У каждого из нас свой ад

Утро начинается не с кофе. Оно начинается с визита в её комнату. В голове каждый раз один и тот же вопрос: «Еще не все?». Еще не всё...

Она приоткрывает глаза. В хорошие дни она меня узнает. Иногда приходится успокаивать: «Всё хорошо, Вы дома. Это Ваша кровать. Я Лизавета. Нет, я не на работе, я с Вами. Нет, вы не разбились в аварии, вы болеете».

В хорошие дни она сама поднимается, принимает из моих рук стакан воды. Пустые глаза смотрят непонимающе. В её голове слова пытаются сложиться в вопрос, но смысл слов быстро ускользает, и вопрос остается не заданным. Слова вообще перестают иметь какое-то значение, когда сама жизнь уже не имеет смысла.

Я тихо радуюсь, что она не спрашивает меня, где Люда. Радуюсь, что она еще может вставать и даже пройти до туалета и обратно. Радуюсь, когда спутанное морфином сознание приобретает ясность, и она может сказать, как она себя чувствует. Больно ли, пора ли делать следующий укол, хочет ли есть или пить.

Я всегда обращалась к ней на Вы. Так меня воспитали – уважать старших. Вот и сейчас, эта манера обращения не дает мне забыть, что передо мной когда-то уважаемый педагог, человек, проживший трудную, полную лишений и горьких разочарований жизнь.  Не могу сказать, что я её любила. Скорее, уважала и немного опасалась, старалась держаться подальше от её тяжелого взгляда. Мне всегда было с ней тяжело.

И даже после смерти мамы, когда мы стали больше времени проводить вместе, когда она рассказывала мне о своей непростой жизни, мы не стали ближе. Зато я поняла, что в большинстве своих бед и трудностей она была виновата сама. Да в общем-то она и сама это понимала. Тяжелый характер, бескомпромиссность, чрезмерная гордость, высокомерие  и предельная, доходящая до грубости честность – ее самые характерные качества, и привели они её в итоге к бедности, одиночеству и непониманию близкими. Даже моя мама сбежала от неё в 17 лет при первой возможности.

Но какое из этих качеств помешало ей вовремя признаться в болезни и заставляло её почти 20 лет скрывать рак, до тех пока не стало поздно помочь? Я не знаю ответа, а спрашивать уже поздно. Поздно уже о чем-либо жалеть.

Я всегда была атеисткой. Нет, я верю во множество разных вещей – в бессмертие души, в перерождение, в то, что наши души есть задержавшиеся на время в наших телах частицы бесконечных энергий Вселенной. А также в то, что мы сами вершим свои судьбы, и за каждый поступок придется отвечать. Вот только отвечать не так, как сказано в Библии, не на Страшном Суде, а прямо здесь, перед самим собой. Возможно, только сейчас я начинаю понимать, что Рай и Ад не столь уж вымышленые плоды людских страхов. Я подаю ей стакан воды, придерживая дрожащие руки, смотрю в потухшие глаза, стараясь не обращать внимания на страшную гниющую рану на груди, вызванную болезнью, и за этими глазами вижу бесконечно страдающего, мучающегося человека.

У каждого из нас свой Рай и свой Ад, в который нас приведут наши поступки.  За каждое свое решение мы ответим. Перед самим собой.  И стоит потрудиться сделать так, чтобы наши дети или внуки не заходили к нам по утрам с мыслью: «Ещё не всё?»…