Происхождение вида

      Меня арестовали при выходе из аэропорта. Причём, особенно странным оказался тот факт, что на полицейских, почему-то, не произвели впечатление ни моя виза, ни удостоверение представителя прессы, ни мой довольно хороший английский. Полицейские, похоже, знали по-английски всего два слова: «о`кей» и «ноу», причём последнее, очевидно, было им известно гораздо лучше. Задание редакции журнала «Чудо наяву» было очень простым - взять интервью у известной далеко за пределами этой страны предсказательницы и ясновидящей Анжелы Бум. Предсказания её касались, в основном, предстоящего конца света. Требовалось или найти доказательства, или развенчать  липовую провидицу.
По словам прилетевших тем же рейсом и попавших в тот же переплёт моих соотечественников, в стране появилась какая-то странная болезнь, в результате которой люди либо сходили с ума, либо превращались в страшных чудовищ.  Я не особо удивился. Не задолго до этого я, в составе бригады журналистов, исследовал деревню Петровка за Уралом, где, якобы, более двух десятков жителей  превратилось в чудовищ. Найти ничего и никого  не  удалось,  от пропавших не осталось и следа. Факты передали следователю...   
Итак, в стране эпидемия, все иностранцы изолированы. Другого объяснения на ум не приходило. Тем временем к зданию аэропорта подогнали с десяток автобусов, окна которых были защищены наспех приваренными   металлическими решётками. В сопровождении полицейских машин колонна отправилась в неизвестность.Казалось, что всё происходит не в реальности, и не с нами. Настроение у всех было крайне подавленным. Никто не обсуждал  происходящее, никто друг с другом не заговаривал.   Уж слишком неожиданным оказался такой поворот событий. Мимо проносились грязные, замусоренные улицы, мелькали разбитые витрины, окна, забитые фанерой, остовы сгоревших автомобилей, бронетранспортёры и  вооружённые солдаты на перекрёстках, на паре улиц толпились демонстранты с плакатами. Через некоторое время автобусная колонна подъехала к группе больших многоэтажных зданий, окружённых обширным парком. Сразу бросились в глаза высокий забор с колючей проволокой, решётки на окнах, множество людей в серой форме, вперемешку с зелёными комбинезонами, украшенными эмблемами красного креста и полумесяца. В этом месте, скорее всего, когда-то располагалось крупное учреждение, на скорую руку переоборудованное в тюремный лазарет. Нас препроводили под охраной в вестибюль, затем подняли на лифте чёрт знает на какой этаж. После чего битые три часа выдержали в очереди на регистрацию и распределение   по   палатам   или  камерам   (кому  как   хотелось,  тот  так  и  называл).   Наша  «палата»  была   большая, с высокими пыльными потолками и много лет не крашеными стенами, на поверхности которых ещё виднелись следы  от  мебели,  полок,  демонтированной техники. Стандартные койки и тумбочки, в количестве 24-х, были привинчены к полу, небольшие шкафчики для одежды располагались в стенных нишах. Была и металлическая раковина в компании водопроводного крана с холодной водой, которая то вообще не текла, то была тёплой, с примесью ржавчины и жутким запахом хлорки. Койки были жёсткими, но заправленными чисто белым накрахмаленным бельём, взятым, наверное, из каких-нибудь стратегических запасов. В коридоре дежурили «серые» охранники с хмурыми лицами, не говорившие ни слова. Всё, имевшее хоть какое-то отношение к средствам связи и электронике, было у нас отобрано. То, что при этом нас заставили расписаться в семи формулярах и бумагах, утешало мало. Даже время оказалось узнавать не по чему. Из палаты разрешалось выходить только в туалет, и то в сопровождении охранника. Питание развозили по палатам на тележках и расставляли подносы по тумбочкам. Именно питание, а не еда. Не поворачивался язык назвать едой что-то пюреобразное, безвкусное, хотя и содержащее, вероятно, в себе смесь белков, жиров и углеводов. Хотя, по-видимому, это и был обед. В тупике оказались даже видавшие виды русские туристы. Как минимум, десять мнений о возможном происхождении «еды» сложились к тому времени, когда половина   её   уже  была  съедена,   а  половина  безжалостно взята «серыми» назад ровно через   пятнадцать минут (по часам охранника). Кто-то даже вспомнил об издевательствах гитлеровцев над пленными, точнее такой  «шуткой» над голодными людьми, как добавление в еду цемента.  «Шутника» быстро заткнули. Наверное нас не повезли бы сюда, если хотели бы убить. Ужин был съеден уже всеми без исключения. И уставшие от переживаний люди провалились в глубокий сон ещё до того, как  охранники выключили свет.
    В следующие два дня время как будто застыло.  Всё было однообразно, по режиму и без вариантов. Каждое утро у нас брали на исследование кровь и всё, что только было возможно. Периодически некоторых из нас уводили на какие-то обследования, делали инъекции, ставили капельницы, проводили процедуры. В ответ на любые вопросы и просьбы - молчание.  На третий день обстановку разнообразил один долговязый субъект, назвавшийся Борисом, но говоривший по-русски с сильным прибалтийским акцентом. Он то и дело порывался выходить в коридор и требовал разрешения позвонить домой хотя бы один раз. Жена его, якобы, рожать собралась. Может,на самом деле так и было. Уж очень сильно он нервничал и возмущался. Конечно же, просьба его осталась без ответа. Борис же не мог успокоиться, всё ходил взад-вперёд по палате.
- Прекрати ходить, в конце концов, - не  выдержал кто-то.
- Вы не понимаете, у меня жена беременна!
- Сам ты беременный, нафиг! Живот не стал ли больше, погляди!
   Борис на время угомонился. Однако, периодически вскакивал и подозрительно осматривал свой живот. А через некоторое время, в панике, бросился искать медиков. Больше мы его не видели. Через пару дней эстафету принял седовласый представительный болгарин Петар. Он вдруг начал нас убеждать, что нас привезли сюда для опытов и экспериментов, так как  всех лабораторных мышей, крыс и кроликов съели местные жители, а исследования проводить надо. Ему казалось, что прививку уже сделали, и скоро он покроется красной сыпью. Мы пытались его успокоить, и к отбою он еле-еле утихомирился. Ночью все проснулись от его страшных диких криков. «Серые» и «зелёные» были на месте через десять секунд. Вкололи ему что-то успокаивающее, погрузили на каталку и увезли. Когда его накрывали простынёй я успел заметить, что кожа у него на самом деле покраснела. Но это была не сыпь. Уж я-то точно это знал. Не прошли даром те пять семестров в медакадемии, откуда я ушёл сам, окончательно убедившись в полной несовместимости себя и медицины. У него стала ярко-красной именно сама кожа. Выглядевшая так же естественно, как чёрная у негров. А его глаза с жёлтыми белками и фиолетовыми радужками успел заметить пожилой археолог Сергей Ананьевич. И тут же сделал вывод: это инопланетяне. До следующего вечера он пытался приводить аргументы в пользу своей теории, и так жестикулировал и махал руками, что они в конце концов распухли и стали болеть. Ночью Сергей Ананьевич стал стонать от болей. Когда утром «серые» увозили его, то сверху накинули плотное покрывало, но на мгновение нам удалось заметить толстое узловатое  пятнистое щупальце, мелькнувшее в том месте, где должна была находиться рука. В следующие дни эту тему никто не поднимал. Ссылаясь на недомогание, тихо и незаметно для остальных, ушли искать медиков ещё  три  человека.  И не вернулись. Ещё двоих  не привели обратно с процедур и исследований. Нас становилось всё меньше. Однако, мы видели почти каждый день по несколько подъезжающих к зданию автобусов с людьми. Куда они все девались, было непонятно. Среди нас нарастали напряжение и депрессия.
    Однажды в сопровождении кучи охранников появился некто, назвавшийся Бернардо Лопесом. Он попытался нас успокоить дав нам разъяснения на ломаном  английском  и  совсем  изломанном  русском. Что,  мол, всё   «о` кей»,   беспокоиться   не  о  чем,   проводится изоляция заболевших и вполне успешное лечение, приходится предпринимать и профилактические меры.  Мы кинулись к нему с вопросами: «Что происходит?», «Когда нас отсюда, чёрт возьми, выпустят?» и тому подобной ерундой. Чёртов Лопес попятился, а затем и вовсе ретировался со всей толпой, так и оставив нас при своих сомнениях. Да каких там сомнениях! Мы уже потеряли надежду и готовились к самому печальному исходу. На следующее утро один незаметный ранее житель нашей палаты вышел в коридор, но вдруг забежав обратно в дверь и вытаращив глаза, дико стал кричать: « Там! Там! Там ч-челов-век с т-тюленьим телом и с ластами!»
  Высыпав в коридор мы, естественно, никого не увидели, кроме охранников в сером, которые затолкали нас в палату. Крикуна «серые» забрали с собой. Легко догадаться, что больше его никто не видел. Но нашему терпению пришёл конец. Когда привезли обед, мы стали нестройным хором декламировать:  «Дайте вина!
Водка!    Спиритус  вини!   Алкоголя!»  Ответа   мы  не получили. Но на следующее утро в углу палаты обнаружилась десятилитровая фляга с чистым спиртом, прикованная   цепью,  вместе  с  жестяной  кружкой,  к болту в стене. Настроение мгновенно поднялось. Кто-то предложил сходить за женщинами. По слухам, они находились в соседнем здании, соединённом с нашим корпусом переходом на этом этаже. Но близость огненного зелья пересилила, да и с «серыми» лишний раз никому встречаться не хотелось. Из того, что было дальше, запомнился обжигающий вкус разбавленного спирта  и  пение  русских  песен(независимо  от национальности,  пели  их  все) типа: «Ой мороз, мороз...» и далее в том же духе... Припоминаю, что потом кто-то с кем-то дрался, кто-то кричал...
  Когда я очнулся, страшно болела голова, а вместо фляги спирта в углу установился биотуалет. Дверь была заперта. Нас в палате оставалось семь человек. Задумались мы до вечера. Никто не разговаривал. В голову лезла строка одной песни: «Нас в живых осталось только семеро...»  Потом голова стала вообще пустая. Ужин привезли по расписанию. Оставили еду и ушли. А через некоторое время зазвучала сирена. Негромко так завыла. Нас вроде и не касалось. Сирена там, а мы здесь. Но когда «серые» не забрали в положенное время посуду, мы забеспокоились. Кто-то толкнул дверь. На удивление, она оказалась не заперта. Коридор был пуст. С ощущением школьников, прогуливающих уроки, мы разбрелись в разные стороны. Безо всяких «задних» мыслей, чисто машинально я свернул в переход между корпусами. Некоторые двери, выходящие в коридор, были полуоткрыты. Заглянув в одну, я быстро её захлопнул, заметив в полумраке шевелящиеся щупальца. За другой дверью был небольшой слабоосвещённый бассейн. Наполовину высунувшись из воды на меня смотрел пятнистый тюлень средних размеров  (хотя  какие  у  них  размеры,  леший   знает). В  неподвижных человеческих  глазах, странно смотрящихся на тюленьей морде, не было ни капли разума. Я двинулся дальше и, дойдя до поворота, нос к носу столкнулся с ...   женщиной!   Пока сам факт этого осознавался мной, она громко вскрикнула, но не сдвинулась с места, глубоко дыша, запыхавшись, наверное от бега. Я, мельком взглянув на ладную фигурку, обтянутую старыми джинсами и выцветшей футболкой, посмотрел ей в глаза и... Остолбенел...
    Я  знавал  не одну женщину,  дважды  был женат,  но никогда  не воспринимал  всерьёз  рассказы  о  любви с первого  взгляда.   Но  сейчас  я  буквально  физически ощущал, как тону в её бездонных карих глазах. В них скрывалась целая вселенная, полная загадок и тайн, обещавшая море приключений и наслаждения.  Закружилась голова, сердце забилось, как бешеное. Столбняк длился несколько секунд, хотя мне показалось, что прошла вечность. Она тряхнула копной плохо расчёсанных русых волос, как бы отгоняя наваждение, и схватила меня за отвороты рубашки,  громко закричав: «Ты хоть нормальный!?»
- Да вроде пока да.
- Слава богу! - облегчённо промолвила она, и в следующее мгновение упала ко мне на грудь и разрыдалась.
- Они здесь повсюду! - сквозь слёзы пыталась она рассказать,  -  Одни  мутанты, я  уж  думала не осталось  нормальных...
Некоторое время красавица всхлипывала, а я, нелепо улыбаясь, поглаживал её по волосам.
- Пойдём на улицу, - сказала вдруг она, перестав использовать меня в качестве подставки. - Я хотела посмотреть, что там, но одной идти страшно. Тебя как хоть зовут то?
-  Антон, - ответил я, смутившись.
- А меня - Лиза. Ну что? Пошли, а то здесь тоже страшно оставаться.
- Пошли, - согласился я, взяв осторожно её за руку. Дойдя до входной двери, мы спустились по обшарпанной лестнице в опустевший вестибюль, где проникавший через выбитые стёкла ветер играл разбросанными бумагами и пакетами. На территории, окружавшей  нашу тюрьму, никого  не  было. Только  в  дальнем корпусе слышался шум, крики, беспорядочная стрельба, продолжающееся завывание  сирены. Из разбитых окон на верхнем этаже валил густой чёрный дым.  Выйдя на улицу, мы едва не задохнулись от дыма горящих покрышек и пластика.
    Увиденное  далее  воспринималось  нами  как  кадры неимоверно реалистичной кинохроники. Преследовавшая кого-то группа людей в полувоенной одежде, увешанных разнокалиберным оружием, колонна мотоциклистов, волочащих за собой на верёвках пару обезображенных трупов, разгромленные магазины и конторы, горящие автомобили,мёртвые тела и кровь на тротуарах. И, наконец, человек без головы. Широко расставляя ноги, руками пытаясь нащупать отсутствовавшую голову, он неторопливо, но целенаправленно    продвигался    по направлению к центру города. Внезапно в той стороне раздались громкие взрывы, вперемешку с треском автоматных очередей.  Находиться  на  улице  было явно опасно для жизни. Нам ничего не оставалось делать, как возвращаться в свой зверинец. Поднялись ко мне в палату, совершенно пустую, сели на ближайшую койку. Долго не могли собраться с мыслями, чтобы сообразить, что же делать дальше. Но соображать получалось плохо. Я покосился на озабоченное лицо своей   новой   нежданной  подруги.   Выгнутые  брови, курносый носик, ямочки на щеках, втрёпанные русые волосы - всё это складывалось  в картину умопомрачительной красоты. Я не мог оторвать от неё глаз.  Неожиданно Лиза взяла мои руки в свои и присвистнула: «И это называется: нормальный!?»
  Глянув на свои кисти, я вытаращил глаза: на тыльной стороне кистей поблёскивала мелкая разноцветная чешуя...
- А  у  меня  похожая уже пару дней на плечах!  Только цвет однотонный, бронзовый.
- Почему такая?
- А  мне просто так захотелось.  Нащупала чешуйки,  и представила бронзовый цвет.
- А если я захочу так же сделать?
Я зажмурился и, мысленно сосредоточившись, представил чешую «телесного» цвета. Открыв глаза, я посмотрел на руки: чешуя сменила цвет на задуманный.
- Я могу вызывать изменения в своём теле! А если я захочу, чтобы у меня хвост вырос?
- Антон, зачем тебе хвост, какой в нём прок? Только мешать будет.
- Для доказательства! Это вы, женщины, можете без доказательств всё принимать
- Ну, попробуй! - усмехнулась Лиза.
Через пару минут своих усилий я уже смог,  приспустив  штаны, потрогать и  продемонстрировать  своё  новое приобретение. Лиза, не сдерживаясь, громко  хохотала.
- Ну будет тебе! Не хочу хвоста!
Через некоторое время, почувствовав, что хвост исчез, я облегчённо вздохнул.
- А новая кожа более прочная! - воскликнула Лиза, - Можно  будет  без  одежды  ходить.   Подняв футболку, она продемонстрировала чешуйчатую бронзовую кожу
на груди, которая уже не выглядела нежной и незащищённой, но тем не менее вызвала у меня шквал вполне определённых  чувств.
- Достаточно, ты меня убедила.
- И всё? Ни одного комплимента? Всё с тобой ясно, припомню ещё потом ... - хитро улыбаясь ответила она.
- После об этом! - бросил  я, махнув рукой, и надолго задумался.
Как же это? Получается, что ничего уже не будет, как прежде. Где-то далеко-далеко осталась прежняя жизнь со  всеми её мелочными  проблемами,  радостями  и разочарованиями.   Всё   это  кажется  теперь  бесконечно давним,    совершенно   бессмысленным,  ненужным  и чуждым. Да и вряд ли тот мир остался прежним. Ясно, что он с нарастающей силой и скоростью летит в тартарары! Вспомнилось,  что перед самым отъездом с ним проводил беседу инструктор из ФСБ. Выглядел тот обеспокоенным и явно что-то не договаривал. На прямой вопрос о том, что случилось, последовал не менее стандартный ответ «закрытая информация» и совет запоминать всё подозрительное, что увижу и узнаю в поездке. Понятно теперь, что всё началось везде уже тогда... А сейчас... Цивилизация погибает...  Или эволюционирует?! Точно!
- Лиза, послушай, я, кажется понял! Это не инфекция. Это эволюция! Преображение свыше. Человек превращается в то, во что сам верит, или в то, чего боится, в зависимости от качества своих мыслей. Испытывающие злость, ненависть и страх, превращаются в чудовищ разного вида. Те, в ком больше положительного, становятся более совершенными существами.
- Неужели это действительно так? Тогда, наверное, мы можем  изменить  своё  тело, как угодно. Если захотим, сможем плавники отрастить или, скажем, крылья. И к гладкой коже можем вернуться, если захотим, конечно. Мне лично новая кожа больше нравится.
-  Ты понимаешь что с нами происходит? Это же чудо! Нет,  правда,  всё  это  реально? Ты  видишь то же, что и я? 
-  Да. Судя по всему, все это происходит наяву.  Это всё действительно удивительно! И знаешь, мне кажется, что именно к этому я готовилась всю жизнь, именно этого подсознательно ждала.
- То есть это - наша реальность и наша судьба? Придётся воспринимать всё, как есть. А главная и совершенно реальная  вещь  такова: здесь всё погибает.  Нельзя  тут   больше  оставаться.  Бежим  скорей  из  города!
- Только давай сделаем всю кожу такой! Она более прочная, а на улице полно всякого мусора.
    Через несколько минут мы выбежали на улицу и, сбросив ненужные теперь туфли и ботинки, побежали из умирающего и задыхающегося в клубах едкого дыма города.  На холме за городом стояли, глядя на нас, десятка три драколюдей, как я условно нас обозначил. Около десятка бронзовых (видать, самый популярный цвет), по нескольку  разноцветных, розовых, серебристых, и даже двое золотистых.
  «Привет!  Очевидно, вы последние. Присоединяйтесь к нам!» - прозвучал у меня в голове хор мысленных голосов.  Только теперь я осознал, какое безграничное множество открытий и свершений ожидает нас!
     Не хотелось оглядываться на город. Я смотрел в другую сторону. Над пламенеющей в лучах вечернего солнца саванной, клубились облака, окрашенные в разные оттенки золотистого и алого цветов. Все побежали  вниз по склону  холма  навстречу  новой, многообещающей жизни. И, конечно, любви, - подумал я, держа за руку свою прекрасную подругу.
   Мы продолжали бежать вдогонку заходящему солнцу, первенцы нового вида, птенцы, покинувшие гнездо,  которым  ещё  предстояло  научиться  летать...