Запретный сад

В некотором царстве, да таком дальнем, что пешком туда идти – ноги заболят, а уж на лошади скакать – три седла железных изотрешь, жил-был царь Агламон и было у него двеннадцать дочерей.

Вот они подросли, стали одна другой краше, да все на выданье, а царь-то и не торопится их замуж выдавать. Ведь за каждой надо дать приданого, а царь этого ужасно не любил. Он, Агламон-то этот, был скупердяй страшный. По утрам он сам царевнам из чайника какао разливал, чтоб ни одной лишней капли, а потом полкаравая дрожащей рукой на двеннадцать частей делил. Так что жили двеннадцать царевен впроголодь. А уж из одежды было у каждой всего по два платья – одно каждодневное, а другое выходное – на большие праздники.

Вот терпели они это, терпели. А замуж-то пора, даже придворные над ними стали подтрунивать, мол, перестарки. Тут они и задумались, что по возрасту-то они вовсе не погодки, как в больших семьях бывает, а все вроде одних лет. Решили царевны, что это странно, не могла же мать их сразу двеннадцать народить. Стали по всему замку ходить, выспрашивать, может, какой слуга, какой повар что знал, слышал. Но никто не мог им толком ответить.

И только в самой глухой каморке, в самой затерянной части замка нашли они древнюю старушечку, да такую, что пальцем ткни – рассыпется. Она-то им и говорит, что, мол, царевны Агламону не родные дочери, а что украл он их у родителей, а их самих заточил в Запретном саду.

Побежали царевны Запретный сад искать. А вокруг замка их много было, садов-то. Вот наконец нашли они Запретный сад, а он, конечно, под замком. Стены вокруг сада до самого неба, а ворота еще выше. Уж они ворота трясли, ломали – никак.
Тогда самая смышленая из них и говорит, мол, здесь без ключа не обойтись. А ключ нужно у Агламона хитростью выманить.

Вот на следующее утро они с сестрами пораньше встали, насобирали розовых роз из царского сада, каждая по целой охапке, да и пошли с этою ношей нарочно перед окошком, где спальня Агламона была. Он увидел, стал кричать, чуть из окошка не выпал:

– Вы куда мои розы тащите, окаянные?

Девушки ему говорят:

– Мы, батюшка, заприметили, что людям из твоего царства очень нравятся розовые розы, а они нигде, кроме как в твоем саду, не растут. Мы продадим их на рынке, а тебе денег принесем, по мешку за каждую охапку роз!

Ну, Агламон как про деньги-то услыхал, так его аж затрясло.

– Идите, да поскорее! – кричит. – И без денег не возвращайтесь!

Царевны из царской усадьбы вышли, переоделись в лесу разбойниками. И всем отрядом налетели на царскую казну, одиннадцать стражей перебили, те аж еле ноги унесли, все в синяках, да в расстроенных чувствах. Двеннадцатого оставили, да наказали ему, чтоб рта не раскрывать. Затем взяли каждая по мешку меди, вскочили на коней – и на базар. А там – нищета, скуднота. Люди затем только приходят, чтобы несколько крошек хлеба на несколько глотков молока выменять. Вот до чего их царь Агламон довел своими поборами, да налогами!
Даже разбойников на конях не испугались. Воровать-то все равно нечего!

Тут давай царевны медь раздавать налево и направо, шесть мешков раздали. А сами людям строго-настрого наказывают громко царя хвалить.

Вот вечером возвращаются двеннадцать царевен в замок, приносят мешки с медью.

– Почему так мало? – возмущается Агламон. – Всего шесть мешков! А вы обещали за каждую охапку роз по мешку денег !

А царевны его утешают:

– Батюшка, зато как уж тебя люди на базаре хвалят, говорят – хороший у нас царь, добрый!

– Так ли это? – спрашивает Агламон у своих шпионов. Шпионы-то те у него везде были понатыканы, в каждом городе, в каждой деревне.

Один из шпионов и говорит:

– Так, царь, так. Я сегодня по базару рыскал, так люди в один голос тебя прославляют.

Успокоился Агламон.

На следующий день видит он из окошка, что царевны куда-то красные розы тащат, каждая по целой охапке.

– Куда? – кричит Агламон. – Куда мои розы тащите?

– На базар, батюшка. Людям розовые-то розы и то понравились, а уж за красные обещали серебром расплачиваться. Мы тебе вечером принесем по мешку серебра!

Чуть не задохнулся от счастья Агламон. Отпустил их, значит.

Девушки снова розы побросали в лесу, в разбойников переоделись – и в казну. А там уж тот жалкенький стражник их ждет, затрясся весь от страха. Мол, берите, что хотите, только не убивайте.

Взяли девушки по два мешка серебра – и на базар. По одному мешку народу роздали.

И наказывали пуще прежнего царя-то нахваливать.

Вечером принесли Агламону двеннадцать мешков серебра, а тот рад-радешенек. Аж затрясся от удовольствия!

– А уж как тебя, батюшка, хвалили! – снова говорят царевны. Посмотрел царь на своих шпионов – те головами кивают, да, мол.

На следующий день нарвали царевны по охапке белых роз. Увидел их Агламон из окошка.

– Сколько вы мне сегодня денюжек принесете? – кричит, а у самого чуть ли не слюни текут.

– Батюшка, люди за белые розы обещали золотом расплачиваться!

Ну, Агламон, ясное дело – разрешил.

По дороге переоделись разбойниками и поскакали в казну. Там по три мешка золота взяли – и на базар. На базаре роздали по одному мешку, и велели людям языка не жалеть, только нахваливать царя.

Вечером приезжают в замок – и Агламону по два мешка золота  – бух в ноги. Тот чуть с ума от счастья не сошел. А девушки ему тут же и говорят:

– Батюшка, назавтра обещали нам алмазами за розы расплачиваться, только теперь не простые розы просят, а золотые. А они у тебя только в том саду есть, что на ключ заперт.

Раньше бы Агламон ни за что ключ бы не дал, поостерегся, а тут жадность ему зенки заволокла, он так и раздулся. Стоит, еле дышит, глазищи из орбит торчат.

– Нате вам, – говорит, – ключ! Но только чтоб по три мешка алмазов мне вечером принесли!

– А еще батюшка, – говорят царевны, – народ тебя уж так хвалил сегодня, прямо криком кричал – дайте только на царя хоть одним глазком живьем посмотреть, а уж мы ему за это насыпем отборных алмазов полный мешок!

Сказали и пошли. Отперли Запретный сад – и давай там родителей своих искать. Весь сад из конца в конец обошли – ни души.

– Может быть, обманула нас старая бабка, подшутила? – одна говорит.

Но тут другая как вскрикнет:

– Батюшки-светы! Посмотрите, какая синичка на розовом кусту сидит! Это ж точь-в-точь я! А с ней и еще одна рядом.

Дотронулась до них девушка, а синички тут и обратились в людей. Это были ее родители.

Тут другая сестра как закричит:

– Гляньте, какая скамейка чудная! На спинке вроде бы лица вырезаны, да какие – вылитая я! – и хвать, за скамейку-то. И скамейка тут же обернулась людьми, ее родителями.

Так девушки нашли всех родителей, кроме одной, той, что из них самая смышленная.

– Где же мои родители? – заплакала она. А стояла прямо над двумя большими камнями. Ее слезы упали на те камни, и превратились они в людей. Обняли они свою дочь и говорят:

– Мы же, дочка, царь с царицей! А вот эти все люди – это наши верные министры со своими женами. Был у нас казначей Агламон, да такой жадный, что задумал он нас всех извести, а царство себе забрать. Только спасла нас добрая волшебница Гагана и превратила нас в предметы, да в животных. Уж как Агламон ни старался – и жег нас, и топил – а ничего нам не делается. Тогда он нас заточил в этом саду, и каждый год приходил потешаться над нами. А на вас, наших дочерей, наложила Гагана чары, чтобы ничего вам Агламон не мог сделать до вашего совершеннолетия. Вот он и держал вас во дворце, замуж не отдавал, чтоб потом вас всех убить!

Смекнули тут девушки, что старушка-то из каморки, это и была добрая волшебница Гагана.

Тем временем, жадный Агламон схватил мешок побольше, да поехал на базар, это чтоб, значит, побольше алмазов набрать, как пообещали ему царевны!

А как приехал на базар, его тут же люди-то и схватили. Потому знали, что через него и голод народу, и погибель происходили, с тех самых пор, как он царем сделался. Тут же его в мешок – он как раз подходящего размеру оказался. Да в море-то и утопили его!

А царь с царицей, да со своими министрами, да со всеми девушками, названными сестрицами, вернулись в замок. И стали жить-поживать, да добра наживать. Только дочки-то все скоро разлетелись кто куда. А как же! Замуж повыходили!

Я на каждой свадьбе бывал, да на скрипке играл. Мне дали подарки – рожок да две овчарки. Так я и стал с тех пор враки врать, да пасти овец, а тут и сказке – КОНЕЦ!


Маша Шаммас, май 2015