Человек, которому нравилось быть грустным 10

Валентин был полностью разбит, ему ничего не хотелось делать. Работу он без сожаления забросил, не отвечая на настойчивые сообщения заказчиков, на собрания ходить перестал, и всё время проводил в своей квартире, хотя на улице уже вовсю входила в права весна. Солнце, особый мартовский воздух если и влияли на мужчину, то только сильнее вгоняя в грусть.
Они вернули ему украденную грусть, и от этого он стал несчастнее прежнего.
И как вообще можно объяснить эту сумасшедшую привязанность к необычной парочке? Никогда и ни к кому его так не тянуло, как к этим странным, пугливым, и в то же время не испорченным людям. В них он будто разглядел неуловимые частички нравственного совершенства, которые никак не мог найти в обычной жизни, и чем больше искал, тем больше разочаровывался. И внезапно идеал очеловечился, обратился в фигуры девочки и необычной женщины.
Они для него были даже не живые люди, но символ, в котором был найден ключ к бесполезности своей собственной судьбы. И потому Валентин их так превозносил.
Но, не смотря на всё это, не делал попыток их найти. Хотя теоретически можно было обратиться в местный интернат, навести справки, попытаться узнать адреса ночлежек. Книжник осознанно отверг все подобные варианты. Пошло и безрассудно. Люди перестают выходить на связь не для того, чтобы их потом нашли. Некстати вспомнилась жена со своим патетическим письмом, и самые яркие воспоминания побега. То, что когда-то сделал он, сделали с ним. И возможность экстренного случая, который бы просто не дал возможность выйти на связь, он даже не допускал. Ну что может произойти с такими ангелами?
Любил ли он их? Если и да, то не было абсолютно никакого элемента похоти, секса, всё, что присутствовало  – отчаянная нужда в обществе этих людей. Как у хорошего отца, потерявшего детей, допустим, в другой стране, без возможности их отыскать. И он ждёт любой возможности хотя бы подсмотреть за их жизнью, чтобы понять – у них всё будет хорошо, и облегчённо вздохнуть. Ни сожалений, ни эгоистичного самосожаления после их ухода книжник не испытывал, он просто старался переварить это событие. Получалось с трудом.
Сутки растворялись безвозвратно, не оставляя после себя ни воспоминаний, ни дел. А сознание мужчины утопало в грусти, но не так, как он любил, не в той форме, к которой он стремился, а в самой настоящей безысходности. Такое состояние только разрушало, не давая никакой возможности забыться в чём-то другом. И без постороннего раздражителя, быть может, книжник нескоро бы вернулся в реальность.
В дверь стали настойчиво звонить.
«Твою мать, неужто жена?», - сначала в его душе промелькнул ужас, а потом сменился крайним негодованием. Прятаться в своём доме? Да ни за что! Валентин напролом, без попыток остаться незамеченным двинулся к входной двери, и не посмотрев в глазок, дёрнул за ручку. Увидев гостя, книжник был и рад, и разочарован одновременно, это была чаёвница, соседка по собраниям. Она заулыбалась, сразу же стала тараторить приветствия, и потихоньку подбиралась всё ближе, так и норовя отодвинуть владельца и проникнуть в квартиру.
- Что у вас случилось, почему пропали? – и, не дожидаясь ответа – Наверное, заболели, ну так я вам трав принесла заваривать, чтобы побыстрее выздоровели…
Мужчина сразу не смог разглядеть чуть сутулую фигуру за спиной у нежданной гостьи, она стояла чуть вдалеке, но явно наблюдая. Да это же соседка-пенсионерка! Давно её не было видно, как-то даже позабылась сцена избиения родным сыном, и омерзение от этого существа, Фрола. Чаёвница, как правило, не очень наблюдательная, уловила взгляд Валентина, и, словно опомнившись, переключила тему:
- Вот я знала только дом и подъезд, а квартиру не знала, а эта бабушка мне помогла вас найти.
- Как вы? – тут же обратился к ней книжник.
- Всё хорошо – она не сразу ответила, будто раздумывая, вступать в беседу или не стоит.
- Зайдите ко мне – пригласил мужчина. Чаёвница сразу ответила на призыв, едва не оттеснив его внутрь квартиры, пенсионерка же не ответила ничего. – Как вас зовут?
- Нина Ивановна.
- Нина Ивановна, зайдите ко мне. Я хочу поговорить с вами.
Нина Ивановна… Её образ словно очеловечился, у пенсионерки обычные имя и отчество, такие же, как у тысяч других старушек. Никто никогда к ней не обращался так, да и, скорее всего, никто вообще из соседей не знал, как зовут бабушку. Как и в случае с Валентином, все звали его Валерой с момента переезда сюда. В этом они похожи.
- Меня, кстати, не Валера зовут, а Валя. Тут как-то повелось так с самого начала.
- Да я знаю, что тебя не Валера зовут. По глазам видела. – достаточно грубо ответила старуха. – Ходил тут всегда, с таким видом, будто всех провел.
- Вас не проведёшь, Нина Ивановна – дружелюбно сказал он.
После этого женщина вошла в его квартиру, а чаёвница в это время уже вовсю стала хозяйничать на кухне, поставила чайник, достала какие-то пахучие мешочки и принялась над ними колдовать.
- Сразу видно, нету тут женской руки – взглянув через плечо, она сосредоточенно продолжила своё дело. Пенсионерка в это время с недовольным видом окинула взглядом коридор и видимую отсюда часть комнаты, а потом двинулась на кухню, инспектировать чаёвницу. За этим было очень забавно наблюдать.
- Ты вконец его залечить собралась? – буркнула Нина Ивановна. Синяки и ссадины на лице практически исчезли, лишь шрам от рассечения на брови остался напоминанием от того жуткого вечера.
- Это всё проверенные методы! Я своего дядьку так на ноги подняла, а у него и температура, и кашель, и мокрота в лёгких.
- Я не болен – заявил хозяин квартиры. – Не надо ничего готовить сейчас, давайте просто попьём чай.
- Так ты поговорить меня зазвал сюда, или чаи гонять? – старуха не хотела смягчаться.
- И то, и то можно совместить.
Чаёвница явно чувствовала себя не в своей тарелке, её насторожила агрессивность пенсионерки, её не очень опрятный вид. Она точно не ожидала, что Валентин позовёт и её к себе в гости, и станет вести трудные диалоги, временами больше похожими на перепалку.
- Как чувствуете себя?
- Прекрасно! Лучше всех.
- Вас давно не было видно. Вы куда-то уезжали?
- В больнице была. Плохо мне стало потом. Сын меня на такси отвёз.
- Ваш сын… Он в первый раз так с вами поступил?
- Тебе какое дело?
- Самое прямое, я спас вас. Даже боюсь думать, что могло произойти, если бы я не вмешался.
- А я тебя просила об этом? Ишь, благодетель.
Несмотря на остроту, диалог всё же шёл без агрессии, интонации хоть и казались неприязненными, но ни в какое сравнение не шли с обычной манерой пенсионерки ругаться.
- Понятно, и помощь вам предлагать тоже бессмысленно…
- Чего ты хочешь? Говори прямо, раз уж завёл к себе.
- Я хотел убедиться, что с вами всё в порядке, вот и всё.
- Убедился?
- Нет.
Вскипел чайник, Валентин по-свойски достал три чашки, в каждой небрежно кинул по пакетику и стал заливать кипятком. Гости внимательно наблюдали за его действиями, не говоря ни слова, словно и не желая разорвать эту нервозную тишину.
- Садитесь – предложил хозяин, и, как ни странно, старуха уселась сразу же, вслед за ней, неуверенно, устроилась и чаёвница. – Кому надо, вот сахар.
- Он мне совсем жизни не даёт –чуть отхлебнув чаю, начала пенсионерка. – Живу как на вулкане, ему денег не дашь – бьёт, в магазин ему не сходишь – бьёт. Будто мало я ему сделала добра! С нервами из-за него проблемы, расшатались. – она так же внезапно замолкла, как и начала.
- И как вы думаете решить эту проблему? – после долгой паузы решил вступить книжник.
- Как решить? Он кровь моя, на суде его глаза вижу, чуть не умираю. Уже четыре раза так! Нервы, нервы у меня из-за всего этого…
- Сейчас где он?
- Уехал куда-то, уж третий день не объявлялся. Знаешь, я тебе всё-таки скажу спасибо за тот раз, но больше лезть не надо, хорошо?
- Даже если он вас убьёт?
- Значит, на то воля такая, своего сына топить не буду, от всех бед пока жива, отважу.
- Ну это же абсолютно неправильно, так же просто нельзя жить! – визгливо заговорила доселе молчавшая чаёвница.
- Рот закрой, мерзость! – рявкнула на неё Нина Ивановна, от чего женщина аж подскочила. Эта ругань уже была типичная для пенсионерки. – Ты, малявка, и знать не знаешь, что такое жизнь, ан меня поучать вздумала. – а потом, обращаясь уже к Валентину. – И вообще, я к тебе привратником не записывалась! Сначала одни пришли, тебя спрашивали, девка да юродивая, вот, думаю, соответствующие люди, только, справившись, к тебе не пошли. А следом эта дура! Язык себе поперчи своими травами.
Чаёвница, шокированная напором, похватала свои свёртки с кухни, кинулась в коридор и, наспех одевшись, хлопнула входной дверью. Всё это время вслед ей неслись отборные ругательства, а хозяин даже будто не заметил этого, настолько его поразили слова о приходивших к нему людях.
- Нина Ивановна – попытался он прервать ругательства старухи. – Нина Ивановна, когда они приходили?
- Да сказала я уже, сегодня! – и вдруг, совершенно переменив тон. – Ты на меня не серчай, я больная, у меня нервы больные. Зайди ко мне как-нибудь, у меня помидоры закатаны, я тебе банку дам. А эта дура – и она снова зашлась в брани.
Валентин теперь понял одно – перед ним человек невероятно сложной судьбы, и в склочности и злобности старухи виноваты те мучения, через которые ей пришлось пройти со своим сыном. И он был горд, что не опустился до коллективного осуждения, всё равно здоровался с Ниной Ивановной, не обрубая вконец возможность к будущему контакту.
- Знаете что, вот мой номер, если не дай бог что случится, вы всегда можете меня позвать.
- Ладно, возьму. Мне лекарства пить пора, я пойду тогда. Не серчай, я сама не рада иногда, что такая злая на всех, прям сделать с собой ничего не могу.
- Я всё понимаю и не обижаюсь. Пусть у вас всё будет хорошо.
- Да куда уж там, хорошо…
Старуха ушла не оборачиваясь, зашаркала по холодным ступеням подъезда, а Валентин, только было отошедший от терзаний из-за потери друзей, с новой силой ощутил прилив грусти. Он не понимал, почему всё происходит так.
Они украли у него нечто важное, и теперь только вместе с ними он мог получать недостающее.