Не бесполезный, но преждевременный шаг

Размышления о монографии «Национальная идея России»

            
       С выходом в свет коллективного шеститомного труда «Национальная идея России», изданного под общей редакцией С.С. Сулакшина, российское общество обрело современное и, с формальной точки зрения, «академическое» видение вопроса о национальной идее России, который, как справедливо подчеркивают авторы, «столь же важен для страны, как вопрос о смысле жизни для каждого человека». Казалось бы, можно только радоваться. Ведь, в монографии, говоря словами авторов, «на основе мультидисциплинарного научного подхода, логико-философского и математического моделирования проанализирована специфика России», «показана связь конкретного многофакторного государственного управления, общественной активности и успешности страны», «выявлены специфические ключи к успеху России», «показано, что современная социально-экономическая и политическая  модель страны мало совместима с жизнеспособностью России». Очевидной заслугой творческого коллектива явилась подготовка «Научного макета Конституции России», и «Доктрины безопасности и развития России», а также ряда практических предложений по повышению жизнеспособности России в различных сегментах. 

       Все, вроде, хорошо: налицо очевидное стремление большого и талантливого коллектива ученых, искренне болеющих за судьбу Родины, внести свою посильную лепту в общее дело подготовки и реализации назревших шагов по обустройству России с учетом всех возможных факторов ее бытия. Объем проделанной работы вызывает уважение. Без сомнения, подготовленный «Научный макет Конституции России» заслуживает самой высокой оценки и является заметным шагом на российском «конституционном поле» в направлении осмысления Основного закона уникальной страны мира.

       Вместе с тем, нельзя не признать и того печального обстоятельства, что при всех очевидных и неоспариваемых достоинствах монографии с появлением шеститомника «Национальная идея России» качественного прорыва в научном анализе ситуации вокруг современной России не состоялось. В условиях нарастающего коллапса и угрозы гибели человеческой цивилизации стране и миру не предложено нового видения сакрально-исторического предназначения России как уникальной нации, которой еще только предстоит обрести себя для выполнения объективно заданной миссии – демонстрации человечеству разумного мирохранительного пути развития с целью продления человеческой истории.

       К сожалению, авторы не смогли обойтись без навязанных человечеству искаженно-прагматических понятий («успешность страны», «код успешности»), а также избавиться от разрушающих разумное сознание дезинформационных штампов («нравственная эволюция человечества», «устойчивое развитие», «многонациональный народ», «национализм – это плохо» и др.). В результате обществу не предложено очищенной от информационных вирусов терминологической базы разумного анализа объективных смыслов происходящих явлений. Как следствие, авторам монографии не удалось подняться до метафизического осмысления сущностной оценки России, позволяющей увидеть великую и уникальную страну не в узком промежутке ее исторического бытия, а с позиции двух крайних точек существования человечества, то есть в качестве сакрального субъекта Земного мира, наделенного исключительной мирохранительной миссией. Декларируя «ответственность России за судьбы мира и человечества» как одну из высших ценностей страны, авторы, тем не мене, не раскрыли существо предложенного ими же тезиса. Они не поняли ответственности современного исторического момента как апофеоза развития российской государственности, как момента рождения новой, доселе не бывавшей России – страны-нации, выступающей оплотом всех разумных сил человечества, оплотом мирохранения на планете.

       Предложенный в монографии научный макет Конституции России - при всей его полезности в конкретных частностях - в целом не соответствует требованию эволюционной революционности сегодняшнего времени, предполагающему радикальное переосмысление формы существования России как страны-нации с сохранением ее сущностной парадигмы. В макете отсутствует сформулированное понимание общественного и нравственного идеалов новой России ей предстоит обрести в соответствие с новой, (непохожей на все известные) государственной идеологией, на базе которой  только и возможно без социальных потрясений осуществить необходимые преобразования по явлению миру объективно заданной новой России. 

       Формально верно критикуя действующую Конституцию РФ за принципиальный отказ от государственной идеологии, который «лишает страну конструирующего, собирающего начала», создатели нового конституционного  макета, тем не менее, сами в Статье 8 «Идеология» отказалось от осмысления сути последней и формулирования ее основных положений. Взамен они предложили излишне общую и при этом откровенно спорную формулировку в Статье 6 «Высшие ценности России»: «Государственная идеология — основанная на высших ценностях России и мировоззрении Народа России идеология, мотивирующая деятельность человека, общества, Народа России и государства, формируемая, поддерживаемая и защищаемая государством». Невольно возникает законные вопросы: На каком основании авторы монографии констатируют факт наличия у «Народа России» (как совокупности разных народов РФ) единого мировоззрения, и что это за мировоззрение? И если оно существует, то почему не представлено авторами макета Конституции в виде конкретной идеологии?
      
       Не хочется обижать авторов монографии, но складывается впечатление, что они боятся идеологии и чураются ее,  как чего-то страшного. Показательно в этом смысле их нежелание не только предлагать некую конкретную идеологию для новой России, но и в принципе использовать термин «национализм» как название любой  идеологии.  Кроме того, налицо ненаучно-поверхностное отношение авторов и к использованию термина «идеология».  Так, при рассмотрении темы «Россия в глобальном мире и перспективе» («Глобальные вызовы и ответы»), авторы утверждают: «насильственное насаждение данной идеологии вследствие ее чужеродности для большинства азиатских, латиноамериканских и африканских стран ведет к усилению недовольства и выражается в росте антиглобалистских настроений». Спрашивается: о какой конкретно идеологии идет речь, если во всем предшествующем контексте  ни единого слова ни о какой идеологии не сказано?
       Предпринятая же авторами попытка «обойти» идеологию и сместить идеологический акцент Конституции в сторону действительно необходимых стране «высших ценностей» (кстати, спорно обозначенных) представляется ошибочной слабостью, которая, надо полагать, во многом обусловлена (помимо отсутствия внятной идеологической концепции) укоренившимся в сознании многих россиян взглядом на государственную идеологию как на «негативное и ограничивающее свободу личности» явление». Высшие ценности, конечно же, как и подчеркивают авторы макета Конституции, «формируют общую, объединяющую Народ России государственную идеологию», но при этом они не могут заменить ее. Ибо для синхронизации сознания граждан с величием целей и задач новой России явно недостаточно только обозначить ценности страны в Основном законе. Очевидно, что для этого неминуемо требуется некая «система идей и взглядов» (которая, собственно,  и есть идеология), а также некая «система распространения в массах и разъяснения» этих самых «идей и взглядов» в лице пропаганды (также дискредитированной в глазах общественности).  И в этой связи понятно, что речь должна идти не столько о том, чтобы представить Конституцию  как идеологический  документ («конституция просто не может не быть идеологическим — в смысле мировоззренческим — документом. Ведь практически каждое ее слово, все закрепленные в конституции институты выражают видение желаемой социально-политической системы страны» - цитируют авторы монографии), сколько о том, чтобы предложить обществу в качестве государственной конкретную идеологию существования новой России. Увы, последнего не произошло.

       Как, впрочем, не произошло и многого другого, без чего шеститомный труд существенно теряет в своем «весовом» качестве. Для примера рассмотрим некоторые положения монографии, в частности, предложенную авторами Пояснительную записку к научному макету новой Конституции России. Для удобства будем соотносить их с текстом макета.

       В разделе «Государство» дана критика действующей Конституции, в которой «реализован концепт сервисного государства». Мотивированно предложено «отнестись к государству иначе», то есть с учетом «собственного кода успешности» (к формулировке и содержанию которого есть вопросы), в связи с чем считать государство «институтом жизнеобустройства, а не лавкой по продаже услуг, да еще только тем, кто способен заплатить».  Казалось бы, все нормально: и то, что «государство отвечает за конечный результат развития», и то, что оно должно задействовать «мотивационное управление». Можно даже не уточнять, по отношению к чему естественные государственные «функции  обеспечения обороны и безопасности, развития науки и т.д.» отнесены авторами в разряд «эксклюзивных». Но, согласитесь, нельзя не уточнить принципиально важную вещь: о каком же конкретно государстве идет речь. Какова его основная сущностная характеристика? Чем принципиально  (помимо того, что оно – не  лавка по оказанию услуг) российское государство должно отличаться от всех других государств? Ответа на эти вопросы, к сожалению, нет и в предлагаемом макете Конституции, в частности, в  Статье 2. «Основные конституционные понятия». При этом общая характеристика России как государства дана в Статье 44 «Народовластие»: «Россия является основанным на народовластии федеративным, правовым, светским и веротерпимым, социальным, нравственным государством». Согласитесь, предложенное  определение применимо практически к любому современному государству, то есть не отражает уникальной специфики именно России, призванной явить себя оплотом мирохранения на планете. Из предложенного «качественного перечня» нового российского государства «новаторством», причем условным, может быть признана лишь нравственность. Но ведь не могут не знать авторы монографии, что называть государство  просто «нравственным» допустимо  в бытовой беседе, но не в научном труде. Ибо нравственность бывает разной – позитивной (доброй, разумной) и негативной (злой, умной). И нравственная характеристика конкретного государства должна  быть не «общеуниверсальной», а сугубо конкретной.   
 
       В разделе «Цивилизационная специфика страны» Россия обозначена авторами «самостоятельной страной-цивилизацией - русской (российской) цивилизацией». Хорошо, хотя за данной формулировкой и не просматривается объективно заданное и в свое время выделенное еще О. Шпенглером принципиальное отличие России от других цивилизаций как страны, обладающей культурным потенциалом к качественному внутреннему развитию. Настораживает другое: по мнению авторов, ставящих себе задачу определить национальную идею России, «спор, принадлежит ли Россия западной цивилизации, на языке вкусовых убеждений не имеет смысла». Позвольте, разве здесь вопрос о вкусовых предпочтениях спорящих? Очевидно же, что речь идет о гораздо более важных вещах, в частности, о  принципиальной, сущностной  противоположности Западной цивилизации и России, которая исключает их отождествление в принципе! Или это несущественно для авторов монографии?

       Далее справедливо говорится о том, что перспективность развития («успешность») страны напрямую зависит от того, насколько «все ее ключевые институты, факторы жизнеобустройства… цивилизационно идентичны».  Утверждается, что «достигается это введением высших ценностей». Пусть так. Но оправдана ли тогда половинчатость подхода авторов монографии к такой высшей для России ценности, как Бог, выразившаяся в четырехкратном упоминании Его имени в текст научного макета Конституции при одновременном умолчании о Нем в ст. 6 «Высшие ценности России»? Ведь, согласно Пояснительной записке, «Высшие ценности России, провозглашенные в научном макете, — это опора для построения всего жизнеобустройства России. Именно они зада¬ют системный подход к определению роли и значения государства, права, задают целевое видение всех сфер жизни страны». Надо ли  понимать неотнесение авторами монографии Бога к высшим ценностям России как показатель того, что Бог не является  «опорой для построения всего жизнеобустройства» страны и не задает «системный подход к определению роли и значения государства»? Может быть, авторы поступили подобным образом из, так называемых, «тактических соображений», опасаясь, что какая-то часть граждан страны, обозначенная ими как «Народ России», что называется, «не поймет» данного шага? Что ж, авторы, как говорится, имеют право! Но, тем самым они предоставляют и нам  полное моральное право упрекнуть их в неготовности предложить российскому обществу такое универсальное мировоззрение, которое могло бы быть безоговорочно принято всеми гражданами России, независимо от их «вер и неверия».

       Противоречивость и непоследовательность в подходе отмечаются  и в критике  авторами шеститомника действующей Конституции России по вопросам о «русском народе» и «российском многонациональном народе». Так, в пику последней, якобы «игнорирующей существование русского народа и его цивилизационных накоплений как основы жизнедеятельности российского общества и государства при его многоэтническом  характере», они  выступают за «русскость в цивилизационном смысле, защищаемую конституционно-правовым путем», ибо, по их мнению, «это путь к гражданской нации, к государству-нации». Оставляя за скобками вопрос о правомочности употреблении двух последних словосочетаний, не определенных  авторами новой Конституции и не введенных ими в ст. 2 «Основные конституционные понятия», хочется уточнить: разве не очевидно, что  русскость в цивилизационном смысле и русскость как этническая принадлежность – это, как говорят в Одессе, - две большие разницы? От кого вторую нужно «защищать конституционно-правовым путем»? И, наконец, как можно «игнорировать существование русского народа», если этот народ реально существует, то есть проявляет свои сущностные качества? Не хотелось бы думать, что данные пассажи навеяны «модным» в политическом бомонде, но по существу антирусским трендом «борьбы за свободу русского народа в его же стране». 

       Отмечая, что конструкция «российского многонационального народа» в действующей Конституции РФ «не решает ни проблем цивилизационного укрепления государства, ни создания государства-нации, ни создания гражданской нации (будто это – разные вещи!) в России», авторы новой Конституции ни с того – ни с сего заявляют: «в научном макете же закреплена конструкция многонациональности с доминирующим фактором русского народа, его культуры и религии как цивилизационнообразующих при уважении и с гарантированность прав других народов». Простите, а в чем тут принципиальное отличие, если в обоих Конституциях речь идет о нонсенсе, о невозможном – о  «многонациональности» единой страны-нации? Ведь очевидно: нация есть суверенная глобальная сущность в лице конкретной страны (государства). Внутри страны нации никаких других суверенных глобальных сущностей быть не может по определению. Внутри нации существуют народы, признающие нацию как свою. И в данной связи непонятно, зачем в Конституции полиэтнической страны-нации, коей должна являться Россия, особое внимание уделять именно этническому моменту? Ведь с таким же успехом это может быть и конфессиональный и любой другой момент, ибо Россия – многоконфессиональна страна в которой «много чего много». Однако, создавая Конституцию для такой страны-нации  как Россия,  надо, прежде всего, исходить из задачи обеспечения неразрывного национального единства всех входящих в ее состав «разностей и частностей». Попытка искусственно «придать доминирование» любой «частности» есть ни что иное, антироссийское действие, направленное на подрыв национального единства России как страны-нации. Доминирование чего-то или кого-то, как представляется, должно определяться не путем «конституирования», а объективной реальностью, реальным положением дел, то есть фактическим положением в российском обществе. Впрочем, возможно, авторы монографии располагают данными о том, что какие-то народы России безосновательно оспаривают у русского народа право считаться «доминирующим фактором». Тогда им необходимо объяснить, что доминирование русского этноса и его культуры в России задано объективно, а потому никому из смертных не дано изменить данное положение. В противном случае Россия перестала бы быть Россией. А она нужна миру до самого его конца.  Или авторы монографии не готовы на такое объяснение?
       Как бы там ни было, легкость, с которой авторы отказались от принципиальнейшей позиции по признанию невозможности существования «многонационального народа» как такового, свидетельствует о том, что для них она, скорее, является сущностно чуждой и механически заимствованной со стороны, чем о том, что рождена как убеждение в муках собственного осмысления «национальной» темы. 

       Подтверждением нашего опасения о неготовности авторов монографии дать убедительный ответ на вопрос, зачем всё и, в частности, зачем есть такая страна - Россия, служит их утверждение о том, что «российская цивилизационная уникальность как код успеха, русский мир, русская (российская) цивилизационная общность – все это ключи к жизнеобустройству страны». Очевидно, что в своем понимании «российской цивилизационной уникальности» как смысла бытия России они руководствуются в основном масштабом самой страны, непринципиально расширяя его лишь до масштаба, так называемого, «русского мира», который идентифицируется как «сообщество граждан России и лиц, связанных по своему происхождению с Россией». При этом авторы монографии неосмотрительно  оставляют за бортом «русского мира» всех тех представителей человечества, которые хотели бы «идентифицировать свою принадлежность к русской (российской) цивилизации по собственному выбору», но никак не связаны с Россией «по своему происхождению». Авторы, мысля категориями «вчерашнего дня», еще не понимают, что «русскость» есть понятие глобальное. Не осознают, что, Россия сакрально, то есть как исполнитель объективного замысла, принадлежит всему миру, который она призвана метафизически объять разумной мирохранительной идеей. Субъективно сужая глобальную сущность такого уникального явления, как Россия, они лишают себя возможности сформулировать истинные цели новой России как нации-миссионера. В результате  в Статье 2. «Основные конституционные понятия» мы видим очередную «общеуниверсальную» и (несмотря на обусловленность высшими ценностями России), «практично-заземленную» формулировку: «Цели России — желаемые качества и состояния предметов деятельности государственных органов, общества и человека…» Согласитесь, для научной монографии с названием «Национальная идея» это, мягко говоря, мелковато и потому, бесспорно, неприемлемо. Как неприемлема и формулировка «Навязывание же чуждых России идей и решений – это путь в никуда». Ибо возникают вопросы: «Навязывание кому?» и «В никуда – это куда?». Думается, ученые, взявшиеся формулировать национальную идею уникальной страны, не могут позволить себе пренебрежительное отношение к принципиальнейшим вещам! Они обязаны быть точны, последовательны, исчерпывающи и честны, даже в том случае, когда истина расходится с ожиданиями общества. В том числе в вопросе о том, куда же всё идет…

       Трудно, практически невозможно предположить, что от авторов монографии сокрыто то сакральное знание о предстоящей гибели человеческой цивилизации и Земного мира, которым наделен и веками руководствуется описываемый ими «Народ России — сообщество граждан России, цивилизационно объединенное на основании общих ценностей, языка, культуры, истории, религии традиций, территории проживания». Тем более удивительно, что этому знанию не нашлось места на страницах шеститомного труда. Оно никак не осмыслено авторами в контексте темы монографии, несмотря на то, что в последней рассмотрены темы «Глобальные вызовы и угрозы российской государственности», «Россия в глобальном мире и перспективе», «Миссия России: исторические воплощения и современный шанс». Поразительно, но даже в разделе «Россия на экологической карте мира», наша страна не исследована авторами в качестве позитивного духовно-нравственного полюса планеты, прекращение существования которого неминуемо приведет к гибели самого Земного мира вследствие неприемлемого для него качественного изменения (превращения из традиционного - духовно двухполярного  в новый - монополярный). 

       Как следствие, несмотря на отнесение авторами «ответственности России за судьбы мира и человечества» к разряду «высших ценностей России», ими не в полной мере осмыслена по существу очень важная Часть III монографии. К сожалению, предложенная в ней «Программа действий», которая по замыслу самих же авторов должна ответить на вопрос «Что делать?», проявляет себя абсолютно индифферентно к такому важнейшему «вызову», как угроза гибели человечества «по мотивам духовно-нравственной ошибки в проявлении воли». А ведь это – объективно заданная и, в сущности, предопределяющая гибель человечества ошибка! И никому, кроме России (что принципиально важно!), не дано помочь человечеству какое-то время удерживаться от ее окончательного совершения и, тем самым, максимально возможно продлевать человеческую историю. 

       Как представляется, «недальновидность» текста шеститомника в вопросе будущего России и человечества во многом обусловлена неготовностью авторского коллектива взять на себя ответственность за «акцентирование истины», которая, в свою очередь, в общем смысле вытекает из неверия в разумность Мироздания. Во многом именно поэтому раздел о нашем будущем в монографии назван  не «Будущее России», а «Футурология России», то есть «наука о будущем». В результате за подробным перечислением существующих научных методов прогнозирования будущего неким  парадоксальным образом исчезло само будущее как перспектива бытия в масштабе человеческой жизни, жизни страны-нации, жизни человечества, наконец, в масштабе жизни Мироздания. Что будет с нами и нашей страной, пока мы живем? Что будет с миром, пока существует человечество? Что  будет с каждым из нас после того, как  «ничего не будет»? На эти вопросы монография не дает ответов.  А ведь, согласитесь, без ответов на них невозможно кристаллизовать и национальную идею России, призванную сплотить страну-нацию единством стратегических целей и методов их достижения, сплотить проникновенно, через время объединяя не только ныне живущие, но и будущие поколения россиян.
 
       В целом трудно спорить с авторами монографии относительно утверждения, что «говорить о будущем непросто». Но, согласитесь, это - не основание для того, чтобы о нем не говорить вообще, особенно в рамках темы «Национальная идея России». И уверенно предсказывая на основе одного из методов научных прогнозирования «пик социального взрыва», а также  «модернизационный кризис  2021 года», который якобы обязательно  «приведет к выздоровлению страны», коллектив ученых не имеет права не ответить на вопрос: «А что потом?». Он не может не предложить обществу своего видения будущего России, что называется, «до конца».         

       Авторы монографии констатируют: «Физикам-теоретикам и математикам известна теория пульсирующей Вселенной — о многократном повторении циклов от большого взрыва коллапса. Можно предположить, что в каких-то мегамасштабных временнных пространствах существует некий наблюдатель, который имеет возможно отслеживать эти циклы на каждом этапе их развития». Оставляя на их совести «большой взрыв» невзрывающегося в принципе «коллапса» (с лат. – ослабевший, упавший), хочется уточнить: как этого «некоего наблюдателя», по мнению авторов, традиционно воспринимает та Россия, национальную идею которой они хотят сформулировать?  А если сие им известно, то зачем же лишать «Наблюдателя» нетварной субъектности и абсолютной мудрости как способности не ошибаться в своем замысле? Зачем приписывать Его замыслу бессмысленность  «бесконечной цикличности» тварного мира? Авторам, как представляется, было бы целесообразнее сосредоточиться на прояснении именно этих вопросов, а не ставить в монографии «Национальная идея России» противоречащий русской ментальности вопрос о том,  «возможно ли получить знание о будущем путем, например, создания некоего коллективного разума, сетевого интеллекта?» Им, признающим, что «конструирование иной, новой модели страны, разработка планов воплощения ее через имплементацию новой Конституции и многих законодательных и практических порядков требуют оценки средовых условий, в которых будет происходить внедрение», как говорится, негоже исключать из перечня «средовых условий» бытия России не просто «Наблюдателя», а Творца, в соответствие с замыслом которого эта самая Россия только и существует. И им же, пытающимся предложить России национальную идею, не к лицу приравнивать к пророчествам и даже к «самым научным» прогнозами апокалипсическое знание, данное Творцом («вопрос о том, как относиться к прогнозам, пророчествам, апокалиптике является нетривиальным»). К сожалению, монография не предлагает нам универсальной картины Мироздания, выстроенной с учетом всех научных, философских  и религиозных знаний, открытых человечеству, и практически исключающей тенденциозность в оценке текущей ситуации и будущего.
 
       Очевидно, что объективности авторам монографии явно недостает. Подтверждением тому – следующая их позиция: «касательно российских трендов и их продолжения в будущее важна социально-политическая оценка их качества». Именно!.. Исходным мотивом для такого утверждения предлагается считать факт, что «российское общество расколото, и одни и те же тренды разные социальные группы оценивают по-разному». Спору нет – национальное единство отсутствует и поэтому общество нуждается в разумной национальной идее. Но в нашем случае показателен именно подход авторов к оценке действительности. А он, как ни странно, сущностно упрощенный. И это отчетливо видно в сделанной авторами, что называется, «по Фрейду», оговорке, когда важнейший и принципиальнейший вопрос бытия российской нации «Правильно ли развитие современной России?» характеризован ими как «простейший» (раздел «Экстраполяционный прогноз»). Однако, как показывает жизнь, подобная «простота» начинается там, где всё не есть «целесообразное единство разного в диалектическом развитии», а представляется «непримиримым противостоянием белого и черного здесь и сейчас». Другими словами, именно тогда, когда некий частный смысл превалирует над смыслом объективным, когда умные политические соображения ставятся выше разума. И в этом - опасность для любого рассуждения, включая рассуждение авторов монографии относительного состояния современной России и ее будущего. Согласитесь, творческий коллектив, на деле стремящийся объединить российское общество некой национальной идеей, не может позволить себе научные выводы, обусловленные каким бы то ни было собственным социальным позиционированием, включая политические симпатии и отношение к религии.
         
       В этой связи представляются недостойной научного исследования предлагаемая авторами монографии односторонняя система аргументации по принципу  «да, но зато…». Например: «Говорят, что монетаризм правилен потому, что создал подушку, позволившую стране перенести кризис лучшим образом. Но он ликвидировал около 3 трлн. долл. суверенных российских оборотных финансов в национальной экономике» Да, ликвидировал, но ведь и позволил же перенести кризис лучшим образом. Разве не было в истории человечества случаев, когда отдавалась часть, чтобы сохранилась целое, когда потерей больших денег обеспечивалась перспектива бытия, перспектива, пусть даже поначалу бедного, но  существования в принципе? Почему бы авторам не посмотреть на монетаризм как на явление «в целом не лучшее, но конкретно необходимое»?
       Возьмем другой пример из монографии: «Говорят, что либерализм правилен потому, что он раскрепощает личность. Однако синхронно и не в лучшую сторону изменились показатели преступности, совершенных суицидов, демографические показатели». Бесспорно, тот искаженный либерализм, которым сегодня наделено человечество, далеко не лучшая идеология жизни. Более того, сакрально она, скорее, - идеология смерти. Так почему же авторы монографии, вместо серьезного анализа идеологии либерализма как мировоззрения, губительного для человечества,  прибегают к использованию таких, с «вселенской» точки зрения, мелких, частных и конкретно-временны;х  доводов, как «показатели преступности, совершенных суицидов, демографические показатели», которые сами по себе важны и демонстрируют многое, но далеко не всё?  И при этом, что странно, ученые мужи не утруждают себя доказательством того, что в данной конкретной ситуации в стране и в мире эти показатели были бы лучше а) при любой другой идеологии или б) при такой-то (с конкретным указанием какой) идеологии.
       Авторы утверждают: «Для получения качественного ответа на вопрос «правильно ли движется России?», необходимо согласие хотя бы по вопросу «улучшается или ухудшается показатель?». Но такая двоичная оценка возможна только в случае, если критерий «хорошо — плохо» достаточно прозрачен и бесспорен. Например, если снижается число самоубийств, то это улучшение. Если растет инфляция — это ухудшение». Вроде бы, все верно. Но логика рассуждения при этом ограничена рамками относительно узкого временно;го интервала, несопоставимого с историческим путем России в целом, на котором неоднократно были периоды «роста-снижения» самоубийств, рождаемости, золотовалютных запасов и прочее.  Такая  «сиюминутная» логика не позволяет видеть промыслительность в развитии России, уводит от осмысления ее  сакрально-исторической миссии на Земле, не дает понять уже отмеченной нами выше эволюционной революционности момента в судьбе страны, когда она должна явить себя миру новой, иной, объективно ожидаемой.
       Конечно же, «для оценки тренда развития России» можно и нужно анализировать все возможные показатели, включая «56 официальных показателей Росстата». Но для того, чтобы сделать эту оценку не «более-менее» (как считают авторы монографии), а исключительно «объективным и совокупно согласованным образом», представляется необходимым включать в сферу анализа действительно все возможные показатели, среди которых главнейшим, бесспорно, должен стать показатель приоритета для граждан России  их верности культурному коду страны-нации, понимания ее сакрально-исторического предназначения и решимости реализовать объективно возложенную на Россию миссию мирохранения. Ибо при отсутствии должной величины этого показателя все остальные «показатели Росстата» теряют смысл, как если бы Россия в принципе лишалась своей объективно заданной сущности и, соответственно,  исторической перспективы.

       Огорчительным обстоятельством является то, что авторы монографии не учитывают уровень приоритетности для россиян их приверженности традиционной российской ментальности,  даже, казалось бы, делая акцент на «высших ценностях России». Объяснение этого странного парадокса мы находим в разделе монографии  «Нравственность (нравственное государство)», где авторы утверждают: «Главный компонент эволюции (прогресс) человечества заключается в его категориальном совершенствовании, во все большей мере очеловечения. Вектор эволюции выстраивается от животного императива существования — к осознанному и к нравственному (духовному). Человечества развивается в русле нравственности, социализированности». При этом их ничто не смущает – ни отсутствие научных доказательств якобы имеющего место факта постоянного нравственного совершенствования человечества, ни нарушение элементарной логики, когда они, с одной стороны, констатируют постепенную «либерализацию» человеческого сознания, а с другой – декларируют негативную нравственную сущность самого либерализма.  Их не смущает, что понятия «нравственность» и «нравственный» (как мы уже подчеркивали) сами по себе ничего не объясняют. Ибо человек в процессе своего существования объективно поставлен в ситуацию  перманентного духовно-нравственного выбора между позитивной и негативной нравственными позициями. И как позитивная нравственность есть показатель разумности человечества или, говоря словами авторов монографии, «мера «очеловеченности человечества», так и негативная нравственность есть показатель не разумности, а умности человечества (мера «неочеловеченности человечества»).
       В данной связи кощунственно (по крайней мере, с точки зрения формулирования положений Конституции, относящихся к сфере российской государственности) выглядит утверждение авторов монографии «Национальная идея России» о том, что «Человечества развивается в русле нравственности, социализированности. Соответственно этой эволюции исторически меняются формы организации общежития человеческих сообществ, в частности, государства. Высшая форма государства соответствует нравственному облику человечества». Можно допустить, что авторам пока не известен закон духовно-нравственной энтропии человечества, но они не могут не понимать, что грядущий «новый мировой порядок» своим апофеозом призван иметь единое глобальное государство, причем «нравственное» (как, впрочем, и все другие существовавшие до него государства), только нравственность в нем будет исключительно и потому окончательно негативная. Соответственно, пассаж из монографии о том, что «в современности уже просматриваются предпосылки к открытию периода перехода к нравственному государству», вполне мог бы быть дополнен следующим: «…точнее, к негативно-нравственному государству или, говоря не научным, а бытовым языком, - к государству безнравственному». Но в монографии-то ставилась цель определить принципиально иное – позитивно-нравственное государство российской нации, призванное фактом своего существования удерживать человечество от искусственного ускорения глобализационных процессов, направленных на создание «нового мирового порядка». Увы, авторами эта цель не достигнута, несмотря на их утверждение, что «в научном макете новой Конституции России системно реализуется концепт нравственного государства как государства, доминантно целеполагающего в своей деятельности достижение преобладания в общественных отношениях нравственных ценностей-мотиваторов» и что «сам научный макет призван обустраивать жизнь страны как жизнь нравственную». Подтверждением тому – два обстоятельства. Во-первых, в научном макете Конституции не вырисован сущностный образ нового российского государства как государства комплексного мирохранения. Во-вторых, в монографии дана слабая, не действенная в современных условиях (с учетом значительной искаженности человеческого сознания) мотивировка необходимости создания нового «нравственного государства»: «поскольку издревле все мировые религии провозглашали именно такой подход, поскольку само общество все более остро понимает пагубность и разрушительность деградации человека, сведения жизни к плотским утехам и потребительству, ведущим к нравственному опустошению, то вновь в истории человечества вызревает императив — движение к нравственности» и потому, что «вектор эволюции выстраивается от животного императива существования — к осознанному и к нравственному (духовному)». К сожалению, авторы не смогли или не захотели взять на себя смелость обозначить вопрос о позитивной нравственности новой России как вопрос жизни или смерти нашей страны, каждого из россиян и человечества в целом, причем не в фигуральном, а в буквальном смысле.

       Досадная близорукость в «нравственном вопросе» не могла не привести и привела-таки авторов монографии к несовместимой с русской ментальностью мироотносительной личностной позиции - «миротворению». Так, рассуждая на тему «Глобальная угроза злоупотреблениями в сфере нанотехнологий», они с целью минимизации возможных негативных последствий, так называемой,  «технологической сингулярности», в результате которой «интеллект компьютеров заметно превзойдет человеческий», ничтоже сумняшеся предлагают «основные усилия… направить на создание так называемого дружественного искусственного интеллекта». Хочется спросить ученых: каким образом они намерены осуществить функции Творца? Разве им не известно, что духовно-нравственная сфера предоставлена для существования исключительно человеку, и что соответствующие нравственные характеристики (в том числе, «дружественность – враждебность») являются прерогативой только  человеческого интеллекта?
       Допуская такие досадные «огрехи», авторы монографии, сами того не желая, дезавуируют собственные же оптимистические  ожидания относительно перспективы развития гуманитарной науки в России, которые они делают на основании того, «что русская профессура склонна к гуманитарным исследованиям больше, чем какая-то другая». Как говорится, кто бы спорил! Но беда в том, что никакая профессура не в силах сформулировать истину в гуманитарной науке, предварительно не «перезагрузив» собственное сознание. И это подтверждает практика. Только решительно очистив разум от навязанных человечеству Умной Антисистемой информационных вирусов и дезинформационных штампов ученый способен понять нелепость и ошибочность, на первый взгляд, вполне справедливого утверждения: «Важной дополнительной пред-посылкой, способствующей достижению соответствующего успеха, будет служить то обстоятельство, что русский человек всегда и в большей мере был занят осмыслением и решением глобальных гуманитарных проблем, нежели каких-то узко национальных и тем более — личных».  «Фишка», как говорится в том, что русскость не может быть узконациональной по определению, по своей мирохранительной сути. Она – мирообъемлюща и мировмещающа.
       И в этой связи нельзя не прокомментировать то, как авторами монографии представлена высшая ценность страны. Макет Конституции гласит: «Абсолютной высшей ценностью является существование самой России – Родины Народа Росси».  Эта ценность сформулирована в лозунге «Моя страна должна быть, и должна быть всегда!». Но, согласитесь, такая формулировка не является эксклюзивной, и ее могут применить к себе любые страны, включая представительниц Западной цивилизации («творящие новый миропорядок» под себя любимых страны, так называемого, «золотого миллиарда»). Кроме того, заявленная авторами «абсолютность» этой ценности в данном контексте, как очевидно, совершенно не связана ни с Абсолютом, ни с его замыслом относительно нашей уникальной страны-нации.  В противном случае, формулируя абсолютный высший приоритет России, они бы не смогли игнорировать очевидное обстоятельство: нашей стране объективно не дано позволить себе подобный умный и потому  близорукий национальный эгоизм, ибо у нее достаточно разума спросить себя: зачем существовать стране, если другие страны существовать перестанут и мир кончится? Авторы непременно исходили бы из того, что Россия призвана предложить всем суверенным странам-нациям мирохранение как форму бытия человечества, как идею сохранения всех национальных сущностей планеты взамен социоцентристской идее «благополучного выживания в одиночку (группой)». Соответственно, и лозунгом новой России они бы предложили ни что иное, как предстоящую к разумению всей российской нацией исконную и устремленную в будущее русскость, которая выражается словами: «Мир – душе, дому, стране, миру!»

       В целом ознакомление с текстом монографии вынуждает сделать однозначный вывод о том, что издание шеститомника было преждевременным: авторы оказались еще не готовы к осмыслению национальной идеи в формате публичного издания. Увы, просто мультинаучного подхода к данному вопросу для них оказалось явно недостаточно. Авторам не хватило мудронаучного, то есть сапиентологического знания, чтобы выйти за рамки навязанного общественному сознанию порочного по форме и вредоносного по существу искаженного понимания национальной темы и определить-таки нацию исключительно как суверенную глобальную сущность, как государство-член ООН, отказавшись при этом от применения национальных терминов по отношению к народам (народностям) внутри этой самой страны-нации. В результате обществу в труде под название «Национальная идея России» представлен макет Конституции  страны, в котором ни разу не употребляется слово «нация». А термин «национальный» используется около трех десятков раз, но исключительно в формальных случаях, типа: «национальная дискриминация», «национальная ненависть и вражда», «национальное превосходство», «национальный признак», «национальный доход», «национальные традиции». При этом авторов не смущает, что формулировка, типа «Государство осуществляет мониторинг состояния национальных отношений  и управление в сфере национальных отношений, формулирует уважение и терпимость к иным народам» вносит сумятицу в сознание людей, готовит почву для непонимания, о какой национальной идее пытаются сказать авторы, какой конкретно нации эта идея принадлежит. А с учетом же попытки авторов конституировать «доминирование» русского народа (ошибочно понимаемого, как и другие народы, в качестве нации), все становится до обидного ясным и не может не вызвать роста «этнонационального» недовольства в стране со стороны всех нерусских народов (этносов). Спрашивается, кому это необходимо?..  Зачем флаг, герб, и гимн страны определять именно как символы государственные, а не национальные? Почему в перечне символов отсутствует упоминание о таком важнейшем национальном символе, как лидер нации, вокруг которого и должно происходить сплочение общества?      

       Хотели того создатели, или нет, но получилось так, что  в предложенном научном макете Конституции России за термином «национальный» в нарушение логики проглядывают именно народы (этносы) внутри России, но не сама Россия, как суверенная страна-нация. Авторы не смогли или не посчитали необходимым акцентировать внимание россиян на том, что нация есть субъект исключительно суверенный и глобальный, что национальность характеризует отношение человека к конкретной стране-нации, а не к какому-то народу (этносу). Надо полагать, именно поэтому в тексте макета Конституции мы обнаруживаем смысловые «абракадабры», типа «Государство гарантирует реализацию прав и свобод человека и гражданина,.. независимо от … национальности». Или: «Государственные институты, государственное строительство, целеполагание и деятельность государственных органов и их должностных лиц основываются на значимости и ценности каждого человека вне зависимости от … национальной …принадлежности». Можно подумать, что Россия ждет - не дождется к себе на госслужбу граждан из других стран-наций.
       Непроявление в макете Конституции авторами «Национальной идеи России» сущностного смысла самой нации и неэкстраполирование этого смысла на Россию выразилось и в том, что, говоря о выявлении  «специфических ключей к успеху», они  подчеркивают: к успеху «России как цивилизации, как государства, как страны, как человеческого сообщества». Показательно: они ни слова не говорят о суверенной российской нации. Почему? Откуда эта «нациебоязнь» в отношении именно России? Ответ мы находим в Статье 2. «Основные конституционные понятия», где дано определение понятию «Народ России», введенному авторами монографии вместо понятия «нация». Согласно тексту, «Народ России — сообщество граждан России, цивилизационно объединенное на основании общих ценностей, языка, культуры, истории, религи традиций, территории проживания, осознающее себя в качестве субъект государственного строительства и общественного развития, принявши Конституцию России». Увы, но это, действительно, понятие именно народа (этноса), а не нации! Авторы практически повторили ошибочную Сталинскую формулировку, не дополнив ее важнейшей (отличающей нацию как суверенную глобальную сущность от народа как сущность внутринациональную)  позицией: единством глобально-стратегических целей и методов их достижения. К сожалению, из-за этого опрометчивого шага Россия в Тексте макета Конституции субъективно лишается своей национальной (глобальной) сущности

       Как это ни печально, «нациебоязнь»  авторов монографии, проявившаяся в неразумной и потому неудачной подмене понятия «нация» на понятие «Народ России», не только формально лишает Россию ее национальной сущности как глобального субъекта и  создает логические «тупики» в тексте макета Конституции, но и, мягко говоря, не способствует практическому укреплению необходимого для России единства ее граждан. Путание авторами национального с, так называемым, «этнонациональным» уводит сознание общества от понимания актуальной задачи по сплочению граждан России вокруг стратегических целей посредством формирования российской нации и ее законодательного оформления в лице уникального государства мирохранительной нации – оплота мирохранения на планете. Парадокс ситуации заключается в том, что создатели труда под названием «Национальная идея России», призванного сплотить нацию, по факту сами же препятствуют этому сплочению. Что можно сказать по этому поводу? Рассматривая глобализационные вызовы и предлагая на них достойные со стороны великой  России ответы, создатели шеститомника пишут: «Ответ на данные вызовы, т. е. обеспечение национальной безопасности устойчивого развития, требует объединения всех ресурсов — экономических, политических, духовных и т.д. — национального государства. Государство, отстаивая свою независимость и проводя жесткий курс на сохранение своего суверенитета, должно поставить заслон политическому диктату со стороны геополитических лидеров, а также политических инноваций, преодолевающих национальные рамки. Поэтому и возврат к традициям демократии национального типа, обусловленной особенностями социокультурного кода страны, нужно рассматривать в качестве варианта ответа на глобальные вызовы». Так, вот, желательно, чтобы, ратуя за бдительность в отношении к глобальным противникам, мы все, включая авторов шеститомника, не забывали о «супостатах» внутри нас самих, и руководствуясь традиционной мирохранительной русскостью, сами не рождали контрпродуктивных «инноваций, преодолевающих национальные рамки».  И еще было бы хорошо, говоря о следовании «традициям… национального типа» и «социокультурному коду страны» как пути «обеспечения национальной безопасности устойчивого развития», не предусматривать при этом другие «варианты ответа на глобальные вызовы». Ибо немногого стоит исследование темы «Глобальный вызов массовой манипуляции сознанием», если в ней не затронута проблема искажения смыслов явлений и сущностей, а также не раскрыт субъект этого искажения в лице Умной Антисистемы. Ведь, согласитесь, игра на поле Антисистемы, коим является наш мир, де еще ее же «краплеными картами» в виде искаженных понятий – рискованное и неблагодарное занятие даже для многочисленного по составу научного коллектива.

       Все отмеченное выше, так или  иначе, негативно сказалось и на предложенной авторами «Доктрине безопасности и развития России». В частности, в разделе «Направления государственной политики обеспечения жизнеспособности России» ошибочно указывается, что «политика в сфере национальных отношений — государственная управленческая деятельность по обеспечению равноправия человека, не-зависимо от национального и расового признака, по удовлетворению культурно-цивилизационных этнических законных интересов, мира и со¬гласия в отношениях между разными этносами». Кроме того, за необходимым в целом и полезным академическим систематизированием различных теоретических принципов, признаков и других позиций, не всегда видна конкретика, применительно к той новой России, которой должна стать наша страна. Например, авторы пишут: «Потенциалы жизнеспособности страны, обеспечивающие ее безопасность и развитие, формируются в следующих основных сферах жизнедеятельности и государственного управления страны. 1. Внешняя политика – сфера государственной управленческой деятельности в области отношений с внешними (по отношению к стране) субъектами». И что это объясняет?! Ведь, согласитесь, важно прописать то, каким образом будущая Россия должна проводить свою внешнюю политику, каковы ее основные приоритеты и почему.  Еще пример: хотелось бы более подробного освещения обозначенного в Доктрине «принципа единства интересов личности, общества и государства в вопросе безопасности (жизнеспособности) страны», по крайне мере, четкого обозначения приоритетности национальных интересов России (то есть интересов страны-нации) над всеми остальными.  Вопросов к авторам много, но главным недостатком предложенного текста «Доктрина безопасности и развития России» является отсутствие в нем собственно доктрины как конкретного учения, как руководящего теоретического или политического принципа, которым должна руководствоваться новая Россия, исходя из учета всех угроз и обстоятельств, включая ее сакрально-историческое предназначение в мире. Вместо этого нам предложена лишенная оригинальности «концепция перспективной системы нормативно¬-политического обеспечения безопасности и развития России», которая «не только удовлетворяет требованиям системности, но и подтверждается передовым зарубежным опытом — например, тех же США, где разрабатываются как секретные, так и несекретные долго-, средне- и краткосрочные национальные». Ощущение такое, что удел России – копировать чужой «передовой опыт».  В результате имеем «всемирно-универсальное» определение, являющееся сущностно никаким по отношению конкретно к России:  «Доктрина безопасности и развития России является особым нормативно¬-правовым государственно-управленческим документом, определяющим со¬держание государственной политики, формирующим и приводящим в действие механизм ее исполнения не только в области безопасности страны, но и в области ее развития, в сферах, обеспечивающих устойчивый рост в сочетании со стабильностью основных устоев общества и институтов государственного управления».
       Авторы признают, что «описанные теоретико-методологические основания Доктрины, ее по¬строение и содержание корреспондируют и подчинены содержанию но-вой Конституции России». Понятно, что в данной ситуации с учетом несовершенства самого макета Конституции избежать недочетов в Доктрине было практически невозможно. При этом воодушевляет некоторым оптимизмом заключительная фраза шеститомника: «Их реализация, как видно, представляет собой масштабную нормативно-правовую, государственно-организационную и государственно-управленческую коррекцию». Особенно если исходить из того, что такая коррекция для России возможна лишь на основе коррекции общественного сознания в направлении его «национализации».

       Впрочем, не все так плохо, как может показаться после прочтения данного критического отзыва, целью которого было сконцентрировать внимание, прежде всего, на недоработках авторов монографии. Радует, что авторы в разделе «Россия в глобальном мире и перспективе», отвечая на вопрос, «Что же предстоит?», пусть и со ссылкой на А.С. Панарина, но вполне убежденно заявляют: «…грядущая Россия неизбежно выберет антизападный курс и, весьма вероятно, займет роль лидера мировой антизападной коалиции. Скорее всего, Россия в следующем поколении вообще уйдет из сферы влияния европейской идеологи. Специфика традиционной культуры российского общества, уникальность ее исторического и политического опыта смогут противостоять насильственному нивелированию, деградации и превращению в унифицированную вестернизацией культуру глобального мира. России предстоит сформулировать свой «восточный ответ» на «западный вызов», а это означает реабилитацию идентичности. Выходя из сферы идеологии западного либерализма в ходе постперестроечных катастроф, развязанных «реформаторами», она встанет перед необходимостью вновь осознать себя и утвердить свой геополитический выбор». При этом они подчеркивают, что «основное содержание такого российского ответа лежит в культурологической плоскости», и «речь идет о перспективе революции сознания, которая утвердит новую шкалу оценок и приоритетов развития и прогресса». Пусть эту революцию авторам пока еще не удалось до конца совершить даже в собственном сознании, но они, насколько могли, выступили ее предвестниками. И даже их по началу пугающее своим, казалось бы, откровенным прагматизмом стремление во что бы то ни стало предложить некий «ключ к успеху и успешности России» видится вполне позитивно в свете  заявления о «необходимости поставить заслон процессу, развязанному Западом, и формированию качественного иной морали в отличие от морали успеха любой ценой». Согласитесь, дорогого стоит признание авторами того далеко не всем очевидного факта, что для России «выступать конкурентом Запада на банальной товарно-рыночной основе значит сделать шаг назад, а не вперед. Ее призвание - вновь наполнить сакральным смыслом предстоящий этап истории».  Жаль, конечно, что, вместо российской нации, они раз от раза совершенно бессмысленно и с точки зрения национального единства России контрпродуктивно возвращаются к использованию понятия «народы России». Но, с учетом их бесспорного и искреннего желания этого единства добиться, вполне позитивно и, главное,  осмысленно-проникновенно  выглядит заявление о том, что «России неизбежно предстоит обратиться к резервам глубинной цивилизационной памяти, когда технически и экономически «неэффективные», как считают на Западе, народы России откроют свою новую роль  в качестве духовно имущих и имеющих — тех, кто может предложить свою духовно-нравственную альтернативу миру, находящемуся в поисках глобальной революции сознания». Только бы вот еще избавиться им от небрежного обращения с сущностными смыслами явлений, чтобы понять, что за фразой «в истории не всегда побеждала сила силы: побеждает, как мы убеждены, сила духа» следует, как минимум, два уточнения: во-первых, духа – два, и, во-вторых, силой того Духа, который имеют в виду авторы, попущена временная «пиррова победа» в Земном мире противоположного духа. И эта победа в виде «нового мирового порядка» состоится!  Соответственно, оптимистическое утверждение, что «идею цивилизационной уникальности народов и государств… в обозримой исторической перспективе никому списать в небытие не удастся» наводит на мысль о недостаточной «обозримости» авторами исторической перспективы.

       Увы, как следует из текста монографии, ее создателям  явно не хватило сапиентологического знания - разумения объективного смысла явлений сущего, понимания того, что всё абсолютно относительно, то есть проявляется адекватно и истинно лишь при соотнесении с Абсолютом.  В этом нет их вины, в этом - их беда.  Факт же отсутствия пока данного знания и у российской нации в целом делает явно преждевременной попытку авторов предложить России некий макет новой Конституции в качестве национальной идеи. Очевидно, что такому шагу должна предшествовать целенаправленная разъяснительная работа со всеми, без исключения, категориями граждан страны с целью разумной коррекции их сознания. Ибо ментальность общества, которому предстоит стать титульной нацией мирохранения на планете, требует замены. Всем нам необходимо разобраться с основными понятиями нашего существования, включая нацию и народ, в контексте осознания верного ответа на базовый вопрос объективного  смысловедения: «Зачем всё?». Без этого попытки внятно и убедительно  сформулировать и, тем более, реализовать национальную идею России обречены на провал.
      Аналогична ситуация и с идеей предложения обществу новой Конституции страны. Ведь, очевидно, что в условиях временной неподготовленности граждан к полному осознанию сакрально-исторического предназначения российской нации инициировать принятие нового Основного закона РФ представляется не только нецелесообразным, но и вредным для страны. Поспешные и не до конца продуманные действия в этом чувствительном для общества вопросе, будучи по определению «запрограммированнными» на неудачу, наносят удар, прежде всего, по имиджу президента страны – гаранта действующей Конституции РФ и дестабилизируют ситуацию, вместо якобы заявленной попытки объединить россиян вокруг национальной идеи и национального лидера. Очевидно, что разумнее для начала по инициативе самого президента внести в ныне действующий Закон соответствующие поправки исключительно «по техническому мотиву  ликвидации логических неточностей текста». 


       Москва, 2012 год