Монолог о школьном театре

                К 125-тилетию школы №1 г. Зарайска

Человеческая личность обречена на ущербность, если её не питает память прошлого, преемственность духовно-нравственного опыта поколений. Память, как динамическое начало, связует времена, через неё будущее прозревает самое себя. Забвение – это перерыв движения, даже движение вспять, отступление. В этой связи каждая страничка воспоминаний даёт уроки нравственных ориентиров в настоящий и завтрашний день, уча совести, неизменной союзнице памяти.
За многие годы своей жизни школа №1 дала богатый материал, изучение которого помогало и помогает в организации воспитания и образования многих поколений зарайцев… Об этом написано немало страниц, немало рассказано на уроках и встречах с людьми разных профессий, разного образа жизни и разного возраста. Я хочу вспомнить и преподнести ещё одну страницу славной истории школы.
Послевоенный 1946 год… Страна залечивала страшные раны войны. Несмотря на нищенский быт, голод, горечь от потери родных и близких, душа испытывала состояние подъёма, устремлённости к полноте жизни. Нужны были учителя, способные вывести процесс воспитания за рамки школы, объединить свой жизненный опыт и культуру с нашим восторженным восприятием всего нового и интересного в жизни. Средством духовно-нравственного влияния на личность был выбран театральный мир – лучший из воображаемых миров, где есть координаты истины, добра, чести и достоинства. Поиск истины затем неизбежно коснётся каждого из нас, в театре мы увидим эти истины не в ветхом обличии повседневности, а в праздничном действе – настоящий театр не меняет их сути, не разрушает тайну личности.
Театр – это прежде всего коллектив, в нашем случае – редкое для школьных лет единение учащихся 9-10-х классов с учителями. Все имели равные условия для перевоплощения в образы исполняемых персонажей. Началом театра в школе явилась пьеса А.Н. Островского «Без вины виноватые» – произведение трудное, имеющее социально-нравственное звучание, глубокий психологизм. Мы не знали тогда, что роль Кручининой играли такие великие актрисы, как Гликерия Федотова и Мария Ермолова в «Малом», что эта же роль была любимейшей ролью Стрепетовой в Александринском театре, а в роли Незнамова выступали Мариус Петипа и Александр Остужев, один – в Петербурге, где превалировала «школа представлений», другой – в Москве, где, как считалось, господствовала «школа переживаний», что в разное время в самых крупных театрах России в этой пьесе были задействованы такие корифеи, как Савина, Садовская, Рыжова, Яблочкина, Ленский, Давыдов, Пашенная. Являясь остроактуальной постановкой, защищающей «без вины виноватых», выдвигающей либерально-правовые и этические проблемы, пьеса не раз исключалась из репертуара Александринского и Малого театров – при восторженном приёме зрителей она не устраивала «власть предержащих».
И чем больше времени отделяет меня от того счастливого «мгновенья», тем ярче высвечивается значение этого события, бесстрашие и величие людей, рискнувших поставить этот спектакль в школьном театре. Вот их имена.
Кащеева Валентина Ивановна – директор школы. Без её полной поддержки нашего начинания, без её помощи на репетициях в изучении ролей театр просто не мог бы состояться.
Соловьёв Геннадий Анатольевич – профессиональный актёр, мастер всего того, что вмещал в себя театр, режиссёр и постановщик спектакля, учитель рисования и черчения.
Ильинская Надежда Ивановна – учительница литературы и русского языка, хранительница культурного наследия прошлого, чистоты языка, учившая нас красоте речи, умению произносить слова так, «как будто слушаешь МХАТ – московский говорочек» – любила повторять она слова Маяковского.
Липович Раиса Матвеевна – учительница немецкого языка, живой образец женственности. Элегантная в любой одежде и сдержанная в проявлении чувств, она владела искусством слова, умением держаться на сцене. Блестящий пример для подражания!
Кантюк Евгений Ефимович – учитель военного дела, прошедший всю войну, любимец мальчишек за свою подвижническую деятельность в воспитании настоящих мужчин, мастер на все руки, уважаемый в учительском коллективе, носитель чести и достоинства.
Тулушева Галина Петровна – самая близкая к нам по возрасту, но уже имеющая опыт работы с детьми, пионервожатая. Для нас она являлась прекрасным организатором, умело, на равных обсуждала нашу сценическую деятельность, помогая решать проблемы постановки спектакля.
Не многие владеют удивительной способностью мудрецов быть равными ученику, не давить его авторитетом, давать свободу волеизъявлениям, а если поправлять, то не столько словом, сколько делом. Соловьёв был блестящим педагогом, живо и доходчиво вводил нас в сложную науку сценической жизни. Овладев такими новыми для нас понятиями, как образ, характер, монолог, диалог, мизансцена, мы понемногу постигали тайну перевоплощения – это оказалось самым трудным делом, ибо наши герои были старше нас и жили в совсем другую эпоху. В соответствии с образом мы пробовали менять свой голос, походку, отрабатывали мимику и жесты.
Самым мучительным для меня стал первый монолог после встречи с Галчихой: «Какое злодейство, какое злодейство». Я, пожалуй, так и не нашла бы верного пути, если бы Г.А. не подошёл ко мне и не сказал: «Не надрывайся, а страдай от потери самого близкого человека!» Это был мудрый совет! Воплощение состоялось, и монолог под занавес вызвал аплодисменты зрителей. Мы торжествовали и гордились успехом.
Самым важным на сцене является умение слушать других. Вхождение в диалог требовало внимания и умения сосредоточиться. Не спеши отвечать, вслушивайся в то, что тебе говорят, подумай, почувствуй, посмотри на собеседника. Очень важно не терять внутреннего внимания к партнёру. На репетициях всё шло благополучно, но когда мы впервые вышли на сцену клуба имени Капранова в костюмах и в гриме, от волнения и непривычной обстановки свобода общения друг с другом исчезла, контроль над действиями потерялся, и начались казусы, которые нужно было быстро ликвидировать. И опять режиссёр оказался на высоте – его внешнее спокойствие заставило нас собраться и не потерять логической связи образов.
Когда закончился самый трудный для роли Кручининой разговор с Галчихой, я, рыдая, уронила голову на стол. Какой же был ужас, когда за кулисами мне поднесли зеркало, и я увидела своё лицо с размазанными следами грима. Быстро с помощью пудры и нового грима восстановили прежний облик… Вспоминаю, как трудно было привыкнуть к ношению на сцене длинных платьев и избавиться от страха не наступить партнёрше на платье.
Исполнителей ролей подбирали директор школы и режиссёр, насколько удачно – трудно сказать, но мне кажется, что ими двигало какое-то внутреннее чувство, безошибочно определяющее наши возможности.
Володя Вуколов (10 класс) блестяще исполнил роль Шмаги, его герой – «циник в жизни и злодей на сцене». Характеристику ему даёт Незнамов: «Он весел и остроумен, а вы все скучны, он хоть дрянь, но искренен, он себя за дрянь и выдаёт; а вы все – фальшивы». Применительно к поступкам Володи его друзья часто повторяли высказывания Шмаги, ключевые к пониманию этого образа: «Артист горд» и «Мы артисты, и наше место в буфете».
Антиподом Шмаги по характеру и внешности был Петя Миловзоров – «Любовник и на сцене, и в жизни». Эта роль больше всего подошла Альберту Левшину (10 класс). Роль Коринкиной досталась красивой, умной и интеллигентной Ире Олисовой (10 класс). В её перевоплощении в вульгарную провинциальную соблазнительницу и интриганку сохранялась только внешняя красота.
Соловьёв и Кантюк – личности, на которых держался весь спектакль. Они делали декорации, освещение, подбирали костюмы, учили нас искусству грима.
Для меня сцены с Незнамовым – Кантюком оказались самыми трудными, потому что он, учитель в жизни, был на сцене моим сыном, которого я обнимала, которому гладила волосы, а он вставал в финале спектакля предо мной на колени. Его игра была нервной, чувствовалась напряжённость не только в сценах с Кручининой, но и с другими актёрами. Он хорошо понял и передал трагедию человеческого одиночества, трагедию предательства и надругательства над личностью.
Роль Дудукина профессионально исполнил наш режиссёр. Высокого роста, слегка сутулый, сменивший военную гимнастёрку на фрак, он великолепно владел жестом и мимикой, умело «разговаривал» руками, его тонкое лицо с таинственной улыбкой казалось немного огорчённым. Запомнились его руки с тонкими пальцами скрипача. Я помню его почтительную нежность к Кручининой, искренность в звучании голоса, мягкого баритона, в диалогах с Незнамовым, Шмагой и Миловзоровым. Казалось, что кредо Нила Стратоновича: «Живи сам и жить давай другим» – было и его личным. Потом говорили, что его Дудукин был лучше, чем образ, придуманный Островским.
Роль Галчихи в исполнении Раи Миловановой (10 класс) вызывала восторг и удивление артистов и зрителей. Попробуйте узнать семнадцатилетнюю девушку, изменившую и голос, и походку в чёрствой, жестокой и жадной к деньгам старухе, сошедшей с ума из-за неудач в её подозрительной профессии. Замечательна была Галина Тулушева в роли Шелавиной, хорошенькой, богатой, ленивой и доброй барыньки. «Простодушная, но стыда в ней мало», – так сказала о ней Отрадина. Трусость и предательство, ложь и лицемерие, осознание того, что за деньги можно купить человека и продать свою совесть и честь – всё это ощущалось в исполнении Фёдором Соломатиным (9 класс) роли Мурова.
С премьерой «Без вины виноватые» не закончилась жизнь театра. Уже на следующий год мы увлечённо работали над инсценировкой «Молодой гвардии», где играли почти своих сверстников в трагических условиях Отечественной войны. Сцена стала привычным местом для выражения чувств и идей, заложенных Пушкиным в «Борисе Годунове», Островским в «Грозе», Фадеевым в «Молодой гвардии». Мы росли духовно, познавая жизнь через призму театра. В школе были свои музыканты, певцы, свой оркестр. Концерты следовали один за другим, мы давали представления в клубе Капранова, клубе «Красный Восток», в зале исполкома и в доме офицеров. Мои героини: Марина Мнишек, Катерина, Ульяна Громова. Масса стихотворений Пушкина, Маяковского и поэтов военных лет ушла со мной на институтские конкурсы.
Что дал мне школьный театр? Прежде всего, – начало творчества, оставшееся на всю жизнь начало увлечения театром, понимание театра как торжества духовной красоты человека, чарующей «нечеловеческой» силы искусства. Сознание юности далеко от понимания мысли Шекспира: «Весь мир – театр». Ещё не хватает жизненного опыта, чтобы увидеть движение жизни через непрерывные конфликты, будь то великие баталии или комические передряги.
Человеческое существование – это сценическая площадка, на которой люди, как актёры, отыгрывают свои роли и уходят в небытие, уступая место другим, более или менее удачливым исполнителям своих жизненных предназначений. В течение всей жизни мы постигаем глубокий смысл этих слов Шекспира ещё и во внутреннем драматизме человеческого бытия. Этот драматизм проявляется в искусстве вообще, и в театре, в частности, в критические, переходные моменты жизни. Разве наша современная жизнь не является трагикомическим театральным действом?!
И всё же, корни такого понимания лежат глубоко, в школьном театре далёкого прошлого. Я поставила перед собой трудную задачу – вспомнить прошлое более чем полувековой давности. Перечитав пьесу Островского, пыталась взглянуть на события не только глазами юности, но и глазами современного человека. Как я её решила, судить не мне, но вывод один: постановка такого спектакля в зарайской школе – явление уникальное. Много лет проработав учительницей, многое узнав о школьных театрах Москвы и Московской области, могу уверенно сказать, что подобных постановок нигде не было.
Десять положенных школьных лет жизни для меня были сконцентрированы в трёх последних, проведённых в школе №1. Их насыщенность деятельностью в театре, в коллективе интересных друзей и товарищей, учителей самого высокого ранга оставили чувство причастности к истории школы, которое живёт и в моих сверстниках, в их вдохновенном труде, в добрых отношениях друг к другу, негасимости тех чувств, которые сформировали наши души в незабвенной юности.

В. Иванова, выпускница школы № 1 1947 года

1998 г.