пятница, 22 марта 2002

Навруз – большой восточный Новый год! Весеннее равноденствие во время Великого поста. Широкая весна с большим опережением, но при невнятной погоде, а уже бывали времена и состояния получше. То ли во сне, то ли в полусне вспоминался замечательный март 1986 года, как раз во время начала первого плавательного сезона в знаменитом открытом бассейне «Москва» на месте бывшего, уничтоженного символа старой православной России в образе храма Христа Спасителя, ставшего легендарным мифом столицы. Снился Вася Висич двадцать лет спустя после празднования своего сорокалетия в том самом марте, хотя на самом деле прошло только шестнадцать, и по ходу разговора я упоминал о пяти-шести книгах, которые хотел бы ему показать!
Когда окончательно проснулся, было далеко за десять часов утра, ближе к одиннадцати! Дед, не привыкший без настроения здороваться, уже готовился к завтраку, на что давно уже научился адекватно отвечать тем же. В конце концов, мы не воспитывали друг друга в течение жизни, и вынуждены вежливо терпеть друг друга по обстоятельствам. И, самое главное, из-за чего, собственно, затеял этот разговор: у тех, кто ближе к смерти, прав, разумеется, много больше. Даже Оля подсознательно это усвоила, не справившись в подсознательном же противостоянии постоянно исходящим флюидам смертности и смерти на ином уровне существования. Впрочем, новый день начинается! Как себя чувствуют дёсны и нёбо? Что там с техническими возможностями установки линии Интернета? И только потом, какая погода, настроение, состояние и возможности.
К полудню Оля крепко взялась по телефону за фирмачей, но ничего путного в ответ не получила, кроме обещаний сделать всё до 26 марта с теми же гарантиями! Во рту всё сносно, то есть вполне терпимо. Сырая мартовская погода тоже самая средненькая светло-пасмурная, ветреная. Позавчера, возвращаясь с новыми зубными протезами, видел почти раскрывшиеся почки вербы, а вчера – веточки с бриллиантовыми подвесочками чистейшей воды по пути в баню. Слышал перезвон колоколов Ново-Спасского монастыря, направляясь после пропарки за новым страховым полисом. Всё позади, всё впереди!
Ещё пробьётся солнце сквозь тучи, «всё разрешится, и сделается хорошо»! Ну, а пока разминка литературная и вперёд!
150, с. 34, 35

От и до

Прохладный ветер штору надувает,
воображенья катится волна,
не раздражает гамма цветовая,
и тишина отчётливо слышна.
За горизонтом всех переживаний,
когда «всё разрешилось» хорошо,
без предвкушений и разочарований
не вижу кроме блага ничего!

Чего же жду, похоронив мечтанья,
оставив всё, что было и прошло
грядущим снам надежд и обещаний
в спонтанном виде одержимых догм?!
Умом не залатать пространства дыры,
вбирая благодарности нектар
в игре незавершённой перспективы
за каждый неожиданный удар!

Зима уступит праздничному лету
с простором светлым, что на взгляд и вдох,
как «неразменный золотой» поэта
берётся моментально «на зубок»!
Полыни горечь, но не сожалений,
леса горят, кремируют тела:
фильтрующая доза ощущений
идёт от свойств нетленного листа.

До закромов осенних, что за гранью
в незримом мире сброшенных оков,
где не горит и то, что прогорает,
«хромаю как сравнения» легко!
И в заговорном круге заклинаний
с огнём во мраке движусь без конца
от сгорбленных вопросов к восклицаньям, –
от «всхлипа мира» до его венца!
 


От руки, без прикрас

Подъём с одышкой. Ну, и передышка
для перестройки на особый лад
сверхновой книжки «фронтовых» записок,
что мирный труд оспорить норовят!
Ну, где они лирические пожни
романтика, когда сам чёрт не брат,
но без сапог оставшийся сапожник:
эпохи – сливки, время же, – обрат!

От тучной нивы звёзд необозримых
осталась только жёсткая стерня, –
по мере выживания на рынке,
что выбора уже не оставлял
не в голословном, но буквальном смысле –
идёшь ва-банк, надеясь на реванш,
хотя гораздо лучше было б смыться,
поймав кураж дешёвых распродаж!

Каприз упрямый, милая наивность,
иллюзий море «чище ванских струй»,
«и вечный бой», как не дожить до мира,
ввязавшись в бесконечную войну!
Когда сплошная вытяжка – бесследность
великих невозвратностью начал
коснулась даже юности и детства, –
Роланда рог трёхкратно прозвучал!

И ни следа от запахов-провалов
и узнаванья лиц или светил
в обычной свите образов и взглядов –
всё ничего, как то, что есть, забыл!
Как с выжимками чувства примириться?
Считать купюры – не стихи читать,
но шулерские пальчики учиться
наждачною бумагой зачищать!

Кому окаменевшим истуканом,
чему фосфоресцирующим пнём,
прогнившей сердцевиной окаянных
совсем не человеческих времён?!
И чем честнее в лист гляжу опорный, –
сильней желанье зеркало разбить,
ну, а осколки матом крыть отборным,
слабо поскольку зареветь благим!

суббота, 23 марта 2002   
Во втором часу дня солнце уже скрылось в загустевшей облачной массе. Но я успел посидеть на балконе, зарядиться и сделать всё возможное, чтобы выйти в 150-ой тетради прямо в месяц-май! Сегодняшний день много светлей и приятней вчерашнего. И кризис внутренних семейных отношений ощущается не так остро, и к протезам привыкаю быстро без особых осложнений, и скучную рутинную работу воспринимаю нормально, как обычный труд, который может начинаться с чего угодно, но при завершении с обязательным вознаграждением, так называеиым «эффектом благодарности»! Между тем, минуло ровно три месяца после последнего выхода на рынок! Невероятно, как всё поменялось, сколько всего произошло, насколько приблизился к самому себе, что было бы совершенно невозможным делом, продолжай мы в том же духе из недели в неделю, из месяца в месяц, из года в год!
150, с.36-37
               
Свежая пауза

Лицо до зари на рассвете,
как будто с небес снизошло,
пробило «спасительной вестью»,
на донышке вздоха взошло….
Прохладное свежее утро.
Как после ночного дождя
меняется воздух минутный!
Но ты уходи, уходя!
          ______________

Черёмухой девственной пахнет,
а клейких листочков елей
давно не рифмуется с партой
и кафедрой позже. Портфель,
дресс-код без малейших поблажек.
Путь Млечный распылен, букварь
клякс солнечных – на промокашках
промашек особенный дар!
Подальше от всех безотрадных
высоких железных оград.
Запретная зона порядка –
стихии абсурда парад!



                ***
И в образе своём отжив
забитым, словно пыж в патроне
забудусь, напрочь всё забыв,
«похоронив» всех посторонних!

Май майский, праздник без границ.
Все дни с последней-первой строчки.
Природа, ну-ка обновись,
опохмелившись непорочно!

Благонамеренный абзац.
И в перспективе с «Красной горки»
вниз голову сломя бежать
от чуда как жестокой порки!

Смерч палых листьев, лет и лиц
со льдом и снегом прошлогодним,
и даже сам нетленный лист
средств не чурается негодных!

Жди запоздалые цветы,
жги преждевременные вести,
пусть дождь смывает все следы,
и всё уносится на ветер!



                ***
Ни тпру, ни ну, до мая маята.
Мафусаилом борозды не порчу,
штампуется сплошная пустота
под прессом СМИ, зачатых непорочно.
Афиша до чего же хороша
картинкой сфабрикованной рекламы, –
не чувствует бумажная душа
себя сырьём в макулатурном плане!

Держа в уме обиды многих жертв,
тлен лени сердца, в каторжных работах
отбросы отработавших торжеств,
поникший пафос скверных анекдотов,
в какое сусло превратишь вино,
подавшись из поэтов в журналисты,
гориллой чтобы собственным говном 
с огромным удовольствием давиться!
          ______________

Пока наполовину хоть полна,
тогда ещё в надежде на удачу
с бутылкой споро вяжутся дела,
решаются проблемы и задачи.
Когда же опустеет до конца,
под стол её подальше зафигачат,
поскольку превратившись в «мертвеца»,
она предназначается на сдачу!
Венец общенья! В принципе, конец
победоносной в замысле задачи.
И нечего мечтать о том, что есть
сверх потребленья масс производящих!

воскресенье, 24 марта 2002 
Март обыкновенный. Небольшой минус ночью, днём, если без солнца, то такой же ветреный зябкий плюс. Футбольные страсти отгорели, отгремели в два предыдущие дня. О прошлых рыночных уик-эндах забыто начисто. Под напором новых проблем, вопросов о качестве производимой продукции, то есть обозначившихся старых несовершенств в новом свете. Не говоря уже о многом другом, не столь хорошем, но и не настолько плохом, чтобы отказываться сразу от достойного описания. Включаем Моцарта и поехали! Хотя вполне можно было бы после утренней отсидки на кухне вернуть долги Морфею.
В 150-ой уже в мае! В мае, с которым ещё придётся разобраться. Видимо, часто выходил на рынок, страдал не на шутку от обычного праздничного пафосного напора без бутылки, как без какой бы то ни было защиты. С одной стороны преодолён похмельный синдром, с другой – не могу обрести своего места, времени на фоне пространства. То попытка покрасоваться, оправдаться, то сентиментальный сбой. Частенько самым слабым местом оказывалась именно первая праздничная декада мая после преждевременного апрельского лета с внезапными ливнями, вторжениями воздушных арктических масс, черёмуховыми холодами. В этом году, точнее в том 1995 -ом со многими усугублениями и без того неустойчивого положения и состояния. Кроме того, уже ввязался в режим, не пропускать как ни дня без строчки, так ни единого рыночного выходного или праздничного дня! Натуры не хватало для всеперемалывающей типа мельницы или даже мясорубки. И всё это до обидного просто видится теперь, как после прозрения в буквальном смысле. С другой стороны замечательна сама возможность «прищучить» себя, увидев «четвероногим другом», в панике догоняющим консервную банку, привязанную к хвосту, или же убегающим от неё?!
150, с.38

Майское праздничное
               
                «Смерти больше нет»!
                (Семён Кирсанов)

Синдромом временным живём.
Пусть это страх маниакальный,
пусть одержимость разных форм –
невыносим ведь гнёт реальный….
О, угнетающий послед
преодолённого соблазна,
зато похмелья больше нет, 
как смерти, Сёмочка Кирсанов!

Почто забытый ни за что.
Нет больше смерти, есть желанье
разбить стекло в большой простор,
добить безгрешных покаяньем!
Болезненная страсть, каприз
с подходом провокационным:
обычный садомазохизм,
как вызов публике законный!

К тому же, песенный настрой…
просторной кухни коммунальной:
на чей счёт ногти мы грызём,
в чей огород бросаем камни?!
«Кто этот третий»? Как всегда,
не можем, не хотим, не смеем
признать того, кто повод дал,
навеял сон и миф развеял!



                ***
И по-другому можно побалдеть,
почти правдиво и сентиментально
печальным бедуином поглядеть
на те руины, что ещё остались.
Окно полуоткрыто. Тишина.
Понятно то, что ничего не знаю.
Что с нами сталось в мире без меня,
без дома деревянного с сараем?!
Без старого и доброго двора.
И этих нет, как тех ещё традиций:
переступить черту хотя бы раз,
и ни мгновеньем дольше не продлиться!