Нищенство

- А, ну-ка, давайка, най-едь н-на, мен-ня! – распевал Пол Михалыч, сидя на белой полосе амфетамина.
Перед тем как отвезти на работу, его и всех, калек-коллег – обыскивали.
Все они, и работники, и работодатели – так или иначе, причастны были к тюремному быту.
И прихваты вертухайские, хоть и презираемы, декларативно, по жизни – были необходимы, как эффективные и понятные правила организации бизнес – процесса.
- Потому что бизнес! Какие к дьяволу, сборы, принцесс и пьяниц?! – запомнил он единожды крик хозяина.

Так что, зелья волшебного, нычку он сделал на окружающей природе. И хоть перекрёсток этот – стал его безусловной вотчиной, а сам он – местной достопримечательностью.

Твёрдо знал: Не пропало? Повезло!

Пол Михалыч трудился нищим. Человеческий обрубок – поэтому Пол. Павла, вместо. Безног. Туловище на тележке. От кресла прогрессивного – Пол отказался, будучи по природе своей артистом.
Выбор оружия?
Винтажная фанера, на подшипниковом ходу – и свинцового литья опорки для рук – всё время при делах. Нужно станет – при «тяжких телесных».

Угрюмая память о начале судьбоносной карьеры.

Пол Михалыч оказался в этой, маргинальной на общественный вкус ситуации – в результате череды кровавых насилий в среде людей жестоких и безжалостных.
Сам его – творил. И в результате; утратил врождённые антропометрические кондиции. Сперва он был так гневен, что присматривающие за ним люди размышляли: «А, не зарыть ли, хлопотного инвалида? Завалить и, хрен с ним, самим долг его отдать! Если предъявлять, приедут».

Но владельцы, держатели акций «покоцаной» жизни, популярно объяснили – «какого!» хотят добиться; от остатков бывшего борзого – и отвалили.

Обретя необходимые для «жалистного» нищенства, недостатки(?) - Пол Михалыч, не был готов к смиренному попрошайничеству, по внутренним установкам.
Подавлен, изнасилован – да! Но свиреп и горд.

Отказаться он не мог. Где-то там, брошенные им в безвестности, близкие были под ударом. Покорность, его покорность судьбе – отводила от них хотя бы одну возможную беду. Пол Михалыч надеялся, что в его отсутствие, жизнь их – потеряв в калориях, прибавит в духе.

В ежедневном: любые организационные унижения (уложения, понятия) новой жизни – летели как спички в пылающую печь. Главным топливом этого костра, были его – ноги! Насильно отчуждённая собственная плоть. Что могло с этим сравниться? Он хотел умереть.

Пол Михалыч - катался по разделительной полосе, упиваясь лютыми страстями. Презрев рассказы о «контролёрах» и правильном поведении – пузырился в атмосферу половыми дефинициями обсценной лексики.

Как только к нему приближалась, вытормаживаясь на красный, машина, декларирующая достаток владельца богатством, Пол Михалыч начинал провоцировать сбивание себя. Обгадить чужое благополучие – даже ценой собственной жизни. Пятилапого пса – вот чего ему хотелось. Воображаемые картины, беснующегося, над раздавленным Пол Михалычем, виноватого бизнес – класса, туманили рассудок, фантомы собутыльниками пьянили.
- Погибать! Пусть откупится! Перепугается и попадет на бабки.

Раздражение толкало вперёд, злые руки тащили под него асфальт - Пол Михалыч рассекал жизнь, по, дорожными рабочими заданной траектории.

-Э! Чел! Дай денег! Чё?! Падла! Ба-абла-а н-не-ету?! А в окно? Хошь? Плюну!
И плевал.

Пол Михалыча избивали бейсбольными битами, но не до смерти ввиду публичности. Попытки погрузить в машину и заставить исчезнуть недочеловека, Пол Михалыч пресекал, освинцованными опорками калеча конечности и машины. Приезжали убивать его в темное время суток, но, столкнувшись с крышующими цыганами – отвалили, матерясь – рисковать от запредельного нищего? Да, ххх… с ним! С мятым крылом и разбитыми пальцами ног.

Правду сказать, силы, на такое отчаянное поведение, находились далеко не всегда, но и клиенты не всегда «быковали». Местные, кто хотел, избегали его перекрёсток, кто не мог, бросал пропускной червонец.

Порой Пол Михалыч впадал в фантазийный ступор такой невменяемости, что брошенные ему деньги летали над перекрестком ненужными. Призрак жизни снова и снова показывал ему тот день.

- Знакомься!
Паша протянул руку рефлексом. Привычка. Дворовое пацанство. Знакомишься. Ручкуешься.
Человека на переднем сиденье перекосило. В смысле лицо его – скривилось так, словно предложение было – перехватить горячего кала из Пашиных рук. Но руку он всё-таки подал. Продемонстрировав зубодробительно – профессиональные суставы.
-Короче, дело такое, я заплатил его долг. Часть которого - на тебе. И теперь ты должен мне. Что будем делать?
Пол Михалыч и не дышал даже – боясь спугнуть волшебный морок.
Морок аккуратно пристраивал «адскую машину» между сиденьем и левой задней дверью «копейки", на которых приехали к Паше гости. Паша напропалую врал, выпрашивая три-четыре часа. Принял поставленные условия. Выслушал оскорбления. Вылезать попёр, через правую дверь, якобы желая сказать что-то «суке» на прощанье. Внятного не сказал. Заверил, что вечером, деньги обязательно будут.
«Копейка» была спрятана от посторонних глаз бетонным гаражом. За него Паша и шагнул.
Там услышав, «суку» севшую на заднее сиденье, а затем и взрыв. Кое-где осыпались стекла. Паша дёрнул домой переодеваться. Милиция не заставила себя долго ждать.
– На улицу ходил?
- Ходил.
- Знаешь кто это?
- Знаю.
- Кто?
- Из троих одного. На заднем сиденье сидел Н.Н., вместе работали.
- И?
- Он приехал, с каким-то В., познакомил, я его раньше никогда не видел. За рулём кто был, не знаю его. Ну и говорят. Типа денег у них нет, и не могу ли я, помочь им, продать кому-нибудь гранату.
- Гранату?
- Гранату.
- Какую?
- Я, хРр его знает, товарищ майор, я в стройбате служил, гранаты только на картинках. Круглая, кольцо поясом, РГД-5 вроде…

Пол Михалыч вдохнул дым, так что стало больно в груди. Морок отступил. В культяпках металась десятирублёвая бумажка. Схватил. Подъехала машина, принял ещё одну. Вернулось время и место, а с ними надежда. Наступит вечер. За Пол Михалычем придёт тентованный «УАЗ», он отдаст выручку, занычит себе 200 рублей которые обменяет, ближе к ночи - у забредшей за героином торчекозницы, на отвратительное.

Пол Михалыч закидывал полстакана спирта, отчего долго не... читал ей морали. Таскал несчастную за волосы. Начинал учащенно дышать, если ту тошнило. Плевал ей в рот, если пререкалась. Если нет… опустим подробности того как человек пытается – облегчить своё страдание усугубляя чьё-то.
Заталкивал в мокрое лицо 200 на дозу. Проглатывал ещё полстакана спирта и терял сознание.

Так было.
Неизвестно, какую цель преследовал тот, решивший - не убить в отместку.
Пол Михалыч теперь – размышляет о неприятной физиологии человеческого тела времён ран и последствий.
Надежд не испытывает. Слов в образы вожделений не складывает – не знает к чему

Что там было? О чём грезилось? Вспоминает…

А грезилось –
Что на «Почём?!» - грузилось
«В пурпур и виссон!» облачён
Выступать будешь – красиво
Высокой страстью увлечён
Не может быть - чтоб получилось…

Дело в том, что менты, слили Пашу по своим делам. И однажды злого хулигана, безжалостно расправляющегося со своими врагами, сильно ударили по затылку.
Очнулся Паша в аду, где дьяволы, напомнили ему, о человеке на переднем сиденье, требовавшем у Паши $300 долга. О Пашиной изобрутательности, порвавшей троих. Напомнили, и под ярким промышленным светом - отрезали Паше ноги.
Выжив, он стал Пол Михалычем.
Проданным за триста долларов цыганам в вечное рабство слёзовыжимателем.
Паше, вначале, когда боль была сильна, сказали: « …в случае побега, просьб о помощи, неадекватного поведения, Пашины родные будут убиты».
Вспоминая свои невидимые ноги, Паша безоговорочно в это поверил и утвердился Пол Михалычем.
Безжалостным агрессивным нищим.
Сверхуспешным - попрошайкой, вымогателем.
Он стал артистом.
Художником.
Мастером своего дела.

И Бог возлюбил его.