Драка

У меня четвертый курс, а я вместо лекций сижу на арбате. Почему с маленькой буквы? Потому что арбат не московский,  а наш, доморощенный, неофициальный. Скоро его перенесут в парк, и он затеряется среди скамеек, деревьев и урн с вензелем Екатерины. Но пока здесь людно, потому что старый арбат находится возле самого известного краснодарского рынка.

И здесь тоже идет торговля. В начале улицы продают картины, резные деревянные скульптуры и глиняные сувениры, на нашем краю все попроще. Старушка с короткой седой стрижкой «под мальчика» предлагает платья для Барби. Это сейчас их можно купить в любом крупном детском магазине или заказать через Интернет, а тогда нарядные одежки для культовой кукложенщины из шелковых лоскутков и остатков кружев пользовались большим спросом. Чуть дальше - женщина средних лет  продает вязаные смешные шапочки. Мы с ней дружим. Она часто угощает меня всякой домашней вкусностью вроде пирожков или самодельного печенья рассказывает о своих непутевых детях. Рядом со мной утонченная питерская девушка торгует позолоченной бижутерией, которая, называется рандоль. Мне очень нравятся питерцы, они такие романтичные. Вот и Лена все бросила и уехала в Краснодар вслед за своей любовью, который каким-то подвывертом судьбы попался на ее жизненном пути в Казани – встретились на экскурсии. Теперь они снимают комнату в «шанхаях», он пьет и ищет работу, видимо не очень усердно, а она – продает фальшивое золото.
Ну а я из касты презренных – среди всех этих свободных предпринимателей – неизвестно каким боком затесавшийся реализатор, ненадолго, я ведь учусь очно. Лето закончилось, но жадность и предусмотрительность шепчут, что можно еще немного поработать, пока расхоложенные долгими каникулами преподаватели не слишком лютуют.

Моя работодательница решила, что у меня интеллигентная внешность, и выставила на арбат, где выручка ниже, чем на рынке, зато «смотрящий» Володя сюда не забредает, поэтому я совершенно бессовестно накидываю по паре рублей на ее товар и кладу в свой карман. Не плохо получается. За общежитие я уже заплатила, осталось наскрести на обувь и зимнюю одежду.

У хозяйки целая «сеть» стоек с заколочками и резиночками для волос, и дикая текучка кадров, поэтому она охотно берет новых девушек и без сожаления выгоняет старых. Лена рассказывает, что сейчас как раз ищет работу двоюродная сестра ее парня, приехавшая в город из станицы, и я предлагаю поговорить со своей работодательницей. На следующий день Марина – так зовут претендентку на вожделенную должность «продавец резиночек», приходит к нам на арбат. Классическая кубанско-станичная девушка, кровь с молоком. В полтора раза шире и выше меня, с красивым капризным лицом. Согласно предварительной договоренности с Леной. Марина должна дождаться конца моего рабочего дня и вместе со мной пойти к Володе, чтобы уже на завтра выйти на точку, которую укажет «смотрящий». Я сообщаю ей подробности сценария, но ожидаемой благодарности ни в словесной форме ни на лице не вижу. Ну и не больно нужно! Она вообще почему-то  начинает общаться со мной как-то свысока. Садится на мой табурет и заговаривает с Леной о том, что собирается работать на арбате, так как родственники должны держаться вместе. Опешив от такой наглости, я удивленно спрашиваю: «А я?» И мне отвечают что-то вроде «Это не мои проблемы. Попросишь  у своего Володи какое-нибудь другое местечко». Супер. Но я молчу. Обычно я пасую перед хамами и просто жду, куда выведет кривая.

И тут я вижу тебя. Ты идешь по Красной. Конечно не один, такое ощущение, что тебя одного в природе больше вообще не существует. Сочувствующая компания, которая призвана исцелить тебя от «неправильных» чувств, почему-то сплошь состоит из молоденьких девушек. Поджимая губу, ухожу за свою стойку. Сердце бьется, в висках стучит. Хорошо, что никого из вас резиночки не интересуют. Ты не замечаешь меня.

Когда твоя спина в серой с блеском рубашке затирается чужими спинами, на цвет и фасон одежды которых мне плевать, я поворачиваюсь к Марине и говорю: «Встань с моего табурета». Но она только бросает мне: «Да пошла ты!» - и не двигается с места. «А ну встала!» - повторяю я, с нажимом кладу руку ей на плечо. Та, изламывает брови в удивлении, одновременно успевает вскочить, обматерить меня и заодно сбросить на землю мою куртку, которая лежит на парапете на случай вечернего дождя. Как ты вовремя, Марина!  Я толкаю ее, и она, конечно, вцепляется мне в волосы. Идиотский женский прием, в котором ставка – только на болевые ощущения. Но мне сейчас плевать на боль. Поэтому вместо того, чтобы наклониться вслед за движением ее руки, я дергаю головой в сторону, оставляя в ладонях клок волос и бью кулаком прямо в лицо, стараясь не попасть в нос – это было бы уже слишком. Марина издает то ли всхлип, то ли вой, закрывает лицо, но, надо признать, быстро приходит в себя. Она понимает, что номер с волосами больше не пройдет, и начинает беспорядочно махать руками, хватать меня за одежду, трясти, пытается задеть меня по корпусу. Задевает, но кого пугает это хлопанье крыльев? Я опять бью ее в лицо: сначала кулаком, потом несколько раз ладонью – наотмашь. Ну вот и все. Она заплакала и убежала, на русском матерном пообещав мне повыломать и повыдергать отдельные части тела. Бабушки хлопают в ладоши, они за меня болели! А Ленка говорит, извиняющимся тоном: «Ты не сердись на нее, пожалуйста (питерцы без «пожалуйста» не могут). Она вообще-то не плохая. Ее просто парень бросил. Она поэтому в Краснодар и приехала».