Три дня лета

Один человек сидел на корточках, а другой разбогател. Связи между ними не было никакой, за исключением того, что все они ходят под присмотром Аллаха.

***

Одна инвестиционная компания разработала уникальный бизнес-план. План этот был так хорош, что все, кто его мог понять, приходили в такое сильное возбуждение, что у них краснели щеки и уши, потели ладони, и их приходилось принудительно укладывать в диспансер до полного излечения. Но люди не желали успокаиваться и, опасаясь, что бизнес-план будет прочтён кем-то ещё, приходили в ещё более сильное возбуждение, отчего приходилось принимать неотложные и суровые меры.
Одним из таких пациентов был Михаил Владимирович Простак. Внешний вид Михаила Владимировича был таким, что стелы из Луксора и Карнака в звёздную безоблачную ночь не казались такими величественными, как он в своём помятом сером костюме.
Михаил Владимирович раньше других понял, что его волнение заметно окружающим его докторам, поэтому старался скрыть его и прикинуться безразличным. Тем не менее, его глаза выдавали его истинные чувства, поэтому доктора только с иронической усмешкой мотали головами и понимали, что до излечения ещё далеко. Чтобы пациенты не приходили в ещё более сильное возбуждение, доктора забирали у них телефоны, но Михаил Владимирович обошёл это препятствие и неведомым никому образом связался со своим приятелем Константином Кирилловичем Критько.
Как только Михаил Владимирович изложил суть бизнес-плана Константину Кирилловичу, тот почувствовал сильнейшее возбуждение. Сначала он сел, потом вскочил и стал мерить шагами комнату. Его жена сразу заподозрила неладное и стала его ругать.
В такой нервной обстановке Константину Кирилловичу стало трудно дышать, и он открыл окно. Из окна пахнуло не понятно чем, а полусвежий ветер не принёс желаемого облегчения. Константин Кириллович стал одеваться.
- Куда это ты? - закричала жена.
- Тык это... - на автомате ответил Константин Кириллович, пытаясь унять волнение, накрывавшее его.
- Что - это? Ты нормально можешь говорить? - злилась жена.
Волнение непонятным образом передалось маленькой собачке четы Критько, отчего та стала противно и часто тявкать. На лбу Константина Кирилловича выступила испарина, глаза безумно забегали, и - если говорить кратко - в итоге он тоже оказался в диспансере. Так как доктора не знали, что Константин Кириллович знаком с Михаилом Владимировичем, они без задней мысли поместили его в ту же палату. Логика докторов была проста - каждый из поступавших к ним пациентов наотрез отказывался даже намекнуть на причину их невероятного возбуждения.
Как только Михаил Владимирович увидел Константина Кирилловича, оба они пришли в такое волнение, что Константин Кириллович просто сел на пол, не в состоянии дальше удерживать свой вес и вес своего волнения. Михаил Владимирович сделал страшные глаза, по-видимому, рассчитывая на то, что Константин Кириллович воспримет это как предостережение, но Константину Кирилловичу не нужны были никакие намёки - он сам прекрасно понимал, что не должен выдать себя ни при каких обстоятельствах.
К облегчению докторов, вскоре прибыл главный врач (Максим Гогевич Семёнов), который моментально сообразил, в чём дело, и велел вколоть каждому из пациентов чего следует.

***

По улице Ушинского шёл человек. Возможно, он родился где-то в другом месте, но сейчас он проживал в Санкт-Петербурге и мечтал приобрести жильё в ЖК «GreenЛандия», вот только денег у него, конечно, на это не было. Он жадно смотрел на проходящих девушек в надежде поймать на себе восхищенный взгляд, однако девушек он не интересовал. Одевался он последние несколько лет во что попало, а с недавних пор стал наряжаться и ходить эдаким щеголем, но это не помогало. Судя по всему, современным девушкам нужно нечто большее, чем какой-то петушиного вида прохожий.
- Эй! - крикнул кто-то сверху.
Человек задрал голову вверх, ожидая падения на неё пакета с водой или чего-нибудь в этом роде. Однако он увидел взъерошенную физиономию Михаила Владимировича, который высунулся из окна после прохождения малоприятной процедуры.
- Не могли бы Вы мне помочь? – спросил Михаил Владимирович.
Человек нерешительно ответил «да», хотя подумал «вот чёрт».
- Дело в том, что – покосившись на второе окно, откуда показалась голова Константина Кирилловича, - Есть одно дельце, которое мы, ввиду нашего пребывания тут, не в состоянии сделать сами. И – нет, нет – это дело пустяковое, которое от Вашей светлости потребует минимальных усилий, а пользы принесёт, я имею ввиду, материальной, неплохо.
Человек стоял молча, обдумывая услышанное.
- Не сомневайтесь, дело стоящее! – подбодрил его Константин Кириллович.
- А что надо сделать? – спросил человек.
- Благодарю покорно! – закричал Михаил Владимирович.
- Вот это по-нашенски! – обрадовался Константин Кириллович, чуть не выпав из окна.
- Ну, слушайте же! – сказал Михаил Владимирович и начал членораздельно отчётливо говорить:
- Здесь, за поворотом, имеется спуск в подвальчик…
Человек дёрнулся уйти, но что-то заставило его остаться на месте.
- В подвальчике этом находится ремонт этой самой… Обуви! – чеканил Михаил Владимирович, - И вот там надо попросить, чтобы Паша, ну, Павел Сергеевич-с, чтобы он подошёл сюда, да и всё!
- Хорошо, - сказал человек и направился в подвальчик.
Пациенты же радостно взвизгнули, но тут в палату вошли врачи и заставили их успокоиться, пригрозив Константину Кирилловичу проктологом.
Через некоторое время на место, на котором стоял человек с Ушинского, пришёл лысый, толстый и потный Павел Сергеевич, который жевал беляш, держа его грязными руками. Он свистнул. Из окна осторожно выглянул Михаил Владимирович.
- О! Паша! – закричал он.
- В дурдом упрятали? – насмешливо спросил Павел Сергеевич, у которого был скрипучий низкий голос.
- Веришь – невиновен! Держат насильно! – пожаловался Михаил Владимирович.
- А где же тот мужик? – спросил Константин Кириллович, появившись не в другом окне, а протиснувшись в то же самое, из которого вещал Михаил Владимирович.
- Зашёл, сказал, зовут меня, а потом ушёл, - ответил Павел Сергеевич, прикончив беляш.
- Эх, ёптить! Упустил свой шанс, - с искренней досадой произнёс Михаил Владимирович.
- Так чего вам, голубки? – спросил Павел Сергеевич, жирные губы которого блестели на солнце как бриллианты.
Пациентов охватило волнение. Константин Кириллович вытер лоб, покрывшийся внезапной испариной, а Михаил Владимирович очень быстро почесал затылок. Они переглянулись, и Михаил Владимирович сказал:
- Только уж ты никому больше не говори.
Павел Сергеевич прищурился, немного помолчал, а затем изрёк:
- Хорошо, видать, вы поэтому там и сидите.
- Так и есть, - снова вытер потный лоб Константин Кириллович.
- Паша, в общем, есть вариант действительно заработать так, чтобы потом уж никогда не работать, - выпалил Михаил Владимирович и испугался своих слов.
- Как, как? Не работать? – засмеялся Павел Сергеевич.
- Никогда и ни на кого, - заверил Михаил Владимирович, а Константин Кириллович кивнул.
- Ну, говори!
- Только пообещай, что нас дождёшься.
- Я тебе что, баба у алтаря, что ты с меня торжественные обещания берешь? Говори!
И Михаил Владимирович изложил Павлу Сергеевичу суть уникального бизнес-плана, не упустив ни одной детали. По мере того, как Павел Сергеевич вникал в пункты данного плана, он подходил всё ближе и ближе к зданию, а к концу повествования он и вовсе оказался вплотную к зданию. Лицо его утратило жизнерадостный вид, а на лбу залегла морщина.
- Господи благослови! – сказал он, когда Михаил Владимирович, который от волнения аж трясся, закончил. Константин Кириллович снова вытер лоб, а затем ещё и рот.
- Дело дрянь, - неожиданно сказал кто-то в палате Михаила Владимировича и Константина Кирилловича. Оба так и подскочили.
- Ничего у вас не выйдет, - с дальней койки поднялся старичок, - Этот план – дрянь.
- То есть как это? – смутился Константин Кириллович.
- Да чего ты его слушаешь, он старый же чёрт, - сказал Михаил Владимирович.
- Эй, что там такое, куда вы делись? – прокричал Павел Сергеевич с улицы, но потом вдруг махнул рукой и побежал прочь.
- Стой, чёрт! – завопил Михаил Владимирович.
- Я вам говорю это как человек, на себе испытавший действие данного плана, - сказал старичок.
Константин Кириллович сел на койку, а Михаил Владимирович выбежал в коридор с намерением догнать Павла Сергеевича.
- Меня зовут Дениска, - сказал старичок, - Я был в своё время и фарцовщиком, и упаковщиком, и руководителем, и водителем, а в общем, как это… Предпринимателем.
Константин Кириллович молчал, а из коридора слышались вскрики и звуки борьбы. Старичок тоже молчал. Медбратья втащили Михаила Владимировича в палату, силой уложили в койку и сделали укол, после которого Михаил Владимирович потерял былой энтузиазм и прыть.
Пока это происходило, все обитатели палаты молчали, глядя на старичка. Старичок тоже молчал, наблюдая весёлыми глазами за водворением Михаила Владимировича на больничное место. Константин Кириллович успел хорошо изучить старичка и отметил, что у него было доброе, отмеченное множеством мелких мимических морщинок, лицо, которое свидетельствовало о жизнерадостности его носителя. Недлинная борода была аккуратно пострижена, а волосы, которые только недавно стали редеть, были чистыми и уложенными. Вообще, старичок не производил впечатления старичка, его истинный возраст выдавали только трясущиеся руки, походка и отношение к жизни.
Врачи, убедившись, что Михаил Владимирович уже не побежит, оглядели палату и, с некоторым удивлением посмотрев на стоящего у своей койки старичка, молча удалились.
- Давайте я вам расскажу о себе, - сказал старичок, и палата превратилась в слух.

***

- Почему мне нравятся те, кто на меня не смотрит, а я не нравлюсь только дурам и малолеткам? – уныло спросил сын Михаила Владимировича, Коля, у своего одногруппника Вани, которого вообще называли Киев по непонятным никому причинам.
- Потому что ты урод, - весело сказал Киев, лопая чипсы.
Коля ответил нецензурно.
- Да всё найдётся, - сказал Киев, отмахиваясь от Коли, - Что ты пристал вообще, подумаешь, проблемы!
- По мне так одни проблемы не могут быть расценены как менее проблемные, чем другие, - запальчиво сказал Коля, - Да, у кого-то мать алкоголичка, а у другого всё с этим нормально, но, допустим, вышло плечо из сустава. И кому из них легче? И тот, и другой могут сказать друг другу, мол, его проблемы – не проблемы, а вот его…
- Да, да, это понятно, - перебил его Киев, - Но…
Тут Киев замолчал и задумался о чём-то другом. Коля разозлился, он очень не любил эту черту товарища – рассеянность, и двинул по его спине кулаком. Киев не обратил внимания на этот, если позволите, удар, вскочил и тут же сел за письменный стол, включил ноутбук и начал с кем-то переписываться.
- Чё это ты там замыслил? – занудно сказал Коля.
- Погоди, - ответил машинально Киев, лихорадочно стуча по клавиатуре, как будто хотел вбить кнопки в корпус.
Коля тоже залез в «контакт» через телефон и стал листать новостную ленту. Он не любил эти новости, но от нечего делать часто их просматривал. Эти новости вгоняют в тоску. Какая-то музыкальная подборка, объявление о каком-то убогом фестивале, цитаты, ванильные телки, мотивирующие цитаты с шикарными домами, часами, мужиками с хорошим прессом или в костюме и обязательно с наручными часами. Реклама ресторанов, какие-то встречи, снова подборка музыки, новости, цитаты, кто-то фотографию обновил. От этих новостей на Колю накатывала такая тоска, что жизнь становилась в тягость. Тогда Коля начинал либо мечтать, либо жалеть себя. Если он мечтал, то всё равно так или иначе скатывался в сожаление о себе.
Он думал о том, что было бы, если бы он вдруг умер. Большинство так называемых друзей, скорее всего, просто на секундочку бы вздохнули и вернулись бы к обыденной жизни. Вот, Киев. Он бы вряд ли долго горевал бы, просто нашёл бы нового соседа по комнате, да и всё. Тут Коле стало так себя жаль, что глаза его увлажнились. Киев терпеть не мог, когда Коля начинал себя жалеть, поэтому сказал:
- Эй, знаешь, почему так получается, ну, с девчонками?
- Почему? – спросил Коля.
- Потому что ты урод, - весело сказал Киев и отправил в рот порцию чипсов.
Коля сделал жалостливое лицо и отвернулся к стене, в душе осознавая свою исключительность и непонятость серой массой его современников.


***

Старичок закончил рассказ, и все обитатели палаты восхищенно присвистнули. Если резюмировать пространный и изобилующий домыслами рассказ старичка, то можно выделить ряд ключевых моментов в его жизни: ещё в школе он осознал, что делать деньги очень легко, что мало кто понимает, насколько легко и что когда он женился, вся жизнь к чёрту пошла.
- Ишь ты, - восхитился Михаил Владимирович.
- И всё-таки, причём тут наш план? – с сомнением сказал Константин Кириллович.
Все остальные посмотрели на него с лицами, на которых было написано раздражение, связанное с тем, что всем всё уже понятно, а ему, видите ли, нет. Константин Кириллович устыдился.
- Ваш план от начала до конца обречён на провал, - заверил его старичок, - Он начинается с глупости, состоит из наивности и заканчивается, прямо скажем, прострелом в финансовом смысле. Когда я преподавал в университете финансовый менеджмент, я приводил данный план в пример как один из самых позорных бизнес-планов в мире. Порой я делал это самым жестоким образом, вызывая ничего не подозревающего студента в центр аудитории и, изложив бизнес-план, задавал ему вопрос, насколько, по его мнению, данный план успешен. У студента, как правило, загорались глаза, и он стремился выбежать прочь, чтобы немедленно приступить к его реализации, да и его одногруппники тоже начинали ёрзать на своих сидениях. Когда же студент всё же отвечал, что план этот гениален, смотря на меня как на умалишённого, я приводил ему свой главный контраргумент, который повергал его в шок.
Все обитатели палаты аж привстали от напряженного ожидания.
- Я отвечал им, - продолжал старичок, - Что мозгов-то у них и нет!
И старичок расхохотался ситцевым бесцветным смехом. Михаил Владимирович и ещё один мужик глупо заулыбались. Константин Кириллович нахмурился.
- Что такое? – спросил старичок Константина Кирилловича.
- Ну у нас-то мозги есть, - сказал Константин Кириллович.
- Ничего подобного! – весело сказал старичок, - Ни капельки!
Казалось, он сейчас начнёт пританцовывать.
- Ни малейшей даже доли, даже одной миллионной! – напевал старичок.
Константин Кириллович побагровел от ярости. Михаил Владимирович перестал ухмыляться как замысливший недоброе слесарь.
- Ваш план, - сказал старичок нараспев, - Не учитывает одной важной детали – ментальности покупателя. К вам никто, ни-кто, не-пойдёт!
И старичок засвистел какой-то весёлый мотив в Соль мажоре.
- Это мы посмотрим, - прищурившись, сказал Константин Кириллович, после чего лёг на спину и стал усиленно думать, глядя в потолок стеклянными глазами.
Михаил Владимирович покосился на него, после чего неуверенно прилёг на бок, а затем совершенно неожиданно уснул.
Снилось Михаилу Владимировичу, будто идёт он по Москве, но только это не Москва, а Стрельна, которую неумело замаскировали под Москву. Идёт Михаил Владимирович, головой по сторонам крутит, замечает оплошности – вот тут видно, как из-за декоративного дома на Тверской улице выглядывают спецовки рабочих, а башня Кремля колышется от дуновений ветерка. Но Михаил Владимирович понимает, что он должен делать вид, что всё в порядке, иначе как его пустят полетать на истребителе? Вот он идёт, и понимает, что идёт уже по длинной стальной балке, а под ним метров сто ничего нет, аж дух перехватило. Вот и самолёт, и вот он уже летит, а за штурвалом почему-то сидит кот. «Вот тебе раз», - думает Михаил Владимирович. Тут вдруг оказался он на карусели вместе с Константином Кирилловичем и своей первой женой. Константин Кириллович что есть силы раскручивает карусель, а жена в сарафане, так что от быстрого движения он задирается, и всё там становится видно.
- Настя, - кричит с укоризной Михаил Владимирович, - Ну что это такое?
- Да это ничего, - весело отвечает жена.
- Потому-то я от тебя и уйду, - кричит Михаил Владимирович.
- Ой, не говори глупости, - отмахивается жена, а Константин Кириллович крутит карусель всё быстрее и быстрее.
- Костя, ты не того, - пытается сказать Михаил Владимирович, но вдруг понимает, что они в вакууме, и никто его не слышит, в том числе и он сам себя. Михаила Владимировича охватывает ужас, а затем он чувствует боль на затылке…
Михаил Владимирович очнулся на полу больничной палаты, а мужики хохотали.
- Здорово! – сказал мужик, который всё время до этого молчал.
- Неплохой кульбит! – веселился Константин Кириллович.
Сообразив, что произошло, Михаил Владимирович поднялся и растерянно осмотрелся, ещё не до конца отойдя ото сна. Сзади саднила голова.
Был уже ранний вечер, около 17 часов, солнце начало заходить за крыши соседних домов, а на душе у Михаила Владимировича начинало становиться гадко.
Через полчаса в палату вошли врачи.
- Ну-с, - бодро сказал усатый врач в перекошенных очках, - Посмотрим.
Он сел у койки мужика, который не разговаривал, кроме того раза, когда он сказал «здорово».
- Как самочувствуем себя, а? – подмигнул ему врач.
Молчаливый кивнул.
- Ага, - произнёс врач, просматривая карту, - Ну что ж… Так, так… Ну вот и всё!
Медсестры и медбрат за его спиной стояли по стойке смирно. Не говоря ни слова, врач поднялся и перешёл к койке Михаила Владимировича. Его сопровождающие бочком, как крабы, последовали за ним. Врач повторил свои действия с медкартой у койки Михаила Владимировича, и после фразы «ну вот и всё» спросил его:
- Как вам теперь? Легче, лучше? Может, что-то беспокоит?
- Да, знаете ли, всё стало яснее и более ничего не беспокоит, - отозвался Михаил Владимирович, стараясь придать своему голосу убедительность, а глазам честность.
- Не наблюдается ли у вас желание немедленно что-либо предпринять, а? – заговорщически спросил доктор.
- Домой хочется, а более ничего, - ответил Михаил Владимирович, считая, что выглядит совершенно нормальным в глазах врачей.
- Всем хочется, - спокойно сказал доктор, - Думаю, мы вас завтра выпишем.
- Завтра? – обеспокоился Михаил Владимирович.
- Да, - слегка удивлённо сказал врач, - А что, хотите, может быть, прямо сегодня? Немедленно?
Михаил Владимирович смутился.
- Было бы неплохо… - сказал он.
- Исключено! – сказал доктор, - Это просто невозможно, немыслимо!
- Но почему? – спросил Михаил Владимирович.
- Ага! – торжествующе сказал врач, - Вот оно самое и есть! Эдакий Вы проказник! И ведь я почти хотел поверить Вам, но теперь я вижу, что Ваш недуг при Вас, и придётся Вас подержать тут не менее трёх дней!
- Как трёх дней? – ахнул Михаил Владимирович,  а Константин Кириллович начал посмеиваться на своей койке, - А как же завтра?
- Боюсь, Вы ещё не излечились, и завтра отпустить я Вас не могу, - с поддельным сочувствием сказал доктор, - Иначе это было бы антиобщественно, понимаете? Я давал клятву Гиппократа, не могу же я ради Вашей прихоти плюнуть на неё и делать то, что мне вздумается? Кто я, по-вашему, тогда буду?
Михаил Владимирович сдался и откинулся на койку.
- Вот так, отдыхайте, - ласково сказал доктор Семёнов, встал и переместился вместе со свитой к койке Константина Кирилловича, проделав с ним тот же психологический трюк.
К слову, в этот вечер, не был выписан никто.

***

Коля шёл по улице. Он не планировал этим вечером выходить из дома, вернее, он не очень хотел выходить из дома, но планировал – относил хозяину квартиры деньги за этот месяц. Стояла потрясающая погода. Уже наступили сумерки, начали загораться огни. Липы, каштаны, дубы и кусты сирени благоухали. Было тепло, прямо в самый раз, не жарко, не прохладно, а комфортно тепло. Был ли ветер? Трудно сказать, так как после долгой жизни в Питере ты начинаешь по-другому воспринимать это явление. Может, ветерок и дул, но это было незаметно. Короче, стоял просто прекрасный летний вечер.
Коля вдыхал летний воздух и наслаждался жизнью в физическом смысле, однако на душе было грустно. Было непонятно, то ли Коля не такой, как все, то ли просто мало общается с другими людьми, мало слушает их и мало понимает. Мир людей состоит из ерунды – дела, интриги, сплетни, распутство, пошлость и ограниченность правят в нём; у тех, у кого есть деньги, есть всё, а у тех, у кого их нет – ничего. Конечно, возможно, богатый внутренний мир, но кто и когда вообще интересовался миром другого человека на полном серьёзе? Разве не безразлично, что там думает другой человек. Коля поразился тому, что когда Света от него ушла, он не мог вспомнить ничего из их жизни, то ли она настолько была частью его самого, то ли они провели три с половиной года бок о бок за своими компьютерами, так толком друг друга и не узнав? Это казалось немыслимым, но она казалась ему незнакомкой, он не понимал её, не мог даже толком ничего вспомнить. Только дома, где они жили, их быт возвращался к нему, причём (как водится) всё плохое забылось и теперь он думал, что у них была идиллия. Но главное в этом всём – ему вообще не хотелось искать новых отношений. Киев и другие говорили ему, что, мол, надо не париться, родители сообщали, что у него будет их ещё много, но Коля никогда не разделял их уверенности – как это, много? Откуда они возьмутся? Да и нужны ли они ему. Сейчас он общался с девушкой, с которой они недавно случайно познакомились. Что он чувствовал? Она ему нравится, но в то же время ему всё равно, напишет ли она ему, придёт ли на назначенную встречу. Всё в ней кажется неправильным, не тем и каким-то чужим. В этом и заключается проблема. В то время, как люди могут отпускать, забывать и окунаться в новое, Коля всегда хотел, чтобы мир застыл и остался таким, каким хочется, навсегда. Все эти перемены необъяснимым образом делали жизнь всё более странной, унылой и пустой.
Коля наслаждался погодой и упивался саможалением. Конечно, нужно сохранять оптимизм, не терять веры, твёрдо идти к своей цели, но вот Коля не хотел делать ничего из этого. Он хотел только чтобы от него отстали все. Он был не уверен, что это принесло бы облегчение, однако всегда стремился попробовать. Люди всё больше и больше раздражали Колю, он вообще не мог взять в толк, с чего это все радуются, почему людям что-то интересно, какой толк от приобретения материальных благ.
Коля никогда ни с кем не совпадал в душевном смысле так, как со Светой, но это было раньше, а потом Света вдруг тоже попала в эту систему, и он её потерял. Она тоже захотела красивой насыщенной жизни, он её не винил, ведь, с точки зрения людей, это он был неправильным – ничем не интересовался и хотел как можно больше времени проводить дома. Конечно, она права. И вот он остался один. Это, с одной стороны, было хорошо – теперь он не чувствовал вину за то, что сидит дома, но с другой стороны, он хотел бы, чтобы она осталась с ним в этом одиночестве, чтобы рядом был человек, разделяющий его взгляды.
Целый мир ничего не стоит для него, если рядом есть один человек, который хочет точно того же, что и он. О, если бы такая нашлась. Но это безнадежно.
Коля подошёл к подъезду.
Киев сидел на корточках около входной двери и лузгал семки. Птицы пели, а алкаши валялись там же, где и вчера. Из-за домов доносился громкий пердеж мотоциклов, которые носились по главной улице. Из подъезда вышла страшная баба с пропитым мужем, шатаясь, они пошли в магазин. Киев поперхнулся и выругался. В окнах домов горел свет, люди занимались там своими делами, а в головах у них было пусто.