Избранная небесами Глава 26

Во всей этой суматохе непростой семейной жизни, Мирослава совсем забыла о том, что еще в апреле, должен был приехать в Москву Борис Задулин. Уже конец сентября, а он не объявился. Она со стыдом вспомнила, что уже с несколько месяцев ни разу не позвонила Валентине с Магомедом, не поинтересовалась, как у Валюши протекает беременность? Не откладывая на завтра, решила созвониться с ними и все выяснить. Щебечущий задорный голосок подруги сразу отвлек от разных беспокойных мыслей.
– Приветствую тебя, милая подружка, прости, что давненько не звонила тебе – извинилась Мирослава.
– Я тоже хочу перед тобой покаяться. Знаю о тебе многое, поэтому не тревожила. Тебе, наверное, со всем, что происходит в семье, не до меня.
Мирослава поняла, что ее семейная жизнь для них не секрет. От этого стало не очень комфортно. Мучилась мыслью, насколько им известны подробности? Но, прокрутив в голове все разговоры с отцом, быстро успокоилась, понимая, что кроме него, никто ничего Милану сказать не может, а отца она в подробности не посвящала. Но она ошибалась – Валентина вышла на Светлану, и та во всех подробностях тайно делилась с ней всем, в надежде, что общими усилиями они как-то повлияют на спятившую от любви к иждивенцу подругу.
– Наконец-то я слышу тебя, любимая дочь солнца!
– Клянусь, хотела набрать твой номер, а ты меня опередила. Телефон завибрировал в руках, и высветилось твое имя. Ну не чудо ли?
– Солнышко, ты лучше расскажи, как твой сыночек в животе поживает? Как вообще у вас складывается семейная жизнь? Почему Бориска не приехал, как договаривались?
– Не знаю, с чего начать. Живем, не тужим! Магомед замучил, слишком опекает, как маленькую. Переживает за сына.
– А что, есть из-за чего переживать? Ты плохо себя чувствуешь?
– Да нет, все прекрасно. Бегаю, как лошадка! Просто недавно ногу подвернула и шмякнулась. Немного живот болел. Так теперь он всем домработницам приказал, чтоб глаз с меня не сводили и ничего делать не давали. Ты же знаешь, не привыкла я сидеть, вожусь целыми днями, как навозный жук. А толста-то стала! Есть постоянно хочу, куда только лезет? Наверное, богатырь у меня родится! Врачи ругают, на диету сажают. Плевала я на их диету! С Егоркой тоже такая же была, как кадушка, и родила его почти на пять килограмм без особых усилий в подвальном помещении. Так что пусть они меня не пугают кесаревым сечением. Семь месяцев отшлепала, немножко осталось.
– Ты молодчина! А что там с Бориской?
– Да ну его на фиг! То сам горел желанием стать великим певцом, то вдруг в один миг передумал, пошел учиться в мореходку. Я пытала его, пытала – молчал как немой. Упросила Магомедушку его по-хитрому расспросить и представляешь, что он вытянул из него?
– Что?
– Помнишь ту девчонку, в которую он был влюблен?
– В какую?
– Та, которая родила от кого-то.
– Вспомнила. И что?
– А то, что он как полоумный так за ней и носится. Готов уже и ребенка усыновить. Она ведь ему заявила, что хочет мужа капитана, вот наш олух и дернул в мореходку. Разве можно его назвать нормальным? На всю голову повернутый. А та и рада условия ставить. Мамка была в шоке! Она так надеялась, что он станет петь!
– Печально! С его-то талантами и в капитаны?
– Все знакомые тоже в шоке. Ну а про себя-то хоть расскажи, как отношения с Володей? Милан говорил Магомеду, что вы живёте вместе?
Вот этого вопроса она больше всего и боялась. Ведь ожидала, что Валентина непременно его задаст, и все равно растерялась, что-то заблеяла невнятно:
– Вроде бы нормально…
– Это как понять? Больно невесело говоришь, – перебила Валя.
– Тамара, дочка его, не принимает меня. Как ни стараюсь, все не так. Мать свою любит. Даже не хочется об этом говорить. А в остальном все нормально: дом строим, мать закодировала, только не знаю, насколько хватит этой кодировки, во всяком случае, она пока дома живет. К тому же, она недавно созналась, что отец мне неродной.
Мирослава намеренно перевела разговор на другую тему. Почти час они разговаривали о многих событиях, то радовались, то огорчались. Наговорившись с Валей вдоволь, Мирослава почувствовала, как стало хорошо, словно энергии прибавилось. Оказывается, приятно иногда пообщаться хотя бы по телефону с теми, кого любишь, и кто взаимно ценит тебя. Что она могла хорошего рассказать о своей жизни? Тамара так и не хочет идти с ней на контакт. Сам Владимир как будто привык к такому положению дел, и уже не стремился что-либо предпринимать. Мирославу раздражало, что он смотрит на все издевательства дочери сквозь пальцы. Она перестала по ночам спать, слушая храп спокойно спящего мужа. Ему было проще: выпьет бутылочку-две пивка перед сном, закусит любимой сушеной рыбкой, а жена потом нюхает неприятный запах. По каким-то причинам он любил старую речную пересушенную воблу. Грыз ее и нахваливал, а потом как всегда забывал, укладываясь на ночь, хотя бы почистить зубы.
Вычерпывая информацию из негативных мыслей его дочери, Мирослава выяснила, что она желает ей смерти. Она ужасно страдала от этого и начала таять на глазах. Тамара приходила к ним два-три раза в неделю, иногда оставалась ночевать, с мачехой почти не общалась, а перед отцом постоянно старалась ее высмеять или оболгать. О сексе Мирослава теперь и сама перестала задумываться. Владимир почти не обращал на нее внимания как на женщину. Все было как у супругов, проживших вместе лет тридцать: огонь любви остывает, плавно переходя в стадию тления небольшой кучки угольков. Может, все пары так живут? Но сердце подсказывало – такого быть не может, должно быть как-то по-другому. Иначе, какой смысл жить вместе? Получается, легче иметь друга, встречаться с ним время от времени в свое удовольствие, чтобы не слушать каждодневный храп и не нюхать неприятный запах старой рыбы.
Через некоторое время выяснилось, что у Владимира нет никаких увлечений или стремлений, его вообще ничего не интересовало. Мирослава купила ему хороший фотоаппарат и видеокамеру, но и это не увлекло его. Не смотря на это, он выглядел веселым, счастливым, все его устраивало, а Мирослава безрадостно существовала рядом. Хваталась за свои лучики любви, как утопающий в болоте за тонкие прутики, которые вроде дают надежду, но спасти-то все равно не могут. Она все глубже погружалась в эту трясину. Светлана уже боялась заводить с Мирославой разговор на тему ее семейной жизни по причине того, что подруга сразу взрывалась и запрещала вмешиваться в ее личные дела. Светка была в ужасе, заметив, что та стала наплевательски относиться к своей внешности: могла явиться на работу без прически, макияжа или безвкусно одетой. Светлана попыталась попросить ее помочь одной хорошей женщине, но Мирослава грубо отказала и дала понять, чтобы подруга с подобными просьбами больше не обращалась. Прекратились душевные разговоры. Депрессия уничтожала Мирославу, и верная подруга искала любые способы образумить ее, но к врачам обращаться та не хотела, ни на какие развлечения не соглашалась, да и с дочкой общаться стала редко. Даже когда Света сообщила, что скоро выходит замуж, она с отсутствующим лицом улыбнулась и произнесла:
– Поздравляю!
– И это все, что ты можешь мне сказать? Ты так погрузилась в свою придурошную семейную жизнь, что скоро в психушку отправишься! – не выдержав и сорвавшись, перешла на крик Светка.
– Что? М-м-м… – промычала обескураженная подруга.
– Мне даже неважно, как ты ко мне стала относиться, но ты забываешь о самых дорогих тебе людях! Эгоистка! Думаешь только о себе, любимой! Ох, как мне плохо живется! А кто тебя заставляет так жить? Мы уже устали плясать перед тобой! Видите ли, Мирославушку трогать нельзя, она в депрессии! Дура ты набитая! Вот, что я тебе скажу! Где в глазах прежний блеск? Где ты вообще? Где твоя радость за подругу? Я на сто процентов уверена, что ты даже не знаешь, за кого я выхожу замуж.
Мирослава виновато втянула голову в плечи и опустила глаза. Что-то пыталась вставить, но не могла сообразить, что именно надо сказать. А Светлана намеренно продолжала кричать на нее, надеясь хоть как-то встряхнуть:
– Что с тобой натворил твой Палец? Тебя узнать невозможно! Ходишь, как дешевая девка! Лохмы какие-то на башке, под глазами синяки, как у мумии! Не Мирка, а чудовище какое-то! Курица общипанная!
Мирослава достала зеркало и посмотрела на себя.
– Ты так считаешь? Я стала похожа на курицу? – еле слышно промямлила та.
– Хуже курицы, щука обглоданная! Ты же забыла, когда в последний раз со мной нормально разговаривала! Вспомни наши посиделки! Как здорово было! Мы витали в облаках счастья и радости! Могли протрепаться всю ночь напролет, а теперь что происходит? Где наши бесконечные хи-хи? Ты, конечно, никогда не слыла шутницей, но хотя бы на мои приколы реагировала, а сейчас что? Я даже боюсь при тебе чихнуть, ты вздрагиваешь, как психичка! Может, изольешь душу, доверишься своей преданной подруге? Я ведь по-прежнему тебя обожаю! Так скажи, ты знаешь, за кого я выхожу?
– Наверное, за охранника?
– Не угадала, и неудивительно! У тебя же глаза закрыты! Бизнес ведешь из рук вон плохо! Скоро все клиенты с нами контракты разорвут!
– Ты же с охранником встречалась?
– Был, да сплыл! Так, покрутила немного романчик. Непутевый он оказался! Кучу баб имеет, а удовлетворить, наверное, ни одну нормально не может! Сто баллов даю, даже если час гадать будешь, не догадаешься, чьей я женой стану, – и, не дождавшись ответа, продолжила. – Твой детектив-то на меня клюнул. Как-то пришел опять, тебя спрашивал, а ты в тот день не работала, уж не помню по какой причине. Слово за слово, хиханьки да хаханьки, ну и дохихикались: сначала в кино пригласил, на следующий день в ночном клубе отдыхали. Ну, вот так и до всего остального дошли…
– Очень хорошо, я рада за тебя! Он тебе хоть нравится? – слегка повеселев, сказала Мирослава, хотя и без ее ответа прочла все, что у той на душе.
– Мне он сразу понравился, еще когда в первый раз приходил к тебе. Я тогда приняла его за Милана. Кстати, раскрою тебе его тайну, хотя он просил не говорить. Понятное дело, разве я выдержу от любимой подруги скрывать…
Она даже не договорила, Мирослава перебила ее:
– У него такой же дар, как у меня? Неужели, правда? – она даже привстала со стула, так ее взволновала эта тема.
– Конечно, не так силен как ты.
– Тогда почему я, общаясь с ним, не смогла в этом разобраться? Я ведь читала его мысли.
– В том-то и дело, что он может ставить блоки, а ты не умеешь.
– Как он их ставит? Что за блоки?
– Понятия не имею. Я только знаю, что он тоже не хочет афишировать свой дар. Он им пользуется исключительно в рамках своей работы.
– И насколько он силен? Ты проверяла его?
– Конечно, проверяла! Еще бы! Он, правда, не может дословно все мои мысли прочитать, говорит обобщенно, иногда путается. Антон поражен твоими способностями, сказал, что, так как ты вплоть до каждого слова можешь все произвести, вряд ли вообще кто-либо еще может. Он много чего говорил, но я слабо в этом разбираюсь. Вроде того, что каждая буква и ее звучание приходят к тебе отдельными сигналами, которые как бы запрограммированы где-то там, – она показала пальчиком в потолок.
– Мне иногда кажется, я даже с этими звуками запахи ощущаю, особенно когда от кого-то негативная информация идет. А он тоже слышит звуки Вселенной?
– Да, говорит, что слышит, и даже мне немного показывал. Движения руками стал надо мой делать и вдруг гул пошел, я даже испугалась. Как такое возможно?
– А я слышу, но не пробовала, как он. Может мне и не дано.
– Ты и так гениальна. Вот видишь, как важно не забывать про свою подругу, а то вся в себя ушла!
– Значит, говоришь, блоки ставит? Как же мне его врасплох поймать? Все так интересно!
– Не переживай, я его уломаю с тобой об этом поговорить. Он тебя очень уважает!
– Мне так стыдно перед тобой, Светик. Ты прости свою бессовестную подругу. Такие важные события в твоей жизни происходят, а я копаюсь в своей семейной жизни, как бомж на свалке, и ничего путного не могу найти. Стыдно!
– Что там у тебя опять случилось?
– Столько всего происходит! Опять вчера приходила его дочка, да не одна, а с подружкой. С вечера музыку включили на полную катушку – у меня аж голова разболелась. Хотела пораньше заснуть, да куда уж там. Лежу в потолок смотрю, а Володя спит, хоть бы хны. Бужу его, говорю, сходил бы хоть, усмирил дочку с подружкой, ведь уже два часа ночи.
– А тот что?
– Что-то буркнул, на другой бок перевернулся, и дальше спит.
– Я бы ему поспала! – вставила грозно Светка.
– Пошла сама. Постучала, не слышат.
– Она еще и стучит! Поражаюсь тебе! Я бы влетела, за космы оттаскала, и вытурила бы их из дома!
– Ты же обещала не ругаться.
Светка сделала рукой знак будущего молчания и вновь внимательно посмотрела на подругу, до смерти радуясь, что удалось вызвать ту на разговор.
– Продолжай!
– Толкнула дверь. Смотрю, а они, наверное, обкурились и пляшут совершенно голые, трутся друг о друга. В общем, музыку выключила, стала их уму-разуму учить. Указала ей на полную пепельницу, хотя в доме даже Владимир не курит. Знаешь, что она сделала?
– Любопытно!
– Запустила ее в меня со словами: «Ты меня достала, старая кляча! Вали отсюда подобру-поздорову!»
– И ты терпишь эту сучку в собственном доме?
– Посмотри, какой синяк на руке, – Мирослава сняла пиджак и показала огромное синюшное пятно.
– А что, этот кобель с дочей справиться не может?
– Она хитрая до крайности. Утром ему рассказываю, а она как заплачет: «Папочка, неправда, я бы никогда так не поступила. Твоя жена оговорить меня хочет, потому что ненавидит! Специально поставила себе синяк, чтобы на меня нажаловаться».
– И он верит ей?
– А он не знает, кому верить, как между двух огней! Она выбрала свою тактику и теперь творит, что хочет. А я доказать ничего не могу.
–Эх, не на меня она нарвалась! Я бы ей устроила красивую жизнь!
– Мне ведь с ним ругаться не хочется. Он так, немного поругает ее, и дальше живет, а я как на вулкане.
– Да тебя спасать надо, милая моя овечка! Не ровен час, угробит тебя, и отбрешется, мол, она сама с собой это сделала, чтобы падчерице отомстить. Потом попробуй, докажи! Ты хоть расписываться не вздумай. А то отправят в психушку, а сами в новом доме будут поживать.
– Он предлагал подать в загс заявление. Я пока не согласилась.
– Слава богу, что хоть пока в этом можешь отказать. А то готова их там, в золотые одежды одеть, а они плюют в душу и улыбаются.
– Он ко мне неплохо относится, только Тамара нас замучила. Боюсь Аленушку к себе брать. Страшно скучаю по ней.
– И что, ты из-за этой пигалицы совсем дочь забросишь? А не послать бы тебе его вместе с дочкой? Он же амеба! Я понимаю, что в детстве влюбилась в него. Но ты втюрилась в образ мальчика, как ты этого не поймешь? Ты ведь неглупая баба!
– Я уже привыкла к нему. Он иногда бывает таким добрым, заботливым, ласковым.
– Любой может быть таким! Только другим к этим качествам Боженька добавил: ум, совесть, воспитанность, работоспособность и даже счет в банках.
Мирослава, опершись лбом о пальцы левой руки, задумалась.
– Не знаю, что мне делать, Светка? Стыдно перед отцом, перед Миланом, перед Аленушкой и покойным Олегом.
– Уж он-то точно места там себе не находит. Наблюдает, как ты ради мужика дочь его бросаешь, и с ума сходит, за душу твою тревожась, да за Аленушку, что сиротой опять становится.
– Чтобы с ним расстаться, надо найти в себе силы, побороть жалость.
– Жалей дальше, жди, когда эта малолетняя уродка тебя со второго этажа спихнет и скажет, что сама свалилась. Кстати, совсем забыла, тебе ведь скоро в Питер ехать или может я съезжу, а то у тебя вид усталый.
Мирослава взглянула на себя в зеркало. Провела кончиками пальцев под глазами. «Не переживай. Поделаю масочки, все будет хорошо. Самой надо ехать. Там ждут именно меня».
Алексей Николаевич приехал в банк. Увидев Милана, пригласил к себе в кабинет. Сначала разговаривали о делах, а потом разговор плавно перетек к проблемам Мирославы. Отец все больше и больше волновался о состоянии дочери. Он был уверен – она многое скрывает от него, чтобы не расстраивать. Надо было что-то предпринимать.
– Голубчик мой, ты попробовал бы еще раз пригласить ее на свидание.
– Свидание? Предлагать почти замужней девушке? Боюсь, откажет, и потом вообще мне дорога будет перекрыта.
– Я краем уха слышал, что скоро она собирается по своим делам в Санкт-Петербург. Поезжай тайком, встретишься с ней там, на нейтральной территории, как будто тоже в командировке. Сам город, возможно, создаст в ее душе романтическое настроение. Будь внимательней к ней, пригласи куда-нибудь, в общем, не мне старому тебя учить.
– Идея мне нравится, только вот насильно мил не будешь! Она его не бросит лишь из-за романтической прогулки со мной по ночному Питеру.
– Кто поймет эту женскую логику и душу? Во всяком случае, надо попытаться вытащить ее из того хаоса, в котором она живет. Ведь, чувствую, как плохо и неуютно ей там.
– Вот и странно, что она поступает с собой как мазохистка.
– Больно мне смотреть на нее и приказать не могу. Ну что, поедешь в славный город на Неве? Командировку обеспечу, – с улыбкой спросил Алексей Николаевич.
 Часом ранее в однокомнатной квартире Пальцева состоялся разговор двух девочек все о той же, о ком только что говорили мужчины:
– Томка, может хватит уже донимать ее? Я бы на твоем месте жила припеваючи, пользовалась ее денежками. Стоит тебе к ней хоть чуточку повежливей относиться, и она завалит тебя классными шмотками и всем остальным. Твоя мать никогда не сможет тебя так содержать, да и не содержит никак!
– Ты мою мать не трогай! Я твоих родаков не осуждаю и ты заткнись! Планов менять не собираюсь. Как сказала, так и сделаю. Ее командировка очень кстати: чужой город, меня там никто не знает. Поедешь со мной. Согласия твоего не спрашиваю – ты мне нужна там. Откажешься, знаешь, что за этим последует! Деньги на дорогу у меня есть. Своим там чего-нибудь наплети, сама сообразишь что. Мы же ненадолго поедем.
– В таком случае, лучше тайком уехать, чтоб никто не знал где мы, и ты никому не говори.
– А мне-то кому говорить? Мои родаки каждый своей жизнью поганой живут. Я для них что есть, что нет.
– По-моему, ты сама так себя поставила. Не думаю, что они желают тебе зла. Так и скажи, самой свободы хочется. От отца бежишь, хотя он тебя любит, и с теткой прикольной сошелся. Это ты, недовольная, житья ему не даешь. Не ценишь ты его! Если бы любила, то и к новой жене с уважением относиться стала!
– Что раскудахталась? Не суй свой нос, Анечка, куда не надо! Разговорилась тут! Мне виднее как жить! – злобно высказалась Тамара, выпуская колечки дыма той в лицо.
 Даже осенью грандиозный царственный город умиротворял и вводил в состояние равновесия и спокойствия. Наслаждаясь одиночеством, Мирослава медленно вышагивала по уже знакомым аллеям парка. Круглые фонари ярко освещали клумбы с осенними цветами. Она присела на скамью, думая о сегодняшнем дне, о людях, с которыми ей пришлось познакомиться, и о городе, который сейчас приютил ее под своим кровом. Постепенно люди, наполнявшие улицы, исчезли, как будто сам город вытряхнул их со своих улиц. Сам же впал в блаженную дремоту. Здесь, где она отдыхала, людей было мало. Влюбленные парочки почти безмолвно бродили, прижимаясь друг к другу, чтобы дольше сохранить тепло тел на сыром, ветру. Наверное, Мирослава сидела бы так долго, но, почувствовав озноб, поднялась, поправила плащ и направилась в свою гостиницу. Метрах в тридцати за ней двигались две тоненьких фигурки в темных одеждах, а еще в пяти метрах, в след за теми шёл высокий мужчина с поднятым воротником. В отличие от Мирославы, Милан узнал девочку под капюшоном, и подозрение, перемешанное с любопытством, завладело им. «Каким образом дочь Пальцева оказалась тут поздним вечером, да еще именно там, где находится Мирослава? Что она замышляет своим гадким умишком?» – размышлял он. Милан не мог расслышать, о чем шептались подружки, ускоряя шаг. А говорили они о покушении на жизнь впереди идущей.
– Она сейчас подойдет к переходу. Когда машина приблизится, толкни ее, только сильно, чтобы она не устояла на ногах. Сама, с какой скоростью бежала, так дальше и беги через дорогу в темноту, а дальше во дворы. Я останусь вон там, за домом. Спрячешься где угодно, хоть за мусорными ящиками, если конечно они будут, в общем, найдешь место. Может, удастся в какой-нибудь подъезд забежать. Главное, когда водитель очухается, чтобы от тебя и след простыл.
– Почему не ты, а я должна ее толкать? Мне она ничего плохого не делала! И, вообще, лично мне ее жалко. Красивая такая!
– Мне нельзя, она меня узнает, если останется жива. Я и так на учете стою. Не дрейфь! Даже, если тебя поймают, скажешь, что давно мечтала город увидеть, вот и приехала. Парни пристали, пришлось убегать. Получится, как будто случайно толкнула ее. А то, что меня знаешь, ни при каких условиях не колись.
– Если случайно, то я должна буду остановиться и помочь пострадавшей, а не убегать.
– С детей спрос маленький. Ты могла испугаться наказания.
– Ага, детка тринадцатилетняя!
– Анька, ты меня достала своим нытьем. Не хочешь помогать, сваливай. Денег у тебя все равно нет на дорогу. Как до Москвы будешь добираться, автостопом? Хотя бы инвалидкой ее сделать. Папан точно с уродкой жить не станет.
Подруга огляделась по сторонам испуганными глазами и, от безысходности, согласилась. Глаза у нее были на мокром месте и, шмыгнув носом, она высказалась:
– Дрянь ты, Томка! Сделаю, что ты просишь, но вернемся домой, близко ко мне не подходи.
– Ой-е-ей, как ты меня напугала! Сто лет ты мне сдалась. Как договаривались, отдам тебе все твое, но сначала сделай дело, иначе ничего не получишь. Давай, действуй, время подходит. Иди быстрей, машина едет, а то прозеваешь момент; и так полдня выжидали, когда она из своей гостинки на прогулку вылезет.
Милан заметил, как Тамара подтолкнула подругу в спину, а сама зашагала прямо через клумбы в сторону ближайшего здания. Мирослава уже подошла к пешеходному переходу и остановилась в ожидании зеленого света. Неожиданно для Милана девочка в темной ветровке с накинутым на голову капюшоном прибавила шаг, а потом и вовсе быстро бросилась бежать к дороге. Он оглянулся на машину, идущую на большой скорости, и все понял. Мирослава стояла одна около перехода. Милан опрометью бросился за девчонкой, страшно боясь не успеть, с ужасом представил, что может случиться с любимой, и подумал об Алексее Николаевиче, который просто не перенесет потерю дочки, да и его не простит, что не доглядел. В тот момент, когда девчонка столкнулась с жертвой, его руки уже ухватились за плащ Мирославы и оттянули ее от проезжей части, несостоявшаяся жертва покушения была в замешательстве.
– Милан! Как ты тут оказался? – выкрикнула она, толком еще ничего не осознавая. Ему было не до объяснений, так как боковым зрением он увидел ослепляющий свет следующей машины – теперь надо было спасать и глупую девчонку, та в испуге остановилась прямо посередине дороги, и на нее с большой скоростью несся автомобиль. Тормоза первой машины оглушили визгом. Она пошла юзом, затем ее чуть не перевернуло, и она остановилась, заскочив на тротуарный бордюр. Милан кинулся к ослепленной фарами девчонке, обхватив за пояс, буквально оторвал от земли и молниеносно отскочил со своей ношей. Шальной водитель пролетел мимо буквально в полуметре от них и через секунду быстро исчез за поворотом. Водитель первой машины, громко ругаясь, шел к ним, его губа кровоточила. Девочка плакала и просила прощения, не в силах что-либо объяснить. Милан сунул водителю несколько бумажек. Тот принял деньги и, слегка поучив уму-разуму виновницу, быстро отъехал, растворившись в ночном городе. Вместо романтического вечера с любимой девушкой в прекрасном городе на Неве пришлось полночи разгребать неприятные события. Анна так и не созналась, что приехала вместе с Тамарой. Только для Миры все тайные мыли той не были секретом. Милан был уверен, что это было покушение, и сразу отверг байку, придуманную девочкой. Он пообещал врунье все выяснить и доказать, что она знакома с Пальцевой. Анне разрешили переночевать в одном номере с Мирославой, и Милан тоже в свой номер не пошел, продремав остаток ночи в кресле, потому что боялся оставить их наедине. Мирослава проснулась первой. Однажды он уже охранял ее сон и так же спал в кресле. Что-то легкое и волнующее всколыхнулось в её душе, появилось желание прикоснуться к его мужественному лицу. Она протянула руку, но тут же ее отдернула, потому что он зашевелился и открыл глаза. Так же потянулся, как тогда в Одессе все мышцы красиво выделились, так что казалось, рубашка расползется по швам. Девочка еще спала крепким сном. Мирослава иногда забывала, что другие могут только догадаться о намерениях человека, но не прочитать все желания, так как умеет она. Сейчас Милан, смелый и готовый на настоящий мужской поступок, был перед ее глазами. Вспомнилось, как ловко он избавил ее от неминуемой гибели под колесами, и, рискуя жизнью, спас глупую девчонку Аню. Поступил бы так Володя? Наверное, нет. Милан – вот кто действительно любит ее бескорыстно и готов умереть за нее. Захотелось крепко обнять его, но не она, а он протянул руку и нежно положил свою ладонь на ее щеку. Она не стала ее убирать, даже положила поверх его свою ладонь. Его рука была теплой и такой знакомой, как будто он проделывает это каждое утро. Она прикрыла глаза от внутреннего трепета, но еще через секунду резко соскочила с кровати, извиняясь за временную слабость. Он понял, что разговаривать сейчас с ней о своем наболевшем без толку и внутренне разозлился сам на себя за страх перед ней, за упущенную возможность. Злился на Пальцева, появившегося так некстати в их жизни. «Этот ее мальчик из детства через столько лет вылез из прошлого, будто через окошко, надежно окопался в ее душе, теплящейся детской влюбленностью. Так и хочется набить ему физиономию, да такими действиями больше ухудшу отношения с Мирославой. Какая же она милая и беззащитная! Так хочется быть рядом с ней и любить, баловать, нежить, защищать! Ведь чувствую, что небезразличен я ей. Почему не идет на контакт?» – так размышлял Милан, помогая ей спуститься по лестнице, а Мира только вздохнула, понимая даже грусть в его мыслях.
 Вернувшись в Москву, Милан сразу же поехал вместе с Анной к ее родителям. Они ничего о какой-то там Пальцевой не знали. Сама Тамара оказалась дома раньше их и сделала вид, что никуда не уезжала. Мирослава прочитала все мысли девочки и точно знала, кто вынудил Анну пойти на такое страшное преступление. Жаль стало девчонку, она просто попала под влияние Тамары. Было принято решение не рассказывать о случившемся Алексею Николаевичу, дабы не травмировать его сердце. Один Бог только знает, что пришлось напридумывать Милану, чтобы отчитаться перед ним за командировку.
Сама Мирослава разыскала Анну и поговорила с ней о том, на почве чего Тамара ее шантажировала. Из мыслей девочки выяснилось, что Анна никогда подругой Пальцевой не была, но однажды попала в ее компанию и, выпив немного спиртного, в которое, по-всей видимости было подсыпано какое-то лекарство, быстро уснула, ту раздели и сфотографировали в разных позах. Тамара припугнула, что если та не сделает то, что она попросит, непременно запустит снимки в Интернет да еще родителям фотки подбросит. Аня, по понятным причинам, страшно боялась, что об этом узнают родители, а Тамаре нужен был исполнитель ее ужасного плана.
Анна плакала и просила прощения. Мирослава посоветовала все рассказать родителям, и девочка поклялась, что так и сделает, а к Тамаре больше близко никогда не подойдёт. Мирослава понимала, что Владимир ни за что не поверит, если ему рассказать правду о покушении. Всё чаще её стали посещать мысли о расставании с ним и его неуправляемой дочерью. На ее удивление, в последнее время даже придраться было не к чему, потому что он как никогда трогательно к ней относился, даже не пил пиво по вечерам, был весел и обходителен, и в постели все стало гораздо лучше. Он строил планы на будущее, рисовал дизайн двора, ездил по магазинам, присматривал мебель для будущего дома. Читал книги по медицине, восстанавливая свои знания, через интернет искал место для будущей аренды помещения, созвонился с университетским другом и предложил ему ведущее место в своей будущей клинике. Даже нашел страничку в интернете, где мечтал поместить свое объявление о приеме молодых специалистов. Его стремление начать новую интересную жизнь очень радовало Мирославу. Ее саму он носил на руках, угождая во всем. Мирославе казалось, что наконец-то к нему пришли те чувства, которых она так долго ждала. Он встречал ее с работы, подавал кофе в постель, даже с дочерью по телефону не сюсюкался. Тома своими визитами пока не беспокоила. Несколько недель уютного женского счастья растаяли за несколько секунд. Оказалось, очередного подвоха от падчерицы долго ждать не пришлось.
В тот день Мирослава очень устала и раньше обычного легла спать в своей комнате на первом этаже. Владимир был еще на кухне, когда в окно влетел кирпич и упал на подушку рядом с ее головой. Стекло разлетелось в разные стороны, поранив плечо. На грохот прибежал Вова, кинулся к окну, но никого там не увидел.
– Зря я не послушался твоего совета и уволил охранника! – запричитал он, стряхивая с постели стекло. Потом помог обработать рану.
– Как ты думаешь, чьи это проделки? – спросила его Мирослава.
– Шантрапы полно!
– Тебе не кажется, что это Тамара сделала?
– Она бы не смогла закинуть тяжелый кирпич. Силенок бы не хватило.
– Окна невысоко, могла справиться. Кто еще знает, где у меня кровать стоит? Кто, кроме нее, знает, что если ночник включен, значит, я в постели.
– Тогда это тем более не она. С таким же успехом кирпич мог и в меня попасть.
– Тот, кто кидал, сначала убедился, что тебя здесь нет. Ты на кухне как на экране, опять наверняка жалюзи не закрыл?
– Ты предлагаешь мне заявить об этом происшествии в милицию, чтобы потом и нас, и ее таскали? Давай я ее сам допрошу, как только она объявится. Заберу у нее ключи от калитки, пусть, прежде чем войти, в домофон представляется.
– Она и через забор перемахнет, если захочет, или дружков попросит. Займись установкой камер. У нас стояла одна, но потом испортилась, а новую так и не установили. Завтра же с утра позвоню Вячеславу Викторовичу и попрошу вернуться. Он давно у нас работал, жил в доме для охранников, никому не мешал. Не понимаю, зачем тебе потребовалось его увольнять? Он что, тебе мешал без проблем с Лизкой встречаться?
– Выдумываешь тоже! Просто я всегда дома, думаю, зачем кому-то деньги платить за бестолковую работу. И, вообще, он меня раздражал: ходит, зыркает целый день. Рабочих замучил, паспорта проверяет каждый раз. Че их смотреть-то? А камеры точно надо установить, только копать траншеи придется. Ты мне план двора дай, я посмотрю, где что у вас проходит.
–Вячеслав Викторович все правильно делал. Зато у нас во дворе было чисто и спокойно, а сейчас все зарастает. Он две работы выполнял и, между прочим, денег за вторую не требовал. Делал ради удовольствия в земле поковыряться. Ты говорил, что сам поливать, косить и подстригать кусты будешь, а посмотри, что творится?
– Я на стройке, помогаю ребятам.
– Пусть они выполняют свою работу, мы им за это платим.
– Уже осень на дворе, хочется больше до зимы сделать. Потом стройка встанет.
– Ничего, придет весна и опять пойдет работа.
Через неделю на даче появилась Тамара. Владимир безрезультатно попытался вывести ее на разговор, но Мирославу нельзя было обмануть, она с первой минуты все знала о нападении. Кидала кирпич не Тамара, а ее 14-летний дружок по кличке Грач. Дочка знала, что отец уговаривает мачеху официально зарегистрировать отношения. Ее родная мать, как бывшая медсестра все знавшая о действии атропина, посоветовала ей постепенно подтравливать мачеху, чтобы через несколько месяцев отец остался вдовцом и наследником имущества. Сам Владимир и предположить не мог, чему учит бывшая жена собственного ребенка. Тамара, конечно, перед отцом строила из себя паиньку и опять все свалила на Мирославу:
– Твоя жена что, решила меня в тюрьму посадить? Почему ты позволяешь ей возводить на меня такие поклепы? Сто процентов кого-то наняла, чтобы ты разозлился на меня. У нее денег немерено, ей легко уничтожить твою дочь. А ты ловишься на ее удочку, как маленький ребенок. Папа, разуй глаза! Хоть мы иногда и ругаемся, но твоя дочь все равно любит тебя! – красиво лепетала та.
– Конечно, наняла, чтобы себе же голову проломить, – съязвила Мирослава, – как же тебе не стыдно такое выдумывать?
– А че мне стесняться. Я вообще в тот день с мамой была далеко от Москвы.
Отец ничего не заметил, но она, явно, выдала себя. Ей ни отец, ни Мирослава не говорили, в какой именно день это произошло. Доказывать уже ничего не хотелось. Тем более, стало обидно, что Владимир не на дочь, а на нее взглянул недоверчивым взглядом и сказал: «Черт побери вас, баб, когда вы уже найдете общий язык?»
Это был укол в самое сердце. Мирослава решила сегодня, во что бы то ни стало вывести маленькую прохвостку на чистую воду. Она предложила поужинать, сварила домашних пельменей и налила всем по стакану молока – она знала, что отец и дочь любят пельмени запивать молоком. Потом предложила Владимиру пойти выбрать бутылочку вина и вышла с ним в гостиную – к винному бару. В зеркало ей четко было видно, как Тамара быстро достала из кармана небольшой пузырек и накапала в ее стакан с молоком. «Главное, не переборщить с каплями. Надо капнуть ровно столько, сколько сказала мама», – прочитала Мирослава в ее мыслях. Но мачеха сбила все ее планы: решила сделать ход конем и, вернувшись, уселась на место мужа. Стакан с отравляющей жидкостью, оказался у отца. Было заметно, как Тамара занервничала.
– Папочка, сядь, пожалуйста, ко мне поближе, на свое место. Я неделю тебя не видела, соскучилась, – мурлыкала та, как котенок. – Тетя Мирослава, уступите, пожалуйста, папе его место.
– Тамара, что это с тобой? – притворилась удивленной мачеха.
– Что именно?
– Ты даже меня на «вы» и по имени назвала? Или ты решила со мной наладить отношения?
– Давно пора! Давайте миритесь, девки. За это потом и выпить можно!
– Ради этого даже уступлю место! – пропела хозяйка, делая довольный вид. Когда стала переходить, то, как будто нечаянно задела стакан Тамары и опрокинула его. – Ох, какая я неловкая! Сейчас все уберем, вытрем, жаль, молока больше нет. Ничего, я тебе свой стакан отдам. Я все равно молоко не люблю!
– Нет! – взвизгнула Тамара.
– А почему нет? Ты же любишь? На, пей! – Мирослава подставила стакан к ней ближе.
– Я тоже не хочу! Сами пейте, с пельменями очень вкусно. Я бы с удовольствием сама выпила, но вчера из-за молока весь вечер животом мучилась, и теперь воздержусь.
– Тогда давай я выпью, – сказал отец, взял стакан и уже поднес его к губам, как Мирослава, не выдержав, выбила его из рук, а Тамара завизжала:
– Папа, не пей!
Он смотрел на обеих непонимающе.
– Что, испугалась, что отраву выпьет отец, а не я? – задала вопрос Мирослава. Где только силы взяла, схватила упирающуюся девочку и поволокла за собой в гостиную. Поставила ее там, где стояла прежде сама.
– Смотри, я видела, как ты капала эту гадость мне в стакан!
Владимир стоял рядом, ничего не понимая.
– Какая отрава? Тамара, объясни, что происходит?
– Та, которая у твоей дочери лежит в правом кармане джинсов! – строго выпалила Мирослава.
– Папа, это она мне подсунула! У меня никакой бутылочки не было с собой!
– Слава, ты хочешь сказать, что Томка хотела тебя отравить?
– Конечно! Она с твоей бывшей женой хотела постепенно травить меня атропином. Я не знаю, как он действует на организм, но точно знаю, что вреден в больших количествах. Я ведь специально села на твой стул! Она …
– А откуда лично тебе, Слава, стало известно название яда? На стекляшке ничего не написано, – подозрительным голосом спросил Владимир, забрав у дочери пузырек и вертя перед глазами.
Тут только дошло до Мирославы, какую непростительную оплошность она допустила. Теперь ей никак не доказать, что не делала этого, но тут хорошая мысль осенила ее:
– А я вот возьму и вызову сюда милицию, и пусть сделают экспертизу. Как вы думаете, чьи на стекляшке будут пальчики? Только твоей дочки и тебя самого.
Он недолго думая побежал к раковине и смыл отпечатки, а потом бросил пузырек на пол и раздавил.
– Все! Нет больше ничего! Я ни в чем не уверен! – выкрикнул он.
– Конечно, папочка! Она ведь могла сонной мне подсунуть под руку этот пузырек, чтобы остались мои отпечатки, а теперь все хочет свалить на меня! – захныкала Тамара, чувствуя поддержку отца.
– Что? – задыхаясь от злости, закричала Мирослава. Потом брезгливо посмотрела на этих двоих и поняла, что с этой секунды больше не может и уже никогда не захочет видеть их, не сможет дышать с ними одним воздухом. Она сделала глубокий вздох, и сама не слыша свой голос, крикнула: «Вон! Пошли вон!» – казалось, секунда и голос сорвется, но она продолжала кричать и высказывать все, что наболело на душе: «Ты такой же подлец, как она! Я позволила тебе брать самому деньги из сейфа, так ты стал подворовывать! Даже научился вытаскивать из пачки купюры! Ты думал, я считать не умею? Спонсируешь деньгами свою бывшую жену и свою дочь! Во всём обвиняешь меня! Мне стыдно, что я любила такого человека! Но сегодня, наконец, наступил конец моему терпению! Я многое тебе прощала! Закрывала глаза на то, как ты тратишь деньги на них! Я мысленно выгораживала тебя, считая, что ты это делаешь из жалости. Но это не так, ты просто всегда любил ее, а со мной жил, потому, что тебе так было удобно. Ты закупал строительный материал по одной цене, а товарные чеки приносил на другие суммы. Ты думаешь, я этого не знала? Знала, только тоже жалела твою Лизку, а теперь думаю, почему, с какой стати я жалею кого-то, всегда кого-то, но только не себя? Вот сейчас, минуту назад, мне так стало себя жаль! Ты и представить себе не можешь, как жаль! Даже дышать тяжело! Раз не хотите жить по-человечески, идите, и живите так, как привыкли! Все равно ничему не хотите учиться!» Мирослава кинулась в гардеробную и стала собирать его вещи. Их скопилось так много, что все куртки, обувь и одежда не помещались в один большой чемодан, тогда она схватила огромные черные пакеты для мусора и стала все заталкивать в них.
– Презираю, пошли прочь! – выкрикнула она, выставляя мешки за порог. Отец с дочерью поплелись к выходу.
– Я знал, что ты меня выгонишь! – недовольно пробурчал Вова.
– Ты еще смеешь что-то говорить? А что ты сделал для того, чтобы этого не произошло?
– Я помогал тебе строить дом!
– И заодно обворовывать! Классно! Умненько!
– Знаю, в этом я виноват! Но жить я с тобой хотел!
– Конечно, чем не рай! Деньги на спиртное всегда есть! Питание превосходное, всё, что душе угодно! Теперь без икорки поживете! Твоя дочка очень к этому стремилась! Видимо, ей икра не по вкусу!
Владимир последний раз попытался образумить Мирославу:
– Ну, зачем ты так? Если хочешь, Тамара больше сюда никогда не придёт. Ты мне нужна! Я люблю тебя!
– Неужели? Что я слышу? Ты вспомнил это слово? – громко, истерично расхохоталась она.
– Не понимаю, что здесь смешного? Я не хочу расставаться с тобой!
– Ты ведь полчаса назад считал, что я хотела отравить твою дочь? А теперь готов жить с коварной убийцей? Сейчас же проваливайте, вампиры чертовы! Не то вызову ребятушек бравых, они быстро покажут, как легче унести ноги!
Владимир, поняв, что Мирослава на попятную не пойдет, стал обуваться.
– Можно мне взять на один день «опель»? А то, как мы с этими вещами попремся?
– Можешь оставить его себе! Будешь иногда вспоминать добрую дурочку Мирославу, которую ты даже ни разу настоящим именем не назвал! Я ведь для тебя и зверушка, и царевна лягушка, и королевна, но только не Мирослава! Так?
– Прости, если тебе было обидно!
Она кинула ему ключи от машины, нервно покачиваясь с носка на пятку, дожидаясь, когда они выйдут с этой грудой вещей. Захлопнула за ними дверь с таким шумом, что, казалось, именно этот грохот своей силой раз и навсегда выкинул её из этой нелепой семейной жизни, и вернул в другую, привычную и понятную. Она даже отряхнула руки, как будто на них могло что-то остаться из прошлого, неприятное и грязное. Пошла в ванную, залезла под душ, и стала смывать с себя, сама не понимая чего, но такое обидное и горькое. Она резко и отрывисто всё терла и терла мочалкой тело. Бесконечный поток слез, смешиваясь со струями воды, и исчезал, унося за собой горестные воспоминания о призрачной любви. Мирослава судорожно рыдала, не в силах успокоиться, её всю вдруг охватила безудержная жалость к себе, своим мечтам…
 Через два часа у нее уже сидела Светка, и они громко смеялись сквозь слезы, вспоминая события из «счастливой» семейной жизни Мирославы. Но одно Светлану очень порадовало – наконец-то подруга возвращается к жизни! Много было выпито вина этой ночью! Так Мирослава рассталась со своей первой любовью! Правда, говорят, если хочешь выкинуть кого-то из сердца, надо в этом человеке разочароваться. Было время, когда она пыталась найти в нем исключительную личность, но так ничего и не нашла. Их жизнь состояла из одних только попыток доказать, что его дочь неправа. Ей уже не нужны стали когда-то манящие глаза, улыбка и голос.
Но теперь Мирослава вернулась в своё прежнее состояние сильной, преуспевающей девушки. Опять стала помогать людям: одной знакомой девушке помогла избавиться от навязчивого преследователя, другой – вернуть мужа. Только свою судьбу решать не спешила: на звонки Милана не отвечала, было стыдно, казалось, что вся вывалилась в грязи, и теперь не хотелось взваливать все это на хорошего человека. Ей хотелось отдохнуть очиститься, набраться сил, чтоб стать прежней Мирославой, которую любили и понимали, а для этого нужно было время. Печалило еще одно обстоятельство: мать опять запила и перестала появляться дома, Мирослава даже отдала ей новый ключ от ногинской квартиры. Неизвестно было, на что она живет. Мирослава привозила в квартиру продукты, но мать там не появлялась, дочь выкидывала испорченную еду и закупала свежую. Это продолжалась достаточно долго. Но однажды им позвонили из милиции и попросили приехать опознать труп женщины, в кармане которой были документы на имя Ольги Завьяловой. На звонок ответил сам Алексей Николаевич. Не в силах одному с этим справиться, он заехал за дочерью в агентство. Это была действительно Ольга. Её смерть оказалась ненасильственной, выяснилось, что она пьяная сама свалилась в Москву-реку и захлебнулась в ледяной воде. Люди поспешили вызвать спасателей, и даже один из свидетелей – крепкий парень – кинулся на помощь, но не смог ничего сделать. Он не раз нырял за ней, пытаясь отыскать в холодной воде, пока сам почти окончательно не замёрз.
Отец с дочкой стойко вынесли это известие. В глубине души оба понимали, что когда-нибудь они потеряют ее по-настоящему, навсегда, и, наверное, каждый по-своему, уже были готовы к этому. Милан и Магомед, приехавший как раз в это время по делам в Москву, вместе приняли на себя все хлопоты по организации похорон. На кладбище Мирослава заметила незнакомого пожилого мужчину, стоявшего в стороне от всех.
– Кто это? – спросила она у отца.
– Это твой отец, Прутков Михаил Сергеевич. После подойди к нему, он хороший человек, – посоветовал Алексей Николаевич, грустно наблюдая, как все больше и больше наполняется могила землей. «Прости меня, Оленька, что не уберег тебя! Вот и покинула ты нас! Ты часто отдалялась от меня, а теперь и вовсе навсегда ушла!» – прочитала дочь мысли отца. Он не плакал, только часто снимал очки и протирал линзы. Светлана стояла рядом и тихонько спросила:
– Мир, может твоя мама сейчас видит нас и слышит, что мы о ней думаем?
– Скорее всего, поэтому прекрати судить ее! Ты, как многие другие, собравшиеся здесь, вспоминаете только плохие её поступки, а мне очень больно за мать.
– Прости, я постараюсь не думать о ней плохо.
– Ее подруги неискренние. Оказывается, пока она была молода – завидовали ей, а когда начала спиваться – только обсуждали стремительное угасание ее красоты, но, ни одна не попыталась помочь ей, образумить. Разве это подруги? Зато сейчас стоят и наигранно смахивают слезинки. Я знаю мысли каждого человека, находящегося здесь. Это уму непостижимо, о каких вещах думают люди, стоя у могилы!
– Лучше не рассказывай. Знаю я, чем мозги у людей забиты: заботой о внешности, деньгами, бизнесом, обсуждением всякой ерунды и разным другим хламьем.
– Давай помолчим! Я хочу поговорить с мамой! Надеюсь, она меня услышит!
Народ уже двинулся с кладбища, а дочь и еще один человек все стояли в сторонке друг от друга и о чем-то думали, всматриваясь в портрет красивой темноволосой женщины. Мирослава прочитала его мысли и шагнула к нему.
– Здравствуйте, Михаил Сергеевич! Перед смертью мама созналась, что Вы мой отец. Я рада познакомиться с Вами.
– Ох! – вздохнул громко тот. – Как неожиданно! Здравствуй, доченька! Я тоже очень рад! Ты даже вообразить себе не можешь, как рад! – глаза его увлажнились, он снял очки и стал протирать. – Я уж и не надеялся! Значит, только после смерти своей Оленька решила нас свести?
– Наверное, так! – она разглядывала крупного, солидного мужчину с пробивающимся животиком, и угадывала свои черты. Она потянулась к нему, и они обнялись, как родные люди. Он поцеловал ее несколько раз в макушку, потому что был очень высоким и промолвил:
– Когда-то я дал обещание Оле не приближаться к тебе, но мне трудно было этого не делать. Я частенько следил за тобой.
Она взглянула еще раз ему в лицо!
– Мне кажется, я припоминаю. Это Вы однажды догнали угонщика моего велосипеда?
– Да, ты оставила его около качелей и отошла к подружкам. Я тогда так разозлился на этого подростка, прости, но оттрепал его за уши! – они улыбнулись друг другу и вновь обнялись. Михаил Сергеевич продолжал говорить. – Я даже знаю, где твое заветное место в Ногинске.
– Правда? Я думала, о нем кроме меня никто не знает? – изумилась она.
– Мне было очень важно знать, как ты живёшь, с кем дружишь, как складывается твоя взрослая жизнь. Я очень благодарен Алексею Николаевичу за то, что он так хорошо заботился о моей дочке! Он стал для тебя замечательным отцом! Грех, конечно, плохо говорить о покойнице, но особых надежд на Олю, я не возлагал.
– Но ведь Вы любили ее?
– Я бы не назвал это любовью, но увлечен был очень сильно. Мы встречались совсем недолго. Вскоре она сама изъявила желание расстаться, а потом поняла, что беременна от меня. Созналась. Я предложил подать заявление в загс и жить вместе, но она заявила, что никогда не выйдет за инженера с мизерной зарплатой. Она мечтала выйти только за перспективного парня, с которым можно было бы безбедно жить, вот и решила привлечь внимание Алексея. Вскоре я узнал, что ей удалось завоевать его. Он так влюбился, что на все был готов ради красавицы Ольги!
Поговорив еще немного, они обменялись визитками.
– Михаил Сергеевич, можно, я буду заезжать к Вам в гости?
– Это еще больше осчастливило бы меня! Только внучку не забудь.
Мирослава поняла, что он в курсе, что Аленушка приемная. Она помахала на прощание рукой и пошла к машине Алексея Николаевича. Водитель захлопнул за ней дверцу и повел автомобиль от кладбища, все дальше и дальше уезжая от последнего пристанища ее матери. Она ехала, прижавшись к самому дорогому, любимому отцу, который посвятил ей свою жизнь. После некоторого молчания, он спросил:
– Удалось поговорить с…
Она перебила:
– Я поняла, что он хороший человек!
– Мы с мамой ничего тебе не говорили. Он ведь на твое имя открыл счет, и все это время перечисляет деньги. Ты можешь воспользоваться им, если потребуется.
– Он сам в достатке живет?
– Да, он не бедствует. У него строительный бизнес, притом не мелкий.
– У меня теперь нет ни одной мамы, но появилось два папы. И, похоже, оба любят меня.
– У него есть еще дочка.
– Значит, у меня есть сестра?
– Есть. Михаил взял свою жену с ребенком, так что у них еще и сын. Я слышал, что он в криминальном мире живет. Будь осторожна, если надумаешь наведаться к ним в гости.
– Хорошо, папа, буду иметь в виду.
– А дочка его нормальная девушка: много училась, потом вышла замуж за бизнесмена-немца и уехала в Германию, там у нее свой бизнес. Раз или два в год приезжает к родителям, навещает их.
– Ты справки наводил?
– Приходится!
Милан терпеливо ждал. Он понимал, что Мирославе необходимо дать время, чтобы пережить всё происшедшее с ней. Алексей Николаевич заговорщически шептался с ним по телефону, рассказывая о настроении и состоянии дочери. Сейчас ей, как никогда раньше, требовалась поддержка. Она часто думала о Милане, но не смела сама назначить встречу.
Спустя некоторое время после похорон матери, Мирославе захотелось навестить Михаила, своего родного отца. Набрав номер его телефона, она услышала приятный женский голос и спросила:
– Здравствуйте, могу ли я поговорить с Михаилом Сергеевичем? Он дал мне свою визитку.
– Вы, наверное, Мирослава? – вопросом на вопрос ответила дама.
– Да.
– Я сейчас позову его, он во двор вышел. Мишенька, Мишенька – Мирославушка звонит, иди скорее… – услышала девушка.
Вскоре он, слегка запыхавшись, взял трубку.
– Умничка моя, как хорошо, что ты позвонила! Я, старый дурак, думал, ты не захочешь со мной общаться больше! А сам навязываться не имею никакого морального права.
– Если бы я не хотела общаться, на кладбище бы не подошла, и визитку бы свою не дала.
– И то верно!
– Со мной говорила Ваша жена?
– Да. Она с самого начала знала о тебе, я сразу поставил ее в известность. Тоже переживает и будет рада, если ты приедешь к нам. Если хочешь, пришлю свою машину?
– Как зовут Вашу супругу?
– Люсенька! Людмила Федоровна.
– Если Вам будет удобно, то я завтра к пяти вечера подъеду. Меня на проходной пропустят?
– Я распоряжусь. Номер машины твоей мне известен. Мы будем ждать, дочка!
Положив трубку, Мирослава задумалась над своими ощущениями. Ей показалось, что в голосе этого незнакомого мужчины она слышит свои собственные интонации. «Как так происходит? Не жила с ним, а говорю как он?» – размышляла она.