Избранная небесами Глава 25

Утро Мирославы началось с тяжкого вопроса – надо было как-то безболезненно для отца сообщить о своем намерении переехать на дачу и устраивать свою личную жизнь с мужчиной, которого, как она считала, любит. Она знала, что значит сейчас объявить Алексею Николаевичу о том, что ему придется реже видеться с внучкой. Правда, через два дня они должны улететь путешествовать в Индию, но это его не успокоит. На ее удивление, он перенес сообщение довольно спокойно, единственно, попросил не запрещать забирать иногда Аленушку, погостить на недельку-другую. Она согласилась. Мирослава была обрадована – все получилось не все так сложно, как она ожидала. Оставалось только позвонить Владимиру и объявить о сборах. Тот долго не подходил к телефону, да оно и немудрено – после двух бутылок крепкого вина.
– Слушаю, – ответил он хрипящим, больным голосом.
– Доброе утро, дорогой!
– Кто это? – пробурчал тот спросонья.
Мирослава потеряла дар речи, потом ответила:
– Это я, Мирослава. Говорила, не пей много.
– А это ты, – лениво промычал Владимир, – прости, киска, я с больной головы не понял, кто говорит.
– Тамара объявилась?
– Нет.
– Ты не волнуйся, мы ее найдем. В крайнем случае, у меня есть знакомый детектив – тот уж точно быстро ее разыщет.
– Да, небось, бывший ухажер?
– Зануда ты! Какой ухажер? Просто знакомый!
– У женщин просто знакомых мужчин, как правило, не бывает!
– Опять за свое? Ты меня вчера замучил своей ревностью! Она приятна только в разумных размерах. Не заставляй меня оправдываться. Я выезжаю к тебе.
– Сейчас?
– Конечно! Мы переезжаем или нет? Или ты уже передумал?
– Нет, не передумал, просто голова трещит! Не выспался. Можно я еще чуток поваляюсь?
– Спи, приеду чуть позже!
Приехав спустя четыре часа, Мирослава застала его все еще валяющимся в постели. Весь его вид оставлял желать лучшего: старое трико с вытянутыми коленками то и дело слетало из-за растянутой резинки, непричесанные волосы торчали в разные стороны, глаза отекли, под ними надулись небольшие мешочки. «Боже, чудовище из страшной сказки!» – сказал он сам про себя, взглянув в зеркало. «Черт возьми, где в этом доме расческа? Ничего невозможно найти!» – злился он неизвестно на кого, приглаживая ладонями волосы.
– Собери необходимые вещи, документы, бритвенный станок, в общем, сам смотри что нужно.
Мирослава, оглядев комнату, поняла, что собираться долго не придется. Станки были старые, зубная щетка тоже. Пара рубашек да пара штанов, несколько несвежих маек, пара плавок да теплый свитер полетели в спортивную сумку.
– Продукты будем забирать?
– Не надо! Может Тамара придет, будет ей что покушать, – ответила Мирослава.
– А в память нового телефона внеси мой и свой номер, чтобы она смогла нас найти. Записку с адресом дачи оставим.
В дверь позвонили. Мирослава решила открыть сама. Перед ней стояла пожилая, на вид интеллигентная женщина. «Тут проживает Тамара Пальцева?» – спросила незнакомка. В квартире пахло перегаром, и Мирославе стало неловко за кавардак на столе, там же стояли пустые бутылки из-под вина – из коридора все это было видно. Женщина выглядывала из-за плеча Мирославы, разглядывая квартиру. «Теперь понятно, какое воспитание получает девочка, живя здесь!» – сказала она.
Подошел Владимир и спросил:
– Может, для начала представитесь? Кто Вы такая?
– Вот, я же говорю, какое вы можете дать воспитание, если даже не знаете, что я Валентина Васильевна, Тамарин классный руководитель – самым удивительным было, что у женщины при этом навернулись слезы на глаза. Володя пошел на кухню, принес стул и воду для учительницы.
– Но что случилось? Начало июня. Уже каникулы. Год она закончила без двоек, – с тревогой в голосе спросил Владимир.
Валентина Васильевна достала из сумочки носовой платочек, сняла свои очки и стала протирать. Наверное, так все очкарики делают, когда нервничают. Хотя Мирослава за собой такого не замечала, когда носила очки.
– Учебный год закончен, но все ученики в течение нескольких дней собираются в классе и приводят его в порядок. Кое-что красят, чистят, занимаются полезными делами.
– Она что, не приходит, не работает?
– Приходит, только в первый день вытащила у одноклассника пятьсот рублей из кармана. Одна девочка видела, но мы ничего доказать не смогли, и это сошло ей с рук. Правда, мне пришлось мальчику из своего кармана дать денег на проезд домой. Но сегодня она объявилась в школе, и от нее несло перегаром. Пока я отвлеклась, она вытащила у меня из сумки две тысячи долларов, которые я планировала сегодня срочно отправить дочери для оплаты за обучение, иначе ее не допустят до экзаменов. Она учится в коммерческом институте, – женщина опять заплакала, то и дело, протирая глаза.
– Зачем же вы такие деньги носите с собой в школу? – недовольно спросил Володя.
– Как Вам не стыдно! Вы еще меня обвиняете?! – возмутилась учительница, вставая со стула. – Знаете ли, молодой человек, с утра совершенно нет времени отправить! Планировала после обеда, когда закончатся работы в классе, но, к сожалению, не успела и, между прочим, по вине Вашей дочери!
– Не о том ты сейчас думаешь, – защитила Мирослава Валентину Васильевну. – Надо задаться вопросом, что творит Тамара, а ты глупые вопросы задаешь!
Женщина смачно высморкалась и еще сильнее заплакала.
– Ваша дочь состоит на учете в милиции.
– Я знаю, – пряча глаза от стыда, заговорил опять Владимир, – но Вы уверены, что это сделала она? Ведь то, что она на учете состоит, не дает Вам право валить вину на нее!
– Конечно, не будь я уверена на сто процентов, не пришла бы к Вам. У меня есть свидетели. Тамарина подружка – Зинаида – призналась, что та ей хвалилась. А кое-кто видел, как она купила себе за тысячу долларов сумочку. А знаете, почему Зина безжалостно сдала вашу дочь?
– Не имею понятия, – рявкнул папаша.
– Потому что они не поделили какого-то парня. Рановато еще, знаете ли, вашей дочери парней делить! – язвительно высказалась женщина. Секунду ждала его реакции, а потом добавила, – вот телефон Зины, сами с ней и поговорите, убедитесь. Я хочу, чтобы мне вернули украденное, иначе я буду вынуждена обратиться в милицию. У меня нет времени ждать, я не желаю, чтобы мою дочь отчислили из института за неуплату! – пояснила она, выходя из себя.
Владимир попросил Мирославу позвонить подружке Тамары. Набрав номер, Мирослава услышала звонкий голос девочки-подростка.
– Алле! Кому я так сильно понадобилась, когда я хаваю?
– Извините! Вы Зина?
– Да, а че? Кто спрашивает?
– Это инспектор по делам несовершеннолетних, – решила схитрить Мирослава. У собеседницы сразу изменился голос, и девочка заговорила паинькой.
– Ой, простите, а разве я что-то натворила?
– Нас интересует ваша подруга Тамара Пальцева. Откуда вам стало известно, что она украла деньги у классного руководителя?
– Так Ирка Скворцова сказала! Она видела, когда Томка залезла в сумку, проследила за ней. Томка купила себе классную сумку, дорогущую, и еще кое-чего. Я не поверила ей и позвонила сама Томке. Мы с ней встретились, и она мне все рассказала. Хвалилась, как идиотка, ой простите!
– Тебе известно, где она сейчас находится?
– Еще бы!
Владимир, не выдержав, вырвал трубку из рук Мирославы.
– Зинка, говори, где Тамарка?
– Это вы, дядь Вов?
– Да. Где она?
– Мы с ней больше не подруги! Я с вашей Тамаркой на одном гектаре больше не сяду, понятно вам?!
– Ты что, Зинка? Вы же не разлей вода!
– Были да сплыли! Ваша блудная доченька засела у моего парня Кольки! Никогда ей не прощу!
– Мне ваши распри как-то до фени. Ты скажи, где этот Колька живет?
– Передайте ей, поймаю, космы повыдергиваю! А, в общем-то, папаня, бегите и вытаскивайте свою худышку из-под него, мне наплевать и на нее, и на него. Ха-ха-ха! Я таких Колечек, как он, еще вагон и маленькую тележку найду! Записывайте адрес.
Пока Мирослава записывала, тот топтался с ноги на ногу, боясь поднять глаза на учительницу, ведь она тоже все слышала. Лицо его было багровым.
– Не надо только в милицию заявлять, – попросила Валентину Васильевну Мирослава.
– А как же мне деньги вернуть? Они сегодня срочно нужны!
– Давайте проедем со мной до банкомата. Я сниму с карты и верну Вам, в рублях пойдет?
– Да, в рублях еще лучше. Спасибо Вам, милая девушка. А Вы кто Тамарочке будете?
Мирослава переглянулась с Владимиром.
– Это моя жена, познакомьтесь, – с гордостью в голосе пояснил Володя.
– Мирослава, если хотите, Мирослава Алексеевна, – сказала новоиспеченная «жена», протянув учительнице руку.
– Очень приятно! В вас с первого взгляда чувствуется порода. А что касается Тамары, она ведь, поначалу, как только пришла в нашу школу, хорошей девчушкой была. Не могу понять, что с ней произошло? Буквально за этот год переменилась не в лучшую сторону. Перестала учиться, сбегает с уроков, а то и вообще не является в школу. Кое-как натянули троечки. Я учитель математики и знаю, что Тамарочке она легко дается. Я даже предлагала индивидуально с ней заниматься. Она с удовольствием занималась, а потом как подменили!
– Я тоже любила в школе и в институте математику. Школу с золотой медалью окончила, а институт с красным дипломом.
– Значит, меня педагогическая практика не подводит. Вашу супругу, бывшую, – повернулась она к хозяину, – видела недавно. Она около школы с Тамарой разговаривала. Что творится? Что творится? Такая женщина была красивая! Берегите Мирославу Алексеевну, сразу видно, что она хорошая, умная. А с Тамарочкой поговорите. Пропадает девчонка! Умненькая такая! Жалко! Ну что, надо ехать, Мирослава Алексеевна, а то дел еще уйма.
Когда Мирослава вернулась, Владимир встретил ее с расстроенным видом.
– Если бы ты знала, как мне стыдно перед тобой!
– Знаю. Но мы теперь одна семья? Ты ведь назвал меня своей женой, значит, будем вместе воевать, и воспитывать Тамару.
– Прости, что невесело, с больших проблем начинаем семейную жизнь! Надо разыскать, где этот Коля живет.
– У меня навигатор в машине, так что быстро найдем.
Пока ехали, позвонила Светлана и сообщила, что у нее, похоже, наклевывается роман с охранником, и она хотела посоветоваться с Мирославой. Но голова той была забита другим, и впервые пришлось резко прервать разговор с подругой. Та обиделась, а Мира сама не поняла, как неожиданно что-то грубо выкрикнула и отключилась.
Они подошли к железной двери и постучали, потому что звонок был разбит вдребезги. Им открыл парень лет восемнадцати, непьяный, больше похожий на обкуренного. Владимир со всей силы оттолкнул его и пошел вглубь квартиры. Коля ударился о стену, потом присел на корточки, и сидел с безразличным видом, ничего не предпринимая, лишь улыбаясь в пустоту. Тамара сидела в кресле в одних трусиках и что-то бормотала себе под нос, ее лицо больше походило на бледную маску. Отец начал трясти ее, но она закрыла глаза и стала неистово хохотать. Владимир схватил дочь на руки и понес в машину, проходя мимо парня, пнул того ногой в бедро. Усадив Тамару на заднее сиденье, укрыл одеялом, подложил под голову подушечку, сел рядом с Мирославой, закрыл рукой глаза и заплакал: плечи его слегка вздрагивали, зубы поскрипывали. Она не могла найти для него слов утешения. Вздрогнула, когда неожиданно услышала слова. «Как воспитывать? Всего двенадцать лет, а она уже спит с мужиками, курит наркотики, и пьет водку. Как сложно! Как все сложно! Жизнь – жестокая штука»! Мирослава молчала, не находя ответов на этот вопрос.
Когда Владимир увидел дачу семейства Завьяловых, то удивился, что Мирославе зачем-то хочется непременно выстроить свой дом. Дача, по его мнению, напоминала дворец. «Зачем желать лучшего? Женскую душу трудно понять. У них свои заморочки!» – рассматривая строение, размышлял тот. В гостиной не было никаких привычных шкафов-стенок, лишь справа от камина стоял виртуозной работы комод, сверху на нем были расставлены старинные статуэтки. На стенах висели картины и портреты. С левой стороны на стеклянной подставке стоял огромный телевизор. Солидная мягкая мебель располагалась не у стены, как в обычных квартирах, а посередине залы, с обеих сторон стояли изящные светильники. Из гостиной через арку можно было войти в просторную кухню, вернее, она была просто огромной. Часть кухни, где готовилась пища, отделялась стеклянной перегородкой, за которой стоял большущий круглый дубовый стол с белой скатертью.
Их радостно встретила домоправительница Людмила. Она, конечно, была готова к приезду хозяйки и ее гражданского мужа, только не ожидала, что у него есть еще дочь, и была очень удивлена, что ту, полуголую, внесли на руках. Девочка до сих пор так и не проснулась. Людмила не задавала вопросов – это ее не касалось, она только бережно укрыла спящего ребенка и засуетилась, накрывая на стол.
– Не торопись, Людочка! – сказала Мирослава.
– Так голодны, наверное?
– Что голодны, то верно! С утра, как гончие! – вставил новый хозяин.
– Я где? – услышали они из гостиной голос проснувшейся Тамары.
– Только прошу тебя, держи себя в руках, – попросила Мирослава быстро пошагавшего туда Владимира. Она двинулась за ним, еле поспевая. Тамара сидела на диване, подогнув ноги под себя, и осматривала помещение.
– Проснулась? – спросил отец.
– А че, незаметно? Я так понимаю, мы в жилище богатейки? Ты уверен, что надо тут жить? Я так лично в этом сомневаюсь!
– А тебя никто не спрашивает! Конечно, тебе по душе было бы жить в притоне у того Николаши?! – закричал он.
– Папа, не кричи, перепонки лопнут!
– Как не кричать, если ты превращаешься в чудовище!
– Нет, нет! – попыталась успокоить его Мирослава, – твоя дочь не чудовище. Она просто немного запуталась. Надо помочь ей выпутаться, а не нагнетать обстановку!
– Ничего я не запуталась! Я взрослая и в состоянии сама решать, как мне жить!
– По-твоему пить, курить и спать с парнями в двенадцатилетнем возрасте – это нормально? – опять срываясь на крик, допытывался отец.
– А ты сам-то что творишь? Денег мне на карманные расходы не даешь, все баснями кормишь, что скоро устроишься на приличную работу. Живешь от шабашки до шабашки! Вся молодежь как молодежь, а я как нищенка: ни одеться, ни сыто покушать!
– Это ложь, что я не даю тебе денег на карманные расходы.
– Граммульки какие-то! Еле на метро хватает.
– И эти граммульки ты тратишь на наркотики? – он размахнулся и хотел залепить дочке пощечину, но тут Мирослава сама закричала на него:
– Чтобы я больше не видела подобной выходки!
– А нормально, что тебе сегодня пришлось отвалить две тысячи долларов? Она будет воровать, а мы будем без конца за нее платить?
– О, да у нас объявился собственный финансовый МЧС! А зачем платили? Лучше бы посадили меня в тюрьму! Ты, папа, теперь должен плясать перед ней, она же будет нас кормить, поить и одевать!
– Ты, скотина неблагодарная! – зарычал отец, брызгая слюной, сильно сжимая кулаки.
– Ну, зачем ты так издеваешься над отцом? – спокойно сказала Мирослава. – Со временем можно будет открыть медицинский центр или клинику. Отец сможет самостоятельно заниматься серьезным делом. А ты, если будешь хорошо учиться, сможешь после школы поступить в любой институт, в который сама пожелаешь. Не сгущай краски! Не все так плохо!
– Как сладко поешь! Клинику!? Да какой из него сейчас бизнесмен и хирург? Может и мог когда-то работать, а сейчас руки после пьянок трясутся!
– Он больше не будет пить.
– Кто? Он? Конечно, все дела бросит и завяжет с выпивкой! Думаешь, из-за тебя такой щедрой и красивой все у него изменится к лучшему? Может и мне встать перед тобой на колени? А потом еще расплакаться, поднять к потолку руки и помолиться на тебя как на святую?
– Это уже перебор! – не выдержал отец, схватил ее за плечи и сильно тряхнул.– Очнись, эгоистка! Если ты будешь продолжать по-скотски относиться к женщине, которая старается тебя образумить и помочь тебе, то пойдешь жить к своей алкоголичке-мамочке! Ты ведь бегаешь к ней? И сильно они тебя там привечают? Твоя мамаша давно забыла про материнские чувства! Второго своего ребенка в приют сдала и тебя сдаст!
– Я все равно ее люблю! – выкрикнула, заплакав, Тамара.
– За что? За что любишь, никак не въеду. За то, что она спала в пьяном бреду, а тебя ее дружок изнасиловал? За это?
– Замолчи! Я тебя ненавижу! – еще громче закричала та и вскочила с дивана. Отец схватил ее за руку и вновь усадил на прежнее место. Мирослава села к ней на диван. Та повалилась, уткнувшись в подушку, и громко заплакала. Мирослава погладила ее по голове.
– Успокойся, милая!
– Этого еще не хватало, – брякнула Тамара в ответ, откидывая ее руку. Владимир ходил, злобно бурча, из угла в угол, негодуя на необузданную дочь. Мирослава подхватила его под руку и потянула на кухню, обратившись к Тамаре: «Тамарочка, как успокоишься, приходи кушать. Людмила Федоровна в честь нашего переезда сюда приготовила праздничный ужин».
Через некоторое время появилась Тамара с красным от слез носом. «Голод не тетка, есть хочется, а то бы ни за что с ней за один стол не села! Как же там моя мамка? Наверное, голодная? А здесь столько разной еды! Надо как-нибудь стырить продуктов, и ей отнести», – прочитала Мирослава в головке у девочки. Радости не было. Они и смотрели кто куда, боясь встретиться взглядом. Так начиналась семейная жизнь Мирославы.
Утром она сама решила повезти Тамару по магазинам и купить что-нибудь из одежды. Та сидела на заднем сиденье, надувшись как мышь на крупу. Ненавистная тетка не донимала расспросами, только ненавязчиво рассказывала, как в ее возрасте влюбилась в отца и помнила о нем все эти годы. Рассказывала о подруге Светлане, о том, что с той произошло и как неожиданно они с ее отцом столкнулись в зале суда. Обещала свозить на заветное местечко в Ногинск, где, якобы, до сих пор хранится подарок отца – бусы. Мирослава заметила, что девочка с интересом прислушивается, но как только замечает ее взгляд, сразу принимает безразличный вид, только ей невдомек было, что все ее мысли прочитываются. Тамара уже и не надеялась, что мама Лиза когда-нибудь захочет вернуться к отцу, ту устраивала ее никчемная жизнь без всяких принципов и обязательств. Отцу она тоже хотела и желала счастья, только никак не могла понять, что счастливым он должен стать с какой-то другой женщиной, а не с мамой. Маму Лизу было очень жалко. Вот так она мучилась и ревновала отца к чужой тете. Мирославу она считала выскочкой, в принципе, как и всех преуспевающих людей. Когда они выбирали вещи для Тамары, Мирослава старалась уловить ее желания, и к удивлению девочки предлагала примерить именно то, что нравилось той. Тамара внутренне радовалась, что все ее желания исполняются, как в сказке. Только подумает, что хотела бы сарафан со стразами – он тут же падал ей на плечо для примерки. Захотела зеркальце на стеклянной подставке – тут же услышала голос мачехи:
– Тамара, тебе обязательно надо приобрести вот такое зеркало, ведь ты девочка, должна чаще заглядывать в него, следить за своим лицом и волосами. Вон видишь, на лбу прыщики полезли.
– Значит скоро месячные придут.
– Они у тебя уже давно бывают? – поинтересовалась Мирослава.
– Только раз. Вот на днях должны снова придти.
– Тогда надо обязательно прокладок накупить. Ты чем пользуешься?
– Они пришли неожиданно, пришлось тряпки подкладывать.
– Сколько дней были?
– Три.
– Живот болел?
– Болел, особенно первый день.
– Папа об этом знает? – решила сжульничать Мирослава, словно они с ним об этом не заводили разговора.
– Мне стыдно ему говорить.
– Хорошо, давай это будет наш с тобой секрет. Согласна?
Девочка промолчала в ответ. Мирославе показалось, что контакт с ней найден, но она ошиблась. Когда все было куплено, она отдала ей пакеты и попросила идти к машине, а сама остановилась поговорить со знакомой. Выйдя, не нашла Тамары с ее обновками. Ноги подкосились.
– Ну что ее опять заставило так поступить? – проговорила вслух Мирослава, набирая номер Владимира. Тот все терпеливо выслушал и строго приказал больше не искать Тамару.
– Сама явится. Теперь знает, где нас искать. Ты все сделала правильно, тебе не в чем себя упрекнуть. Ты хотела все сделать по-доброму и по-хорошему. Если она такая неблагодарная, то пусть сама решает с кем ей лучше жить.
– Не думаю, что нам надо сдаваться – так мы ее совсем потеряем, а потом по судам устанем бегать. Езжай к дому этого Коли. Может она к нему ринулась? Я поеду туда. Если приедешь раньше меня, не ломись к нему, а то еще чего доброго, тебя из милиции придется вытаскивать.
Она подъехала к дому наркомана первой, сама поднялась на этаж, но там была тишина, никто не открывал. Соседка недовольно ответила, что тут к нему ходят табунами все кому не лень. Отец с матерью у парня пропали в экспедиции, а с бабкой он жить не хочет.
– Вот и устраивает тут вечный бедлам. Парнишка был воспитанный, а во что без родителей превращается?! Ужас! Бабка было, опеку над ним взяла, но теперь уж ему восемнадцать. Что хотит, как говорится, то и воротит. Нам-то, в память о порядочных его родителях, жалко на него в милицию жаловаться. Правда, они и без нашей подсказки наведывались, но ничего у него не нашли. Он как будто знал, что к нему придут. Подготовился основательно.
– Но ведь это все до поры до времени. Загремит еще за развращение малолетних!
– Так девки сами, суки, лезут как мухи на мед. Ему наследство осталось от родителей – есть на что кутить, все и тусуются у него. Квартира большая, места много.
Соседка разговорилась так, что Мирослава уже не знала, как с ней распрощаться. Спас от любительницы поговорить Владимир, поднявшийся на этаж. Посовещавшись, решили немного посидеть в машине и покараулить подъезд, может, объявятся. Мирослава то и дело поглядывала на часы.
– Ты куда-то торопишься? – спросил Вова.
– В агентство. Совсем запустила дела! Светка одна уже не справляется.
– Нечего их тут ждать!
– Ты еще подожди немного, а потом езжай домой.
– На ужин, что заказать Людмиле? А лучше я ее отпущу и сам чего-нибудь приготовлю. Чего бы тебе хотелось съесть?
– Запеки, пожалуйста, курицу в духовке, с чесночком, чтоб поджаристая была. Сможешь?
– Будет сделано, моя королева, – он чмокнул ее в щеку и пошел в свою шестерку.
– Если Тамару увидишь, не горячись и не бушуй, – попросила она, погрозив пальчиком.
Блудная дочь не появлялась семнадцать дней. За это время Мирослава отправила отца и Аленушку за границу странствовать, и каждый день без ведома Владимира выкраивала от работы время и носилась по Москве, надеясь обнаружить Тамару. Возвращалась домой разбитая и уставшая. Секс вообще выпал из жизненной программы: то Владимир спал, когда она слишком поздно возвращалась, то она падала без ног, без рук, иногда даже не ужиная, наспех принимала душ и засыпала мертвецким сном. Мирослава стала замечать, как все чаще в мусорном ведре стали появляться пол-литровые бутылочки из-под пива. Она не ругалась, списывая его пристрастие на одиночество – ведь сама постоянно на работе. Решила поскорее начать строительство дома, чтобы ему было чем себя занять. Владимир с большим усердием взялся за дело. Мирослава заметила, как сразу муж повеселел, почувствовав себя значимым. Радостно сообщал, какую хорошую бригаду строителей смог найти, какие приобрел важные, нужные инструменты. Бутылочки из мусорного ведра на какое-то время исчезли, но потом, как оказалось, пить пиво он стал еще больше, только бутылочки уже были полутора или двухлитровые. Часто угощал строителей, и не только пивом, но и водочкой – от доброты душевной.
К вечеру семнадцатого дня Тамара объявилась. Она еле стояла на ногах, бледная и обессилевшая от открывшегося кровотечения. Родители затолкнули ее в машину и срочно увезли в гинекологию. Выяснилось, что месячных та не дождалась, решила, что беременна, и по советам каких-то девушек постарше, из их компании, пыталась спровоцировать выкидыш. Но врач сказала, что никакой беременности не было – такие задержки месячных у юных девочек бывают. На следующий день Мирослава, вглядываясь в зеркало, заметила, как некрасиво осунулась за эти дни семейной жизни. На нее смотрела уставшая женщина с проявившимися морщинками вокруг глаз. Передряги с Тамарой, тяга Владимира к бутылочкам, промашки в делах, неудовлетворенность – все навалилось комом. Мирослава уже несколько дней пыталась завести разговор о холодных отношениях в постели, но не решалась. Ей казалось – это только она не получала жизненного удовлетворения, а он, как будто, был всем доволен. Ей не хватало его тепла, ласк, нежности. Владимир иногда встречал ее с накрытым на двоих столиком из блюд собственного приготовления. Он любил готовить, но это все, чем он мог порадовать супругу. Она и за это была ему очень благодарна, хотя со временем такого внимания стало недостаточно. Если намекала на холодность с его стороны, тот в свое оправдание всегда выставлял Тамарины выкрутасы. Выходки дочери доводят его до апатии ко всему. Он делал при этом грустные глаза, и с большим удовольствием клал свою голову ей на грудь или на колени. Тогда Мирослава нежно гладила его по голове и приговаривала: «Мальчишечка мой, солнышко мое, все будет хорошо! Я с тобой! Только не думай о плохом, все со временем наладится».
Как ей хотелось, чтобы в эти минуты ее саму кто-нибудь пожалел, гладя по голове! Так ее часто в детстве успокаивал отец. Она чувствовала, как сильно скучает по нему и по Аленушке. Тут еще из клиники сообщили, что Олег скончался. Все вопросы свалились на ее голову. Только Светлана суетилась и помогала на похоронах. Мирослава обвиняла себя в том, что последнее время совсем закрутилась с семейной жизнью, и не навещала его. Подруга тоже пилила. Все сгрудилось в одну кучу. Она даже стала принимать успокоительные лекарства. Владимира занимала только работа с домом, особенно он любил раздавать с барского плеча зарплату рабочим. Мирославу это радовало и освобождало хотя бы от этих проблем. Она же бесконечно разыскивала Тамару: иногда находила, привозила домой, дарила подарки, но та, отъевшись и отмывшись, вновь исчезала. Старенькая шестерка Владимира совсем перестала ездить и Мирослава сменила ее на «опель». Вова довольный разъезжал по строительным складам, договаривался о доставке нужного материала. Мирослава редко заглядывала в его мысли – от усталости не хотелось ни во что вникать, а обычно у него в голове был полный сумбур. Мысли витали от нее до Тамары, от Тамары до бывшей пьющей жены, от той до постройки дома. Но однажды утром, проснувшись очень поздно, потому что решила устроить себе выходной, заметила на его лице вопрос и прочитала мысли: «Странно, почему Слава до сих пор валяется и не уходит на работу? Я это не учел. Совсем не рассчитывал, что она останется сегодня дома. Если Лизка припрется, будет скандал!» – размышлял он, поглядывая на нее. Это насторожило Мирославу. Зачем той сюда являться? Для каких целей Владимир ждет свою бывшую? Не успела она зайти в ванную, как на пороге объявилась Тамара, а с ней и мать. На Мирославу смотрели наглые глаза, похожие, как две капли воды, на Тамарины. Краска на волосах смылась, и теперь они были непонятного цвета. Она действительно была привлекательной и, если бы не глубоко посаженные глаза, ее можно было бы назвать красивой.
– Здрасте вам с кисточкой! – хрипловатым голосом буркнула Лиза. Мирослава не ответила, только посмотрела на Тамару и задала вопрос:
– Тамара, с какой стати тут твоя мать?
Та молчала, не зная, что ответить ненавистной тетке.
– А где мой благоверный? – уже более уверено произнесла Лизка.
Мирослава осторожно отталкивала от двери непрошеную гостью. Тут на шум подошел Владимир.
– Какого черта приперлась? – изобразил он недовольный вид. Той бы в ответ подыграть, но она, не подумав, ляпнула:
– Ты че, Вован, с дуба хряснулся? Сам звал, а теперь гонишь?
– Я звал? – выкручивался муженек.
– Сам звал: приходи, покувыркаемся, как в прошлый раз, литрушечку припас на такой случай! Че, мымру свою на работу не отправил? Глянь-ка, крылья растопырила, в дом не пускает!
– Володя, что это такое? – не выдержав такой наглости, задала вопрос Мирослава, не веря своим ушам. А то о чем думала его бывшая жена, и вовсе повергло хозяйку в полный шок. «Похоже, на этот раз мне ничего не обломится. Вован теперь денег дать не сможет, да и постелька занята этой вертихвосткой. В тот раз Вован в постельке класс показал – здорово побаловались! Да и деньжат на прощание сунул. Значит, облом полнейший сегодня!» Мирославе не хотелось верить в то, что происходит у нее за спиной. От волнения в висках появилась резкая боль, перед глазами все поплыло. Владимир успел ее подхватить. Сквозь туман она еле различала стоящих перед ней людей, а голоса доносились, словно из закупоренной бочки.
– Че эт с ней? Она че у тебя, с припадками?
– Пошла ты сама, придурошная! Тупица безмозглая! Зачем сдала меня, что тут уже была? Пошла вон! И больше чтоб ноги твоей тут не было!
– Пошли вон все вместе, – еле проговорила Мирослава, совсем теряя силы. Но хорошо хоть, что Владимиру быстро удалось привести ее в сознание.
– Ты как?
– Отвратительно, принеси таблетки из тумбочки в спальне.
Он опрометью бросился туда. Когда вернулся, она уже сидела за кухонным столом и плакала. Владимир, крадучись, подошел и упал перед ней на колени. Расставаться с такой красивой обеспеченной жизнью уже не хотелось – вкусил сладкого плода. Если бы она была сейчас в состоянии заглянуть в его мысли, то поняла бы, о чем он мечтает, и какие вынашивает планы. А замысел его был прост: постараться уговорить ее зарегистрировать отношения и войти в долю строящегося дома, а там – как жизнь покажет. Впрочем, расставаться с ней он не планировал, но очень уж хотелось застраховать себя на всякий пожарный случай дорогим имуществом. Шел сентябрь, а он и не вспоминал про работу водителя, да и зачем? Необходимо контролировать постройку грандиозного дома точно по проекту. По крайней мере, так рассуждал он, но не Мирослава.
– Зайка, она только разок тут была, голодная. Я не мог ее не накормить.
– И попоить? И переспать? И денег на прощание дать?
– Да что ты, Бог с тобой! Я не притрагивался к ней! Зачем она мне?
– Она же напрямую сказала, что вы спали.
– Я думаю, это Томка подговорила ее так сказать. Она все еще вынашивает план разлучить нас. Поверь мне! – он так преданно заглядывал в глаза, что ей, несмотря на всю абсурдность ситуации, хотелось верить ему.
– Когда это было?
– Когда ты уезжала в Питер на три дня. Она вот тут сидела, где ты сейчас, дальше я ее не пускал.
Мирослава брезгливо вскочила, и пересела на другое место.
– Значит, вы тут три дня пили чай?
– Ну что ты? Накормил ее и выгнал.
– Ненавижу лгунов!
– Не вру! Дочкой своей клянусь!
– Как ты смеешь клясться своим ребенком? Ведь ты спал со своей Лизой на нашей постели.
– Зачем ты так говоришь? Она мне не нужна!
– Может ты был пьян, и не помнишь?
– Я несильно был пьян, то есть совсем не пил, – запутался Владимир.
– Какой идиотизм! Ты пьешь при моей дочери! Я доверила тебе на три дня Аленушку, а ты притащил в дом Лизку. Надеюсь, если я спрошу у нее о чужой тете, то она ничего не будет о ней знать.
– Она спала, – опять проболтался тот.
– Ты хоть презервативами пользовался?
– Конечно, в смысле, на хрена они сдались? Говорю же, не спал я с ней!
– Ты глупее, чем я предполагала! – ответила она и ушла в комнату, где любили ночевать отец с матерью. Закрывшись на замок, легла в постель и проплакала до полуночи. Владимир долго стоял под дверью и уговаривал простить его.
На следующий день они должны были ехать на концерт, но Мирослава с утра, пока муж спал, уехала к отцу, потому что не хотела встречаться с ним и опять выяснять отношения. Она только не могла понять себя. Почему не скажет себе: «Стоп! Бог велел терпеть, но не до такой же степени? Гони его!» Но нет, не находила в себе сил сделать это. Вспоминались и хорошие моменты, проведённые с Владимиром. Может потому и дороги они были, что их было мало? Мирослава не возвращалась к нему несколько дней. Володя звонил ей без конца. Она только каждый раз вздрагивала, но не брала трубку. Тогда он примчался к ней на работу с букетом роз.
– Как мило принимать цветы, купленные на мои же деньги! – сказала она и вынесла их в приемную, подарив секретарше.
– Я нашел работу, хочешь, завтра же устроюсь? Только прости меня и возвращайся! Я без тебя не могу!
– А что, Лиза в гости больше не забегала?
– Я ее на порог не пущу!
Он стоял перед ней растерянный и жалкий. Мирослава почувствовала, что, несмотря ни на что, за несколько дней разлуки успела соскучиться по нему.
– Ладно, поезжай домой. Я вечером приеду, поговорим.
Владимир на глазах повеселел.
– Заинька, я ужин приготовлю, вкуснющий! Ты только никуда не заезжай ужинать.
– Иди уже, – сказала она приказным тоном, открывая для него дверь. Он готов был распластаться перед ней, улыбался во весь рот, посылая ей много воздушных поцелуев.
Не одна Мирослава такая на свете. Таких женщин много. Прощают подлецов лишь за фальшивую, удачно сказанную фразу. За по-собачьи преданный взгляд, за умение театрально падать на колени, за цветы, за коробку шоколадных конфет, в конце концов, просто за углекислый газ, выдохнутый на ладонь для воздушного поцелуя! Вот и теперь, сказав ему, что приедет, она почувствовала, что вновь простит его. Не раз уже прощала за мысли, не совсем тактичные по отношению к ней, за безразличие к Аленушке и многое другое. Почему такое происходит в ее душе, понять не могла. Когда начинала говорить об этом со Светой, та пыталась объяснить: «Ты сильнее его во всех отношениях. Жалеешь, как более слабого, боишься, что он пропадет без тебя. От этих мыслей становится страшно, и ты в очередной раз прощаешь, подставляя свое плечо. Но ведь должно быть все наоборот. Придет время, и ты устанешь быть подпоркой, подставкой, подушкой и банкоматом! Только дай бог, чтобы это дошло до тебя, пока ты не успела состариться!»
 Когда Мирослава подъехала к дому, Владимир уже выскочил во двор, готовый на руках занести ее в дом. Горели свечи, лежали любимые конфеты, и стол ломился от разнообразной вкусной еды. Весь вечер он оправдывался, что-то обещал, целовал, прижимал, говорил кучу разных ласковых слов. Даже не забыл вставить несколько высказываний о любви. И все шло к тому, что они отправятся закреплять перемирие в кровати, но тут явилась доченька и устроила концерт без заявок.
– Мне нужны деньги, – потребовала она, обращаясь к отцу, даже не поздоровавшись с Мирославой.
–Зачем тебе деньги? – спросил папаша.
– Надо!
– Сколько тебе надо? – задала вопрос Мирослава, но ее проигнорировали, даже не повернув голову в ее сторону.
– Тебе кажется, задали вопрос, или ты не слышала? Сколько? – рявкнул отец.
– Восемьсот долларов.
– Куда тебе столько? – попыталась узнать ненавистная тетка.
– Я не у тебя спрашиваю! – рыкнула та в ответ.
– А у кого? У отца, у которого их нет?
– Ты должна ему платить! Он строит тебе дом! Я видела, как он помогал рабочим таскать мешки с цементом. Вот видишь, папа, я ведь тебя предупреждала, что скоро она станет попрекать тебя деньгами!
– Я не упрекаю его, а объясняю тебе, что в семье работает только один человек. На возведение такого дома уходят очень большие средства. Ты, как член семьи, должна это понимать. Так скажешь нам, для чего тебе понадобилась такая сумма?
– Не скажу! Ну и не надо! Пойду и сворую у кого-нибудь!
Мирославе совсем не понравилось, как Владимир бесцеремонно приказал: «Слав, дай ей восемьсот долларов! Пусть отвяжется!» Она, после такой самонадеянности, словно змеей ужаленная подскочила с кресла и строго заявила: «Не дам! Я не финансовый МЧС, как выражается твоя дочка! Я ей больше никогда ни копейки не дам, пока она не научится уважать меня, и тебя в том числе! А потом восемьсот долларов – это что, какие-то копейки? А завтра она потребует в два раза больше, и что, по-твоему, мы должны их будем ей дать только лишь, чтобы она от нас отвязалась? Так ты выразился?» – отрезала она. Владимир понурил взгляд.
– Что, выкусил от своей стервы? Дойная коровка не хочет давать молочка?
Владимир не выдержал, схватил дочь за шею и вытолкал за порог.
– Неблагодарный выкормыш, – выругался он Тамаре вслед и посмотрел на Мирославу. На той лица не было. Владимир обнял ее и проговорил, – сколько страданий я тебе принес! Честно сказать, удивляюсь сам, как ты все еще терпишь? Неужели так сильно любишь меня?
– Не знаю, насколько меня еще хватит, – тихо ответила она, а лицо было похоже на вымученную маску.
– Иногда я готов сам задушить ее своими руками!
Мирослава уже не вставляла реплик типа: нельзя так говорить о своем ребенке и тю-тю-тю, и сю-сю-сю… «НА-ДО-Е-ЛО» – подумала она, теперь осознавая пословицу «от добра добра не ищут». Через два дня на даче объявилась Ольга Дмитриевна с той же просьбой о деньгах, только сумма уже требовалась втрое больше. Мать села рядом с Мирославой, от нее неприятно несло потом и чесноком.
– Надеюсь, Эмм, ты не откажешь своей родной маме?
Впервые в жизни у Мирославы почему-то не было жалости к матери. Как-то легко, без сожаления, вылетело:
– За что мне давать тебе такие деньги? За что? За то, что я у тебя за всю жизнь даже имени нормального не заслужила? Тебе ведь трудно произносить мое полное имя? Я ведь для тебя лишь одна буква в алфавите!
– Как ты смеешь с матерью так разговаривать? С каких пор ты стала мне «тыкать»? Так мы с папой учили тебя разговаривать с родителями?
– А ты заслуживаешь обращения на «вы»? Вот, возьмите тысячу рублей и уходите! Просите денег у того с кем общаетесь! И вообще, если не прекратите пить, ко мне не являйтесь! Стыдно за вас! Посмотрите на себя!
Ольга поднялась, чтобы уйти от разъяренной дочери, но та вскочила, схватила мать за плащ и потащила к своей машине, совсем забыв, что сама в комнатных пушистых тапочках, в банном халате, с мокрыми волосами, обмотанными на голове белым махровым полотенцем. Владимир смотрел, как она нервно заталкивает пьяную мать на заднее сиденье, и не понимал – что задумала жена? Машина мчалась на большой скорости в направлении Москвы.
– Куда ты меня везешь? – испуганно спросила ошарашенная выходкой дочери Ольга.
– Лучше молчите, мама! Лучше молчите! Не выводите меня из себя! В общем-то, вам это уже удалось. Вы недовольны, что я к вам обратилась на «ты». Так вот, я еду исправлять ваше положение, чтобы Вы действительно заслуживали вежливого отношения! Вы замучили меня, папу и даже внучку!
– Ты отца любишь больше чем меня! – закапризничала мать.
– Вы мне оба дороги!
– Я тебе родная мать, а ведь он тебе не родной! – сказала Ольга и икнула. Хоть это известие уже не было секретом, но все же внутри Мирославы что-то зажгло, защипало. Машину снесло на обочину и развернуло. Пьяная Ольга завалилась между сиденьями, а Мирослава слегка ударилась о руль. Она даже не ожидала, что так больно будет услышать это от самой матери. Где-то в глубине души тихонько таилась крохотная надежда, что все же Алексей Николаевич ей родной отец, а теперь мама легко уничтожила эту малюсенькую умиляющую мыслиночку и безжалостно выкинула в осенний холодный воздух. Тут к машине подошел гаишник и поинтересовался у девушки с полотенцем на голове, что случилось.
– Извините, поторопилась, срочно везу маму в больницу, сердечный приступ.
– Не смею задерживать. Может Вас сопроводить? Дальше будут пробки.
– Не мешало бы. Вы только из пробки нас выведите, и я буду вам признательна, – когда с сиреной стали пробиваться между машин, Мирослава задала Ольге вопрос. – Мама, скажите правду, отец об этом знает? Или вы скрываете от него всю жизнь?
– Знает, с самого твоего рождения!
– Как? – недоуменно спросила она. Мирослава поняла, что отец ни разу о ней не думал, как о неродной дочери, поэтому она и не могла поймать его на таких мыслях. Ей хотелось дальше продолжить этот разговор, но решила отложить на потом, когда мать будет трезва. Позвонила Светлане и спросила точный адрес клиники, где кодировали ее отца – с тех пор тот на дух не переносил алкоголь. Ох, и повозились они с Ольгой вместе с доктором. Та ни в какую не хотела лечиться, обзывала Мирославу предательницей, душегубкой, убийцей… Дочь знала, на какие точки давить: дала понять матери, что как только она прекратить пить, то вновь станет прежней красавицей и все мужчины будут у ее ног. Доктор все мило подтвердил, даря клиентке массу комплиментов. В конечном итоге, бедную женщину так выворачивало наизнанку, что она опять стала проклинать и дочь, и доктора на чем свет стоит. Мирослава привезла Ольгу домой к отцу и уложила спать, но та без конца бегала к унитазу. Потом ей надоело каждый раз проделывать этот путь, она бросила в проходе около туалета одеяло и улеглась на него, охая и стеная. Отца не было, домработницы ушли, а оставить мать одну Мирослава не решалась. Алексей Николаевич все не возвращался, и тогда она сообщила Владимиру, что останется ночевать у родителей, объяснив ситуацию. Только после того как она положила трубку, до нее дошло: «А где же Аленушка? Ведь она должна быть с отцом». Поторопилась срочно набрать номер.
– Папа, вы можете мне объяснить, где на этот раз моя дочка?
– Деточка моя, ты даже не поздоровалась с отцом, а уже задаешь вопросы! – спокойно ответил тот.
– Потому что я устала от сюрпризов!
– Мне нужно было отлучиться по деликатным делам. Няню тоже не хотелось задерживать, она спешила домой. Пришлось любезно попросить Милана Арсеньевича. Он с радостью согласился.
– Опять? Папа, как Вы можете так поступать? Я хочу, чтобы она привыкла к Владимиру, а Вы…
Отец перебил ее:
– Мирославушка, но Аленушка жалуется, что тот кричит на нее, когда тебя нет дома.
– Кричит?
– Да, она рассказала мне, как однажды села на свой велосипедик, каталась по кругу в гостиной. Он лежал на диване и смотрел телевизор. Ей каждый раз приходилось проезжать, ненадолго заслоняя экран. Тот так на нее крикнул, чтоб больше не маячила перед телевизором! Аленушка от испуга упала с велосипеда, сильно ударила ручку. По-моему, твой Володя только с виду любезный. Когда я приезжаю за внучкой, часто чувствую, от него перегаром несет. Я опасаюсь за Алену, мало ли что взбредет в голову пьяному мужчине? Ты забыла суд Прохорова?
– Боже, папа, не расстраивайте меня. У Володи есть своя дочь, неужели он смог бы… – Мирослава не успела закончить фразу.
– Кстати, об этой его дочке – та постоянно бьет Аленку по голове.
– А почему доченька ни разу не пожаловалась мне?
– Потому что Тамара ее запугала, если Алена скажет тебе хоть слово, то она отрежет ее голову и подбросит к порогу мамочки. Ты считаешь, это нормально для психики маленькой девочки? Я намерен поставить вопрос ребром: или ты расстанешься с этой семейкой, или я не отдам тебе внучку. Она дорога мне не меньше тебя.
– Папа, как Вы можете такое говорить? Я же умру без нее?
– Решай, без кого ты умрешь, без нее или без него?
– Это жестоко, ставить меня перед таким выбором! Я люблю дочь, но и его не могу просто так выкинуть из сердца.
– Мы действительно горячимся! Мирославушка, я понимаю, что такие вещи одной минутой не решаются. Просто у меня есть к тебе просьба.
– Какая?
– Пусть внученька поживет пока со мной, ведь у меня сейчас больше времени на занятия с ней. Через год в школу. Ты же знаешь, что мы с ней уже проходим программу второго класса? Она с удовольствием занимается. Я не перегружаю ее. Она стала чисто говорить по-французски. Если ты ее заберешь, тебе совершенно некогда будет с ней возиться, все пойдет насмарку. А потом, я действительно не так твоего Владимира опасаюсь, как его необузданной девчонки. Аленушка ее боится и, кстати, сама не хочет там жить. Она очень тоскует по тебе, но из-за них не желает ехать к любимой мамочке. Боюсь, если дальше так все пойдет, ты можешь потерять авторитет в глазах своей девочки – это страшно и печально!
Ольга Дмитриевна громко зашумела охая.
– Я обещаю обдумать все, и обязательно поговорю с Владимиром. Папа, у меня для Вас есть новость.
– Что там за шум? Ты не одна?
– Здесь мама. Я закодировала ее. Ей так плохо, что она переселилась вместе с постелью к туалету.
Тот засмеялся в трубку.
– Столько месяцев не объявлялась! Где ты ее нашла?
– Сама нашлась! Приехала ко мне на дачу денег просить. Я ее в охапку и к доктору.
– Молодец, скоро буду!
Мирослава успела через трубку услышать женский голос, который громко спросил: «Уезжаешь?» Еще не успев отключиться, тот ответил: «Да, любовь моя, надо ехать, дочь ждет».
Мирослава не знала, радоваться теперь за него или огорчаться. Преданный муж влюбился в какую-то женщину. Несомненно, влюбился и очень серьезно, ведь ее отец никогда не станет разбрасываться такими словами как «любовь моя» просто ради красного словца. Когда через полтора часа он приехал, Мирослава сразу поняла, что была права в своих выводах. Все его мысли заполняла другая женщина. Ольгу он не мог просто так выставить на улицу – он считал ее больным человеком, а больных не бросают в беде. Мирослава помогла ему поднять на руки когда-то любимую женщину, и унести ту на кровать. Дочь приготовила кофе на двоих. Отец сел на свое привычное место напротив Мирославы – никто кроме отца никогда не садился туда, не потому, что было запрещено, а потому, что оно было самым неудобным. Глава семьи слишком любил своих женщин, поэтому предпочел, чтобы они занимали самые удобные места за столом. Дочь отхлебнула глоток, пристально разглядывая родные стареющие черты. Один вопрос бродил в ее голове туда-сюда, словно трактор на пашне. Не выдержав, спросила:
– Папа, сегодня мама призналась, что вы мне не родной. Это правда? – и сразу побежала накапать несколько капель лекарства в воду, как только увидела, как затряслись его руки, и ложечка затренькала по блюдцу.
– Зачем же она это сделала? – убитым голосом спросил он. Потом поднял увлажнившиеся глаза на дочь и спросил. – Надеюсь, ты не станешь любить меня меньше, чем раньше? Я ведь всегда считал тебя родной!
Она быстро обошла стол и обняла его сзади, целуя в макушку, приговаривая:
– Как я могу Вас разлюбить? Это невозможно!
У отца из трясущихся рук вывалились очки – от расстройства он опять натирал их платочком. Она присела рядом с ним и обняла, затем взяла его ладони и поцеловала каждую.
– Я знаю твоего настоящего отца! – вздохнув, ответил он.
– И кличка у него Прут?
– Как тебе стало известно? Мама рассказала?
– Однажды, когда я была ещё маленькой, мама, перепив в очередной раз, и, думая, что я ничего не пойму, посмотрела на меня недовольным взглядом и сказала: «Вылитый Прут, такая же слепая, как он. Повезло же мне, оба мужика слепые достались, будто других не нашлось!»
– Он нормальный порядочный семьянин, коренной москвич. Оленька сама не захотела с ним жить. Он от тебя не отказывался, но она убедила его подписать документы, и я удочерил тебя.
– Мне обидно, что мама меня всегда считала некрасивой. Всю жизнь, кажется, что не любила.
– Глупости! Мама любит тебя, просто у нее своеобразный характер. Она всегда гордилась своей красотой и в тебе хотела увидеть свое прекрасное повторение. Ты красива по-своему, только ты похожа на отца – это ее и мучает всю жизнь. А то, что ты еще и внутренне богаче матери – ее и вовсе бесит. Но ты знай себе цену и не обижайся на мать. Она всегда считала себя сильной, но оказалась очень слабой! Может, я в чем-то был не прав? А потом, ты же знаешь, красивые женщины всегда тяжелее переносят увядание своей внешности, чем некрасивые. Я знаю одну такую, мы начинали с ней работать еще в Ногинске. Она была худосочной, совсем непривлекательной, никто ее и не замечал. Работала, как мышка-одиночка. Замуж от безысходности выскочила за первого встречного, родила ребенка – вырастили вместе дитя и расстались. К пятидесяти годам наша Вобла, как ее прозвали, расцвела! Лицом румяная, привлекательная стала.
– Папочка, что-то вы так сладенько о ней рассказываете, не та ли это сотрудница, что с работами на дом приходит?
– Та самая, что уж скрывать! Судить меня станешь?
– Нет, не стану. Я понимаю, что мама никогда не давала Вам любви. А Вы заслуживаете настоящего счастья. Даже если мама не станет пить – это не означает, что у нее проявятся к Вам чувства. Не так много времени нам дается на жизнь, так что, если вы любите друг друга, не стоит терять его. А мне завтра предстоит серьезный разговор с Владимиром об Аленке. Наверное, уже поздно звонить Милану, расспрашивать о ней?
– Этот мужчина станет с тобой говорить, даже если ты десять раз за ночь разбудишь его.
– Здравствуй, наш безотказный нянь! – сказала она, как только услышала его голос. – Ты совсем решил забрать на воспитание мою дочь?
– Я бы с удовольствием ее вместе с мамой забрал, хоть сейчас! – ответил Милан приятным баритоном.
– Спасибо тебе за заботу об Аленушке!
– Это она обо мне заботится: кормит меня с ложечки, свои котлеты мне перекладывает, чтобы силы были отвоевать тебя у дяди Володи. Вот прямо так и говорит: «Съешь еще котлетку! Я в кино видела, что за женщин надо бороться, и их завоевывать!» Так что я ем, и знай, скоро наберусь сил и приду вызывать твоего алкаша на битву, – он смеялся, и ей тоже было весело.
– Милан, я знаю, что она тебя обожает. Когда еще жив был Олег, она у меня как-то спросила: «Мама, зачем мне три папы? Я не жадная, мне и двух хватит, они у меня оба хорошие!» Тогда я у нее спросила, кого же она считает своими папами. «Мама, какая ты непонятливая! Ну, конечно же, папу Олега и папу Милана!»
Тот вновь засмеялся довольным льющимся смехом.
– Спокойной ночи, наша любимая мамочка! – сказал он и положил трубку. Почему-то хотелось продолжать говорить с ним и слышать его веселый голос. Мирослава задумалась над последней его фразой. Интересно, смог бы он заснуть, не дождавшись ее с работы, как это часто делает Владимир? Или допустил бы ее такую расстроенную до руля машины, чтобы куда-то везти пьяную мать? Все эти вопросы наплывали, потом таяли и совсем исчезали. Она сама всячески придумывала оправдания своему любимому мужчине. От Владимира мысли опять возвращались к Милану. Почему же она не боится оставлять свою дочь с ним? И почему так тревожится, когда оставляет ее на любимого «мужа»?