмитысячник власти.
Вечные льды Надзора. Торосы Следствия. Снеговые лавины Правосудия.


«Дозвольте, Михалваныч?»
Где зычный баритон? Еле слышным дарвалдаем дребезжит голосок следователя Фоминых. Это в СИЗО да КСД он важняк, а здесь – никто, вошь, тля.
А где же Повелитель снегового безмолвия Михал-свет-Ваныч?


Боулинговой дорожкой бежит вглубь зала застеленный зеленым сукном стол для заседаний Коллегии Генпрокуратуры, бежит, теряясь вдали, и где-то там, на линии горизонта упирается в письменную тумбу, за которой восседает могутный, поперек себя шире, мордатый мужчина в темно-лазуритовом мундире с шестью золотыми звездами на погонах - по три на каждом.


Над головой, увенчанной пышным чубом цвета украинского ковыля, парит в эмпиреях парадный портрет ступающего по облакам идеально прекрасного Президента Украины Виктора Януковича. Одесную и ошуюю возвышаются символы государственной власти - Трезуб и жовто-блакытный Прапор Украины.


На столе пред дородным чревом возлежат скворцовские вещдоки – рюкзак, Копье,  щербатая лопатка в полиэтилене, папки с экспертизами.
Но внимание хозяина кабинета привлечено не золотом-брильянтами, не древним копьем, но - невзрачной коробочкой из красного сафьяна, в которой хранится серебряный перстень СС «Метвая голова».


Именно его через лупу изучает под светом настольной лампы, стилизованной под статую Фемиды, Генеральный прокурор Украины, холеные же пальцы левой руки его в редких крапинках веснушек мнут антистрессовую игрушку в виде собачки-далматинца.
Слабо – издали -  долетает команда.
- Зніміть з нього наручники.
Фоминых – на цырлах - на ухо шэфу «мур-мур-мур», мол, опасен фигурант, склонен к нападению на адм…


Слова застывают на облизываемых волнением губах, бо шэф распоряжается не только снять наручники, но и «усим залышыты примищення» (всем оставить помещение).
Ты растираешь запястья, и…
Верить ли глазам своим?
Приземистый, квадратный, толстобрюхий Генпрокурор Украины тяжкой походкой водолаза шествует к тебе с протянутой для рукопожатия рукой. (И сравнение с водолазом тут не случайно, ибо закован Михайло Иванович в «глубоководный гидрокостюм» ожиревшего тела, только и способного выдержать колоссальное давление коррумпированного украинского политикума и олигархата).


Рука прокурорская, тысячи терпигорцев отправившаяся в места лишений и терзаний,  доверительно и простодушно раскрыта, мизинец как-то по-особому скособочен книзу-внутрь, а у основания безымянного пальца во все 32 зуба скалится… серебряный череп СС «Мертвая голова»!
Только у этой «головы» вместо бриллиантов поблескивают в глазницах искры  изумрудов.


Ох, как стиснул! Будто бульдог жеванул пустыми деснами.
Череп СС спрятан меж сжатых ладоней, - на жирном пальце снаружи виднеется только ободок, внешне похожий на обычное обручальное кольцо.
- Витаю, - добродушно гудит Миахил Иванович, – вижу, вы с лопатой работаете…


«Какая лопата? та, что на столе?… намекает на раскопки? на удар по голове Димы  Капранова? Ого, как давит… так и кровь недолго сдать из всех пальцев сразу».
Диковинная хватка у генпрокурора – мизинцем он зачем-то трогает твою ладонь изнутри, и касания эти походят на азбуку Морзе.
Как с того света доносится знакомый голос с блатной гнусавинкой.
- Включай мОзг, Серый, да побыстрее!


Спину обдает горячей изморозью… Глаза еще ничего не увидели, а тело уже реагирует предчувствием чего-то и радостного и необыкновенного.
Ты переводишь взгляд внутрь себя.
… … …
Ночь. Полнолуние.
Луна сквозь решку озаряет неверным светом камеру 5-4-7, сокамерники сидят на нарах, не курят, не чифирят, не перекидываются в стиры.
Потрясение от встречи с призраками столь велико, что у Сергея отвисает челюсть, расползаются глаза.


Картинка помпезного кабинета, транслируемая через хрусталики на сетчатку глаз, мягко отслаивается и за ней проступает иной мир – пустотный, непроявленный.
Вид Пустоты головокружителен, как если бы ты очутился на краю обрыва.
Гагаринская улыбка Качана с черным сколом зуба в центре белого полумесяца проплывает сквозь синеву генпрокурорского мундира.
- Ну что, братан, сыграем в крестики-нолики?
Ты не видишь ни бумаги, ни карандаша.
- А вон, на решке, – кивает односид на камерное окно и ставит крестик в
центральном квадрате. Как он достает отсюда до решки, не понимает Сергей и догадывается, что для призраков не существует измерений физического пространства-времени.


- Что, брат, язык проглотил? – хлопает по спине Зира. - Не видишь, начальник серчает, прижми уши и хвост и что-то делай и делай быстро!
«Дуплись, Серега, всех попалишь!»


Толпа призрачных односидов окружает тебя, тела их обтянуты поблескивающей презервативной пленкой визуального разделения внутреннего и внешнего миров. 
«Здоров, Археолог», - подмигивает единственным глазом Рубленый.
«Кочумай, Серый», - пыхает Кухарь цигаркой, попутно шмоная прокурорские карманы.
«Че надо этому хмырю?» - щурится Качан.
Интересно, Генпрокурор их видит?
Нет, толстяк внимательно отслеживает реакции подслественного.


«Неужели, Самуэльсон прав, и я на самом деле сижу в одиночке, и вся моя тюремная одиссея с выездным заседанием Страшного суда мне только ПРИВИДЕЛАСЬ?»
Волна радости накатывает, выбивая слезы из глаз.
«Односиды, хлебники мои родные, как же мне вас не хватало! Вы делили со мной тяготы тюремного быта, силком запихнули меня в «пятый угол», а я ненавидел вас, злобствовал и проклинал. Я был слеп. Простите. Простите меня, пацаны-ы-ы! Как же я рад вас снова всех видеть! Любых, хоть живых, хоть мертвых!»


«А мы-то как рады», - смеется хата и охлопывает побратима по плечам, и от этого  гусиной кожей покрывается тело Скворцова.  Визжит и лижется Шалава, хвост ее вносит турбулетность в студенистые  тела призраков.
Ах, как хочется всех обнять! - но руки проходят сквозь воздух… как хочется всех поцеловать! - но губы лишь продавливают точайшие мембраны астральной плоти.


Времени на обдумывание ситуации нет, надо что-то отвечать, вон как подозрительного щурится синемундирный боров.
- Д-да, - запинаешься ты, стараясь как можно честнее глядеть сквозь улыбающийся призрак Качана в хмурый прищур толстомясой рожи, - я это… лопатой ра-э-э-работал… только я ею никого не бил… я просто копал…


Михаил Иванович профессионально сканирует подследственного.
«Він ніби не в собі, психіка явно порушена, блимає, витріщається, очима обертає. для чого вiн руками водить? Кого обнимает? Чому улыбаеться скризь слезы? Пришелепкуватый (чокнутый)? Может, зарано я наказав зняты с нього наручники? Вьязныцей вид нього смердит и куревом,нi, такый нэ може буты властныком каблучки  влады».


По лунным лучам с верхотуры нар соскальзывает Костя Меняла, отгибает  прокурорский палец, чтобы рассмотреть кольцо (в этот момент Михаил Иванович чувствует настоятельную потребность почесать отекшую под кольцом фалангу).
«Да все тут ясно, Геннадьевич, - деловито толкует Костя, - солдаты СС носили перстни без камней, так, офицеры - с рубиновыми глазами, так, генералы - с изумрудами, ну, а руководство высшего посвящения – те ходили с брульянтами. Перед вами генерал тайного Ордена Запада, и он, скорее всего, ждет от вас ответного жидомасонского рукопожатия».


«Но я не умею жать руки по-жидомасонски! Костя, погоди, я не понял, разве СС все еще существует?»
«Так оккультные ордена никто и не отменял, Геннадьевич. «Решето», судя по перстеньку, тоже является членом тайного общества, причем в высоком ранге, об этом же Финт предупреждал, помните? Прокурорские, вообще, амбициозные ребята, существует даже Всемирное Братство Генеральных Прокуроров во главе с бывшим Председателем Гаагского Трибунала Карлой дель Понте. Между прочим, «Череп и кости» – влиятельнейшее студенческое братство сегодняшней Америки, в нем по сю пору состоят оба Буша, папа и сын. Их символ эсэсовский перстень с Мертвой головой».


Вездесущий Качан подает голос уже из дальнего угла кабинета, где им за портьерой по нюху (помогала Шалава) обнаружена тайная ниша с элитным алкоголем. 
«Есть бухло, пацаны, готовьте тару!» – И горланит на ходу, сворачивая крышку с пузатой бутылки (как ему это удается? он же призрак!) - Буш-сын приходит к Бушу-папе, протягивает баттл вискаря и спрашивает: «Папа, буш?»
Хата рдет и оживленно принюхиваясь к вискарному духу. Вбухав в чифирбак полбутылки «Чивас регал» (люблю «Чиво рыгал»), Андрюха делает два ядреных глотка, крякает и пускает кружку по кругу.


Говорят, дети не различают грани между реальностью и фантазией, живут в двух мирах и видят гномов, леших и домовых. Теперь и Сережа Скворцов обрел детскую способность видеть прежде скрытое: персональности его души бродят по помпезному кабинету, рассматривают богатые интерьеры, роются в шкафах. Водянистый Зира изучает компьютер, тычет пальцем в клавиатуру (после чего загадочным образом оказались стертыми важные файлы, а сам компьютер завис), туманный Кухарь шерстит ящики столов, маревый Юрий Соломонович изучает обвинительное заключение по делу «Крымского душегуба», Качан, Рубленый, Мытник и Меняла теплой компашкой бухают в углу. Бестелесные очертания их фигур, обтянутые как бы пылевой пленкой, какая бывает на лужах после дождя, лоснятся и переливаются в свете хрустальной люстры.

 
- Вы одын з Трынадцяты, якщо я нэ помыляюсь?
Глаза генпрокурора на сдобном лице выявляются шустрыми, наделенными и украинской хитрецой, и юморком, и цепким умом. По глазам видать, что Михаил Иванович любитель вкусно покушать и крепко выпить, не чурается  женской ласки и сального анекдота, да и вообще он нормальный хлопец, с каким можно «маты справы» (иметь дела).

 
- Серожа, а ну быстро мне говорите этому дурбецалу: «А вы, похоже, с камнем работаете», - на ухо подсказывает взявшийся ниоткуда Юрий Соломонович.
В тон ему картавит и Сергей, повторяя фразу про камень, на что прокурор, понизив голос, важно бормочет.
- Мор-бон-зи…
- Ту-бал-кай, - нашептывает Юрий Соломонович.
- ТэКаГээМПэЗэ, - понижает голос до шепота Решетняк. 
- ТКГМПЗ, - отзывается Скворцов.
«Что за абракадабра, Соломонович?»


- Лопата и камень – масонские же символы, Серожа. Аббревиатуры – пароли, они меняются в зависимости от ранга и уровня допуска. Рукопожатие у них тоже особенное, силу пожатия масоны специально развивают. Сделайте руку "дощечкой" а "основной секретный палец" – мизинец отведите от безымянного вниз на 25 градусов. Вот так. А теперь от плоскости ладони отведите его влево внутрь еще на 30 градусов. Если руку вам протянул масон, то ваша кисть легко состыкуется с его рукой.
Хата обалдевает.
- Так и знал, Соломон, что ты жидомасон! – крякает Качан, хлебая виски из горла.


Генпрокурор с вопросом в глазах отслеживает мимические ужимки гостя.
«Дивна особа. То він столбение, ніби побачив щось жахливе, то картавит, неначе жид,  то посміхається, як блаженний, а то раптом весь перетворюється і немов зростанням стає вище. Шо цэ с ным?»
Скворцов и впрямь преображается, его распирает прущая откуда-то энергия, в осанке проступает грозное величие.


- Что - вы обязаны были - немедленно сделать - при виде перстня СС - «Мертвая голова» - с бриллиантовыми глазами? – говорит он режущим голосом, и, прицелившись в генпрокурорью переносицу, пронзительно узит глаза.
Разжиревшее тело в мундире пробивает испарина (в ледяном-то кабинете!), в чиновную душу закрадывается робость и даже страх, ибо от заключенного веет порабощающая волна волевой эманации: через браму - человеческое тело-врата – в мир  снисходит Кто-то огромный и Могучий. (Адольф Гитлер едва не сварился в собственном поту, когда в музейном зале Хофбурга ему явилось трансцедентное существо, которое он назвал Сверхчеловеком, а тут речь идет всего лишь о генпрокуроре заштатной страны).

Учителя с Тонкого плана неохотно и лишь в критических ситуациях идут на контакт с физическими мирами, их явления воспринимаются людьми как экстаз, инсайт, озарение. 
Впервые в жизни Сергей Скворцов переживает состояние Плеромы, Полноты Бытия, вызванного наличием всех альтеров и нисхождением в телесную оболочку Высшего его Я. Мощь и воля переполняют душу, впервые целиком и полностью он осознает себя Владыкой Копья Судьбы и Перстня Власти, то есть полновластным хозяином вверенной ему бессмертной души, доселе рассыпанной на сколы, аналоги и отражения. 


Мир преображается, куда-то девается помпезный кабинет с купеческой позолотой, ты оказываешься на горной вершине, где дуют ледяные ветра, у ног громоздится белооблачный океан, накрытый сверху синим куполом непроглядных небес. Где-то там, далеко на земле маленький человек Сергей Скворцов проходит «страшные» земные уроки, боится и обижается, любит и ужасается, но здесь, в сверкании ледников, где бесстрастно переливаются Северные сияния Глобальных эгрегоров, он превращается в Пророка в белоснежных, обагренных кровью одеждах, со священым Копьем в воздетой руке.


«Приветствую вас, - разносится его голос в ледяном безмолвии, - я - новый Шекспир, Владыка и Повелитель Копья Судьбы!»
Докатываясь шепотом эгрегорных приветствий, с дальних склонов сходят лавины.


И тут же видение исчезает – ты снова в чиновном кабинете, Финеес покидает твое тело, дабы вибрации Высшего Присутствия не испепелили незакаленную душу.
И пока ты в шоке и трепете приходишь в себя восле восхищения в высшие миры, Качан выходит на поверхность сознания и берет бразды правления на себя.
Не первоходок, не жрец, - перед Прокуратором покачивается с пяток на носки дерзкий тюремный блатарь.


- Ты че должен был сделать, хряк недорезанный, когда увидел перстень СС с
бриллиантовыми глазами?! – берет он синий мундир за лацканы и сводит их в приеме удушения (у Михаила Ивановича спирает дыхание). - Нехер рыло свое  косоротить! Я - носитель Кольца Власти, мне достаточно пальцем пошевелить, чтобы тебя, козел бесхребетный, стереть в порошок! Ты что должен был сделать, когда увидел мое кольцо? Отвечай! В глаза мне! В глаза-а-а!!! 


«Планка» падает, Качан с ноги отпускает мусору пендаля по сраке – (у Решетняка простреливает седалищный нерв), призрачное колено врезается в пах (судорога пронзает половые органы), затрещина электростатической волной ерошит пышную седину (приступ мигрени сковывает затылок), - хата взрывается одобрительным свистом и улюлюканьм.
- Гаси мента на глушняк!
- По яйкам, по яйкам наверни! – Кухарь подбегает «попинать мусорскОе фуфло».
- Наш прокурор похож сейчас на Киркорова, - хихикает Юрий Соломонович.
- Что, вся морда книзу стекла?
- Не, очи вылуплены, как яйца вкрутую!
- Га-га-га! Ты-гы-гы! 


Михаил Иванович в шоке таращит глаза: некто невнятный, колеблемый струей кондициорованного воздуха, колотит его, как боксерскую грушу, оплеухи полощут жирное лицо, пинки и лоу-кики ревматическими болями поражают суставы, при этом заключенный С. Скворцов, из которого подобьно порывам ветра вырывается призрак полоумного «боксера» стоит перед чиновником молча и не шевелится.


- Ну, хватит, хватит уже, Качанчик, - вступается за генпрокурора добрый Юрий Соломонович, - ви же скоро сделаете из него котлету по-киевски. В Киеве было три поросенка-няши-наркоши, пылесосили кокаин, Нуф-Нуф, Наф-Наф и Ниф-Ниф, их пробивало на измену, а вот папа у них был свинтус с погонялом «Ням-Ням», его пробивало на хавчик, и вот вам результат – Генеральный прокурор Украины (голосом боксерского энаунсера) Михаи-и-и-ил Решетняк!!!
Еврей закладывает большие пальцы подмышки и под хохот и аплодисменты хаты  туда-обратно исполняет вокруг генпрокурора танец «семь-сорок».

На Привозе Беня жил,
Беня мать свою любил,
Если есть у Бени мать,
Значит есть куда послать.
Ой, лимончики вы мои лимончики,
Вы растете у Сони на балкончике.

Гуляй, рванина! Гогочет глотка Рубленого, повизгивает Кухарь, неуклюже топчется Мишаня Недоповешенный, выделывает каратистские пируэты пьяный Качан, прыжки боевого гопака исполняет Мытник, кордебалетные «семь сорок» исполняет Соломонович.


Михаилу Ивановичу мерещится сон наяву, кабинет превращается в гоголевский шинок, полный пьяных, рубящихся на саблях козаков, в ушах пластиночным «Утесовым» шипит шансон, исполняемый в прокурорское ухо мутным, как пузырь баблгама, фантомом еврея-корчмаря:

«Ой, лимонЧКи, вы мои лимонЧКи, вы растете у Сони на балконЧКе…»
Суффикс «ЧК» револьверным барабаном щелкает по барабанным перепонкам.


«Ша, Соломон, не то попадет наш генпрокурор в дурку», - вангует Рубленый.
«И там из уважения к сану на него наденут смирительную рубашечку-вышиваночку», -  утирает пот после танца запыхавшимйся Юрий Соломонович.
Общая ржака. Качан лезет обниматься.
-   Знаешь, братан, как зовут еврейских суперагентов? – пьяно целует он еврея в «пейсы». - Жидаи! Ты жидай, Соломон, у тебя не язык, сцуко, а жидайский меч, как в «Звездных войнах». Только за юмор евреям можно простить половину их косяков, верно, Серый? Кстати, Соломоша, (сало и мойша, во, ништяк!) расскажи Серому анекдот за генпрокурора!»


«Ой, лимонЧКи, вы мои лимонЧКи…»
Жиган и еврей кружатся в вальсе, - седой нимб вокруг соломоновой лысины подсвечивается синим заревом прокурорского мундира.
- Так я же Соло-моно-вич, выступаю соло и моно, а-ха-ха…Ой, лимончики, вы мои лимончики… Ви мене совсем уже напоили, Качанчик. Сегожа, слушайте же анекдот, шутка юмора не моя, но в тему. «Ученые открыли ген коррупции. Называется ген-прокурор!»


Хохот выбивают пыль из бордовых портьер, свет хрустальной люстры преломляется в призматических телах, - текучий, как ручьевая вода, Кухарь шмонает карманы мундира – Михалванычу выносит и без того контуженный мозг, ибо  из карманов его сами собой вылезают наружу личные вещи, - флешка с секретнейшей  информацией порскает по дуге (напрасно хозяин пытается перехватить ее  на лету), но на пол не падает, зависает в воздухе и - точнехонько втыкается в usb-разъем, кнопка «вкл» сама утапливается, монитор подсвечивает радужный силуэт долговязого субъекта, стучащего по клавиатуре… «прибульці? пришельцы? рятуйте…» – из внутреннего кармана выползает пачка «Мальборо», самостоятельно раскрывается, сигареты выползают и раскуриваются от повисшей в воздухе, дважды чиркнувшей зажигалки, - в пустоте  проявляются дымные ротовые полости, гортани, трахеи, флюорографии дышащих легких…


Окоченевшего Михаила Ивановича перекашивает и переклинивает, он не способен даже перекреститься, только крепко жмурится, прячась от страха в слепоту, как в детстве мальцом нырял под одеяло.
    «Гипноз, магия, фокусы… - стучит в гипертонических висках, - я сплю… мне это снится… ущипните меня кто-нибудь!»


Многомер мысленно дает нагоняй распоясавшимся альтерам, те бычкуют сигареты и разгоняют руками дым.
- Михаил Иванович, - слышится голос подследственного, - откройте глаза и ответьте на один простой вопрос. Что. Вы. Обязаны были. Немедленно сделать. При виде кольца Власти?

(Зажмуренные веки приоткрываются - кабинет чист и пуст, сигареты исчезли, дымные легкие рассеялись, - фу-у-у, примерещится же такое!) Вы до сих пор не поняли, кого задержали ваши люди? – заключенный вдруг натуральным образом лает (в разборку врывается Шалава, дотоле носившаяся вокруг и пытавшаяся куснуть чужого за ляжку): - Какого хера! Я должен был!! По вашей вопиющей халатности!!! – и уже тише, (схватив рычащую овчарку за шкирку). - Провести несколько месяцев в вонючем следственном изоляторе вашего гребанного государства?


Я ведь все про вас знаю, - озвучивает Сергей внутричерепной  шепот Менялы, считывающего содержимое с флешки, - сегодня вы собирались передать компромат на президента Украины и его секретные счета в швейцарских банках представителю оппозиции Гапончуку Панасу. Ая-яй-яй, нехорошо кусать кормящую руку. Так вы ответите мне, что были обязаны сделать при виде Кольца Власти, или так и будете стоять памятником собственной глупости?


Умный и осторожный царедворец, посвященный высокого ранга, Михаил Иванович Решетняк осведомлен о том, что перстень СС «Мертвая голова» с бриллиантовыми глазами и личной подписью рейхсфюрера Гиммлера защищен особыми заклятиями магов Аненербе и потому никоим образом не может попасть в случайные руки. Поэтому Михаил Иванович делает единственно правильный вывод: подследственный Скворцов не является обыкновенным человеком. На основании этого вывода Михаил Иванович и принимает важное решение.


Глубоко вдохнув и втянув объемистое брюхо, он становится по стойке «смирно», как делал это последний раз лет, наверно, тридцать тому назад, когда молодым пограничником был пойман на воровстве продуктов старшим прапорщиком Полищуком в каптерке отдела «Тиса» Чопского погранотряда Закарпатья.
- Безоговорочно выполнять любые распоряжения носителя перстня! – рапортует
он, но тут же всплескивает руками. – Но вы же сами не ответили на мое рукопожатие! Что я должен был подумать?


- Нет, вы только посмотрите мине на этого поца, - словно для пушей издевки
«базарит» Скворцов по-одесски. – Вроде бы уже большой мальчик, а все еще играется в масонские игры. Кольцо мне!
Куда подевалась походка водолаза! Сафьяновая коробочка сама прилетает в руки  владельцу.


Нанизав перстень на безымянный палец, Сергей на отлете любуется игрою граней.
- Вперше бачу… таку каб… каб… каблучку… - Михаил Ивановичс трудом
сглатывает, все более проникаясь осознанием того потрясающего факта, что в его кабинете находится не кто-нибудь, а один из Тринадцати Володарей Каблучки, которого  катовали (мучили) в поднадзорной ему украинской тюрьме. Кошмар!
- Какую еще каблучку? – хмурит брови «володарь».
- Перстень, перстень… – утирается платком взопревший прокурор. – Каблучка – цэ по-украински… Виноват, фотографии были черно-белыми, не разглядел, шо в очах самэ той… диаманты… то есть бриллианты. Виноват, готов, как говорится, понести и искупить…


- Понесла девка, да не искупила, - опьяневший от вискарика и безнаказанности Качан вдруг коротким «цки» вонзает кулак в грудину Генпрокурора – на, сука,  получи! -  пустотная рука, в которой, как в солнечном луче, плавают пылинки, по локоть погружается в синь мундирной ткани.


        Михалваныч хватается за сердце, пошатывается и, нашаривая спинки стульев, по-собачьи «плывет» к столу.
В ящиках лекарства нет, Кухарь отмел все «колеса».
«Верни ему валидол, Кухарик, как бы не окочурился боров».
Шнырь подсовывает упаковку, Решетняк отправляет таблетку под язык, дышит ментолом.


       «Пацаны, а давайте сфоткаемся на память!»
На глазах полуобморочного Михалваныча стеклянные дверцы шкафа раскрываются и оттуда, не опираясь ни на что, выплывает 22-мегапиксельный фотоаппарат «Кэнон» Hasselblad H4D-60. с телескопическим объективом, крышечка соскакивает, Скворцов приобнимает генпрокурора за плечи и кладет ему голову на трехвездный погон. 
«Улыбайтесь, Михаил Иванович, сейчас вылетит птичка».
«И насрет на голову, - бухает Рубленый». 
Смеющаяся хата становится полукругом. Вспышка.   


Так была сделана знаменитая фотография «Генпрокурор с призраками», которая за считанные дни облетела земной шар и вошла в серию одиннадцати самых загадочных фотоснимков, когда-либо сделанных людьми. Как известно, знаменитая «одиннадцатка» это подлинные снимки, которых не касался фотошоп и над которыми человечество вот уже несколько десятилетий ломает голову, среди них самые известные это «лицо Фредди Джексона» и  «призраки корабля «Уотертаун».
Наша фотография пожалуй еще более загадочна и многозначительна. Итак, что же мы на ней видим?


За фигурой украинского высокопосадовца (высокопоставленного чиновника), стоящего в обнимку со знаменитым «русским Копьеносцем», просвечивают очертания двенадцати фигур (специалисты и любители изучали их во всех разрешениях, под лупой и через электронные микроскопы). Кто они? Духи невинно осужденных, навестившие своего обвинителя или цифровой брак, вызвавший наложение друг на друга разных снимков?


Тут сразу возникает несколько вопросов. Во-первых, почему генпрокурор обнимается с… фигурантом самого громкого криминального процесса Украины последнего десятилетия? Во-вторых, откуда здесь взялся егерь крымского заповедника Скороходченко, погибший за несколько месяцев до того (своего родственника опознал пользователь Твиттера с ником «Zef»). Многие также узнали владельца магазина антиквариата в Симферополе, тоже к моменту фотографирования уже покойного.


Еще один юзер опознал в узкоглазом приземистом «призраке» своего побратима с позывным Зира, с которым он воевал в ополчении в ДНР. Одесситы дружно узнали в лысом толстячке со вздыбленными на висках волосами известного адвоката Юрия Соломоновича Иловайского, трагически погибшего незадолго до даты, стоящей на снимке. Завсегдатаи украинских форумов отождествили второго справа коренастого усатого парня с известным сотником Майдана Олесем Довгим (позывной «Мытник»), ставшим во время АТО одним из командиров карательного батальона «Айдар».


Но наибольший ажиотаж вызвало присутствие среди «призраков» знаменитого «Нунчаки», героя Донбасса, безбашенного бойца армии Новороссии, прославившегося съемками реальных боестолкновений посредством укрепленного на каске автомобильного видеорегистратора, штурмовавшего и взявшего неприступный Донецкий аэропорт, населенный украинскими «киборгами». Нунчаку нельзя не узнать по знаменитой гагаринской улыбке с особой приметой - черным сколотым зубом в центре белого полумесяца.


Как и для чего объединились на одном фото эти люди - одессит, егерь, сотник Майдана, ополченец, серийный убийца (впоследствие оправданный) и генпрокурор Украины, - загадка, не менее мистическая, чем появление  элегантного мужчины с белогвардейскими усиками, похожего как две капли воды на Игоря Стрелкова, на брифинге официального представителя Госдепа Джейн Псаки в Вашингтоне!
Не является ли смешение лиц и эпох той загадкой, которая скрывает истинную хаотичность мироздания, неподвластную рациональным умам, действующим в мире яви, то есть в строго отведенных, узких диапазонах сенсорного восприятия? Как знать, как знать…


«Кэнон» уплывает в шкаф, дверцы закрываются, золотой ключик проворачивается в замочной скважине.
            

                ВОЛОДАРЬ КАБЛУЧКИ. ЧАСТЬ ВТОРАЯ

       Налюбовавшись перстнем, «Властелин каблучки» проходит к столу, вынимает Копье из полиэтилена, обеими руками прикладывает реликвию ко лбу и прохаживается по кабинету, как будто вслушивается в невидимые процессы, происходящее внутри древнего металла.


- Вы напороли кучу косяков, и с моим задержанием, и с неправильным хранением опаснейшего артефакта! – упрекает он семенящего сзади генпрокурора. – Так и есть! Артефакт разогрет и уже излучает энергию. Вопрос о вашем служебном соответствии будет рассмотрен на ближайшем заседании Синклита. Столько грубейших ошибок! Как вас могли допустить на такую ответственную должность? Ничего опаснее обнаженного Копья не существует в природе! Потрясения затронут не только Киев, но и всю Украину, а может быть, даже и всю Европу!


Кстати, вы сами копье руками трогали? - острие нацеливается Решетняку в трусливо бегающие глазки, (Меняла суфлирует). - «Абсолютно секретно. Чрезвычайно опасно. Запрещается нарушать целостность под страхом расстрела на месте». Копье убивает всех, кто к нему прикасается! Отвечайте, руками его трогали?!
Потек генпрокурор, пот струится по рыхлому, перекошенному рылу.
- Руками не трогал… не встыг (не успел). Только взглянул… Бог миловал…


Вдруг.
Большое черное кресло.
Стоявшее спиной к залу.
Возле тяжелой оконной портьеры.
Легко и плавно.
Поворачивается. 
Так поворачивается театральная сцена, когда на ней уже смонтированы декорации нового действия.


В кожаном лоне, сцепив руки на задранном колене, восседает иностранный джентльмен в летнем костюме светло-серого под красный галстук. Глаза незнакомца закрыты узкой, хрустально поблескивающей полоской футуристических очков типа «гугл глас», костистый нос высокомерно задран, безгубый рот сжат, тяжелая и бугристая, словно тесаная из гранита, нижняя челюсть высокомерно выпячена, коротко стриженные курчаво-черные с проседью волосы походят на отлично сделанный парик, в переплете рук, охватывающих колено, алеет «прокус змеи» - два рубина в глазницах… все того же черепа СС «Мертвая голова»!


«Мама дорогая, - в изумлении шепчет Юрий Соломонович, - с черепами сегодня у нас  переборчик». 
Разняв пальцы, джентльмен делает три раздельных хлопка.
- Браво, мистер Скворцов, неплохой спектакль вы нам тут разыграли.
Голос его двоится и походит на дубляж иностранного фильма.
- Шо за крендель? – пошатывается пьяноватый Качан.
- Стремный типок… - лезет пятерней в затылок Рубленый.
- Ну и шнобель… - подхихикивает Кухарь, но как-то неуверенно, боязливо.
Шалава сконфуженно рычит, не понимая, как она могла не учуять чужого.   


Судя по непривычному для русского глаза раскрою лица, джентльмен относится к сливкам западной, скорее всего, американской элиты. Элита эта как-то уж очень очевидно отмечена печатью вырождения, достаточно вспомнить одних только госсекретарей США последнего десятилетия – от фастфудовской ведьмы Мадлен Олбрайт до афродевочки-бульдога Кондолизы Райс.


Меняла, первым подбежавший осмотреть перстень незнакомца, разгибается в экстазе.
- А ведь это бриллианты, пацаны! – огорошивает он хату. - Вначале показалось, что рубины, так нет же, то был отсвет от красных гардин. Это самые чистые бриллианты, какие я когда-либо видел по жизни, век воли не видать!
- И шо? – выдыхает хата.
- А то! Это один из Тринадцати членов Синклита, глобальный биг босс, прошу любить и жаловать!


Немая сцена. Хата застывает в тех позах, в каких ее застало сообщение, один только Качан продолжает выкобениваться по пьяни: «Не собираюсь я любить и жаловать пендосов, в гробу я их видал, в белых тапочках и с ружьем».
Решетняк уточняет у «человека в кресле», указывая на Скворцова.
- Так вин не той… не один з ваших?


Джентльмен обнажает в деланной улыбке неестественно белые зубы.
- О, нет, господин генеральный прокурор! Перед вами всего лишь черный диггер, случайно нашедший в горах запретный клад. Не так ли, мистер Скворцов?
- С кем имею честь? – облизывает вмиг пересохшие губы «диггер».
- Ай-яй-яй, стыдно не знать в лицо своего коллегу по Синклиту. Довожу до вашего сведения, что кольцо, незаконно унизывающее ваш безымянный палец, было утеряно в далеком 1942 году графом фон Штауфенбергом, который, слава богу, все еще жив, да-да, не удивляйтесь, и очень даже не прочь получить свою собственность обратно. Так что снимайте-ка перстенек и подавайте-ка его мне сюда.


Джентльмен требовательно манит пальцами, но Скворцов (точнее Качан) в ответ ему  отгибает средний палец. 
-    Ты кто такой-на? – буровит блатной. – Какой масти, обзовись!
Иностранец снимает очки с вытянутого, слабо и нечетко прописанного лица, открывая невыразительные глазки, расположенные слишком уж близко к переносице под смешными бровками «домиком».


- Меня зовут Роберт Кондвит, - важно представляется он. - Я являюсь гражданином Соединенных Штатов и представляю в Европе интересы барона Ротшильда. Я готов выплатить вам компенсацию, мистер Скворцов, в обмен на те немногие и по большей части фиктивные права на перстень и Копье, которые вы получили в ходе незаконных раскопок в Крыму.


Услышав это, Решетняк возмущенно всплескивает руками.
- Яки таки права?! – восклицает он, плюхаясь в кресло рядом с американцем. – Чьи права? Кого? Его? Та ни, вы шо! Копье було конфисковано як контрабанда. Цэ тэпер вещдок, орудие вбывства! Так шо насчет прав вам следует вести переговоры с украинскою державою, - Михаил Иванович показывает на звезды на своих погонах. И еще много чего умного наговорил бы генпрокурор, если бы в голове его вновь не закрутилась заезженная пластинка под шипение щелкающей патефонной иглы: «Ой, лимонЧКи вы мои ш-ш-ш-ш… лимонЧКи…»


Застыв на полуслове, генпрокурор явственно ощущает, как в тело его кто-то бесплотный вдевается, кто-то делает «жим штанги лежа», выталкивая из кресла   стодвадцатитрехкилограммовую тушу, кружит ее в танце «семь-сорок» по кабинету и гонит в туалет – кишечник Михалваныча крепко скручивает, «ох ты ж, нелегкая, что ж я съел-то на обед!»
«Шо, эти беременные схватки таки понос? – смеется Юрий Соломонович, уезжая верхом на генпрокуроре, - вы мине успокоили, а то я думал, шо рожаю…» 


Избавившись от прокурорского надзора, Сергей решительно усаживается в освобожденное кресло, точнее не он, а Костя Лопушанский - сейчас тюремный барыга занимает в Семье Многомера главенствующее положение, и никто с этим не спорит, потому что предстоят коммерческие переговоры, а кто лучше Менялы может их провести?


- Так что вы предлагаете в обмен на копье, я не расслышал? – Константин Иванович в точности как американец вольготно перекидвает ногу через ногу и охватывает колено руками.
Два равноценных перстня власти смотрят друг на друга, посверкивая острыми бриллиантовыми глазенками.


- Свободу, мистер Скворцов, - внушительно обещает «пиндос», - я предлагаю вам свободу и деньги. Какую сумму вы сочли бы достойной за два случайно доставшихся вам артефакта? Я даю вам полный карт-бланш, мистер Скворцов, но полагаюсь на вашу скромность и благоразумие.
Итак, читатель, какую, по-вашему, сумму должен назвать Сережа Скворцов?
Нет, не так! Какую сумму назвали бы вы на его месте?


ГДЕ-ТО В АМЕРИКЕ. Несколько лет назад

- Хелло, Том! Как дела?
- Здравствуйте, мистер Кондвит. У меня все хорошо, а у вас?   
- Лучше не бывает. Как будет называется твой новый фильм из серии «Миссия невозможна»?
- «Операция Фантом».
- Перенеси место действия в Россию. Там должна быть сцена взрыва Кремля. Этим мы передадим привет нашему другу Владимиру.
- Записываю, мистер Кондвит. Россия. Взрыв Кремля. Будет сделано.
- Удачи, Том.


                КАБИНЕТ ГЕНПРОКУРОРА УКРАИНЫ. КИЕВ.

Я вас правильно понял, читатель, что Сережа Скворцов дожен хорошенько  поторговаться и выбить из пендоса как можно больше бабок за копье?
Так и поступил Костя Меняла. После недолгого разумья он озвучивает цифру… в двести пятьдесят (!) миллионов долларов за ножны и копье. Плюс дополнительно сто тысяч баксов за перстень СС.


От таких баснословных цифр бровки домиком лезут высоко на лоб.
- Вау, - выдыхает он, совсем как г-жа Клинтон при демонстрации кадров убийства Муаммара Каддафи, – а у вас губа не дура, мистер Скворцов. Я изучаю русскую культуру и русские пословицы нравятся мне больше всего. Губа не дура,- повторяет он в задумчивости. - Что ж, похвальное самообладание в условиях ареста и полного лишения прав. И все же я бы попросил вас быть реалистом. Перстень СС должен вернуться к своему законному владельцу, который еще жив, с ним в дальнейшем вы сможете обсудить ваш процент от находки. А вот у Копья хозяина не осталось, Гитлер умер в Южной Америке в 1962 году, именно ему принадлежала найденная вами копия копья Лонгина.


Хате кажется, что она ослышалась.
- Какая копия? – холодеет Меняла. - Какая еще копия? Это оригинал!
- Вынужден вас разочаровать, - соболезнует Кондвит. - Оригинал находится на своем законном месте, в музее Хофбурга, а это – копия, да-да, одна из двенадцати копий, сделанных по приказу Гитлера еще до аншлюса Австрии. У фюрера было двенадцать копьеносцев. С двенадцатью точными копиями священного копья они разъезжали по фронтам и совершали магические ритуалы. Оригиналом же не было позволено рисковать никому.


В конце войны Гитлер приказал любой ценой спасти реликвию. Его подручными оккультистами был разработан план «Валькирия» под девизом «Сохраним копье и Германия возродится». Но, как всегда, сработал человеческий фактор. Невежественная солдатня, которая грузила эзотерические реликвии Третьего рейха, спутала копье с мечом Святого Маврикия, меч вывезли, а бесценное копье выкинули на свалку. Совершенно случайно и только благодаря золотой перевязи его подобрали американские солдаты, но и они не придали ровным счетом никакого значения невзрачному наконечнику. И только генерал Паттон, знаток оккультизма и древних мистерий, спас Копье от уничтожения. Он лично преподнес его в дар президенту Трумэну, а тот, держа в руках Копье, отдал приказ о бомбрдировке Хиросимы и Нагасаки.


- Как же оно оказалось потом в Вене?
- Спустя несколько месяцев личный посланник президента генерал Кларк по приказу Дуайта Эйзенхауэра торжественно передал копье бургомистру Вены. В Вене оно и сохраняется до сих пор.      
- Об-лом, - утирает вспотевший лоб Миша Недоповешенный.
- Пичалька, - шепчет в усы расстроенный Мытник.
- Откуда он балаболит? – внюхивается Качан. – Кроме очков на этой тухлой харе ничего нет.
- Очковая, сука, кобра, - поддакивает Кухарь.
- Трехочковая, как бросок в баскете, одно очко фуфловое и два на носу.
Очки Кондвита парят над переносицей, как льдистая, положеная на бок восьмерка, тонкие дужки уходят не за уши, а в ушные отверстия.


- Вижу, вас заинтересовали мои очки, мистер Скворцов, - американец снимает
футуристическую оправу и колеблет ею на весу. - Это квантовый компьютер последнего поколения, он, кстати, транслирует нашу встречу за океан, так что мистер Ротшильд вас сейчас видит и слышит, можете передать ему привет. (Меняла машет Ротшильду, при этом Качан успевает отставить средний палец в жесте «фак», поэтому приветствие получается весьма двусмысленным). В очки встроен синхронный переводчик и синтезатор речи, который вы и слышите. Через них я подключен к Интернету, могу проникнуть в любое помещение, увидеть любого человека в любой точке мира, услышать, о чем он говорит, заблокировать его счета, отключить мобильную связь, электронную почту, мотор его автомобиля и даже искусственный клапан в сердце, буде таковой имеется.


Американец протягивает очки на длинной руке, как на штативе. Сергею видно, что линзы двумя маленькими мониторами транслируют веб-страницы и новостные сайты.
- Well, let’s do a deal! – хлопает Кондвит в ладоши, считая, вероятно, что сильно поразил туземца электронным прибамбасом. Не на того он напал.
- Не получается! - резко поднимает голову сидевший до того в задумчивости Костя Меняла.


- Что именно у вас не получается? – осведомляется американец, водружая очки обратно на свою костистую переносицу.
- Не у меня, а у вас не получается, любезнейший! В сорок пятом году ваши генералы драли Германию, как сидорову козу, трофейные команды эшелонами вывозили полотна, мебель и антиквариат. Неужели вы думаете, я поверю, что они вернули мировой артефакт в оккупированную Вену?


Вопрос американца «Кто такая «коза Сидора?» вызывает в хате нервный смешок.
«Ну, тупые!» – лыбится Рубленый, но остальные побратимы напряженно ждут исхода поединка Менялы с западным воротилой.
- Сидорова коза это жена козла отпущения, - Костя требует воды, от возбуждения у него пересыхает во рту. Генпрокурор по селектору делает заказ.
Секретарша на подносике приносит три охлажденных бутылочки «Перье» и разливает воду по стаканам. Костя жадно осушает свой.

 
- У меня есть все основания полагать, - говорит он, - что сейчас в этом кабинете находится ОРИГИНАЛ Копья Лонгина! Понимаешь это, американец? И стоит он… да он вообще не имеет цены. Он НЕ ПРОДАЕТСЯ!
- Молоток, Костян! – бьет его по лпечу Качан, так что Меняла, поднесший второй стакан ко рту, обливается водой. – Америкос нас развести хотел, да не на тех напал, ушлепок!   


       Кондвит молчит, сжав тонкие, словно завальцованные вовнутрь губы.
- Ведь я могу забрать копье просто так, - размышляет он как бы сам с собою и напоминает, что предложение компенсации было проявлением доброй воли с его стороны.
- Так забирай! – задирается Качан. – Бери, чего ждешь!
- Ясно же, шо товарищ из Бруклина брешет, как сивый мерин, - говорит Юрий Соломонович.
- Почему так думаешь, Соломон? – спрашивает Качан.


- Да потому что Сережа является реинкарнацией первосвященника Финееса,
который своими руками и выковал это копье! Копье само все ему показало, и ковку, и первую активацию. Так шо не надо ля-ля, это не копия, а оригинал. И бояться, шо он его заберет, тоже не следует, мог бы – забрал бы и так без базара.


Потрясающие видения в пустыне Исхода давно воспринимаются Сергеем через призму времени как сны, как нечто случившиеся не с ним, но голос льстеца и мудреца напоминает: ты необыкновеный человек, мессия, избранный, первосвященник, глас и око Господа на земле. Каждый человек в глубине души верит, что он особенный, самый замечательный и любимый сын Бога. Вот и Сергей не избежал этого соблазна. Льстецом в его душе явился на этот раз Юрий Соломонович Иловайский, хотя надо признать, что каждый из альтеров в меру своих способностей применяет тонкий яд лести для завоевания главенствующего места в поле внимания Многомера.


- Соломон, ты гений! – заценивает Качан побратима. – Но как сказать им, что Серый типа там реинкарнация? Примут же за психа.
- Да, - соглашается хата, - такой доказ не проканает.
Но Сергей решается говорить напрямую.
- Вы не имеете права силой забрать у меня реликвию, - заявляет он, - потому что мы с вами одного ранга, оба являемся обладателями кольца Власти! – он показывает кулак с торчащим над сжатыми пальцами серебряным черепом СС.
- Американец, как маятником, поводит указательным пальцем.
- Это отнюдь не так, мистер Скворцов, мы с вами далеко не одного ранга, вы заблужаетесь. Вы завладели кольцом незаконным способом.


- Зато я совершенно законным образом активировал Копье! – потрясает кулаком Сергей. – Отныне я его Влыдыка! Меня назначил не кто-нибудь, а сама судьба! Вот почему вы вынуждены договариваться со мной!
По застылому лицу Кондвита Сергей видит, что слова его попадают точно в цель. Кроме того, заметно, что америкос вслушивается во что-то, что доносят ему дужки его чудо-очков.   


- Хорошо, - откидывается он в кресле, - мой доверитель заинтересован в приобретении Копья, ножен и перстня СС. Он предлагает вам за эти ценности ровно… пол-миллиона долларов. Это очень хорошая сумма!
- Это беспредел! – ревет хата. – Нас разводят, как кроликов! Меняла, не соглашайся!
В хата стоят ор и сумбур…


Сколько? Сколько запросить, читатель, какую сумму? Я в полной растерянности? Может быть, требовать сразу миллиард, чего там мелочиться?
Или все же умерить аппетиты?
Честно говоря, я теряюсь... Никогда не торговал эзотерическим антиквариатом.
Подскажите удобоприемлемую цифру! Двести? Сто? Пятьдесять миллионов? Сколько?
 
- Меняла дирижерским жестом «хватания мухи в полете» сметает крики в хате.
- Мы готовы пойти навстречу господину Ротшильду, - говорит он в наступившей тишине. - Коль скоро он так сильно поиздержался в средствах. Сделаем ему скидку. Двести миллионов долларов единовременно за все три лота!

 
- Хвылыночку! – вторгается в торг Решетняк, доселе стоявший посреди кабинета чучелом медведя. – ПрОшу уваги, вельмишановни! В данному выпадку (в данном случае) мы маемо справы… (он  переходит на русский), мы имеем дело с контрабандой, конфискованной в пользу государства! – прокурорский указательный палец изображает восклицательный знак. – Так что, господин Скворцов не может получить за копье ничего, кроме длительного срока тюремного заключения! – второй восклицательный знак из пальца.

 
«Тю, - сворачивает Юрий Соломонович кукиш и сует генпрокурору под нос, - на тебе дулю, купи себе трактор, а на сдачу застрелись!»
- Мы собрались здесь, чтобы договариваться, господин генеральный прокурор, - напоминает Кондвит, - оставим же юридическую казуистику, поговорим по-дружески. Мой клиент просто физически не мог сдать клад государству (с каких пор Сергей стал клиентом Кондвита, одному богу известно), потому что подвергался бесчеловечному преследованию. Максимум, в чем провинился мой клиент, так это в превышении пределов необходимой самообороны, что повлечет за собой отсидку, равную уже проведенному им в заключении сроку.


Однако, при достижении сделки со следствием, которое представляете здесь вы, господин Генеральный прокурор, мистер Скворцов мог бы незамедлительно выйти на свободу и получить миллион долларов при условии, что он подпишет представленные здесь документы.


Ага, набавляет пендос! Давить, давить его, не сбавляя темпа!
Американец и украинец выжидательно смотрят на Скворцова.
После минутного размышления тот встает – в осанке его проступает сутулость узкоплечего астеника Менялы
- Вы сказали, что это копия исторического копья, но я точно знаю, что это оригинал! А оригинал вообще не имеет цены, но я готов продать его и даже пойду вам навстречу и сброшу сумму до ста восьмидесяти миллионов долларов.


- Это оригинал Копья Лонгина, утверждаете вы? – прижимает дужку очков Кондвит. – Вы видели заключение экспертов?
- Меня не интересуют их заключения! – гордо заявляет Сергей и завершает
торжественно. - Кому как не мне знать настоящее ли это копье или подделка, если я сам, лично его выковал!


Кондвит слушает. Перевод запаздывает на несколько секунд, поэтому в разговоре возникают краткие паузы
- Что? Вы сами? Выковали копье? Когда?
- Много тысяч лет назад, в эпоху Исхода.
- Но позвольте, - американец окидывает арестанта взглядом, - оригинал насчитывает э-э… несколько тысячелетий, а вы вовсе не выглядите э-э… престарелым Мафусаилом.


Дух слегка захватывает, когда Сергей впервые в жизни представляется своим Высшим Я.
- Перед вами реинкарнация первосвященника Финееса, создателя и первого владыки Копья Судьбы. – И режущим, как меч, голосом с гортанным бедуинским кхэканьем Скворцов провозглашает. – Кх-апье - майо!


От этих слов словно молотом ударяет по наковальне, вибрация духовной дрожи рябит ментальные тела собравшихся. Чувствуя это, видя, какой эффект производит его самопровозглашение, возгордившись нечеловеческой гордыней, Сергей обрушивается на генпрокурора с матерными криками.
- Чьи команды ты будешь выполнять, ублюдок? Человека который является
обладателем кольца власти и копья судьбы или (указательный палец тычется в Кондвита) этого самозванца? Я назначен самой судьбой владыкой копья! Я его активировал! Теперь Я – Верховная власть на земле, все должны ползать у моих ног.  Кого ты будешь слушать? Меня или этого самозванца!


- Паранойя, бред, мания величия, - весело почесывает нос Кондвит. – Все признаки налицо, как и написано в тюремном диагнозе.
- Ты читал мой диагноз, американец?
- Конечно, мистер Скворцов. Я внимательно изучил ваше досье. Кроме того,
да будет известно, что я закончил психологический факультетт Принстонского университета. Меня заинтересовал ваш случай. И теперь я считаю диагноз тюремного психиатра довольно точным. Паранойя.


- Комиссия установила мою полную вменяемость!
- Ну, официально любая комиссия что хочешь может установить. Да, у вас записано в заключении, что вы частично вменяемы. Вас было решено показательно судить как серийного маньяка. Суд назначен на следующую неделю. Один я могу предотвратить худший из вариантов вашей судьбы. Успокойтесь, отдышитесь, постарайтесь сохранять критичность и самообладание.


Первое. Вы возомнили себя владыкой копья судьбы. Ну разве это не паранойя? Ведь вы всего лишь провинциальный обыватель, пробавляющийся черным копательством. Что в вас такого особенного, чтобы судьба или рок избрали вас для великих свершений? Ничего. Вы самый заурядный человек. Единственная ваша заслуга состоит в том, что вы нашли утерянное копье. Это и стало спусковым крючком мании. Постарайтесь взять себя в руки и здраво оценить ситуацию. Смиритесь и просто продайте копье мне. Вы получите деньги и свободу. В противном случае вновь окажетесь в тюрьме среди воров и бродяг.


- Хватит нести пургу! – в злобе топает ногой Скворцов. - Я реинкарнация первосвященника Финееса!
- Ну, вот видите, - с улыбкой долготерпения разводит руками Кондвит и смотрит в сторону генпрокурора.
- Може, того… санитаров вызвать? – высказывает предложение Решетняк. – То-то я бачу, що вин того, дывный… Мэни за нього писали, що вин воображает себя этим… как его… Фитнесом, так я ж не знал, шо цэ так ото выражаеться..

 
Сергей стоит растерянный, внутренне признавая правоту обращенных на него инвектив, но глупая гордыня не желает сдаваться.
- Я Финеес, говорю вам! Создатель и Владыка копья Судьбы!
- Вот как? Что же, велкам, мистер Финеес! Это же вы являлись Адольфу Гитлеру в виде духа Копья, не так ли? Какая честь для нас с господином гепрокурором!


Остается прояснить только одну чистую формальность: а не предъявите ли вы документы на имя вышеуказанного господина? Что? Таковые отсутствуют? – Лицо Кондвита отвердевает. – Хватит валять дурака, Скворцов! Вы обвиняетесь в серийных убийствах. Вам грозит пожизненное заключение. На вашем месте я прекратил бы торговался и корчить из себя сумасшедшего, и согласился бы  на разумную формулу «Копье в обмен на свободу».


- Жаль, гон не проканал, - под нос себе бурчит Меняла. – Придется сбрасывать цену.
- Не, Археолог хорошо понты проколотил, - признает Рубленый. – Да видать, это тертые калачи, их на понт не возьмешь.
- Да хватит уже с ними тереть, - теребит Качан скворцовский локоть, -
поприкалывались и хватит. Финт же сказал «не ссучься!» Ты поклялся. Слово пацана закон. Тебя приняли в воровское братство. Не слушай Менялу, это барыгины разводы.


- Где Финт, а где мы! - смело обрушивается на Качана Меняла. – Да с такими бабками мы грев на десяток зон подгоним! Надо искать компромисс! Сейчас главное выцыганить из америкоса как можно больше бабла.


        Блатные чешут репы. В словах Костяна есть резон, глупо упираться рогом, когда можно получить гешефт.
- Банкуй, Меняла, – негромко рыкает Рубленый.  – Постарайся на общак.

       Хату охватывает золотая лихорадка, односиды выставляют одну сумму за другой. 
- Да погодите, пацаны, вы че, сбрендили, – пытается пресечь общую блажь Качан. – Это же ссучево!


- Спокойно, - потирает руки Меняла, - никто за бесплатно ссучиваться не
собирается. Ссучиться тоже надо уметь. И речь пойдет о конкретных бабосах! Еще не родился человек, способный обдурить Костю Лопушанского. Копье Судьбы бесценно. (это Меняла говорит уже американцу вслух) Оно освящено кровью Спасителя, обладает божественной силой, с его помощью можно завоевать весь мир. Мистер Кондвит, разве весь мир не стоит ста пятидесяти миллионов долларов?


- Сколько-сколько? – снова лезхут на лоб «бровки домиком». – Повторяю, у вас губа не дура, мистер Скворцов, но вы заблуждаетесь. Легенды про мифическую силу Копья – блеф. Иначе вы находились бы сейчас не в тюрьме, а на свободе, причем на ключевом для земной цивилизации государственном посту. Нет, это всего лишь древний, плохо сохранившийся артефакт, годящийся разве что для музейной коллекции. Я дам вам за него миллион долларов. Плюс двадцать пять за перстень и семьдесят пять за ножны.


- Если это такая мелочь и ерунда, тогда зачем эти баржыные терки, пендос? – вспыхивает Качан. - Пойди и возьми его! 
Кондвит внимательно смотрит на то место, где стоит невидимый блатарь.
- Если хотите, это приз, - отвечает он Качану ( неужели он его видит?!). –
Эстафетная палочка. Мы держали пари. Кто первым им завладеет, тот и выиграл. У нас свои причуды. Так мы побеждаем сплин. Я готов вам уступить. Хорошо. Хорошо. Я дам вам вам полтора миллиона. Это очень, очень, очень хорошая цена!


- Ого! Ни фига себе! – оживляется хата, но Меняла резким жестом заставляет сокамерников замолкнуть.
- Сто пятьдесят миллионов! – чеканит он. - И ни центом меньше! 
- Скворцов, ты и в самом деле сумасшедший! – гневно выкатывает на Сергея глаза  генпрокурор. – В тюрьме ведь сгниешь!
- Помилуйте, но это уже даже не смешно, – Кондвит нервно ерзает в кресле, - нам легче убрать вас руками криминальных авторитетов, не так ли, господин генеральный прокурор? Но мы против подобных методов, это запятнало бы артефакт. Ну, хорошо, хорошо, допустим, я дам вам три миилиона?


Крики вау, йес и «обамаебтвоюмать» сотрясают хату.
- Дрогнул, капиталист проклятый! – ликует Семья. – Молоток, Меняла, дави его на глушняк!
- Вы представляете барона Ротшильда? – недоверчиво уточняет Меняла. – Человека, владеющего Тихим финансовым океаном? Неужели ему жалко каких-то ста пятидесяти миллионов за артефакт мирового значения? А вы, господин генеральный прокурор, почему вы на стороне американца? Не забывайте, мы с вами в доле, вы получите десять процентов от суммы сделки.


- Тридцать, - быстро, по-русски и без акцента отзывается Решетняк, - тридцать процентов! Не забывайте, мистер Кондвит, что копье - это улика в особо резонансном деле! 
- Тридцать? – удивляется прокурорскому хамству Меняла. – Вот у кого губа не дура, так это у прокурорских!
- Суки, кровососы, - кипешит хата.


- Скворцов, помни, с кем разговариваешь! – огрызается Решетняк.
- Ну, пятнадцать, от силы двадцать…
- Двадцать пять! Четверть от сделки.
- Согласен! Скажите вашему американскому другу, что сумма в 150 миллионов
долларов вполне реальна за артефакт, кольцо и ножны!
- Да, эта сумма не выглядит завышенной, - солидно кивает генпрокурор.
- Вы что оба, с ума сошли? – вскакивает с кресла американец. – Вы хоть
представляете себе, что такое ван хандрид фифти миллион долларс?


- Да, - хлопает себя по лбу Меняла, - чуть не забыл! Кроме денег мне нужны новые документы и вид на жительство в Америке, - сказав сие, он растягивает губы в улыбке  «чи-и-и-з».
Кондвит замирает, слушая через очки какое-то важное сообщение.
- Пять миилионов долларов, - переводит он, - мой поручитель согласен выплатить компенсацию в сумме пяти миллионов долларов. Плюс документы и вид на жительство в Соединенных Штатах Америки.
- 150 миллионов! – несгибаемо стоит на своем Меняла.
- Десять.
- Сто пятьдесят.
- Не сходите с ума. Выбирайте. Тюрьма или свобода!
- Хорошо, пойду вам навстречу, от себя отрываю - сто двадцать пять миллионов. Причем, десять миллионов наличными и немедленно!


СК через глазок «стакана» наблюдает действия «Менялы» на поверхности своего сознания: соматически это манифестируется нервным возбуждением, повышением давления и температуры, лихорадочным румянцем, тремором рук, потливостью, снижением критичности и агрессивной враждебностью к тем,  кто выступает против сделки, которая представляется крайне выгодной, если не сказать халявной. Именно в таком состоянии люди и отдают кровные деньги разного рода мошенникам.


- Двадцать пять миллионов, это последнее слово мистера Ротшильда!
Ну и что нам теперь делать с этим американским жлобом, читатель? Соглашаться?


                КУРАТОР РАССПРАШИВАЕТ ДАШУ

В дверь постучали. Даша закрыла ноут.
Вошел Куратор, взял стул, сел рядом с ее кроватью. Он был слишком крупным для маленького больничного бокса, стены жали ему, потолок давил.
После знаменитых оплеух коматознику коллектив изменил свое отрицательное мнение насчет господина Куратора. Это действо было сродни чуду – установлен контакт с коматощником, спасена девушка, пусть и виртуально, в кибер-морганной реальности мозга, но этого добился своими методами дуболом Куратор.


Когда Валентин Григорьевич вернулся из больницы, где он пролежал неделю, преодолевая последствия гипертонического криза, сотрудники встретили его подчеркнуто вежливо: «Здравствуйте, Валентин Григорьевич, как вы себя чувствуете? Мы рады вас видеть».
Впрочем, недолгий роман с начальством был прерван публикацией в интернете ролика о битве СК с вертолетом. Кто-то снял на камеру мобильного телефона трансляцию кибер-морганы и додумался выложить это на ютьюб. Публика приняла ролик за рекламу нового фильма Бекмамбетова, но генерал был вне себя от ярости и резко усилил на объекте меры безопасности. На дверях появились рамки металлодетекторов, охрана начала изымать у входящих планшеты и мобильные телефоны, в общем, всячески притесняла своболюбивое научное сообщество, после чего рейтинг г-на Куратора резко просел.


- Мне уже лучше, спасибо, - тихо ответила Даша на вопрос о своем самочувствии и добавила искренне. - Спасибо вам, Валентин Григорьевич.
- Мне-то за что?
- Мне Римма рассказала, как вы заставили Сережку вернуться на чаир и вступиться за меня. И как вам стало плохо с сердцем. Как вы сами себя чувствуете?
- Издержки профессии, - сказал генерал. - Поднимать в атаку - моя работа. Только вот давление скачет, возраст, что поделать. Ладно, дочка, давай начистоту. Что вы там натворили с Сергеем в Крыму?


- Что мы натворили в Крыму? – машинально переспросила Даша, и улыбка
благодарности стекла с ее лица, сменившись настороженностью.
- После чаира вы уложили еще кучу народа. Тебя и Скворцова, вас обвиняют в
серийных убийствах. Вы объявлены в розыск. Сюда уже приезжал следователь СКР. Я под честное слово взял тебя на поруки. Ты находишься здесь под домашним арестом, тебе запрещено покидать территорию клиники. Я должен знать правду, Дарья, чтобы помочь и тебе, и Сергею. Расскажи, как все было на самом деле.


Девушка молчала, исподтишка разглядывая сквозь ресницы широкое, грубое, в крупную волевую складку лицо генерала. Внимание привлекали в первую очередь глаза – выпуклые, с «голыми», серовато-карими зрачками, обведенные по контуру широкой темной каймой, а во вторую – нос, клубневидный, красный от надавов. Вот мужчины, выдавят угри и думают, что стали красивыми и ходят такими лауреатами шнобелевской премии, а надо же носик еще и припудрить и тональным кремом замазать.


- Пойми, дочка, - по-доброму уговаривал Валентин Григорьевич, - я на твоей
стороне. Я тебя вытащил из комы, да-да, и ребенка твоего спас, не дал сделать аборт. У самого две таких девчонки, как ты. Ну, постарше, конечно, но тоже капризные и гордые. И красивые. Потому что не в меня пошли, ха-ха, а в маму. Помоги мне. Пойми, это очень важно. Мы ведем твоего Сергея с самого начала вашей крымской эпопеи. А мозг его устраивает нам такие выкрутасы, что без бутылки, как говорится, не разберешься. Нам нужно довести его до момента автокатастрофы в Москве. Тогда, по мнению врачей, мы сможем ее предотвратить, виртуально изменив течение его судьбы, и в этом случае мозг посчитает Сергея здоровым, и будет вынужден вывести его из комы. Помоги нам его спасти.


- Я постараюсь, - тихонько сказала Даша. - Что надо делать?
- Надо, чтобы ты в каждой новой ситуации рассказывала, как все было на самом деле. Чтобы Скворцов не сворачивал с пути истинного и доехал бы Москвы.
- Хорошо, - пообещала Даша, - я вам буду все рассказывать по правде. А теперь вы расскажите, что со мной на самом деле случилось? Мама ничего не может толком сказать, врачи в молчанку играют. Как я потеряла пальцы?


        Генерал отвел глаза.
- Тебе их отрезало… лифтом… случайно. В общем, у тебя был сильный болевой
шок. Ты потеряла сознание, ну а дальше психическая кома и все такое. А ты сама что, ничего не помнишь, что с тобой тогда случилось?
- Помню…
- Что именно?
- Улыбку.
- Улыбку? – нахмурился генерал. - Чью?
- Клоуна. Из Макдональдса.
- Откуда там взялся клоун?


        Даша пожала плечами и зажмурилась.
- Он жуткий почему-то. Я плачу, когда вспоминаю его. И голос.
- Какой голос?
- Тихий такой, еле слышный.
- Что он говорит?
- «Беги, Даша, беги…»


                КАБИНЕТ ГЕНЕРАЛЬНОГО ПРОКУРОРА УКРАИНЫ

Двадцать пять миллионов долларов за Копье Судьбы мало?
Вы правы, дорогой читатель, возмутительно мало! Когда за тридцатый сребреник Иуды был назначен приз в миллион долларов, меня засыпали письмами возмущенные читатели. «Миллион долларов стоит квартирка в Москве, а тут же целый сребреник Иуды! Артефакт!» 
Друзья, мы не уступим пиндосам ни пол-цента! Хотят Копье Лонгина, пусть раскошеливаются! 


«Сто пятьдесят миллионов!» - стоит на своем Меняла, и добивается-таки согласия американской стороны. Все в хате, за исключением Качана, ликуют и качают  упорного  барыгу.
Теперь слово за Многомером. 
«Ну, соглашайтесь же, Сергей Геннадьевич, - умоляет Меняла. – Представьте только, свобода после вонючей тюряги, да еще куча бабла в обмен на старую железяку! Вы реально счастливчик, любимчик Господа Бога, избранный!»


И еще много льстивых слов наговорит Костя Лопушанский Сергею Скворцову, ибо  внутренним Льстецом может выявиться любой, изрядно тешащий самолюбие Центральной Личности альтер, и главное тут - не поддаться на славословия и сохранять трезвую отстраненность, потому что противостоять сдвоенному натиску жадности и лести может один только Наблюдатель – бесстрастный и  объективный, способный различать ВСЕ голоса «хаты 5-4-7».   


Качан орет на Менялу и лезет в драку. Его с трудом удерживают Зира и Рубленный, истерически смеется Юрий Соломонович, свистит в четыре пальца  Мытник, затыкает уши Миша Недоповешенный…
Сергей застывает в некой временной каталепсии, он просто не успевает «переварить» кипучий конгломерат мыслей, импульсов и чувств, испускаемый «хатой»,  когда в дверях появляется синий женский силуэт с подносиком в руках.

 
«Краля Галя», «Галя дорогая» вносит кофе, ставит его на столик, наклоняясь так низко, чтобы сзади прелестно выпятился округлый задок, обтянутый форменной миниюбкой, а спереди открылась глубокая ложбина между полных грудей, сжатых сапфировым декольте тесного официозного мундира, чья синева в цветовой гамме украинского флага оттеняет пшеничную желтизну специально окрашеных и коротко стриженных «под мальчика» волос.


       Секретарша выходит. Сергей смотрит ей вслед. Все мужчины смотрят на колебания женских бедер – и американец, и генпрокурор, и призраки альтеров.
Кондвит первым стряхивает наваждение, чмокает губами, дескать, ах, какая женщина, берет чашечку дымящегося кофе и предлагает Сергею чокнуться в честь завершившейся сделки.


      Сергей все еще в некотором ступоре, он четко до рези в глаза видит свою чашечку кофе. Маленькая, из толстого белого фарфора с красным лейблом на боку «Bruno caffe», она  испускает завитки пара. Рядом на блюдце лежит блестящая ложечка и продолговатая бумажная «колбаска» с надписью «сахар». Пенка на кофе коричневато-горчичного цвета. Аромат свежесмолотой арабики ластится к ноздрям.
Чашечка, как и положено для итальянского эспрессо, расчитана на один глоток.


Сделай, сделай же этот глоток, Сережа, и все тут же закончится, сумятица сомнений  разрешится, ты станешь свободным и головокружительно богатым!
Одно твое слово и - взорвутся фейерверки, грянет туш и завопит восторженная толпа.
Случится, сбудется, свершится величайшее из чудес, на тебя обрушится золотой дождь, о котором может только мечтать земной обыватель. 


«Финт же сказал, «не ссучься», - подавленно шепчет Качан. – «Не отдавай копье даже под пытками»! Ты же поклялся, Серега!»


«Причем тут Финт?! – вне себя от предвкушения сказочного богатства орет Меняла. - Кто такой Финт? Ворюга, клейма на нем негде ставить! Навешал лапши на уши. Тюремная романтика, Россия, судьбы мира и прочая дребедень! Ну, откажемся мы и нас обратно кинут в камеру! Чем больше людей в тюрьмах, тем ворам лучше, тем они сильнее! В этом интерес Финта! Соглашайтесь, Сергей Геннадьевич, за какую-то рухлядь,  которая нам и так не принадлежит, на нас прольется золотой дождь!» 


- «Золотой дождь», чтоб ты знал, Костян, - Качан с отвращением выплевывает
каждое слово, - это когда телка обсыкает тебя с ног до головы! Как конченного извращенца. В отличие от тебя я уринотерапией заниматься не собираюсь. Это развод, пацаны!  Как только Меняла обтяпает делюгу, он тут же всех нас кинет. Вы останетесь без копейки! Ему нет веры!»


- Каждый отражается в другом соответственно своей природе, - ехидно умничает Меняла. – Когда Качан формирует у себя в мозгу образ известного ему, но не знакомого мне «кидалы и хапуги», он всего лишь знакомится со свойственной именно ему криминальной сущностью. Я честный торговец, а вот Качан – он-то как раз и есть тюремный гопник-кидала!»


Провокация срабатывает. Качан бросается в драку, в камеру врываются надзиратели, зачинщика выволакивают и охаживают дубиналом.
«Меняла, сука, мы еще встретимся! – доносятся из коридора стихающие выкрики, перемежаемые звуками борьбы и ударов. – Кровью, сука, умоешься… Да что ж вы делаете, волчары! Все, все, начальник, все-о-о-о…»


Генпрокурор и американец видят, что буря в лице Скворцова улеглась.
С потерянной улыбкой стыда и унижения и одновременно – с улыбкой вызова и бравады он произносит сакраментальную, кардинально изменившую течение его судьбы фразу:
«Я продаю Копье Судьбы».
Нет, не он, не он! - отныне речь за него держит «Меняла», Костя-Антиквар, в миру эксперт по фалеристике Константин Иванович Лопушанский.

                ДЕНЬГИ ПРИВЕЗЛИ!

Суровые парни из ЧВК «Блэкхоукс» вносят брезентовый инкассаторский мешок. На стол высыпается куча опечатанных бумажными поясками долларовых пачек.
- Считайте, мистер Скворцов – великодушно предлагает американец, которого генпрокурор отводит в дальний угол кабинета посоветоваться.
Но благодаря обостренному слуху Шалавы Сергей улавливает обрывки их разговора, слышит такие подозрительные слова, как «супербанкноты», «это не те деньги», «аэропорт».
- Ладно, ладно, - еле слышно отвечает генпрокурору американец, - вам будет заплачено другими деньгами.


Бам-м-м! – бьет молотом в голове! Страшное подозрение просачивается в душу. Прокурорский жлоб торговался за свою долю, как упоротый, а тут даже не взглянул на новенькие пачки! Стоп! А не те ли это деньги, о которых писали в Интернете, что, мол, в Киев самолетом завезли несколько тонн фальшивых баксов, чтобы ими расплачиваться с активистами будущего Майдана?


- Стоп-стоп-стоп-стоп… - бормочет Костя Лопушанский, внюхиваясь в пахучие банкноты и разглядывая их на просвет.
- Что не так, Костян? – хором спрашивает хата.
- А то! – Меняла покрывается меловыми пятнами и не понятно, чего тут больше – жадности, разочарования или злобы. – Наебать нас надумали. Лохов нашли. Я спец по антиквариату и в чем разбираюсь, так это в подделках. Паленые это баксы, пацаны, фальшак.


Хата поворачивается к американцу. Тот чувствует, что даже воздух в кабинете сгустился.
- Пендос держит нас за лохов, - глаза Зиры превращаются совсем уже в узкие щелки, даже лезвие ножа не войдет.
- Разводилово! – Рубленый засучивает рукава. – Сейчас я его уебу с правой.
- Получим мы бульон из петушиных мозолей, - кудахчет возмущенный Юрий Соломонович.


- ****ь, так и подмывает врезать в эту наглую рожу. Он же нас за людей не считает, мы для него лошары конченые!
- Стойте, пацаны, обещаю, я ему отомщу. Сейчас нужно отыграть партию
Сергей еле сдерживает Шалаву.   
- Сделки не будет, - говорит он. Овчарка рычит, хрипит и дергает, сторонним кажется, что его сотрясает внутреняя злоба.
- Почему? – довольно натурально удивляется Кондвит.
- Эти деньги слишком новые, мне они не нравятся!
- Правильно. Ведь они прямиком из Бэнк ов Америка.
- Это фальшивые супербанкноты!


Кондвит оскорбленно приосанивается.
- Я не ослышался? Вы обвиняете меня в мошенничестве?
- Сделки не будет, фуфломет ты позорный!
- Что такое «фуфломет»? – американец теребит дужку очков, но перевода не получает.
- Скворцов, что за фокусы? – вмешивается генпрокурор. – Бери деньги и радуйся жизни!


- Вам официально жалуюсь! – заявляет ему Сергей. - Бабки не настоящие. Попытка мошенничества в особо крупных размерах группой лиц с использованием служебного положения!


        Судя по смущенному лицу «борова», он попадает в десятку.
- Подождите минуточку! – уговаривает Кондвит. - Что не так? Что вас не устраивает?
- Деньги не настоящие!
- С чего вы это взяли?
- Нутром чую! Хочу нормальные, тертые банкноты! Нет, вообще баксов не хочу! Хочу евро!
- Но это доллары! Лучшая валюта в мире! Уверяю вас, это самые настоящие деньги.
- Иди другому это расскажи. За такие трюки под шконку загоняют.
- Шконка? Что это такое?
- Лучше тебе не знать. Отвезите меня обратно в тюрьму.


- Погодите, чего вы хотите? Евро? Но где я возьму сейчас десять миллионов евро наличными? Для этого нужно время.
- А че ж тогда хвастался, что ты такой всесильный?
- Ничего он не может.
- Только фальшивку подсовывать и способен.
- Поехали, пацаны, до хаты!
- Отвезите меня в тюрьму, я устал! – Скворцов закладывает руки за спину и направляется к двери. 


- Окей, окей, - поднимает руки горе Кондвит. – Согласен. Я пойду навстречу вашим требованиям. Минуточку.
- Он отходит в дальний угол кабинета и звонит кому-то.
- Возвращается удовлетворенный.
- Well, I agreeded on everything, - сообщает он, но так как говорит без очков, которые снял в пылу разговора, то перевода не слышно. Заметив это, он надевает очки и повторяет. – Я обо всем договорился. Сейчас привезут деньги, которые вас устроят.


                ЯВЛЕНИЕ КАЛАМБУРСКОГО

         В приемной слышится шум, громкий хохот, дверь распахивается и вваливается,  постаревший, обрюзгший и поседевший до сахарной белизны… Винни-пух. Он кренится на бок под тяжестью кубического банковского кейса с коваными гранями.
- Привет честной компании, - сквозь одышку выговаривает Винни-пух сварливым голосом мультипликационного персонажа, со стуком и стоном грохает кофр на пол и хватается за поясницу.


         Имитируя надорванность, (будто он лично волок поклажу, а не инкассаторы  «Прайдбанка»), «Винни-пух» пожимает руку американцу. – Хай, Роберт! - с лету хлопает в  ладонь Генпрокурора. - Привет, Миша! Ну и шо, кому лавэ? А шо мы такие удивленные и моргаем? Не ждали Лёдю? Так я лично решил проверить, а-ха-ха-ха… кому это вы отстегиваете тут моих кровных десять лямов наликом, а-ха-ха-ха… - в астме смеха выпуклые зубы далеко выдаются из жесткой неряшливости седой щетины, глаза при этом умильно сплющиваются за узкими пластинками блестящих очков.


    «Махровый жидяра, а, Юрий Соломонович?» - шепчет Сергей, но отзвука не получает, - нара Иловайского пустует.
«Соломоновича выдернули на следственные мероприятия, - говорит кто-то их заты».
- Познакомьтесь, - представляет Кондвит гостя, – Леонид Каламбурский, олигарх, владелец «Прайдбанка» и половины Украины. Он привез вам деньги, как вы и просили, десять миллионов наличными, остальное будет перечислено на ваш счет в швейцарском банке.


- Ой, Робертик, вечно ты шутишь, какой из меня олигарх, ты шо, так, олигархчонок, а-ха-ха… - взбрызгивает никем не востребованным смехом Каламбурский, - это на Украине я зажиточный, а по вашим  меркам я нищ, как та церковная мышь, шо повесилась в пустом холодильнике, ах-ха-ха… – блестящие очки четко «калибруют» Скворцова. – Бабулини – тебе? Хапай щастя в обе жмени! Если от пола оторвешь, ха-ха-ха…


Генпрокурор, американец и олигарх выжидающе смотрят на Скворцова, мол, бери, пацан, теперь это твое.
        Сергей примеривается. Кофр - квадратный, красный, с металлическими углами и блестящими никелированными замками - не желает отрываться от пола. Десять миллионов долларов весят ровно сто килограмм. 
        На помощь приходят Решетняк и Каламбурский, совместными усилиями ящик воздружают на стол, банкир-олигарх набирает на замках шифр, крышка отскакивает под напором прущей изнутри вечнозеленой массы.
Все в кабинете почтительно затихают.

 
Явление КАПИТАЛА всегда поражает. 
Сергей ощущает это по себе. Благодаря Наблюдателя он отслеживает все свои реакции. Голова плывет, слух и зрение садятся, критика пропадает.
Генпрокурор застывает истуканом, лицо его наливается краской и бисерится потом.
Один Каламбурский с привычным удовольствием внюхивался в химический запах банкнотной краски.


«Плиз, мистер Скворцов, теперь это ваше», - делает приглашающий жест американец.
Мое? Это ВСЕ - мое?
Пальцы противно дрожат, загривок взмокает, тело совершает десятки ненужных  движений. 
Ты никогда не держал в руках больше двадцати тысяч долларов, а тут же целых ДЕСЯТЬ МИЛЛИОНОВ!
«Газпром! Мечты сбываются!»
Так легко? Неужели прорвало дамбу?


Но кто-то же сказочно богатеет, почему не я? Разве я не заслужил? Не прошел огонь и воду, тюрьмы и допросняки? Меня судьба награждает! Я заслужил!
Чей это голос, Сережа? Не теряй Наблюдателя. Успокойся. И виждь, и внемли.
Каламбурский показывает большой палец. 
- Нехилый куш, молодой человек. И шо, интересно, мы продаем за десять лямов бакинских?
- Бакинских? – переспрашивает Кондвит. – Разве эти деньги из Баку?


- Из Баку, конечно, нефтедоллары! – хохочет олигарх, щеря ожерельице жемчужных зубов в жизнелюбивом седобородом ощетинивании. – Нет, серьезно, Роберт, я не за тем волок сюда чемодан бабла, шобы ты мне вот тут пудрил мозг, нет, так не пойдет, давай, рассказывай, шо ты тут покупаешь и почем. Шо он тебе впарил? Давай я с ними поторгуюсь, ты же не умеешь сбивать цену, тебя тут живо обведут вокруг пальца. Это же генеральная прокуратура, ты шо! Тут катала на кидале сидит и гопником погоняет!


Шо за редкость ты надыбал, Роберт, для коллекции, небось? Ну, признавайся, с тебя, кстати, поляна. Кто б тебе еще за час десять лямов наликом приволок, а, кроме Лёди Каламбурского? Да, кстати, чуть не забыл, ты обещал отменить постановление Госдепа о запрете мне въезда в рай земной Соединенные твои которые Штаты, а? Отменил? Не, ну шо ты молчишь, щас деньги увезу, ты меня знаешь, плати тогда с кредитки, хер тебе кто обналичит такую сумму в нищей нэньке Украине.


Копье кого? Лонгина? Нет, ты хочешь, Роберт, шо ли, мне сказать, шо вот эта ржавая хня стоит десять лямов зелени? Робя, тебя наебывают, поверь мне, этот клин для тракторного прицепа не стоит и трехсот гривен. Молодой человек, откуда это у вас? Постойте, що-то мне ваш фейс больно  знаком, мы не встречались в Куршавеле? А на Карибах? Ба! Уж не вы ли тот самый крымский, не к ночи будь помянут,  душегуб?


- Он самый, - важно кивает Генпрокурор. 
Олигарх всплескивает руками.
- Это шо же, здравствуй, толерастия? И до нас докатилось? Брейвика в Университет, «крымскому душегубу» премию в десять лямов бакинских? Молодцы, нечего сказать!


Сквозь вихрасто-кудлатый облик Винни-пуха проступает туманная голова с седым начесом над тонзурой, протаивают близорукие «вишни», во внутреннем ухе гремит.
Ой, лимончики вы мои лимончики,
Вы растете у Бени на балкончике…
«Так вот у какого Бени растут на балкочике зеленые лямы-«лимончики»!»
- Юрий Соломонович, это же вы! – ахает Скворцов.
- Меня зовут Леонид Валерьянович! – недовольно поправляет олигарх и уносится на другой конец кабинета, разговаривая с кем-то по мобильному. Закончив разговор, подбегает к столу, на котором лежит объект купли-продажи. 


- Это оно? Копье Судьбы? Мойша, дай хоть в руках подержать! Ой-вэй! А чего не трогать? Бьется током? Прямо как Ковчег завета. Роберт, слыхал за Ковчег Завета? В Святая Святых мог входить только первосвященник, да и то только раз в году, на Йом-Кипур. Так он заходил туда уже с привязанной к ноге «веровочкой». Кто мне скажет, зачем священнику вязали к ноге «веровку», тому я подарю золотую карточку «Прайд-банка».


Таки шо, никто не знает? Первосвященнику вязали к ноге веровку, шоб его можно было оттудова вытащить, если Ковчег поразит нечестивца за недостаточную святость. Ты б туда зашел, Мойша, то есть тьфу, прости, Миша? Я – так никогда! Меня б он точно поразил к ****е фене. А-ха-ха-ха! – бронхиальный смех курильщика, яблочные щечки в седой волосне, бровки-коромыслица над хитрым прищуром смешливых глазок. - А как узнавали, шо Ковчег поразил святотатца? Сказать? Эфод обшивали по обшлагам колокольчиками и если священник падал замертво, они звенели, как сигнализация на твоем, Миша, «Лексусе». О таки были нравы! Ладно, ладно, я пошел, возле такой штуки лучше долго не ошиваться, можно хапнуть дозу радиации. Роберт, подписывай давай мне приходный ордер, да я поехал.


Олигарх шлепает на колено американца мятую квитанцию.
- У меня бухгалтерша – зверь! Видишь плешь? Она проела.
- Деньги любят счет, - говорит Кондвит. – Сергей, вы не хотите пересчитать сумму?
- Фу, ну шо такое? – возмущается олигарх. – Ты мне не доверяешь? Или да?
- Считать? – неуверенно переминается Скворцов перед горой денег.
- Доверяй, но проверяй, как сказал Рональд Рейган Михаилу Горбачову в Рейкъявике.
- Эх, Роберт, Фома ты Неверующий! Не можешь забыть Касабланку, да? Так
говорю же, завалилась тогда пачка за подкладку! А тут все пачки через машину прошли и опечатаны! До ночи будем считать? Ладнро, Миша, скажи тогда, чтоб кофе мне сделали, да покрепче.


Пока длится инкассация, Каламбурский носится по кабинету, разговаривая по  телефону, ругается и хохочет, не обращая внимания на остальных, как будто их тут нет и в помине. 


Два с половиной миллиона «отметает» себе Решетняк, пачки по сто тысяч он прячет во вмурованный в стену сейф. Остальные деньги Сергей порывается «принять на веру», но Меняла не позволяет. 
- Ты не знаешь банкиров, - слюнявит Костя пальцы, - это жлобье специально
выдергивает из опечатанных пачек по сотке, авось, прибалдевший от величины суммы клиент ничего не заметит. Нет, считаем все до последнего цента.
Тут не центы, тут центнеры! – хватается за голову Сергей.


Приходят к компромиссу – на выбор проверяют несколько пачек. И что оказывается в результате? Одной пачки на хватает! В кофре недостает ста тысяч долларов!
Каламбурский не спорит, невозмутимо вынимает «завалившуюся за подкладку» пачку и кидает ее на банктнотную гору.
- Проверка на внимательность! Надеюсь, больше ко мне претензий нет? Подпиши, Роберт, мне еще у себя в банке отчитываться. Вот здесь, черкани. Ну, хлопцы, бувайте здоровы. Кстати, когда мне на банк придет перечисление?
- Уже пришло, - Кондвит дважды кивает головой, активируя гугл-очки, и голосом подтверждает транзакцию.


Без Каламбурского в кабинете становится тихо и пусто. 
Заранее приглашенный нотариус разворачивает на столе для заседаний Коллегии Генеральной прокуратуры гроссбухи и  фолианты, уточняет, ознакомлены ли стороны с текстом договора, протягивает подписантам ручку.
Сергей заносит дорогой аксессуар над толстой амбарной книгой с меловаными и  прошнурованными листами и вдруг замирает.
Острый абрис золотого пера, прорез на месте кровостока. Это копия Копья! Только уменьшенная в десятки раз!
Знак! Ему ни в коем случае нельзя подписывать этот договор!


Зависшая рука позорно дрожит. Ну, не дрожит, а так… подрагивает.
«Ну, что же вы?» - понукает нотариус.
Сергей смотрит на него остановившимся взглядом, потом переводит глаза на ручку.
Фу, с души словно камень свалился. Это всего лишь дорогое стило с золотым пером, лишь отдаленно напоминающее знаменитый артефакт.
ФИО и подпись С. Скворцова появляются внизу страницы.


Покинув с деньгами Генпрокуратуру, Сергей ощущает не радость свободы и обогащения, а страх. Повсюду ему чудятся грабители, засады и кидалово.
Вызвав такси, он добирается до ближайшего отделения «Прайдбанка», где арендует  ячейку, оставляя в ней почти все доллары, за исключением одной стотысячной пачки.


Но и сто тысяч не дают покоя. И за меньшие суммы убивают.
Вернувшись после обеда в банк, он кладет в ячейку девяносто тысяч, а себе оставляет на развод десятку «зелени». Но и эти он не знает, на что потратить.


Вечером пошел в гостничный ресторан и «выкатил» сокамерникам поляну. Пьянка продолжалась до глубокой ночи. Потом сняли сауну с девочками, в общем, весело погудели. 


В парной невидимые побратимы озолотились потом и сделались совсем как настоящие, к ним даже прилипали листья от веников.
Приведенные банщиком путаны были удивлены прытью и разнообразием сексуальных интересов изрядно поддавшего клиента. Если бы они знали, что участвуют в групповухе на одиннадцать человек, то, конечно, запросили бы гораздо больший гонорар.


                УТРЕННИЙ ВИЗИТ КАЛАМБУРСКОГО

С бодуна ты - боксер в нокауте. «Рефери» толкает в бок - один!.. два!.. три!..Вставай!
На счет «девять» разлепляются закисшие глаза.
Низкорослый черный жидок в костюме и галстуке трясет тебя за плечо. Чуть поодаль в кресле сидит олигарх Каламбурский, только не веселый, как вчера, а злой и мрачный.


- Вот мне любопытно, Борис, - обращается он к расталкивающему Скворцова
делавару, - как такому ничтожеству досталось наше храмовое Копье? 
Ты отмахиваешься от приставучего Бориса, садишься, всклокоченный, обводишь  расплывчатыми глазами перевернутый вверх дном полулюкс. Ты спал без брюк, но в рубашке и носках. Когда был отбой? Где путаны? Гулеванили до утра… суки, на хера разбудили…


- Нет, прикинь, Боря, - долдонит сварливый голос с нечеткой, какой-то похабно-базарной дикцией, - пивню ушастому снеслась золотая курочка, так мало того, он еще умудрился копье активировать, стать его владыкой! И шо же делает это убожище? Оно впаривает мировой артефакт америкосам по сходной цене, а после пьянствует, как последняя сволочь, ну не быдло, не ватник, не матрас зассанный? 
Олигарх достает сигареты и закуривает.


- Играем в «Поле чудес». – говорит он, глубоко затягиваясь. – Я – кубович. Ты – отвечаешь быстро и дышишь в сторону! На кону стоят бабки, шо ты отымел за копье. Как тебе удалось его активировать? В чем состоит процесс? Шо надо делать?
- Мне надо умыться, - мычишь ты заклеенным скисшей слюною ртом. 
- В морге тебя умоют.
- Я ссать хочу!
- Поссышь, когда ответишь! Что ты сделал, чтобы активировать копье? Время!
- Надо просто сказать: «Копье мое!»
- Кому сказать?
- Представителю власти.
- И шо? Это все?
- Нет, не все.
- Ну, а шо еще? Хочешь ссать, быстро отвечай и дуй в сральник.
- Вам зачем процесс активации, копье все равно у американ…
- Боря, дай ему по шее, он мне надоел.


Резкий удар ребром ладони по загривку – брызги летят из глаз, череп пухнет от болевого гонга.
- Миллион баксов, - кашляешь ты, держась за вибрирующую шею. – А будете
драться, вообще ничего не скажу.
- Боря…
- Ладно, все! Надо заявить, что копье типа ваше, а потом завалить…
- Кого?
- Какого-нибудь хмыря.
- Человека или курицу? – допытывается олигарх
- Человека, - неохотно признаешься ты.
- И ты завалил чувака?
- Случайно…
- Рассказывай! Что я должен у тебя душу выматывать! Ну!


Ерзая от нестерпимого желания помочиться, ты выкладываешь подноготную процесса активации.
- Он случайно на меня упал, а мне теперь дело шьют, - заканчиваешь ты с
подсвистом  воздуха сквозь зубы от ноющей в паху натуги мочевой спазмы.
- Я так и знал, - удовлетворенно откидывается в кресле олигарх. – Можешь поссать.  Бабки я у тебя отметаю.


От таких слов ты чуть не обмочился на бегу, ворвался в туалет, пустил струищу, стеная «!о-о-о-о! кайф» и повис, журча, но по мере облегчения мочевого пузыря нарастает паника в душе.
«Что он сказал? Как отметает бабки? За что? Это беспредел!»   
- Нет у меня денег, они в банке, - огрызаешься ты, вернувшись из туалета в номер. Но рано радует тебя твоя вчерашняя предусмотрительность.
- А банк-то мой, - шмыгает носом седобородый «Винни Пух». – Продал бы копье  нам, не имел бы проблем.
- Бабки отметать не по понятиям! Вы не имеете права!

 
- Имеем. Это наше копье, еврейское. Мы его двадцать веков ищем. Вы, гои, все у нас с****или - и религию, и артефакты. Чаша Грааля и Копье Лонгина - это наши храмовые чаша и копье. Вот спроси, на фига был создан русский народ, английский, китайский. Думаешь, чтобы добывать полезные ископаемые, создавать демократию и жрать рис палочками? Нет, все эти народы были созданы, чтобы служить нам, евреям. А мы должны служить Богу. Мы должны Его кормить. Но мы не можем. Потому что некие чмыри постоянно барыжат нашим копьем! – Каламбурский кричит, в седине бороды и шевелюры наливая румянцем гнева выпуклые щечки. - Копье Пинхаса должно вернуться в храм!  Ты не тому его продал, придурок! Ты ошибся! 


- Я и есть ваш Пинхас! – кричит в ответ Скворцов. - Я его активировал, значит, я его владыка!
Каламбурский брезгливо машет перед лицом рукой.
- Дыши в сторону! Какой ты Пинхас, ты говнюк. Разве Первосвященник продал бы копье? - Он встает из кресла и, охнув, хватается за поясницу. - Спину из-за тебя, б…, потянул, десять лямов зелени приволок, и никакой тебе благодарности. Да, чуть не забыл, скажи мне шифр от банковской ячейки и ключ отдай, шоб не ковыряться там.


- Это грабилово! Не по понятиям! Я буду жаловаться в генпрокуратуру!
Борис зовет кого-то из коридора.
Входят двое из ларца, одиноково не обезображены интеллектом с лица, один  поквадратнее, второй на голову выше, в плечах поуже.
- Покажите ему «набор юного психопата», - велит Филиппов.
Верзила раскрывает на журнальном столике «дипломат».
В пазах и нишах блестят ножи, пилы, клещи, и еще куча всяких пыточных прибамбасов.
- Нравится? – спрашивает Каламбурский. - Давай, не дуракуй. Код и ключ! Сейф из-за тебя я еще буду взламывать.
Жлоб, ему жалко потратить сотню баксов, чтобы забрать миллионы!


Сергей понимает, что сопротивление бесполезно, деньги он сам поехал и добровольно отдал этому  жирному наглому жидяре!
Суки, вот же суки конченные…
С бодуна мало что сознавая, Сергей выдает код и ключ. 


- Ты сделал мне утро, дружок, - искрится олигарх неискренней улыбкой. - Приятно лишний раз убедиться, что гой, даже если он случайно становится владыкой великого артефакта, все равно остается трусливой, жадной и пьяной сволочью. Получил от встречи с тобой глубокое моральное удовлетворение. И не вздумай шо-нибудь ляпнуть Роберту, накажу! «Набор юного психопата» ждет тебя. Бывай.

 
Дверь за незваными гостями закрывается.
От вчерашнего денежного миража остается только водочный перегар.
Вот так быстро сбываются страхи быть ограбленным.


                ОСВОБОЖДЕНИЕ

Открывается кормушка, слышится голос надзирателя Новикова.
(Он не зря Новиков, он приносит новости, вносит в жизнь новое).
«Лопушанский, с вещами на выход!»
Кухарь подбегает к кормушке, выглядывает снизу подобострастно.
«Эй, начальник, нас тоже обещали выпустить».
«Кишки тебе выпустят…»


Обескураженная хата следит, как Меняла собирает вещи.
«Это тебе, - кидает Костя свитер Мише Недоповешенному, - это тебе», - кладет пачку байхового чая на колени Кухарю. Шнырь не может удержаться, хватает неожиданно свалившееся богатство, воры шикают – «не бери зашкваренное, сам сукой станешь». Кухарь дачку не отдает, запихивает себе запазуху.


Блок сигарет с фильтром достается Мытнику. Тот тоже принимает подарок, хотя это  не по понятиям, правильному зеку ничего нельзя брать из рук ссученного.
Будто в издевку Костя Меняла кланяется в дверях по русскому обычаю в пояс. «Прощайте, братцы, не поминайте лихом». - и даже рукой, падла, проводит по земле.


При выходе из камеры «ломовой» приобретает студенистую консистенцию, прозрачная плоть идет пятнами и разводами, как на жидкометаллическом терминаторе, - миг – и из камеры «5-4-7» выходит человек из мяса и костей, при этом Сергей Скворцов становится как будто бы выше и сутулее, а на исхудалом лице его четче проступает  костистый нос с щеточкой щегольских усиков под ним.


«Мы ведем наш репортаж из Печерского суда города Киева. Только что судья Олег Присяжнюк вынес приговор, чтение которого длилось пять с половиной часов, настолько много эпизодов инкриминировалось обвиняемому. «Крымский душегуб», «Крымский копьеносец», «Потрясатель Копья Судьбы», «самый страшный серийный убийца Украины  последнего десятилетия»... какие только эпитеты не придумывали для него досужие журналисты. 


А сегодня случилась сенсация! Сергей Скворцов освобожден в зале суда. Прямо скажем, неожиданный финал!»
Камера показывает вход в здание Печерского суда.
Поздний октябрь, моросит дождь, машут перепончатыми крыльями зонтики журналистской братии, вооруженной телекамерами и мохнатыми микрофонами. Тротуар и часть выгороженного металлическими загородками Крещатика запружена зеваками.

Слышны команды через мегафон, милицейские сирены, крякалки  лимузинов.
На телеэкраны Украины, да что там Украины - на телеэкраны всего мира транслируется картинка красных железных дверей под красным же козырьком. Слева на стене привинчена табличка желто-горчичного цвета «Печерській суд міста Київа».


Репортер канатал СТБ Роман Сницарчук ведет прямой репортаж.
«В ходе судебного следствия подтверждение получил только один эпизод – Сергей Скворцов признан виновным в непредумышленном убийстве офицера таможни Олеся Довгого, за что и был приговорен к двум годам ограничения свободы. Но так как обвиняемый просидел в СИЗО год и пятнадцать дней, а один день тюрьмы засчитывается за два, то его освободили прямо в зале суда.


Несчастный случай с офицером таможни произошел из-за неожиданно резкой подвижки состава, вызванной  неосторожными действия маневренного тепловоза, что подтвердила справка, выданная Приднепровским отделением МПС. По этому делу, кстати, в суд обратилась одна из пассажирок поезда № 32 «Симферополь – Москва», гражданка России Лопарева, повредившая при падении руку.


Кроме всего прочего, попутчица Скворцова, Дарья  Жукова, ехавшая с ним в одном купе, также подтвердила, что был сильный толчок поезда, вызвавший падение офицера на Скворцова, который в этот момент демонстрировал  старинный наконечник, вызвавший у представителя таможни профессиональный интерес, так как мог представлять собой историческую или художественную ценность. Эти свидетельства позволили судье Присяжнюку сделать вывод о непредумышленном характере убийства. Копье также не являлось контрабандой, так как не представляло собой ни исторической, ни культурной ценности. Не являлось оно, как установила экспертиза, и холодным оружием вследствие затупления режущих кромок и отсутствия кровостока.


По делу Скворцова были назначены более 200 экспертиз. Так, например, потерпевший Дмитрий Капранов, «человек без лица», ( все помнят жуткие кадры обожженного юноши, вызвавшие возмущение общественности), в реальности выявился печально известным в Симферополе мажором, участником многочисленных ДТП, которые он устраивал, носясь по городу на своем «Порше Кайенн» с личным номером «ДИМОН».


Против Капранова-младшего ранее уже возбуждались уголовные дела по факту избиения в симферопольском баре «Дуплекс» модели Кати Удальцовой и смертельного ДТП, в котором погибла  мотоциклистка из байкер-шоу, двигавшаяся в сторону Севастополя на празднование Дня Военно-Морского флота. Пьяные выходки сходили мажору с рук ввиду высокого положения его отца, депутата Крымского парламента и директора СК «Орбита». Но, как говорится, сколько веревочке ни виться, а конец будет.


Экспертиза установила, что в момент пребывания на Голом шпиле Капранов-младший находился в состоянии алкогольного опьянения, вследствие чего и заснул в опасной близости от костра и обжег себе лицо. Сопровождающая его веселая компания подорвалась на проржавевшем боеприпасе времен Второй мировой войны, а занимались ребятишечки в заповеднике, помимо разгульной охоты, шашлыков и алкогольных возлияний, незаконными археологическими раскопками. Характер ранений, а также извлеченные из тел осколки подтвердили версию подрыва гранаты советского производства 30-х годов.


Очень кстати были пойманы убийцы братьев Чередниченко, ими оказались их же сверстники, несовершеннолетние жители крымского села Уютное Николай С. и Вячеслав У. насмотревшиеся американских сериалов, в частности «Декстера» про маньяка-расчленителя, и решившие на практике применить свои теоретические познания. Убийцей беременной Тани Головко оказался ее любовник, слесарь Симферопольского троллейбусного парка Александр Г., которого Татьяна шантажировала своей беременностью и принуждала бросить семью. Выяснилось также, что при пожаре в заповеднике погибли вовсе не спасатели, а члены Капрановской ОГП, занимавшейся рэкетом и терроризировавшей предпринимателей Симферополя и Южного берега Крыма.


Эпизод, связанный с крушением вертолета крымского депутата Виктора Капранова, также нашел свое объяснение. Вертолет разбился вследствие подрыва внутри него боевой гранаты Ф-1. Подрыв был вызван неосторожным обращением с боеприпасом. В искореженном остове вертолета был обнаружен целый арсенал незарегистрированного оружия – искореженный автомат АКМ-47, два карабина «Сайга», пистолет ТТ, гранаты и патроны.


Депутат со товарищи развлекался воздушной охотой в заповеднике, палил с воздуха по внесенным в Красную книгу животным, а также по туристам, случайно забредшим на охраняемую территорию. Это ему под горячую руку подвернулся Сергей Скворцов, за ним он вел охоту с воздуха, в результате которой сам себя и подорвал, потому что тоже, как и его сын, находился в состоянии алкогольного опьянения, что подтвердила экспертиза его изуродованных останков.


Как тут не вспомнить о знаменитом стрелке по крестьянам, депутате Верховной Рады Украины Викторе Лозинском, получившем 15 лет строгого режима за охоту на людей. Похоже, подобные экстремальные развлечения  становятся модными среди украинских элитариев.


Кстати, у сына погибшего депутата проснулась совесть, Дмитрий Капранов изменил свои показания и сознался в попытке изнасилования Дарьи Жуковой и зверском избиении заступившегося за нее Сергея Скворцова.
Произошла полнейшая метаморфоза: «Крымский Душегуб» из монстра и серийного убийцы превратился в защитника униженных и оскорбленных, в современного Робин Гуда. Стало очевидным, что следствие было проведено топорно, с обвинительным уклоном, за что следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Николай Фоминых, был переведен на другую работу с понижением в звании.


Послышались голоса. «Он выходит! Вон он! Вон! Сергей! Сергей! Ура! Вау! Слава Украине! Слава героям!»
В дверях суда показался осунувшийся, заросший «крымский мститель», одетый в куртку на два размера больше и рванные джинсы. Закрыв лицо от вспышек фотоаппаратов, оправданный пробился через толпу журналистов и сел в автомобиль «Ниссан Альмера» с красными транзитными номерами, который уехал на большой скорости.


«Вот такая неожиданная развязка резонансного дела. Многие спросят, а как же шумиха вокруг так называемого копья Лонгина? Утверждения досужих журналистов о том, что Скворцов якобы пытался вывезти в Россию историческую реликвию, официальный представитель Генеральной прокуратуры Андрей Курись опроверг, назвав досужими домыслами. Цитирую. «Речь идет всего лишь о сувенирной копии знаменитого копья, какие широко продаются в том же Хофбурге и не представляют никакой практической ценности».


                В АМЕРИКЕ
             «эпилептический припадок, расписанный по годам»

После оправдательного приговора бывший заключенный Лукьяновского СИЗО выехал на ПМЖ в США.
Там он оформил документы на имя Константина Лопушанского, для краткости переименованного в американской транскрипции в мистера Loushpu, а на вырученные за продажу копья деньги (Кондвит не обманул и безналом перевел остаток суммы) занялся любимым делом – торговлей антиквариатом и произведениями искусства.

 
Из Украины приходили все более тревожные вести. Майдан 2.0 сверг законного президента и привел к власти фашистскую хунту.
Неожиданно для Киева, для ЦРУ и всего мирового сообщества Крым провел референдум о присоединении к России, на котором «за» проголосовали 93% участвовавших, а принимал участие в референдуме весь полуостров поголовно, за исключением части крымских татар, контролируемых проукраинским меджлисом.


Россия признала волеизъявление крымчан и присоединила полуостров. Это вдохновило Юго-Восток Украины. На Донбассе и в Луганске вспыхнули народные восстания. Были также проведены референдумы и объявлены народные республики – ДНР и ЛНР.


Понукаемый американцами, Киев ввел на Донбасс войска для подавления сепаратизма. Ополченцы доблестно сражались, но помощь из России почему-то не пришла, крымский сценарий не сработал, народные республики были потоплены в крови.
Российское руководство подобно введенному в транс гипнотику безучастно наблюдало за геноцидом русских, за ковровыми бомбардировками и ударами систем залпового огня по Славянску и Краматорску, Донецку и Луганску.


Сотни тысяч беженцев захлестнули Ростовскую область, Краснодарский край и Крым. В лагерях беженцев активно работали вербовщики СБУ, подогревающие донецкую молодежь рассказами о предателе Путине, который обещал защиту, но бросил Юго-восток на произвол украинской армии.
Прошли теракты в Крыму и Ростове, запылал Кавказ.


После подавления восстания в Донбассе весной следующего года окрепшая украинская армия подошла к Перекопу. Киев в ультимативном тоне потребовал возвращения незаконно «аннексированого» Крыма. Началась «странная война» за полуостров. Украинские войска устраивали провокации и обстрелы погранзастав. Применение ответного огня вызвало резкую реакцию НАТО. Была  заблокирована Калининградская область. 23 дивизии НАТО начали операцию по принуждению России к миру. 3 российские дивизии, 4 бригады и 4 полка не смогли им противостоять. Ввод натовских войск был настолько стремительным, что Россия не смогла применить даже тактическое ЯО.


Украинские войска ворвались в Крым, началась резня, особенно лютовали татары из батальона «Крым», созданного олигархом Каламбурским при непосредственном участии лидеров Меджлиса Чубарова и Джемилева.


Россия была вынуждена пойти на переговоры. В Ливадийском дворце, пародией на
договор Ялтинской конференции 1945 года, была подписана реституции полуострова Украине.


В Крыму начались этнические чистки, вызвавшие бегство более двух миллионов русских. Опустевшие города заселялись выходцами из Волынской, Тернопольской и Ивано-Франковской областей.


Массовый поток беженцев дестабилизировал Россию. Народ вышел на улицы. Москву потрясли миллионные марши протеста против ПНП «правительства национального предательства». В едином негодующем хоре слились вчерашние патриоты и белоленточники, либералы и коммунисты.


В Москве на Красной площади начался грандиозный Майдан, чуть менее масштабные мероприятия состоялись в Питере и Свердловске.
На фоне массовых волнений и дестабилизации обстановки в стране группа патриотически настроенных генералов отстранила от власти законного президента и совершила военный переворот. «Комитет спасения Родины» (КСР), взявший на себя всю полноту власти, возглавил генерал ФСБ Валентин Огуренков.
Но Кавказ и Дальний Восток не признал новое «ГКЧП». Татарстан и Чечня выступили резко против.


КСР инициировал процесс национального примирения, конечной целью которого стали новые президентские выборы. В результате «свободного» волеизъявления народа к власти пришел проамериканский либерал Ходорковский. Народ был возмущен бесчестными выборами, прошедшими под американским диктатом, либеральная Москва напротив ликовала в восторге. СМИ запели осанну новоиспеченному спасителю отечества.


На окраинах вспыхнули майданы, требующие уже не пересчета голосов, не перевыборов, а референдумов о независимости регионов.
СМИ уверяли, что возмущенный народ желает отсоединиться от коррупированной, погрязшей в воровстве и коллаборационизме столицы. Под лозунгами «Москва - не Россия!» к власти на местах пришли самостийные «князьки»-губернаторы. Право наций на самоопределение, сформулированное еще Лениным, снова появилось на свет из пыльного коммунистического сундука.


В ходе референдумов на территории РФ образовалось примерно два десятка новых государств. Некоторые, как, например, Кавказ и Ставропольский край, тут же сцепились в жестоких этнических конфликтах. Россия стремительно погружалась в пучину междоусобиц, локальных войн и хаоса.
Наступила новая Великая СМУТА.


После крупного террористического акта на ядерной шахте, захваченной террористами неизвестного происхождения (СМИ уверяли, что террористы в балаклавах говорили с чеченским акцентом) президент Ходорковский под сильнейшим нажимом мирового общественной мнения, ООН и ОБСЕ дал разрешение на ввод ограниченного контингента (название было дано словно в издевку над советским прошлым России!) миротворческих войск НАТО на ядерные объекты РФ.
Великая Русь прекратила свое независимое существование.


Наблюдающий по телевизору из Америки за колоссальным «землетрясением», расколовшим Россию на куски, мистер Loushpu радовался, что так вовремя покинул тонущий «Титаник», но в глубине души кто-то терзался и стенал, кто-то обвинял его в предательстве Родины, (Копья Судьбы в руках американцев позволила им нанести незримый удар по психике высшего руководства России, смять его и подчинить своей злой воле) кто-то в душе страдал ностальгией и мучился невыносимой виной. Этот «кто-то» искал забвения в алкоголе, и мистер Лопушанский был вынужден потреблять литрами сухое красное вино, запивая им прозак. «Я стал прозаиком, шутил он перед зеркалом, разглядывая свое опухшее лицо».


- Ты стал предателем, - беззвучно кричал кто-то, невидимый за кожными покровами покрытыми пятнами алкогольной интоксикации, - ты ссучился, Меняла!
«Р-радуйся, дур-рак, - пьяно базланил мистер Лопушанский, - судьба бережет тебя, ты в Америке, богат и независим. Какая теперь разница, что происходит в далекой России. Все равно ты ничего не мог бы изменить в судьбе стосорокамиллионного народа».


«Вр-р-решь, - ревел кто-то в душе, - все зависело именно от тебя! Дед Даши Жуковой  вырвал Копье из лап гитлеровского копьеносца, в одиночку спас Родину, а ты сам, сам, падла, вложил всемогущий артефакт в руки врагов, сам отдал Родину на растерзание! Будь ты проклят, Иуда!»
«Прекрати ныть, - орал в зеркало мистер Loushpu, - я схожу из-за тебя с ума, пью много алкоголя, от этого страдает мой бизнес, это недопустимо!»


Чтобы хоть как-то забыться, он с головой уходил в работу.
Собачий нюх на подделки (основной риск в торговле антиквариатом связан именно с высоким уровнем фальсификата), сделал мистера Loushpu удачливым предпринимателем.


Выгодно женившись на Сьюзен МагДогерти, дальней родственнице знаменитых Морганов, мистер Loushpu стал вхож в круги финансовой элиты. Молоденькая студентка Сьюзен вообразила себя художницей, и выходец из далекой «Раша» высокий и вдумчивый Константин с его загадочной славянской душой первым из ценителей решился выставить аляповатые картины в своем «Центре интуитивного и аутсайдерского искусства» на Milwaukee Avenue.


В браке родились мальчики-близнецы – Кевин и Бред, названные в честь актеров Кевина Костнера и Бреда Питта. Вообще-то мистер Loushpu хотел назвать сыновей Дмитрий и Роман, и жена поначалу с пониманием отнеслась к ностальгии по далекой многострадальной Russia. Дети до пяти лет носили по два имени и были билингвами. Отец много времени уделял их воспитанию, учил русскому языку, показывал русские мультики, ставил записи русских сказок. Особенно полюбилась мальчикам сказка про Ивана-царевича и Василису Прекрасную, сцена сжигания лягушачьей шкурки.


«Ах, Иван-царевич, что же ты наделал! Если бы ты еще три дня подождал, я бы вечно твоею была. А теперь прощай, ищи меня за тридевять земель, за тридевять морей, в тридесятом царстве, в подсолнечном государстве, у Кощея Бессмертного. Как только три пары железных сапог износишь, как три железных хлеба изгрызешь – только тогда и разыщешь меня…»
- Daddy, why do you cry? - младший из близнецов Бред забрался на колени и теребил отца за уши.


«Я уже почти не помню ее лица, помню только алые волосы и то, как она лежала в лесу, с поджатыми к груди коленями…
Уйди, Дашка, уйди, прошу, не приходи даже во сне! Я – американец! Гражданин США! Я не хочу больше вспоминать ни русских просторов, ни сердоликовых глаз, ни крымских гор, бурыми медведями залегших в зимнюю спячку».


Мистер Loushpu идет в супружескую спальню на втором этаже роскошного особняка, где уже мирно спит его жена Сьюзен. Находит в комоде лекарство от депрессии, запивает голубую таблетку прозака водой без газа.


Вся семья лечится прозаком, жена от «магазинной зависимости», старший сын от синдрома страха перед общественными уборными, и, хотя Кевин уверяет, что не ходит в общественные туалеты, потому что там воняет и продают наркотики, мать пичкает его прозаком насильно, из опасения, что сын унаследовал отцовскую тягу к самоубийству. В  пьяном угаре мистер Loushpu частенько кричал, что его так и подмывает покончить «с проклятой, фарисейской, гребанной, факинговой американской жизнью». И каялся, что погубил Россию. И плакал, и рвал на голове поседевшие волосы.
Это смешно. Как один человек может погубить огромную страну?


Однажды в ресторане Кост Loushpu наколол зуб – в хлебце оказался  квартердоллар. «Shit! Ай сью ю! (я подам на вас в суд!) – кричал он директору ресторана, и вдруг замер. В голове прозвучали слова русской сказки. 
«Как три железных хлеба изгрызешь, Иван царевич, только тогда и разыщешь меня…»
«Daddy, why do you cry?»


Усилия по воспитанию детей в русском духе пропали даром.
В шестилетнем возрасте «the twins» поехали погостить к бабушке на ранчо в Айдахо. Моложавая, энергичная шейпинг-теща состояла членом предвыборного штаба Ромни на выборах президента США, регулярно заводила молодых любовников, которые не менее регулярно обводили ее вокруг пальца, отчего она впадала в депрессию и сидела на валиуме, как героиня песни Роллинг Стоунз "Mother;s little helpers". Теща настроила внуков против отца и вообще против этих «ужасных russians», которых в американских фильмах показывали не иначе, как тупорылыми и жестокими дегенератами.


Вернувшись с каникул, близнецы наотрез отказались отзываться на русские имена и окончательно стали Бредом и Кевином. Оба выросли стопроцентными белозубыми американцами, отлично учились, играли квортербеками в футбольной студенческой команде.


А мистер Лоушпу запил горькую. Водкой он заливал ностальгию по ролине и ненависть к чуждой ему американской среде. Жена презрительно именовала его «этот раски», (уничижительное прозвище русских в Америке), настраивала детей против отца, вследствие чего сыновья боялись и стыдились dead’a, страх их был перенесен на все русское, даже в школе они скрывали от сверстников свое происхождение. Мистер Лоушпу узнал об этом комплексе у детей в ходе очередного скандалов с женой и вначале даже не поверил своим ушам.


Но сыновья подтвердили.
- Да, - сказали они, - мы бы хотели, чтобы ты не упоминал при наших девушках, что
в наших жилах течет русская кровь.
При этих словах парней передернуло.
- Я бы сделал себе переливание крови, - добавил Брэд.
- Да, мы оба подумываем о переливании крови, - подтвердил Кевин.
- Но почему?- спросил ошеломленный отец. - Чем вас так обидела Россиия? Вам засрали мозги проклятые средства массовой информации этой гребанной страны!


- У нас свои мозги и мы сами можем делать выводы, отец! – сказали дети. - Мы не хотим иметь ничего общего со страной, которая всю свою историю нападала на соседей! Только в этом веке она напала на Чечню, Абхазию, Осетию, Грузию и Украину! Она и сейчас, даже развалившись, ведет грязные войны на территориях, которые бегут от нее, как от прокаженной. Пойми, дэд, в такой ситуации нам стыдно быть русскими.
- И да, отец, тебе не стоит пить столько алкоголя, - сказал Бред, покидая гостинную.


Кевин любил отца. Губы его дрожали, когда он, обернувшись в дверях, проговорил.
- Знаешь, чего я боюсь больше всего? Я боюсь стать таким, как ты.  Я не только презираю, я боюсь своей русской крови, я боюсь стать таким, как эти вечно пьяные зомби! – сын показал пальцем в экран, где как раз показывали новости из разрушенной, разоренной, воюющей России.


В тот месяц мистер Лоушпу опустошил бары на всех этажах своего особняка на озере Мичиган (от Эванстоуна первый поворот на нижнем выезде за Баффэло Гроув).
«Мои дети – тупые амеры! Моя кровь – ненавидит меня! Я гражанин Америки, страны, которая разрушила мою родину. Я живу среди убийц моего народа. Я предатель, власовец, Иуда! Я плачу налоги стране, которая украла (kindnapped) моих детей, заменила им мозги на гамбургеры, я проклят, я продал первородство за чечевичную похлебку! Я уже говорю по-русски с акцентом, а вижу сны по-английски, я сам стал проклятым тупым амером, нет мне прощения и не будет…»


После курса лечения от алкоголизма жизнь, казалось, вошла в колею, но на   шестидесятом году неожиданно для семьи, да и для самого себя, мистер Лоушпу завязал интрижку с ассистенткой Глорией. Мордатую толстушку, похожую на Монику Левински, угораздило покрасить волосы в кислотно красный цвет, что и привлекло внимание патрона.


Их роман не остался незамеченным, фотографии пожилого мецената в компании юной любовницы промелькнули в желтой прессе.
Сьюзен подала на развод, после чего начался сутяжнический процесс, вымотавший у мистера Loushpu не только все нервы, но и половину состояния.
Опустошенный, он забросил антикварный бизнес и забаррикадировался в доме на Мичигане.


Потянулись нудные, похожие один на другой, годы.
Однажды мистер Лоушпу приснилась Даша, юная, красивая, до сияния ясная. Вокруг возвышались горы, причем, крутые, обрывистые, не крымские, а, скорее всего, кавказские, заросшие густыми синими лесами. Это была Грузия, он откуда-то знал это.


На горной тропе им повстречался чернобородый абрек в бурке, который под угрозой оружия потребовал денег, и после короткой ссоры застрелил Сергея. Во сне мистер Лопушански воспринимал себя Сережей Скворцовым, а, может быть, и был им на самом деле.


Сергей умирает, но… продолжает идти с Дашей к большому грузинскому дому. Там их уже ждет целая толпа родственников - женщины в национальных одеждах, мужчины в бурках и черкессках с газырями, с кинжалами на наборных серебряных поясах. Звучат выстрелы в воздух, играет пандури, барабаны бьют зажигательную лезгинку, все танцуют и веселятся, целуют, обнимают и поздравляют Дашу, радостно рассматривают Сергея.


Когда гости проходят за длинный стол, накрытый в саду вдоль арыка, в котором охлаждается чача, Сергей к своему ужасу замечает среди гостей того самого чернобородого абрека, который недавно его застрелил. Он начинает кричать – «люди, это же убийца, держите его!», но все вокруг только смеются и хлопают в ладоши, абрек подходит, дарит Даше подарки, а она целует его и называет дядей. Сергей продолжает яростно вопить: «Даша, это мой убийца, как ты можешь, почему он здесь, вместе с нами?»


Даша уводит его в детскую, где на глинобитном полу играют перепачканные малыши. Пол грязный и залит водой. Сергея это злит и он требует, чтобы дети встали из  грязи, но никто не обращают на него внимания. Он кричит, а маленькие сопляки смеются над ним и тычут пальцами!


И вдруг он видит себя со стороны - красного от крика новорожденного младенца в примитивной деревенской колыбели, подвешенной к закопченной потолочной балке.
Мистер Loushpu просыпается в испарине, с бьющимся сердцем.


Жизнь показала ему правду: в прошлой жизни Даша была его матерью, а в этой явилась девочкой с алыми волосами, и он… упустил ее.
Еще раньше она была Хазвой, любовницей-врагиней. Они странствуют по жизням  вместе, и цель этого долгого путешествия сквозь века – соединение с Женщиной. Он должен был принять свою женскую половину, принять и слиться с нею. Но…струсил, пожадничал и упустил свой шанс.


Мистер Лоушпу раздвигает большим и указательным пальцами дряблые ляжки, испускает накопившиеся за ночь газы. Пахнет тюремной камерой. В нем она, «хата 5-4-7»,  никуда не делась.


Подташнивает, дает о себе знать застарелая язва. Из упаковки на прикроватной тумбочке вылущивается  голубая таблетка, запивается водой.
«Я попал в «прозак», - с кряхтением садится на кровати американский гражданин русского происхождения, - я  попал в кромешный просак»
Шаркая тапочками и расправляя радикулитную поясницу, бредет он в туалет, где будет мучительно мочиться, выдавливая, как занозу, из простатитного мочевого канала короткую желтую струю. 


В зеркале над мраморной раковиной в склеротических каррарских прожилках  отражается загорелый старик, лысый со лба, взлохмаченный на висках. Лоб, надбровья и даже скулы его исчерчены вертикальными морщинами, глаза краснеют отвисшими веками, под нижней челюстью дрожит дряблый кошель кожи, зубы ненатурально белы.


Отхаркавшись, он умывается, а когда распрямляется, чтобы утереться полотенцем, Сережа Скворцов спрашивает из зазеркалья.
- Что, Меняла, променял шило на мыло?
- Я сделал так, как считал нужным, - сухо отвечает мистер Loushpu.


Кто берет расческу с полочки? Кто начесывает седину с висков на темень (на лбу и затылке зияют две пролысины, разделенные боковым начесом), кто говорит:
«Позвольте напомнить, Сергей Геннадьевич, что, не будь меня, вы парились бы на нарах до конца своих дней. Так что скажите «спасибо», что живете в роскоши и не знаете забот. Ну,  подумаешь, по Крыму скучаете, по родине, по русскому языку. Ну, так съездите в Рашку, говорят, она еще не до конца развалилась, поищите свою зазнобу, может, найдете… спившуюся крашеную тетку».


Лысый старик бессильно прижимается к зеркалу лбом, мокрые виски отливают фольгой, шепот туманит блеск амальгаммы.
- «Прозак», силиконовая жена, гмо-еда, чуждые дети, вокруг чужбина и сам я себе чужой… Ты ссучился, Костя! Будь ты проклят, ты погубил мою жизнь.…


- А не ты ли мечтал уехать из «быдляндии»? – брызжет зубной пастой «Crest»
мистер Loushpu, и пена идет из его рта, как у эпилептика. - Не ты ли мечтал пожить на Западе красивой жизнью? Так чего ж тебе здесь не живется? Достал уже своей ностальгией! Забудь всех, забудь родину, забудь девочку с алыми волосами. Просто, тупо живи!


- Костя… - беззвучно рыдает Скворцов и рвет на себе остатки седых волос, - из-за тебя я ссучился, продал Копье, погубил Родину, потерял свою Женщину, прожил не свою жизнь! 
- Зато я прожил свою! – отрезает мистер Loushpu и полотенцем стирает чужое
дыхание со стекла.


Внимание! Сейчас вы услышите самое простое из всех существующих на земле магических заклинаний, бездумно применямое в жизни многими людьми. При всей своей простоте, правильно произнесенное, оно излечивает души от навязчивых состояний, фобий и даже одержимости. В момент, когда один из ваших альтеров в очередной раз начинает навязывать вам свою волю, скажите ему, как сказал из зазеркалья Косте Меняле  туманный, далекий, почти стертый из памяти Сережа Скворцов.
- Знаешь, Костя, пошел ты НА х у й!


Во время выхаркивания данного заклинания вы должны до рези в глазах представить, как сбивший вас с пути истинного «сокамерник» отправляется точно по указанному адресу - в огненную пещь половых органов, где сгорают неистинные, придуманные, головные желания.


Жуткая боль разрывает желудок.
Мистер Loushpu падает на колени, блюет в раковину желчью вперемешку с алой, цвета Дашиных волос, кровью.
«Кровью умоешься» - вспоминаются крики уволакиваемого надзирателями из камеры 5-4-7 Андрея Качана.


Сквозь зеркало, волнообразно колеблясь, проступает подсобка магазинчика «Раритет», в тот самый момент, когда грязный бродяга вонзил в живот антиквару Лопушанскому старый, окисленный до черноты клинок, перебинтованный золотою каймой.


Случилось то, о чем предупреждал Сэм Бойл, ведущий специалист «Christ hospital Сhicago», - застарелая язва разъела крупный кровеносный сосуд и вызвала массивное желудочное кровотечение.
Мыча от боли, как и тогда, много лет тому назад в своей симферопольской лавке, мистер Loushpu валится на пол.
- Help… – сучит он ногами, силясь вытянуть из живота раскаленный клинок,
терзающий внутренности невыносимой болью, - anybody, help me!