В селе Быстрый Исток

         
      
      
   Быстрый Исток  находится  далеко от Ленинграда, но эти места связывала между собой в те трудные годы война, грозное трагическое событие, которое  сломало миллионы  человеческих судеб. Связывали люди, пережившие тяжёлые военные годы в тылу. Их с каждым прожитым послевоенным годом становиться всё меньше и меньше. А память людская связывает и сейчас всех воедино. Пока живём – живёт и память о земляках, погибших на полях сражений за Ленинград. В  судьбе людей – судьба страны.

   Началась  Великая Отечественная война.  Сибирский батальон сражался с немецкими захватчиками, защищая Ленинград. Там и погибли большинство из них от фашистских пуль. Мой дядя, Черепанов Григорий Михайлович, был среди них. Осталась его дочь, Екатерина, сиротой.  Наш родственник,  Андрей Борисович Черепанов,  отправлен был на фронт  20 сентября 1941 года, когда уже стукнуло ему сорок лет. Был направлен в качестве автоматчика в войска, оборонявшие Ленинград. С февраля 1942 года он числится как без вести пропавший.  Пять его несовершеннолетних детей, Зинаида, Клавдия, Владимир, Валентин, Александр,  остались без отца.  Жена  – Соломея Андреевна – без мужа.  С ними жили ещё дедушка и бабушка – родители Андрея.  Не вынесло сердце матери, когда пришло печальное известие о гибели сына, в 1942 году Анна Семёновна  умерла. А  отец Андрея,  Борис Филиппович Черепанов,  прожил 104 года. Борис Филиппович был родным братом моего прадеда, Ивана Филипповича, давно ушедшего в Мир иной.
 
     Черепановых – много в Быстром Истоке, но больше всех мы поддерживали родственные связи с этой семьёй. Борис Филиппович часто приходил к нам, и я его хорошо помню. Он был родным дядей моему деду, Михаилу Ивановичу Черепанову. Наверное, не остался бы он в моей памяти, ведь я была ещё совсем маленькая, если бы не один случай. Сашка Черепанов был чуть старше меня. Он сказал однажды: "Дед курит, насобирай мне окурков, а я тебе ёлочку принесу". Пришёл к нам дед Борис, и вместе с моим дедом начали играть в "дурака". Мой дед, Михаил, свернул из газеты "козью ножку", насыпал в неё махорку и закурил. Я сидела на лавке у печки и ждала окурок. Дед Борис попросил моего деда свернуть и ему такую папиросу, но зажигать не стал, просто держал её зажатую губами. Играли в карты долго. Я уже насобирала дедовых несколько окурков. Наконец, и дед Борис отдал мне свою не начатую папироску. Тут мой дед сказал: - Твой Сашка идёт.

Я побежала к двери, открыла её и крикнула: - Сахуня (так звали его в семье) иди, я тебе окурочков насобирала. А где ёлка?
  - А ну-ка иди сюда! - грозно позвал внука дед Борис. А я думаю, чего это она сегодня так усердно окурки собирает. Сашка зашел в дом.
 - А почему не принёс ёлочку?
 - Какую ёлочку?
 - Я тебе окурков насобирала.
 - А ну-ка давай сюда окурки, - сказал мой дед. Остались Сашкины братья, что были постарше его без курева. Самому-то ему было лет семь.

 Семья жила за Истоком.  Рядом стоял пустой дом его дочери. Она вышла замуж и жила в Акутихе.  Мы жили в этом доме, после того как  весной река Исток  входила в свои берега.

     С утра все взрослые уходили на работу, а дома оставались ребятишки. Старшему Владимиру было тогда лет четырнадцать, а два других брата были младше его. Иногда мама оставляла меня с ними, чтобы присматривали за мной. Мне в то время не было ещё четырёх лет. Весь день сидела одна в доме, а они бегали где-то, а к вечеру появлялись и учили меня петь деревенские частушки. Я быстро заучивала куплеты и пела, наверное,   хорошо, так как мальчишки  очень громко  и  весело смеялись.

    Помню забавный случай. В воскресный день приходила к нам Зинаида Черепанова, их двадцатилетняя сестра. Она увела меня с собой. В доме были её мать и сестра Клава. Они лепили пельмени с картошкой. Зина посадила меня рядом с собой, у стола, и накрасила брови, губы и ногти.  Раскрашивала меня и приговаривала: «Вот сейчас разукрашу тебя, и будешь ты красивая, как артистка». На что Соломея Андреевна сказала ей, чтобы она лучше  пельмени помогла бы лепить.  Соседи звали их маму – Андреевна.

    – Залазь на полати, жди, когда сварятся пельмени! – сказала Зинаида. Полати – это доски, прибитые к стене у потолка. Там обычно спали дети.
Я забралась на  русскую печку, а с неё перелезла на полати и из-под  занавески  наблюдала за работой.  У нас  пельмени мама никогда не варила. В доме не было то муки, то картошки. Русскую печь растопили, затрещали дрова, потом пельмени засыпали в чугунок. Вот уже помешивала  Андреевна  в нём ложкой. И тут  я подумала о том, что надо уже на заработки идти  –  за пельмени концерт показать, и репертуар у меня был готовый, да и Зина разукрасила меня, как артистку. Мальчишки же научили петь песенки.  Быстро слезла с полатей, встала посреди комнаты.

  – Хочу песню вам спеть, – заявила я. – Ну начинай, пой! – разрешила Зинаида. Я громко запела и успела пропеть только одну частушку,  которая больше всего нравилась моим учителям пения. От моего репертуара Соломея Андреевна выронила ложку из рук.

  – Ах ты бессовестная такая! Кто тебя научил так петь матершинные частушки?  И в это время  открылась дверь, и один за другим вошли в дом её три сына. – Они научили.  Ой, что тут началось! Меня отправила Андреевна домой, а ребятишкам дала такую трёпку, что пока я не закрыла дверь своего дома, слышался её гневный голос.  Моя первая попытка стать артисткой не удалась, и мальчишки больше не присматривали  за мной.