Пашнёв. Мамины РасСказки
ПРОВОЖАЛИ ЯМЩИКОВ
Пожалуй, самые щемящие душу песни, едва ли не самые пронзительные строки русских писателей и поэтов, многочисленные изустные истории остались в нашем народе о ямщиках.
Каждая история своеобычна, а суть в ней одна - доля и судьба человека, обручённого с дорогой и обречённого на дорогу.
От мамы своей не один раз я слышал притчу, тоже связанную с ямщиной. Вспоминала она быль эту в крутые сибирские морозы, когда в Тасеево и других сёлах, казалось, жизнь замирала и продолжалась лишь за толстенными стенами бревенчатых домов. Там в любой избе грела ровным теплом печка, и даже ребятишки не студили своих ножек, надежно спрятанных в тёплые носочки маминой вязки, поверх которых одевались чирочки из мягкой кожи.
- А вот раз две жены проводили своих мужей в ямщину, - начинала мама, и ловко орудовала у русской печи ухватом. - А наутро у колодца встретились.
- Ну, проводила своего? - спросила одна.
- Проводила,- вздохнула вторая. - Да места себе не найду. Мороз-то, смотри, крепчает, а я своему тулупы-то как из амбара достала, так и бросила в сани. Один расстелила, а двумя пусть укрывается. Нет садовой моей голове на догад взять да пораньше занести в избу, чтоб согрелись. И как он теперь?
- Ой, а я о своём позаботилась, - говорила мама словами второй жены. - Три шабура, которые на печке лежали, он сгрёб и в сани унёс. Все тёплые, нагретые. И четвертинку в котомку сунуть не забыла. Мой-то не замёрзнет!
Тогда мне было не понять, о чём таком важном мама рассказывала, и всякий раз я сначала спрашивал, а что такое шабуры, которые на печке у второй женщины лежали?
Мама мне терпеливо и понятливо - уж в который раз! - объясняла и ждала моего второго вопроса. Его я тоже задавал:
- Мам, ну и что - замёрзли те ямщики?
Мама вздыхала:
- А ты у папы спроси, что теплее в санях: холодные тулупы или тёплые шабуры? Вот и узнаешь - кто замёрз, а кто - нет.
Папин ответ я знал и восторженно кричал:
- Знаю, знаю, тулупы теплее! В них не замёрзнешь!
ТЁПЛЫЕ РУКИ
Они всегда меня согревали. Зимой, когда мама раздевала меня, всего окоченевшего после игр на морозе, и летом, когда просто гладила подстриженную голову или вела за руку в ближний магазин, где пахло, как мне тогда казалось, розовыми пряниками. Даже в те минуты, когда она ставила передо мной кружку парного молока и ломоть только что выпеченного хлеба, я был уверен, что они теплы от её рук. Тогда же, в детстве, я спросил, почему её руки всегда теплы. Она рассказала мне историю, от которой у меня до сих пор щемит в груди.
У двух молоденьких сибирячек, соседок, в один день родились сыновья. Было это в соседнем райцентре. Женщины лежали в роддоме, и кормить малышей им приносили в одно время. К одной из них в такой момент заглянул муж. Она вышла его проводить, а когда вернулась, медсестра на кормление принесла ей сына соседки.
Мальчишки росли. Как-то раз летом один из них зацепился рубашонкой на заборе и никак не мог дозваться матери. То ли она была занята, то ли вовсе не слышала голоса ребёнка, но её всё не было. Соседка помогла мальчишке слезть с забора. «Тётенька, а почему твои руки тёплые, а у моей мамы холодные?» - спросил он. Сжалось сердце матери, потекли слёзы. Она прижала мальчонку к себе и понесла домой. К себе. Своего сына.
«А я?» - спросил тогда маму с захолонувшим сердцем.
«Да что ты! - успокоила она меня. - Ты же не в роддоме родился, а в нашей избе. До роддома было в ту весну не доехать - льдом мост свернуло. Вот и рожала я дома. Пелагея помогла».
«А у Пелагеи руки тоже тёплые»,- удивился я.
«Правильно,- сказала мама. - Она же тебе тоже мама. Только крёстная».
ГОСТИНЕЦ
В раннем моем детстве любое, даже недолгое, расставание с родителями завершалось непременно гостинцем. Нечаянный подарок для детей всегда радостен и желанен. Оглядываясь назад и пытаясь понять, как удавалось маме и папе в скудной послевоенной жизни в сибирской деревне выполнять этот святой долг перед тремя детьми, я вдруг открываю, что такое непременно происходило не только у нас в Сибири. Это просто русский обычай.
Встреча с родимой кровиночкой - то ли после дальнего похода на битву в давние годы, то ли по возвращении с покоса или с другого какого дела обязательно венчалась не только поцелуем и взаимным искренним восторгом, а чем-нибудь сладеньким и вкусненьким.
Вот мама идёт с соседкой на речку полоскать белье, уговаривая меня присмотреть за ползающим по половикам младшим братом. Наверно, я бы и так согласился. Но для пущей убедительности своей просьбы - привычные мамины слова - "а я гостинец принесу". И ждёшь, и надеешься. И исправно смотришь, не забрался бы младший в неположенное место, не расплакался бы ни с того, ни с сего.
Шайку с бельём мама оставляет на крыльце, а в избе появляется непременно с веточкой, на которой несколько ягод клубники. А то просто горсть земляники, слаще и ароматнее которой мне с того времени и попробовать не удавалось.
А вот мама идёт подоить нашу Зорьку. Обязательно приговаривает что-нибудь о гостинце, если я буду хорошо домовничать. И всякий раз – по-новому.
Помню и гостинцы из города - то кусок пиленого сахару, то от крестной своей к Пасхе - здоровенное зелёное яичко из стекла, то из сельмага конфетку-подушечку, да еще с разноцветными полосками...
И как только сегодня голову не наломаешь, когда возвращаешься из дальней поездки или бредёшь со службы и всё стараешься сообразить, какой же гостинец принести тем, кто тебя ждёт. Пестрота на лотках и в киосках несусветная, а гостинца не сыщешь. Такого, который бы сравнился с тем, что поражал и потрясал тебя в детстве.
Продолжается это не один год. Всё придумываешь и ищешь гостинец. Сначала сыну. Потом вот дочке. А сейчас - и внукам.
На фотографии - наша семья в 1952 году. Село Тасеево в Приангарье.
Мы с мамой - слева.
Свидетельство о публикации №215061601348