Тишина

Действующие лица:

Яков, 54 года
Ольга, его жена, 49 лет
Олег, их сын
Елена, их дочь
Лариса, жена Олега
Валентина, соседка
Тамара, заведующая столовой
Анна, работает в столовой
Председатель
Журналист
Торговец
Водитель

                Часть первая

                1.
      Деревенский дом Якова. В комнате Ольга и Валентина.

ОЛЬГА. Из редакции пришел отказ напечатать статью. Они то ли разорились, то ли руководство чего-то другого хочет. Немного денег за прошлую статью обещали. А мы живем – как по ниточке ходим: будут деньги, не будут. Что я здесь зарабатываю в школе? Как уехали из города, так и не можем устроиться до конца.
ВАЛЕНТИНА. Он все пишет, пишет…  Много пишет.
ОЛЬГА. А вы откуда знаете?
ВАЛЕНТИНА. Вся деревня знает. Он сидит в столовой, закажет чаю и все пишет чего-то. А чего – никому не говорит. А знаешь, какой там чай? Его Тамарка разбавляет, он противный, я б и бесплатно пить не стала. А он ведь деньги платит.
ОЛЬГА. Ходит туда как на работу. Но ведь это и есть его работа. Вам, конечно, это странно, да? У него книга вышла. Помните, я вам показывала? И сейчас он пишет книгу.
ВАЛЕНТИНА. Шел бы в школу тоже работать.
ОЛЬГА. Не хочет.
ВАЛЕНТИНА. Я говорю, чего за молоком не идете? А он как помешанный. Любовный, говорит, треугольник. Смотри, уведут мужика.
ОЛЬГА. Какой треугольник?
ВАЛЕНТИНА. Сейчас придет – сам расскажет.
ОЛЬГА. Спасибо. Теперь уж не будем забывать.
ВАЛЕНТИНА. Ладно. Вы, городские, немного балованные. Я удивляюсь на вас: не пьёте, а меньше проблем не становится.

                Валентина уходит.


                2.

                Входит Яков.


ОЛЬГА. Пришел?
ЯКОВ. Пришел.
ОЛЬГА. А что так скоро?
ЯКОВ. Соседка была?
ОЛЬГА. Про молоко-то мы забыли.
ЯКОВ. А, ну его! Иду, а мне какая-то женщина: закрыто сегодня там, зря идешь.
ОЛЬГА. Все уже знают.
ЯКОВ. И что? Я ж не по чужим огородам.
ОЛЬГА. Ты что там про любовный треугольник плел?
ЯКОВ. Влюблен я, Оля.
ОЛЬГА. Давно?
ЯКОВ. Давно.
ОЛЬГА. И кто же она?
ЯКОВ. Он. Кофе. Мужского рода.
ОЛЬГА. Что-то я ничего не понимаю опять.
ЯКОВ. А чего тут непонятного? Кофейку бы.
ОЛЬГА. Давай налью.
ЯКОВ. Из банки?
ОЛЬГА. Нет, из бочки!
ЯКОВ. Спасибо, нет. Помнишь – маленький двойной без сахара? Толчея невозможная, глаза горят у всех! Помнишь?..  А ведь все комсомольцы. Все сплошь или студенты или трудящиеся. Быть тунеядцем – подвиг. Не то, что теперь.
ОЛЬГА. Вспомнил.
ЯКОВ. А как забудешь? Знаешь, туда хочется, прямо спасу нет.
ОЛЬГА. Туда –  это в молодость, что ли?
ЯКОВ. Туда… В толчею… В молодость.
ОЛЬГА. Сходил бы ты в магазин лучше. Хлеб должны привезти, может, еще чего.
ЯКОВ. Не пойду я за хлебом. Я лучше воды в баню наношу. Так сказать, измотаю себя тяжелым физическим.
ОЛЬГА. А мне готовить нужно.
ЯКОВ. Готовь. Но в магазин я не пойду. Дрова колоть буду, крышу, вон, крыть – в магазин ходить не буду. Нет кофе – нет магазина!
ОЛЬГА. Отлично! Мне твой ультиматум очень нравится. Пришел хозяин и все объяснил! Это я буду, это я не буду! Делай все сама, а я обижен: чаю не дали и кофе не тот! Вот ты ходишь по деревне, как Лев Толстой, потом приходишь домой и требуешь кофе – как тот, что пил черт-те когда – и маленький, и двойной! А то, что он был такой же паршивый, как этот твой чай, этого ты не помнишь! Ведь ты, дурак, совсем с катушек сходишь! О чем ты думаешь? Не делай ничего, пиши или лежи, но молчи только, душу не трави! Я ведь тот же кофе вместе с тобой пила.
ЯКОВ. Ну, хорошо, хорошо… Я… Мы ведь еще не старые? А жизнь как будто вся позади. Я думал, мы здесь заживем по-другому. Красиво, весело. А здесь – год за три, и всё! И скучно, и разговоры все о хлебе и никогда о зрелищах… И на подзорную трубу денег нет.
ОЛЬГА. Ну нет их, и что дальше? Если ты ждешь от меня упреков на эту тему, то не дождешься. Мне тебя упрекать не в чем. Жизнь так сложилась.
ЯКОВ. Как?
ОЛЬГА. Трудно.
ЯКОВ. Схожу я в магазин, схожу.
ОЛЬГА. Не в магазине дело.
ЯКОВ. Не в магазине. 

                Яков выходит.

                3.

Поселковая столовая. Яков сидит в углу за столом. Тамара принимает товар.


ТАМАРА. Опять ничего не привез! А хлеб где? Хлеб где, говорю?!
ВОДИТЕЛЬ. А это не хлеб, что ли?
ТАМАРА. Так мало же! Как я буду людей без хлеба кормить?
ВОДИТЕЛЬ. Потоньше порежешь.
ТАМАРА. И ведь не свежий!
ВОДИТЕЛЬ. Как не свежий-то?
ТАМАРА. А так! В районе, небось, такое есть не станете, что нам везете!
ВОДИТЕЛЬ. А то мы там икру ложками…
ТАМАРА. Не знаю! Мяса мало, хлеба мало! Сахар где?
ВОДИТЕЛЬ. Не было на складе.
ТАМАРА. А Любке в магазин есть?!
ВОДИТЕЛЬ. В магазин есть. В магазине и должно быть!
ТАМАРА. А в столовой сахар не нужен?
ВОДИТЕЛЬ. Гляди в накладную. Что написано, то привез!
ТАМАРА. Ничего не привез.
ВОДИТЕЛЬ. Уймись, а? Подписывай давай!
ТАМАРА. (Подписывая). Чеши!
ВОДИТЕЛЬ. Дала б перекусить-то?
ТАМАРА. К Любке, к Любке!
ВОДИТЕЛЬ. Вот зараза!
ТАМАРА. Ань, иди, забирай продукты! Хлеба мало, сахара вообще нет!
АННА. А чем людей кормить будем?
ВОДИТЕЛЬ. Воруйте меньше.
ТАМАРА. А ну иди отсюда! Чтоб духу твоего!..

                Водитель уходит.

    (Тихо). Человеку думать мешаешь. (Подходит к Якову). А вы не обращайте внимания. Вы еще такого не слышали? А как на них не ругаться? Такой картошки и не бывает, как нам привезли. Ни сахара, ничего! Только крупа да макароны, а люди потом не едят. Ругаются. Деньги назад требуют. Вот были бы все как вы – культурные, обходительные. Так ведь и вам упрек – чай хлещете, а чего скушать – не берете. Да и чай, гляжу, плохо пить стали. Дайте-ка я вам свеженького заварю. Ань! Поставь-ка чайник!
ЯКОВ. Спасибо, не надо.
ТАМАРА. Нет-нет! Вы ведь в нашу жизнь новые ощущения привнесли. Иногда подумаю: ну как постоялец у нас, прямо уютно становится. Да вам неуютно тут, вы жметесь, я же вижу. Какая вам здесь тишина? Что терпите нас – и то спасибо!
ЯКОВ. Да нет, это вы меня терпите. Сижу тут, как прыщ…
ТАМАРА. Вы делом заняты.
ЯКОВ. Да уж, делом…
ТАМАРА. У каждого свои дела. Верно?
АННА. Всех дел не переделаешь.
ЯКОВ. Верно.
ТАМАРА. А правда, что в городе столовых почти не осталось?
ЯКОВ. Не знаю. Остались, наверное. Хотя ресторанов больше.
АННА. А где же поесть тогда приезжему?
ТАМАРА. В ресторане, говорят же тебе!
АННА. Ну да! В ресторан танцевать ходят. Там за это деньги берут.
ТАМАРА. Ты погоди. А вот можно еще вопрос? Вы все пишете, пишете… Книжку, наверно? А про что?
ЯКОВ. Сам не знаю.
ТАМАРА. Как же так?
ЯКОВ. Я же дурака здесь валяю, разве не видите? А пишу – письма пишу.
ТАМАРА. Что вы такое говорите! Что я – не вижу, как вы стараетесь?
ЯКОВ. Ну, ладно, пойду. Мешаю я вам.
ТАМАРА. Да что вы! Дома-то вам где писать? – у вас там жена. Вы не стесняйтесь. Я к вам и не подхожу, чтоб не стеснялись вы. Это я так – за шум извиниться. А может, вы пообедаете?
ЯКОВ. Нет-нет, я не хочу! Спасибо.
ТАМАРА. А что? Давайте. Это так, угощение. Народу-то нет, а всего наготовлено. Ань, давай обед!
АННА. Полный?
ЯКОВ. Нет, полный не надо.
ТАМАРА. И спрашивать нечего. Полный!
ЯКОВ. Да нет же! Куда! Тамара, спасибо, не надо!
ТАМАРА. А вот как поедите, так и запишите, быстро-быстро, без ошибок, на пять с плюсом. Ань, и мы с тобой там, на кухне, сядем, пока никого нет. Кушайте, кушайте, приятного аппетита!

                4.

   Вечер. Горит настольная лампа. Яков полусидя читает. Ольга лежит, слушает.

ЯКОВ.  В некотором царстве, в некотором государстве жил-был Господь Бог. Жил он, естественно, в желтом доме. За кроткий нрав, трудолюбие и любовь к ближнему неоднократно премировался больничным начальством дополнительной кружкой киселя, которую со всей присущей ему кротостью и выпивал под хмурыми взглядами завистников. Целыми днями сидел он у окна, деля пространство больничного сада на части и населяя их первыми призраками рода человеческого. По возвращении с трапезы, во время которой сад оставался без присмотра, Бог находил поднадзорную ему территорию в полном упадке: ребра Адама лежали свежеспиленными сучьями у корявых яблоневых стволов, а сам их обладатель, расставшись с грудным панцирем и превратившись в ветер, пытался скрыться в высокой траве у забора. Мир возник, потому что не мог не возникнуть, и Бог начинал все с начала... Вот... Ну, спим, что ли?
ОЛЬГА.  Твой Бог похож на тебя: такой же беспомощный и интеллигентный.
ЯКОВ. Беспомощность – черта интеллигента.
ОЛЬГА. И добрый.
ЯКОВ. Беспомощная доброта.
ОЛЬГА. Совершенно беспомощная. До ужаса.
ЯКОВ. До сумасшествия.
ОЛЬГА. Вот-вот. А я здесь хозяйка.
ЯКОВ. Может, тебе найти хозяина?
ОЛЬГА. Ты снова сидел в этой корчме?
ЯКОВ. И что?
ОЛЬГА. Пил разбавленный чай?
ЯКОВ. Вообще-то...
ОЛЬГА. А вокруг – прекрасные колхозницы?
ЯКОВ. А ты бы хотела, чтобы я сидел тут с тобой и помогал тебе по хозяйству?
ОЛЬГА. Нет.
ЯКОВ. Корзинки плел, травки сушил разные?
ОЛЬГА. Нет.
ЯКОВ. Водочку бы потягивал, да?
ОЛЬГА. Нет.
ЯКОВ. Нет да нет! Все – нет! А что - да? Мое – для тебя «нет», твое – для меня «нет». Как жить?
ОЛЬГА. Ты бесишься, выкаблучиваешься.
ЯКОВ. Значит, не подкаблучник!
ОЛЬГА. Мы столько здесь прожили, и ты как с цепи сорвался.
ЯКОВ. Я рвался с нее всегда.
ОЛЬГА. Я просто хочу, чтобы мы жили хорошо.
ЯКОВ. Душа в душу?
ОЛЬГА. Как раньше.
ЯКОВ. Ну что же, давай попробуем, но знаешь, я и вправду сорвался с цепи. И я не хочу возвращаться. Я должен сходить налево.
ОЛЬГА. Куда?
ЯКОВ. Налево. Левее того кабачка, где поят разбавленным чаем.
ОЛЬГА. Иди.
ЯКОВ. Гораздо левее.
ОЛЬГА. Иди
ЯКОВ. Мне нужно развеяться.
ОЛЬГА. Вейся. И лучше завтра, первым автобусом.
ЯКОВ. Я очень тебя люблю.
ОЛЬГА. Я вижу. И знаешь, поспи сегодня где-нибудь в другом месте.
ЯКОВ. Может быть, выпьем? Я принесу. (Встает). Полночь. Звезды. Все небо в звездах. И деревья стоят черными ладонями. Как я тебя здесь оставлю? Я ненадолго. Может быть, на неделю. Статью отдам. Детей проведаю. Тебе подарков привезу. Какая ночь! Вот завтра уеду и буду по ней скучать. И буду все время думать о тебе.
ОЛЬГА. На расстоянии.
ЯКОВ. Прости. Я такой болван. Я должен давно был уехать, а я все хнычу, хнычу...
ОЛЬГА. Ты просто смешон в этой чайной.
ЯКОВ. Пойми, мне не пишется!  Не пишется совершенно. Тебе не поется, мне не пишется,- так разве это рай?
ОЛЬГА. А как же про Бога?
ЯКОВ. Пустяк. Еще одна маленькая жемчужина. Что она значит? Представь же себе жемчужное ожерелье! Знаешь, мне хочется написать вот о чем: как человек-вспышка становится человеком-сиянием. Вот ведь какое дело. Что это будет – не знаю. Это меня зовет. Ведь я – человек-вспышка. Быть вспышкой так больно: ты помнишь тот миг, когда ты горел, и вдруг – пустота. Жемчужина, стань ожерельем!
ОЛЬГА. Красиво.
ЯКОВ. Красиво. А как это написать? Оставить это только строкой не хватает сил, превратить в книгу тоже не хватает сил. Вот и злюсь на все: на тебя, на себя, на жуков твоих колорадских, на нищету колорадскую, расползшуюся по свету.
ОЛЬГА. Я тебя не держу.
ЯКОВ. Ты меня держишь, потому что я люблю тебя.
ОЛЬГА. Словно я уезжаю, а ты уговариваешь меня остаться.
ЯКОВ. Будь я помоложе, я бы сказал, что привезу тебе ожерелье. Стану принцем, и все такое.
ОЛЬГА. Все будет, как было.
ЯКОВ. Нет. По-старому ничего не будет. Если не будет по-новому, то не будет никак.
ОЛЬГА. Ты опять фантазируешь.
ЯКОВ. Я фантазирую. Но фантазия – это то зерно, из которого, может быть, что-то еще и вырастет. Остальные зерна оказались пустыми. 
ОЛЬГА. Не нужно хандрить. Иди-ка ко мне, мой неудачник. Мой Нобелевский лауреат по неполучению Нобелевских премий.
ЯКОВ. Ты - моя премия. На всю жизнь.
ОЛЬГА. А ты – моя, растраченная, разбросанная, но я другой не хочу.
ЯКОВ. Дай-ка я тебя чмокну.
ОЛЬГА. Вот и пора нам спать. Первый автобус уже скоро.


                Часть вторая.

                1.

                Вечер. Квартира Олега. Ольга, Олег, Лариса.


ОЛЕГ. А что с ним сделать можно? Я ему говорил: приезжай, живи здесь! Я даже не знаю, где он живет. Нет! – «У меня все хорошо, я снимаю комнату, я работаю в школе».  А когда я узнал, что он на рынке работает…
ЛАРИСА. Вы представляете, Ольга Владимировна, ведь случайно узнали. Он, когда приходит – в костюме, в галстуке. Ни разу ночевать не остался!
ОЛЬГА. Похудел?
ЛАРИСА. Конечно!
ОЛЕГ. Как я ему скажу, что? «Папа, я все знаю?» Нет, мам, ты разбирайся с ним сама. Пусть живет здесь, или вместе живите в детской; мы дочь к себе заберем.
ОЛЬГА. Живите, как жили.
ОЛЕГ. Вы что – вы, случайно, не разошлись? Я отца так и не спросил.
ОЛЬГА. С ума сойти! Сейчас туда съездить можно?
ОЛЕГ. На ночь глядя?
ОЛЬГА. Зря вы мне сразу ничего не сказали.
ЛАРИСА. Мы думали…
ОЛЕГ. Мы и тебе не знали, как сказать. Я бегал на рынок, да подойти не смог. Он такой, в этом фартуке…
ОЛЬГА. Я смогу.
ОЛЕГ. Вы только поспокойнее, ладно? Я думал, это ненадолго… Денег не берет.
ОЛЬГА. Интересно – пишет?
ЛАРИСА. Пишет. Он нам приносит. У него своя полка в шкафу.
ОЛЕГ. Да что он приносит: папка в три листка. Какой он неуемный! Раньше, кажется, таким не был. Или я был мальчишкой, не замечал.
ОЛЬГА. Раньше он был кандидатом филологических наук, печатался, ну и так далее. А сейчас…
ОЛЕГ. Мама, возвращайтесь!
ОЛЬГА. Куда?
ОЛЕГ. Сюда! Здесь живите!
ОЛЬГА. Когда мы разменивали квартиру, мы думали о том, что она ваша – твоя и твоей сестры. Возможно, мы ошибались, но нас не упрекнешь в неуважении ваших прав. И Лена, твоя сестра, получила комнату, хотя уже не жила с нами, чтобы и ее дети не были обижены.
ОЛЕГ. А теперь ты обижаешься. Я думаю, и отец обижается.
ОЛЬГА. Мы не обижаемся. Мы сами выбрали себе жизнь.
ОЛЕГ. Послушай, не хотите жить с нами – есть комната Лены, она ее сдает чужим людям – живите там. Она уж точно против не будет.
ОЛЬГА. Никто против не будет, кроме отца.
ОЛЕГ. Мне тоже трудно все время думать, что я в чем-то виноват!
ОЛЬГА. Не надо, сынок, не надо. Зачем себя винить? Вы лучше приезжайте к нам в отпуск, отдохните.
ОЛЕГ. Теперь уж в следующем году.
ЛАРИСА. Я вам сейчас фотографии покажу, как мы в этом году отдыхали!
ОЛЬГА. Понравилось?
ЛАРИСА. Очень.
ОЛЬГА. Но вы приезжали бы все равно. У нас хорошо. Ты помнишь, Лариса?
ЛАРИСА. Да, помню. У вас только места мало, а так – красиво.
ОЛЬГА. Всего-то четыреста километров.
ОЛЕГ. Приедем, мам.
ОЛЬГА. А может, на Новый Год?
ОЛЕГ. Ну, мам, зимой в одной комнате сидеть устанешь. Давай лучше летом. А то прирубить вам еще одну комнатку? Неплохо бы, а?
ОЛЬГА. Неплохо.
ОЛЕГ. Тогда, если будем живы, на следующий год…
ЛАРИСА. Ольга Владимировна, приезжайте на Новый Год вы к нам. Приезжайте, пожалуйста! Тогда и Лена придет к нам, может быть.
ОЛЕГ. Вот это правильно! Давайте уж как-то… ходить друг к другу в гости, что ли. Четыреста километров – подумаешь!
ОЛЬГА. Подумаешь – и страшно становится.
ОЛЕГ. Завтра утром я отвожу тебя к отцу, его там еще найти надо, а вечером устроим праздничный ужин!
ОЛЬГА. Успокоился ли он?


                2.

   Один из рынков Москвы. Яков  в грязном фартуке носит ящики с фруктами из машины в ларек, куда стоит очередь. Появляется Ольга, смотрит со стороны, потом подходит. 

ОЛЬГА. Яша!
ЯКОВ. Ты?
ОЛЬГА. Здравствуй, пропащий.
ЯКОВ. Здравствуй.
ОЛЬГА. Давай помогу.
ЯКОВ. Нет, что ты! Не надо.
ОЛЬГА. Я приехала к тебе…
ЯКОВ. Вижу.
ОЛЬГА. Ты хорошо выглядишь.
ЯКОВ. Я слежу за собой.
ОЛЬГА. Упражняешься?
ЯКОВ. Так, понемногу.
ОЛЬГА. Перерыв между лекциями?
ТОРГОВЕЦ. Эй, яблоки тащи, слышишь?
ЯКОВ. Я сейчас. (Уходит с ящиком, возвращается). Ну вот, есть несколько минут. Хочешь кофе?
ОЛЬГА. Да, маленький двойной. Что смотришь? Значит, уехал от моих пампушек легкой жизни искать? Ну, и легка твоя жизнь?
ЯКОВ. Как ты меня нашла?
ОЛЬГА. У сына спросила.
ЯКОВ. А он откуда знает?
ОЛЬГА. А ему добрые люди сказали.
ЯКОВ. Я всегда верил в человеческую доброту.
ОЛЬГА. Я приехала за тобой.
ЯКОВ. Спасибо.
ОЛЬГА. Поехали?
ЯКОВ. Куда?
ОЛЬГА. Домой.
ЯКОВ. Полное фиаско. Грузчик на базаре – ждала ты от меня такого?
ОЛЬГА. Не ждала.
ЯКОВ. Я и сам не думал, а вот вышло. Ну, как же мне ехать домой? Таким вот.
ОЛЬГА. Каким? Побежденным? Кого ты хочешь здесь победить?
ЯКОВ. Не знаю. Никого. И доказывать ничего не хочу. Видишь, какое мне нашлось дело.
ОЛЬГА По душе?
ЯКОВ . Нет.
ОЛЬГА. Поехали домой?
ЯКОВ. Я почти согласен.
ОЛЬГА. Ох, эта гордость мужская! Ну не выветривается к старости – и все тут! Я ждала тебя. Ты понимаешь это? Каждый день. А ты здесь яблочками приторговываешь!
ЯКОВ. Я так рад тебя видеть.
ОЛЬГА. Снова пьешь какую-то бурду.
ЯКОВ. Просто мы с ней в одном наборе.
ТОРГОВЕЦ. Ну что? Где яблоки, дорогой?
ОЛЬГА. А вон они, ненаглядный.
 ЯКОВ. Я ухожу.
ТОРГОВЕЦ .  Куда?
ЯКОВ. Домой.
ТОРГОВЕЦ.  Почему? Сейчас, что ли?
 ЯКОВ. Сейчас. Я уезжаю.
ТОРГОВЕЦ. Куда?
ЯКОВ. В деревню.
Торговец.  В деревню? Зачем?
ЯКОВ.  Там мой дом.
ТОРГОВЕЦ.  Так ты из деревни? А говорил – в школе учишь! Если не доработаешь до конца недели – денег не получишь!
ЯКОВ. Ну что ты, о чем разговор.
 ТОРГОВЕЦ.  Вот как подвел! Я его считал человеком! Деньги платил! Что мне, самому носить, что ли? Эй, эй, мальчик! Хочешь пятьсот рублей?


                3.

           Кафе. За столиком – Яков и Ольга. Вино, мороженое.


ЯКОВ. Тишина. Месяц не слышал тишины. Люди говорят, музыка играет, а тишина!
ОЛЬГА. Просто спокойно на сердце.
ЯКОВ. Да, в первый раз за все это время. Надо же – ты приехала за мной!
ОЛЬГА. К сыну не заходишь.
ЯКОВ. Стыдно.
ОЛЬГА. И он не знает, как к тебе подойти.
ЯКОВ. Я был у него неделю назад.
ОЛЬГА. Профессор!
ЯКОВ. При чем тут это?
ОЛЬГА. Зазнался!
ЯКОВ. Кабы так! Как раз наоборот: я растратил все свое зазнайство.
ОЛЬГА. Так я и поверила.
ЯКОВ. Практически монах. Пойдем, потанцуем?
ОЛЬГА. Прости. Я так устала. Ноги деревянные. Пока тебя нашла.
ЯКОВ. Тебе надо выспаться. Сон, говорят, лечит.
ОЛЬГА. Ты уехал, ты думаешь, я спала? А если спала – те сны не лечили.
ЯКОВ. Прости меня.
ОЛЬГА. Ладно. Чем ты здесь занимался?
ЯКОВ. Бегал, пристраивался. В университете как-то не вышло. В одной частной школе раз в неделю имею час.
ОЛЬГА. Чему учишь?
ЯКОВ. Свободная тема. Можно сказать, мировая художественная культура. Свадебный генерал: а у нас дядька со степенью читает.
ОЛЬГА. И как?
ЯКОВ. Завтра скажу «прощай». Кому это надо теперь?
ОЛЬГА. Тебе.
ЯКОВ. Не то. Они экономисты, они на меня с презрением смотрят. Мне все время хочется им нагрубить. Растормошить, что ли. Они такие послушные. А как посреди урока они говорят «алло»! Какой у них английский: «аллоу», почти «хэллоу».
ОЛЬГА. На рынке прононс другой, попроще. Как твоя книга?
ЯКОВ. Жизнь – вот книга, которую читать – не перечитать. Как книга? Никак.  Кстати, я тут купил несколько книжек. Заешь каких?
ОЛЬГА.  Каких?
ЯКОВ. Ну, подумай!
ОЛЬГА. От тебя всего можно ожидать.
ЯКОВ.  Думаешь, заумь? Не угадала. «Гончарное ремесло», «Кузнечное ремесло», «Плетение из ивового прута» и еще – «Фэн-шуй в саду и огороде».
ОЛЬГА.  Это что – изощренная форма самоубийства?
ЯКОВ.  Самообмана.
ОЛЬГА.  Утешил.
ЯКОВ.  Хорошая ты моя девочка. Я так по тебе скучал. Кому я здесь нужен? Ты была в Зазеркалье. А как там у нас?
ОЛЬГА.  Все так же. Кошка ушла, и мыши завелись. Я так их боюсь. В деревне все спрашивают, где ты.
ЯКОВ.  А ты что?
ОЛЬГА.  А я говорю, уехал в город.
ЯКОВ.  «На дне она, где ил
  И водоросли. Спать в них
  Ушла, но сна и там нет».
  Ты знаешь, я тут так закачался, что даже стихи написал. С рифмой «мобильник - напильник».
ОЛЬГА.  Какая свежая рифма.
ЯКОВ.  Очень свежая. Мне нравится. Ведь это же какой пласт в этом!
ОЛЬГА.  А есть там другие рифмы?
ЯКОВ.  Есть.
ОЛЬГА.  Какие?
ЯКОВ.  Я стесняюсь… Ну, ладно – любовь и кровь.
ОЛЬГА. Ого!
ЯКОВ.  Это для контраста. Мобильник и напильник – это же антиподы: это новость и старина, прогресс и ретро, Монтекки и Капулетти. А любовь и кровь – это тоже Монтекки и Капулетти, но уже со стороны вечности. Видишь, как объемно!
ОЛЬГА. Еще бы!
ЯКОВ. Нам планку ниже брать и не положено. Все должно быть неоднозначно. И не в лоб. Штрихами.
ОЛЬГА. Да, с тобой не соскучишься.
ЯКОВ. А без меня?
ОЛЬГА. Без тебя? Ты говоришь: штрихами. А все-таки хочется иногда глупой прямой линии. Когда живешь пунктиром, все время приходится подпрыгивать. Хочется соединить черточки. Может быть, у многих  впереди пунктиры, но некоторые все же выходят на твердую почву. Ведь это закон: чем старше, тем основательней.
ЯКОВ. Но ведь это моя дорожка, по ней даже дети пройти не смогут. Так нужно ли так усердствовать? Для кого?
ОЛЬГА. Я ведь тебе не дети, дети выросли. А ты все скачешь, а я тебя держу под руку.
ЯКОВ. Бедная.
ОЛЬГА. Ты решил уехать в деревню, я поехала с тобой. Ты пропал в городе – я приехала в город. Может быть, хватит? Правда – уже ведь не мальчик.
ЯКОВ. Взрослый дяденька.
ОЛЬГА. Помолчи. Ты такой болтун. Поедем домой. Там есть для тебя работа.
ЯКОВ. Какая?
ОЛЬГА. Я говорила с председателем. Там есть библиотека. Вернее, заброшенная. Ты знаешь, ты мог бы там работать.
ЯКОВ. Это где?
ОЛЬГА. Возле школы, старое здание.
ЯКОВ. А разве там есть книги?
ОЛЬГА. Какие-то есть. Конечно, их мало. Но можно привезти из города. Вон сколько наших книг у сына под кроватью.
ЯКОВ. Кому бы это было нужно? Там же нет детей.
ОЛЬГА. Там есть дети. А летом дачники. Работы у тебя будет немного, ты сможешь писать прямо там. А может быть, сможешь устроиться в школе. Если захочешь.
ЯКОВ. Книги можно собрать еще где-нибудь. Слушай, там же крыша дырявая.
ОЛЬГА. Председатель обещал, что покроет.
ЯКОВ. Надо же! Какие там книги? Можно взять туда приключенческую серию. Небось, дети запачкают все до черноты. Идея хорошая. Очень хорошая. Можно что-нибудь им рассказывать. Слушай, а где наш проектор?
ОЛЬГА. Наверное, у Олега.
ЯКОВ. А слайды? Мое собрание?
ОЛЬГА. Наверное, тоже там.
ЯКОВ.  Странно, что я раньше не привез его к нам, там же на все случаи жизни. О, я думал, это больше никому не понадобится. И музычку хорошую нужно. Странно, что я не знаком с председателем.
ОЛЬГА.  Зато он с тобой знаком.
ЯКОВ.  Знаешь, мне стало гораздо лучше. Как тебе это пришло в голову? Я – библиотекарь! Очень похоже. Твоя пилюля подействовала. Денег, конечно, никаких?
ОЛЬГА. Почти.
ЯКОВ. И Бог с ними. Действительно, можно и в школу пойти. Там ведь без экономического уклона? Проживем.  «Нет, с ним не сладить! Ему  женщины стали оплотом!» Помнишь, откуда?
ОЛЬГА. Еще бы не помнить. У тебя все цитаты про женщин.
ЯКОВ. Да?
ОЛЬГА. Не замечал?
ЯКОВ. Нет. Хотя, если подумать, где не про женщин? Может, в учебнике математики? Но я его плохо знаю.
ОЛЬГА. Не мешало бы знать его получше. Там, между прочим,  рассказано, на что покупают хлеб.
ЯКОВ. Я могу только в рабство продаться. Это такая шутка.
ОЛЬГА. Что-то мне не очень смешно.
ЯКОВ. Я понимаю, что за разговоры о книгах денег не платят. Хочешь, брось меня, тебе станет легче. (Вставая). Не бросай меня.
ОЛЬГА. Как я тебя брошу?
ЯКОВ. Как я тебя.
ОЛЬГА. Нет, поздно уже бросаться друг другом. Спасение утопающего…
ЯКОВ. Вот я и говорю.
ОЛЬГА. …дело близких ему людей.
ЯКОВ. Ты так считаешь?
ОЛЬГА. Да, я так считаю.

               
                Часть третья

                1.

Деревенская библиотека после ремонта. Яков, Ольга, Председатель, Анна, Соседка, школьники, местные жители.


ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Так что вот вам очаг культуры, пользуйтесь. Грейтесь, так сказать, у этого очага. Электричество отключат – не грех и книжку почитать, пока телевизор заработает. Крышу перекрыли, полы подправили, печь переложили. Сделали все, что смогли. А по поводу книжек – спрос уж не с меня, а с Якова  Михалыча. Грамотей он известный, уж не первый год у нас тут живет, а все что-то пишет. Ну, да Бог в помощь.  Яков Михалыч, твой черед говорить.
ЯКОВ. Вам, наверное, трудно поверить, но все это – мечта моей жизни.  Так что – милости просим. Каждому найдется что-нибудь по душе. Много детских книг, достаточно взрослых. Прошу понять: это не скучно, это для вас, для каждого. К слову сказать, библиотека – еще не все. Мы с Петром Сергеичем говорили, потом еще пристроечку сделаем,  будет там кинозал.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Постой, Яков Михалыч, дай отдышаться.
ЯКОВ. Дышите, Петр Сергеевич, а уж весной за кинозал возьмемся, я еще раньше попробую, может, среди книжек чего посмотрим.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Что это вы там смотреть собрались? Уже три программы по телевизору показывают, чего еще-то?
ЯКОВ. Найдем чего. А сейчас вы, Петр Сергеевич, покажите пример. Будьте первым читателем нашей библиотеки.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Пусть дети читают, для них старались.
ЯКОВ. Для всех старались. Смелее, Петр Сергеевич.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ (тихо). Яков Михалыч, что это вы такое удумали? Стыдно мне, старику. Зачем позорить-то?
ЯКОВ. Вы власть. Вы пример показывать должны.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Какой пример-то?
ЯКОВ. Что книги читать – хорошо.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Работать я должен, а не книги читать.
ЯКОВ. Петр Сергеевич, вы же культурный человек. Я же вас не на танцы приглашаю.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Не знаю я, что мне взять у вас. Я вот газету дома читаю, даже две: «Программку» и «Сельскую Жизнь».
ЯКОВ. «Программка», вероятно, особенно легко читается.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Полезная газета.
ЯКОВ. Значит, будем выписывать периодические издания. Журнал «Наука и Жизнь». Пару журналов, пару газет – на весь колхоз, авось потянете?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Дай отдышаться, Яков Михалыч!
ОЛЬГА. Я, Петр Сергеевич, ваш формуляр заполнила, номер один. Какую книгу берете?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. А ну вас, давайте какую-нибудь!
ЯКОВ. Про любовь?
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Боже упаси! У вас есть что-нибудь про сельхозтехнику? Про трактора гусеничные современные?
ЯКОВ. Это специальная литература, ее пока у нас нет. Но, я думаю, правление выделит на нее средства.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Вот эту книжку давайте, и пора мне уже идти.
ЯКОВ. Это про любовь.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. И ладно. Дочь пусть читает. Дети, марш в библиотеку! Поздравляю с открытием. Ухожу.

                Председатель уходит.

ОЛЬГА. «Отелло» взял.
ЯКОВ. Под настроение.

                Подходит Анна. Чуть позже – Валентина.

АННА. Меня запишите тоже.
ЯКОВ. Здравствуйте, Аня!
АННА. Тамара придти не смогла. Она, наверное, завтра придет.
ОЛЬГА. Давайте я вас запишу.
АННА. Анна Порфирьева. Я тоже не знаю, какую мне книжку взять.
ОЛЬГА. Совсем не знаете?
АННА. Ну, может, стихи.
ОЛЬГА. Стихи? Какие?
АННА. А это уж вы мне дайте какие-нибудь. В стихах ведь всегда про любовь?
ОЛЬГА. Как правило.
АННА. Вот, мне про любовь. Я в отрывном календаре все стихи читала. И собирала потом, не выкидывала. У меня их за десять лет, наверное. Как понимать начала.  А теперь календарь попался – ни стишка нет. Всё – когда сажать, да когда полоть, а то я сама не знаю! Вот, видите (достает ворох листков), я взяла, чтобы вы поверили.
ОЛЬГА. Да у вас здесь целая библиотека! Яша, смотри!
ЯКОВ. Что это?
ОЛЬГА. Стихи. Как приятно.
ЯКОВ. Вот это да! Бывает же такое! Вы, Аня, хорошее предзнаменование для меня. Вы верите в приметы?
АННА. Верю.
ЯКОВ. И я. Как дела у вас в столовой?
АННА. Обычно. Ничего интересного. К вам Тамара завтра придет. Вы ей тоже что-нибудь подберите.
ЯКОВ. Обязательно.
АННА. Заходите, или вам теперь некогда?
ВАЛЕНТИНА. Он теперь вон какой важный стал – председатель боится!
ЯКОВ. Теперь вы ко мне заходить будете, а я вас чаем буду поить, ладно?
АННА. Да уж мы со своим придем.
ОЛЬГА. Пойдемте, Аня.
ВАЛЕНТИНА. Со своим они придут! А ты, Яков, прямо зарумянился от важности, как пенка на молоке!
ЯКОВ. Вам видней.
ВАЛЕНТИНА. Хоть делом занялся. Я пришла сказать: про молоко не забудьте!


                2.

                Столовая. Тамара, журналист.


ТАМАРА. Сейчас он придет. За ним Аня побежала.
ЖУРНАЛИСТ. Лучше бы я сам к нему сходил. Все равно ведь придется.
ТАМАРА. Потом сходите. Конечно, сходите. Да там одни книги, там места нет. Где там говорить? А здесь поговорите, я никого не пущу. На стол накрою.
ЖУРНАЛИСТ. Придется и про вас написать, про гостеприимство ваше.
ТАМАРА. Да что вы! О чем писать-то? У нас спиртного нет. Котлеты дам с гарниром, рыба есть. Чаю, конечно.
ЖУРНАЛИСТ. Чаю бы здорово.
ТАМАРА. Греется, сейчас, сейчас.

                Входят Анна и Яков.

А вот и они!
ЖУРНАЛИСТ. Здравствуйте, Яков Михайлович! Я из областной газеты. У меня к вам разговор.
ЯКОВ. Очень приятно.
ЖУРНАЛИСТ. Далековато вы забрались.
ЯКОВ. Не вы один так считаете.
ТАМАРА. Милости просим, гости дорогие.
ЖУРНАЛИСТ. Будем знакомы. Николай. Думал – встречу какого-нибудь самородка, а вы вполне…
ЯКОВ. Цивилизованный?
ЖУРНАЛИСТ. Вроде того.
ЯКОВ. Здесь, у нас, еще не край света. Вас библиотека интересует?
ЖУРНАЛИСТ. Да. Знаете вы, что она у вас – первая в области? В смысле – единственная. Хочу про это написать.
ЯКОВ. Панегирик?
ЖУРНАЛИСТ. Зачем же панегирик? Но отметить нужно. Что людей чернухой кормить?
ЯКОВ. Надо вот о чем писать: не что первая в области, а что последняя.  И что единственная – не феномен, а беда. Вещь-то простая – собрание книг, которое люди читают, чему-то учатся.  И вдруг – никому не нужно. Власть торгует телевизорами – народ отвыкает от книг. Он отвыкает от них, как отвыкает от родины увезенный на чужбину. Может быть, всю жизнь отвыкает. Ну, вы поешьте сначала, потом пойдем ко мне. Тут не совсем удобно.
ЖУРНАЛИСТ. Так, может, сразу?
ТАМАРА. Аня, чай неси! Куда вы пойдете некормленые? Вы дети малые, что ли? Вас с ложки кормить? Пока не съедите – отсюда не выпущу!
ЖУРНАЛИСТ. Я точно про вас напишу. Такие работники общепита мне еще не встречались.
ЯКОВ. Я думаю, мы окружены и сопротивление бесполезно. Вы ешьте, а я, если можно – чаю.
ТАМАРА. Все можно, пейте ваш чай. Вам раньше-то было удобно здесь! А книгу я вашу прочесть не смогла. Но я на вас не в обиде. Вы Ане стихи даете, а мне четыреста страниц. И меленько-меленько. Я глянула – голова закружилась. Вы дайте мне что-нибудь другое.
ЯКОВ. Конечно, Тамара. Найдем и для вас стихи. Будет и у вас счастье.
ТАМАРА. Дождешься с вами! ( Стук в дверь). Кто там? Закрыто! Перерыв!
ГОЛОС ПРЕДСЕДАТЕЛЯ. Тамара, открой!
ТАМАРА. Ой! Петр Сергеич! (Открывает). Вы бы в окно крикнули.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Я кто тебе, чтобы в окно кричать? А, здравствуйте! А мне говорят – из области к нам.
ЖУРНАЛИСТ. Да-да, из газеты.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. А повод какой?
ЖУРНАЛИСТ. Не волнуйтесь, повод подходящий. Пугать народ сколько можно? Библиотека ваша – единственная в области. То есть в районах остались, а в деревнях позакрывались все. Пишем, что пьет народ, пишем, что уезжает отсюда, дети не рождаются, а тут вы. А это уже возрождение культуры. В области это заметили.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Фу… Доброе слово и кошке приятно, а уж председателю и подавно. Корми их, Тамара, корми их так, чтоб… как надо корми!
ЯКОВ. Петр Сергеевич, уже накормлены. Сначала сходим ко мне, поговорим, а уж потом о животе думать будем.
ЖУРНАЛИСТ. Действительно сыты. По крайней мере, я. Еще ведь обратно ехать, а путь не близкий.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Ну, ладно. Веди, Яков Михалыч, в свою святая святых. Показывай, хвастай! Вот были б вы с радио, и я бы сказал пару слов. Поехал на ферму. Всего хорошего! А уж потом заходите сюда, Тамара, слышишь?


                3.

                Вечер. Яков и Ольга.

ЯКОВ. Теперь, когда книги стали почти обязанностью, неловко о них и говорить стало. (Пауза). Какие здесь все-таки темные вечера. Правда, звезды – с ума сойти можно. Только вижу я их теперь нечетко. А это очень плохо. Звезды не терпят приблизительности. Как все, что связано с любовью здесь, на земле. Женщины, дети… Приблизительность – значит: неточность. Неточность – недостаточность. Недостаточность – нелюбовь. Хочется точности, ясности. Хочется, хочется… (Пауза). Хочется, ты понимаешь? Режу себя, как эскулап, вскрываю нарыв, а оттуда – хочется!
ОЛЬГА. Может быть, нам в город переехать?
ЯКОВ. Брось. Я не выпрашиваю. Я над собой смеюсь.
ОЛЬГА. Скоро снег пойдет. Надо протапливать лучше.
ЯКОВ. Зима. Третья здесь?
ОЛЬГА. Да.
ЯКОВ. И все-таки все не так, как раньше. Ты не подумай. Все не так…Мне без тебя было невыносимо. Хочется … хочется полноты, реализации. Хочется, чтобы КПД был выше, чем у паровоза. Понимаешь? Чувствую в себе столько сил, не только на нас с тобой, но и на всех, всем бы хватило. Может, это иллюзия? Ведь ничего не прошу, только работать.  Думаю, это счастье.
ОЛЬГА. Думаю, да – для мужчины.
ЯКОВ. Ну, вот этот посредственный журналист, Николай, - я ему всю душу наизнанку. Я ему за партию и правительство на двадцать лет вперед… А его, похоже, только трудовые подвиги да рекорды волнуют. Что напишет? Возрождение культуры? В каком месте? Здесь – понятно, а у них в каком месте она возродилась? Я бы сказал…
ОЛЬГА. Скажи.
ЯКОВ. Сама знаешь.
ОЛЬГА. Ты бы в школе поработал, что бы тогда говорил?
ЯКОВ. Твой черед.
ОЛЬГА. Э, нет! Ты у нас мастер художественного текста.
ЯКОВ. Сердишься?
ОЛЬГА. Нет, слушаю.
ЯКОВ. Сколько же ты меня слушать можешь?
ОЛЬГА. Вероятно, сколько ты можешь слушать себя.
ЯКОВ. Сердишься.
ОЛЬГА. Просто не совсем понимаю, что мешает тебе не быть паровозом. Если уж ты не хочешь им быть.
ЯКОВ. Не знаю!
ОЛЬГА. Паровоз, по крайней мере, что-то везет.
ЯКОВ. Это только так кажется.
ОЛЬГА. И ты тоже.
ЯКОВ. Я не из той породы!
ОЛЬГА. Я думаю, может, нам съездить к детям на Новый Год? Мне так этого хочется. Что мы как медведи в берлоге? Наши ведь дети.
ЯКОВ. Если бы наша квартира была цела. Нельзя так прирастать к мебели. Хочешь, давай съездим.
ОЛЬГА. А ты?
ЯКОВ. И я хочу.
ОЛЬГА. Лариса в каждом письме зовет.
ЯКОВ. Теперь зовет.
ОЛЬГА. Эти обиды только мешают нам. Впрочем, твой отъезд что-то расшевелил.
ЯКОВ. Не хочу больше таких шевелений.
ОЛЬГА. Только вдвоем, да?
ЯКОВ. Не смейся.
ОЛЬГА. А я и не смеюсь, я улыбаюсь.
ЯКОВ. Надо же! Яблони в цвету!


                Часть четвертая

                1.

                Улица. Яков и Елена.


ЯКОВ. Так из местных чудиков я перешел в разряд уважаемых людей. Потом эта статья в газете. Кстати, неплохая. Я думал, будет хуже. Все-таки что-то я ему растолковал. Потом еще приезжали, даже с радио. Там наш председатель взялся за дело: рассказал, как он с детства мечтал о хорошей библиотеке. Ну, и опять я молодец. Потом… А потом нам с мамой стало скучно без вас. Мама готовилась к этому дню, как, наверное, к свадьбе. Может, это трудно понять.
ЕЛЕНА. Нет, не трудно.
ЯКОВ. Ты плачешь?
ЕЛЕНА. Да. Почему я должна не видеть вас годами? Не быть допущена?
ЯКОВ. Ты что, Леночка? Кем?
ЕЛЕНА. Всем… стечением обстоятельств. Разругались тогда, Боже мой! Вы уехали, ты ведь даже не попрощался
ЯКОВ. Нет?
ЕЛЕНА. А потом – как приедешь? А дети? Где у вас жить там? Олег говорил…
ЯКОВ. Не слушай Олега. Что ты такое говоришь? Места хватит всем. А кричали мы тогда больше в пустоту. Мне казалось: все, больше нет тех, кого я любил, больше жизни любил. Выросли, и не нужны мы им больше. Не нужны, понимаешь? И – ах так! Вот сейчас понял, какой это грех на мне. Ты прости меня, доченька, ты прости меня.
ЕЛЕНА. Папа!
ЯКОВ. Эти слезы так запоздали. Я так виноват.
ЕЛЕНА. Это мы виноваты. Прости и ты меня.
ЯКОВ. Прости, прости!
                (Пауза).
ЕЛЕНА. (Вытирает слезы). Какими мы вернемся?
ЯКОВ. Это не важно. Другими, я думаю.
ЕЛЕНА. А здесь все по-старому. У меня уж точно. Никаких перемен. Только дети растут.
ЯКОВ. Младший меня не узнал. А старший узнал.
ЕЛЕНА. Ведь и ты не узнал младшего.
ЯКОВ. Как это? Вылитый ты.
ЕЛЕНА. Это потому что он со мной был. А так бы ни за что не узнал!
ЯКОВ. Ты это брось, ясно? Чтоб я своего внука не отличил от других?
ЕЛЕНА. Папа-папа!
ЯКОВ. Пойдем?
ЕЛЕНА. Пойдем. Мама просила не загуливаться.


                2.

                Квартира Олега. Олег, Лариса, Ольга.


ЛАРИСА. Детей я покормила. Пусть играют.
ОЛЕГ. А мы сейчас фейерверки пойдем запускать.
ЛАРИСА. Пусть сначала отец с Леной придут, а то разбредетесь все.
ОЛЕГ. Так это же хорошо.
ОЛЬГА. Они скоро придут, я просила их не задерживаться.
ОЛЕГ. Вот именно. Нужно ведь старый год проводить. А мы пока сходим, потом когда?
ЛАРИСА. Идите. Увидите наших – зовите домой. Пойду одевать детей.

                Лариса уходит.

ОЛЕГ. Мама, ты с нами пойдешь?
ОЛЬГА. Нет, я из окна посмотрю.
ОЛЕГ. Устала?
ОЛЬГА. Где тут устанешь? Просто хочется посидеть, послушать.
ОЛЕГ. Выпьем, как в молодости?
ОЛЬГА. Выпьем. (Олег наливает).
ОЛЕГ. Никто не заметит. Бутылка темная.  А заметят – так им и надо, пусть завидуют. Твое здоровье, мама!
ОЛЬГА. И твое, сынок. Чтобы все были здоровы и счастливы. Чтобы мы чаще виделись.

                Входит Лариса.

ЛАРИСА. Ну, идете?
ОЛЕГ. Мы ведь, мам, хотели к вам поехать на Новый Год, если бы вы к нам не приехали. Я даже думал подарить отцу кофе-машину. Чтоб кофе был не хуже, чем тот!
ОЛЬГА. Притча во языцех.
ЛАРИСА. Вы представляете, Ольга Владимировна, она как настоящая машина стоит. Без преувеличений. Ну, мне полгода работать.
ОЛЕГ. При чем тут это? Я сын своего отца, могу и помечтать. Прости, мам, не купил.
ОЛЬГА. Еще чего! Понес бы обратно такой подарок. Те времена ничем таким не вернешь.
ОЛЕГ. Все, мы пошли, скоро будем.

                Олег уходит.

ЛАРИСА. Что вы пьете?
ОЛЬГА. Вино.
ЛАРИСА. Олежке только дай чего-нибудь стянуть со стола раньше времени.
ОЛЬГА. Это я попросила его, захотелось.
ЛАРИСА. Еще стянет, вы же его знаете.
ОЛЬГА. Пусть.
ЛАРИСА. Вроде бы всего наготовили…  Мы так давно никого не принимали. Хорошо, что вы приехали. Праздник. Ой, а можно я тоже себе капельку налью?
ОЛЬГА. Ну что ты спрашиваешь? Конечно, выпей.
ЛАРИСА. Лена на меня злится, наверное?
ОЛЬГА. Почему?
ЛАРИСА. Как? Мне кажется, она думает, что я во всем виновата. Я ей не понравилась сразу, с первого дня.
ОЛЬГА. Сегодня никто ни в чем не виноват. Сегодня мы одна семья. Сегодня праздник. Налей и мне еще, Лариса, давай с тобой чокнемся! Пусть все будет хорошо, ладно? А вот и фейерверк! Это наши стреляют?
ЛАРИСА. Наши. А вон и Лена с отцом.


                3.

                Все сидят за столом, два часа ночи.


ОЛЕГ. Пьем за первые два часа нового года!
ОЛЬГА. Я столько с роду не пила!
ЯКОВ. Привыкай!
ОЛЬГА. Зачем?
ЛАРИСА. Чтобы было всегда все хорошо!
ОЛЕГ. А ты боялась, что вина не хватит.
ЛАРИСА. А вдруг?
ОЛЕГ. Этого не могло быть в принципе.
ЛАРИСА. Кушайте, кушайте! Кто чего еще не ел?
ЯКОВ. Кто-то из вас, дети, когда был маленький, говорил что-то там: я хочу, хочу! А я в ответ: может быть, я тоже хочу? А вы, не помню кто, - нет, ты взрослый, ты не хочешь! А взрослым ой как много чего хочется. Наверно ты, Олег?
ОЛЕГ. Очень даже может быть.
ЕЛЕНА. Это, наверно, я была.
ЯКОВ. А теперь твои так говорят?
ЕЛЕНА. Говорят.
ЯКОВ. Вот видите! И ничего в этом нет плохого. Дети мои! Ах, дети мои!
ОЛЬГА. Нам с тобой пора через раз пить.
ОЛЕГ. Это еще почему? Никаких «через раз»! Пьем за третий час нового года!
ЛАРИСА. Что, ты так и будешь, как кукушка, по часам?
ОЛЕГ. Мы же за все еще раньше выпили.
ЕЛЕНА. Тогда давайте еще раз за папу и маму.
ОЛЕГ. Пьем за родителей!
ОЛЬГА. И за вас тоже.
ЯКОВ. Лена говорит, есть такой кофейный автомат – дорогой, правда, - можно дома делать изумительный кофе! А не купить ли нам, Оля, такой, как разбогатеем?
ОЛЬГА. Нет, Яша, мы не будем покупать такой автомат.
ЯКОВ. Почему?
ОЛЬГА. Потому что я так хочу.
ЯКОВ. Ты хочешь? Что-то новое. И как некстати. Почему ты хочешь?
ОЛЬГА. Объявляю. Я уже говорила со всеми. Этим летом дети приезжают к нам. Мы, Яша, должны перестроить наш дом; сделаем еще одну комнату. И будут приезжать к нам внуки. И станем мы с тобой настоящими бабушкой и дедушкой. Есть возражения?
ЯКОВ. Вы ждете возражений? А почему я ничего не знаю?
ОЛЬГА. Ты знаешь, ты просто забыл.
ЛАРИСА. От радости.
ЯКОВ. Феноменально! Вот так бабушка! А я ничего и не знал! Всю жизнь с тобой прожил, и не знал, что ты так можешь! А! Вот оно, прозрение классика! У вас есть сказки Пушкина?
ОЛЕГ. Есть.
ЯКОВ. Несите скорее!
ОЛЕГ. (Ищет книгу). Папа хочет нам сказки почитать?
ЯКОВ. Вот-вот! Так, где это? Вот, слушайте:
Воротился старик ко старухе,
У старухи новое корыто,
Еще пуще старуха бранится:
«Дурачина ты, простофиля!
Выпросил, дурачина, корыто!
В корыте много ль корысти?
Воротись, дурачина, к рыбке,
Поклонись ей, выпроси уж избу».
Ну? Полное совпадение!
ОЛЕГ. Впечатляет!
ЕЛЕНА. Выпрашивать не придется.
ОЛЕГ. Лена, ну что ты такая хмурая? Все сделаем. И комнату, и веранду. Хочешь, лично для тебя беседку сделаю? Будешь там в дождь сидеть, песни петь.
ЛАРИСА. Чего это Лена должна в дождь в беседке мокнуть? Сам сиди там.
ОЛЕГ. Почему мокнуть? Ну вас! Все равно сделаю беседку, дети будут играть.
ЯКОВ. Да, у нас хорошо может быть. Молоко пить будут. У нас есть соседка, Валентина, она своим молоком кого хочешь достанет. И не просишь – все равно принесет, и еще за что-нибудь отругает попутно, обязательно отругает.
ЛАРИСА. Строгая.
ЯКОВ. Там вообще… жизнь строгая. Значит, решили? Мать-то у нас какой командарм! Вы приезжайте. Это будет ваш дом. Правда, Оля?
ЕЛЕНА. Дети проснулись, кажется. Пойду посмотрю. (Встает).
ЛАРИСА. Нет, это на улице. (Встает).

                Лариса и Елена выходят.

ЯКОВ (Олегу). Мы с тобой ведь никогда так по-дружески не сидели? Непринужденно.
ОЛЕГ. Эти два с лишним года всем нам чего-то стоили.
ЯКОВ. Действительно приедете?
ОЛЕГ. Правда.
ОЛЬГА. Давайте я уберу со стола лишнее. Вроде бы все наелись.
ОЛЕГ. Я тебе помогу.
ЯКОВ. Куда вы все?
ОЛЕГ. Покурить хочется.

                Берут тарелки, выходят. Входит Елена.

ЕЛЕНА. Ну что?
ЯКОВ. Спят?
ЕЛЕНА. Спят. Мне показалось.
ЯКОВ. Что-то и я уже спать хочу.
ЕЛЕНА. Страшно.
ЯКОВ. Тебе? Тебе страшно?
ЕЛЕНА. Так хорошо, что страшно засыпать. Завтра ничего не обещает.
ЯКОВ. Какая ты стала… осторожная. Недотрога.
ЕЛЕНА. Да. Привычка.
ЯКОВ. И теперь ты одна, с двумя детьми? Ты ведь ничего не писала? Мы бы тебе помогли.
ЕЛЕНА. Чем? Тут ничем не поможешь, да и не надо помогать. Это так просто: живи и жди, когда  все уляжется.
ЯКОВ. Никто ничего не знал.
ЕЛЕНА. А зачем? Ведь ничего не изменишь. Да и не стоит об этом говорить. Ты лучше скажи, как твоя книга?
ЯКОВ. Столько серьеза в каждом из вас, когда вы меня об этом спрашиваете. Словно: а ты, папа, погремушечкой потряс? Я и сам не знаю.
ЕЛЕНА. Я люблю, как ты пишешь.
ЯКОВ. Если бы можно было подстроиться под способ мышления другого человека, понять, как он видит свою жизнь, как видит мир, - можно было бы увидеть его правду. И, может, в его беспомощности увидеть силу, направленную в другую область. А так – непонимание.
ЕЛЕНА. Но есть же те, кто думает одинаково? Кто понимает другого как себя?
ЯКОВ. Есть. Есть, правда, и такие, кто себя не понимает, как чужого.
ЕЛЕНА. Ты пиши, папа. Обязательно пиши. Я бы помогла, будь твое дело попроще.
ЯКОВ. Чем тут поможешь? Пишу… Мысли были не об этом. Если бы не мама…

                Входит Лариса.

ЛАРИСА. Решили убирать со стола? Еще ведь торт. А где Олег? Наверно, курит.

                Лариса уходит.

ЯКОВ. Если бы не мама, что бы со мной было? Просто устроен человек: в детстве никому ничего не обязан, а вот потом, с возрастом, - близкие есть – живет, нет – умирает. Вот отними у меня вас, буду я сидеть за этим столом? Нет, такое нельзя представить.

                Входит Ольга.

ОЛЬГА. Вы уж простите меня, пойду я ложиться. Может и ты, Яша, пойдешь?
ЯКОВ. Да, надо идти. Лена, а ты?
ЕЛЕНА. Спите.  Спокойной ночи. Я попозже.

                Ольга и Яков выходят. Входит Лариса.

ЛАРИСА. Все разбежались? Им непривычно. А я уже торт достала.
ЕЛЕНА. Утром съедим.
ЛАРИСА. Праздник-то сейчас, или кончился?
ЕЛЕНА. Для кого как.
ЛАРИСА.  А для тебя?
ЕЛЕНА. Для меня – праздник.
ЛАРИСА. Может, тогда по глоточку? За все хорошее? (Поднимают бокалы). Ну, пойду с посудой разбираться. Не люблю оставлять на завтра.
ЕЛЕНА. Я помогу?
ЛАРИСА. Нет. Сиди, отдыхай.

        Лариса выходит. Елена смотрит в окно, ходит по комнате. Входит Олег.

ОЛЕГ. Привет! Куда все подевались?
ЕЛЕНА. Пошли спать.
ОЛЕГ. Вот молодежь! А ты?
ЕЛЕНА. Пусть сначала они лягут.
ОЛЕГ. Хорошо посидели, да? (Пауза). Вот так и живем. Сколько ты у нас не была?
ЕЛЕНА. Ты же знаешь.
ОЛЕГ. Практически никогда. На пороге стояла. Скверно. Слушай, давай выпьем? Четвертый час. Давай за четвертый?
ЕЛЕНА. Я только что с Ларисой выпила.
ОЛЕГ. Да? Она хотела с тобой поговорить.
ЕЛЕНА. Не поговорила.
ОЛЕГ. Значит, потом. Вино, конечно, это красиво, но совершенно бесполезно. Знаешь, я вино не очень люблю. Просто отец, с его неспособностью к спиртному… В общем, я в меньшинстве.
ЕЛЕНА. Мог бы взять для себя.
ОЛЕГ. Честно, мне очень хотелось, чтобы все получилось хорошо. Обжегшись на молоке, сама знаешь… Ты прости, если что не так.
ЕЛЕНА. Все было замечательно, высший класс.
ОЛЕГ. Правда, может, выпьешь со мной? Хочется, чтобы у нас сейчас было что-то общее, хотя бы это.  (Елена пьет, Олег тоже).  Знаешь, сестренка, можешь ты поверить, я по тебе соскучился! Как-то по-глупому все... Твой характер, конечно, не то, что мой. Но знаешь, я не уверен, что ты не перегибаешь палку. Это я так – без обид. Не обижаешься? Помнишь, как в детстве?
ЕЛЕНА. Память – это место, куда хочется падать. И откуда не хочется уходить. Я прячусь – тебе водить.
ОЛЕГ. Это что?
ЕЛЕНА. Не помню. Присказка.
ОЛЕГ. Не наша.
ЕЛЕНА. Наша.
ОЛЕГ. Ты больше, чем я, похожа на отца. А если и на маму?
ЕЛЕНА. Ты не похож на маму? Не ври, ладно?
ОЛЕГ. Я тебя разжалобить хочу.
ЕЛЕНА. Бесполезно.
ОЛЕГ. Понял. Слушай, у меня к тебе сплошные просьбы –  давай встретимся где-нибудь, на днях. Не хочешь у нас – не надо. Давай в кафе посидим. Обсудим покупку кофе-машины.
ЕЛЕНА. И он говорит, что не похож на папу! Ведь вылитый. Ты приглашаешь меня на свидание?
ОЛЕГ. Вроде того. Надо же объясниться.
ЕЛЕНА. Давно меня не приглашали, если вообще когда-нибудь… Жаль, что ты мой брат.
ОЛЕГ. Ну, слава богу! Значит, решили. Ты можешь не пить, а я выпью. За полпятого, полбокала.
ЕЛЕНА. Спать пойду. Лариса на кухне посуду моет. Нехорошо.
ОЛЕГ. Не подходи к ее абсолюту, это небезопасно.
ЕЛЕНА. Надо у папы спросить: быт и божество – у них один корень?
ОЛЕГ. В отца, в отца…
ЕЛЕНА. Пойду, скажу спасибо Ларисе.

                Елена уходит.

ОЛЕГ. Спасибо, сестренка. Спокойной ночи!