Предохранение - 2

Десять лет спустя...


Он был одним из последних, кто сумел прорваться сквозь полицейское оцепление. Многих повязали, загрузили в автобусы и грозные автозаки. Уходил с площади дворами, прыгал через заборы, пересекал детские городки. Благо, что смеркалось и погода была ненастной, так что мало какой свидетель мог его запомнить и после гарантированно идентифицировать. Но периферийным зрением он видел, что за ним гонятся - значит, определили как зачинщика заварухи. Если поймают, отвесят не меньше трёшки - какой ещё нужен мотив, чтобы бежать со всех ног.

Конечно, он понимал, что его зафиксировали десятки камер наружного наблюдения. Остановившись в подворотне, быстро вывернул наизнанку свою куртку, и она из красной превратилась в чёрную, бейсболку поменял на вязаную шапочку. Не стал выскакивать на людный проспект, а юркнул в заднюю дверь магазина, медленно продефилировал через залы, полные покупателей, и, чуть сгорбившись в целях конспирации, совсем уже прогулочным шагом вышел на параллельную улочку.

Он почти уверовал, что сумел оторваться, но впереди по ходу заметил полицейские фигуры. Резко развернулся, но и там - то же. Запаниковал, показалось, что ловушка захлопнулась, однако справа открылись двери кафе, и оттуда появилась парочка хипстеров. Не медля ни секунды, он нырнул в уютное тёплое помещение, в нежный аромат кофе, в тихую музыку, в приглушённый ласковый свет. Вот только присесть было некуда - все столики заняты. Он взглянул на официанта, и тот с сожалением развёл руками. Осторожно обернулся и вздрогнул - снаружи сквозь стёкла внутрь кафе заглядывал боец ОМОН.

Требовалось что-то предпринять - срочно. Он направился в угол, увидел одинокую молодую женщину и подсел к ней - будто родной.
- Извините, я ненадолго, буквально минутка. Могу угостить вас чем пожелаете, вы уже заказали?
Молодая женщина смотрела на него удивлённо - что немудрено при подобных обстоятельствах, и вдруг произнесла:
- Максим?
- Да, - выдохнул он, - а разве мы с вами знак...

Он не успел договорить, как вспомнил давний умопомрачительный отжиг в ночном клубе и такое печальное расставание после него - ранним холодным октябрьским утром.
- Малютина? - улыбнулся он.
- Скуратов, - улыбнулась она.
- Да, да, - закивал он, - по-прежнему Максим Скуратов, но сейчас всё не так однозначно. Четыре года назад женился на подруге по фамилии Перовская и таким образом как бы убил в себе Скуратова. А ты замужем?
Она собиралась ответить, но в этот момент от двери донёсся шум, и Макс нервно оглянулся, потом выдернул из стакана салфетку и принялся оттирать руки.
- Ты чего такой заполошный? - спросила она.
- Убегаю с митинга, - прошептал он доверительным тоном. - Бросал в ментов камнями, какому-то хорошо попал. Еле оторвался, но они идут по следу...

Он взял паузу, ситуация у входной двери нормализовалась - новые посетители примирились с тем, что свободных столиков нет, и отправились искать себе приют в другом заведении.
- Я ведь верен нашим идеалам, - заявил он с гордостью, достал из кармана пачку сигарет и зажигалку. - Ни дня без борьбы с режимом.
- Не кури, пожалуйста, - попросила она и подалась назад.
Тут он увидел её большой живот и удивился:
- Решилась родить?
- Второго. Первый сейчас у бабушки с дедушкой в деревне.
- Круто, - отозвался он и добавил с иронией. - В деревне у бабушки на свежем молочке... Какая патриархальщина.
- А у тебя?
- Что? Дети? Ну, нет. Рожать в этой стране? Чтобы их тут потом загнали в стройные ряды строителей очередного светлого будущего? Нам с женой и так хорошо... Практикуем разные виды секса, ищем новые ощущения с помощью дополнительных штучек. Могу поделиться опытом...
Макс расслабился - по-хозяйски развалился на стуле, положил нога на ногу.
- А помнишь, - подмигнул он, - круто мы зажигали.
Она опустила глаза, смутилась, взяла свою сумочку и тихо проговорила:
- Извини, я в дамскую комнату.
- Конечно, но вообще-то, в приличном обществе дамские комнаты давно принято называть туалетами или сортирами...

Он проводил её взглядом, такую нелепую с этим огромным животом. И такую несчастную. Всколыхнулись какие-то старые чувства - а может, не стоило им тогда расставаться? Может, из-за их расставания вся её судьба покатилась кувырком и шиворот-навыворот? Что там она сказала про мужа? Да ничего не сказала. Стало быть, не сложилось. От кого тогда рожает, курица? Погрязла в быту, в загаженных подгузниках. Может, помочь ей вернуться на правильный путь - достать какие-то препараты для прерывания на поздних сроках? В принципе, есть знакомые врачи с феминистским мировоззрением...

Так он думал, пока она не вернулась и снова не села напротив.
- Токсикоз мучает? - спросил он.
- И токсикоз тоже.
Через пять минут официант подал ей травяной чай, а ему - в качестве аперитива - вермут. Потом двери кафе буднично раскрылись, и внутрь зашли служители закона - двое полицейских и ещё кто-то в штатском. Они сразу посмотрели в их угол. Макс подался ближе к Малютиной и зашептал:
- Если что, я твой гражданский супруг и мы тут сидим уже три часа.
Малютина смотрела напряжённо, человек в штатском приблизился к их столику, улыбнулся ей, поцеловал в губы:
- Извини, любимая, что задержался, вечер напряжённый.
- Я знаю, что всё непросто, - ответила она, - знакомьтесь: это Максим, а это мой муж, капитан полиции Столыпин.
Макс на автомате протянул руку, но рука повисла в воздухе.
- Поторопитесь, Максим, - вежливо рекомендовал капитан Столыпин, - вам уже пора! Наряд ППС проводит вас к автозаку.
И он кивком указал на полицейских у двери. Макс растерянно глянул на бывшую Малютину, на смартфон в её ладони.
- Никакого бизнеса, - сказала она на прощание, - только личное. Не пытайтесь расшатывать нашу страну, господин Перовский,  мне тут ещё детей растить.

Через полгода он ехал этапом, лежал на шконке, удивлялся превратностям судьбы и думал о том, что вот - «уже который век абсолютно ничего не меняется, всё тот же непролазный кошмар, тот же неустанный тоталитаризм, всё то же беспробудное рабство». Его жена Перовская перебазировалась на запад и теперь, креативно надувая губы, кочевала по пресс-конференциям, раздавала интервью, вещала о кромешных ужасах российского режима, доказывала, что её несправедливо осужденный муж является узником совести и политзаключённым и что в момент задержания с ним обошлись беспрецедентно бесчеловечно - прям вообще, то есть чистый 37-й год, то есть хуже, то есть кровавая гэбня. Может, потом, если получит хороший грант, она навестит его в колонии...

В общем, Максима в девичестве Скуратова везли в заснеженную Сибирь, везли сквозь огромные евразийские пространства - непонятные, тревожные, враждебные. И везли его столыпинским вагоном...