17. Череда проблем

«Порой, за счастье нужно бороться даже с самим собой». Джейн Остин
    Но нет, я просто как всегда все утрировала, но по-прежнему сидела за столом. Я не упала в обморок, правда крепко и нервно вцепилась в вилку, будто хотела превратить ее в горстку жалкой пыли.
     - Все в порядке? - Тамара заботливо накрыла мою ладонь своей. Я вздрогнула и непонимающе на нее поглядела. Обвенчаться, вот оно как дело обстоит.
      - Просто подавилась, - я пару раз моргнула и закашлялась. В горле першило, я почему-то ощущала себя униженной и оскорбленной, словно меня облили грязью.
      - Бедняжка, - казалось, она говорила искренне, и даже предложила мне стакан воды. Я вежливо отказалась.
      - И что же, ты даже не поздравишь нас? - в голосе Саши слышался яд. Я вздрогнула и удивленно на него поглядела: да что с ним такое?
     - С чем же?
     - Мы любим друг друга и может осуществить свою мечту, - с издевкой сказал он, а Тамара улыбнулась, не понимая для кого затеян этот спектакль. - Быть вместе, - Саша склонил голову набок, я скрипнула зубами от жгучей досады. Все ясно: он мне мстит.
     - Желаю вам благополучия в семейной жизни, - выдавила я, задыхаясь от ярости, и поспешно встала. - А теперь прошу меня простить, но я очень устала.
      - Конечно, конечно.
    Я вытерла масляные губы салфеткой и чуть ли не выбежала из столовой, спиной чувствуя на себе ехидные и победоносные взгляды Саши. От несправедливости я готова была заплакать: ведь он обещал, что забудет ту ночь. Неужели я прошла через столько испытаний лишь для того, чтобы застрять здесь в депрессии? Почему он никак не может понять, что я не смогу больше никого после Славы любить?
     - Не смей в меня влюбляться, - набатом отдалось у меня в голове. Вот самонадеянный, циничный, дерзкий, самоуверенный, наглый, вызывающий тип! Что в нем вообще можно найти и что нашла эта Тамара? Зря я все-таки тогда встретила его на остановке: теперь он станет моей постоянной слабостью. А у таких, как я, их вовсе не должно быть. И в теории, В том числе.
     Я зашла в гостиную и, дрожащими руками найдя телефон, набрала номер. Меня всю колотило, и я сама не могла понять от чего. Ясное дело, от эмоций, но от каких?
    - Алло!
    - Марина, - не выдержав, я всхлипнула, - Мы можем встретиться?
     - Россия? - ее голос стал испуганным и настороженным. - Что случилось?
     - Я потом все объясню, хорошо? - озноб увеличивался. Как хорошо, что у меня есть Марина. Лишь сейчас я поняла высокую цену новой подруге.
      - Конечно. Где и во сколько? - из столовой донесся взрыв смеха, и я скрипнула зубами, невольно сжав кулаки. На ладони проступили капельки крови от ногтей, которые я сильно впила в кожу. Впрочем, боль хорошо приводит в себя.
      - Сейчас, на той самой заброшке, - я больше не плакала, лишь грудь судорожно поднималась.
      - До встречи. Будь осторожна, - проговорила Марина и отключилась. Как всегда она не обещала, а исполняла. И ей было далеко все равно на разные формальности. Она их терпеть не могла.
      - Пока... - теперь меня переполняла холодная решимость. Казалось, она льется даже из моих ушей. Я уверенно встала и твердой походкой подошла к окну. Вдруг я почувствовала поток цифровой информации. Коды, сетевые тексты, ссылки вливались в мой мозг и проходили обработку там. Я запоминала все и в любую секунду могла воспроизвести нужную комбинацию. Это легко давалось мне, просто потому что мысленно я могла открывать искомый слайд и читать его, как книгу. Сперва я испугалась рядов цифр и букв, пикселей и килобайт, но потом вспомнила, что нынешняя стадия развития мозга позволяет мне управлять материей. Мне стало даже очень хорошо, словно эта цифровая лента дополняла меня. Оглядевшись, я заметила на низком журнальном столике смартфон Саши; видимо, он и служил источником информации.
     В долю секунды у меня в голове возник новый, слегка коварный план. Усилием воли я расслабила каждую клеточку своего тела и отдалась потоку. Я свободно плыла среди обломков сайтов и обрывок фраз, впитывая все. Не было искажений, как в материальных потоках внешней сети, все было точно и расчетливо. Чувствуя себя неосязаемой, я была частью электроники. Я ощущала технику, все ее неполадки, словно это было живое существо, и оно кричало о своей болезни. Если раньше я толком не разбиралась в частях компьютера, зная лишь где системный блок, где мышка, а где колонки, то теперь я прекрасно видела все проемы для проводов и флешек, все рычаги и кнопки. Теперь я отлично понимала, что такое фазы, и почему провод заземления черного цвета. Я с головой могла нырять в интернет, как в омут, и часами проводить там, ловя и ловя новые секреты технического простора. Я чувствовала себя, как рыба в воде.
     Но вернемся к моему плану, далеко не честному. Я нашла в контактной книжке Саши номер мобильного телефона Тамары и отправила на него все фото Саши со мной. Благо, он до сих пор их хранил в своей телефонной галереи, в папке избранного. После такого маневра ни один специалист не отыщет причину этого отправления, а жизнь его станет совсем не сладкой. Нет, это не было местью; Тамара любит его сильно, это видно и слепому, так что выйдет за него, даже потерпев измену. А тут ничего такого не было, лишь дружеские объятия, но пара ссор обеспечена. Я не желала Саше зла, но негодовала из-за его поведения. Ведь я, в конце концов, при нем не бросаюсь на шею Славы. Когда все было сделано, я вынырнула из потока, как из воды, и вернулась в реальность. Из-за новизны такого путешествия меня чуть не вырвало на богатый вычурный ковер, но я сдержалась и, упав на спинку дивана, глубоко дышала. Всю меня скрутило, сплющило, и я едва ли могла стоять на ногах. Надо признать, возвращаться обратно мне очень хотелось: уж очень сильно понравилось в электронной параллели. К тому же, я была весьма довольна проделанной работой.
      Я встала и, пошатываясь, подошла к двери. Схватившись за нее, я закрыла глаза и попыталась привести дыхание в норму. Мне не верилось, что я смогу быстро восстановится после такого, но встречу с подругой отменять я не собиралась. Поэтому я кое-как дошла до столовой, сказала Саше, что я пошла гулять, и одела куртку с сапогами. Саша лишь кивнул, даже не взглянув на меня, поэтому и не видел в каком я состоянии. Им с Тамарой и пузатой бутылкой купажного венгерского вина было весело настолько, что они и при начале атомной войны ухом даже не повели бы. Назревал вторичный танец, и я, не желая быть его невольной свидетельницей, поскорее смылась. Прихватив берет, вышитый снежинками, и длинный шарф, я выскочила на лестничную площадку и прокатилась по перилам, как пятилетний ребенок. Впрочем, безумцы и гении навсегда остаются детьми. И даже если я не гений, то уж безумец точно.
     Я проехалась на маршрутке, вышла на нужной остановке и со свинцовой головой прошла до заброшки. Удивительно, но я даже ни разу не упала, зацепившись за корни. С одной стороны, меня радовали новая стадия и прогулки по стадионам внеземной информации. Но с другой стороны, меня пугала эта совершенно не человеческая возможность. Неужели, Джия права, и скоро я перестану быть человеком? Неужели, от меня останется лишь оболочка? Статные пихты и кедры оделись в снежную шубу и сверкали под редким зимнем солнцем, словно гордясь своим новым нарядом. Небо было матовое, серое, без единого облачка. Воздух был сухой и по-морозному колючий, широкие реки и маленькие ручьи тихо журчали под голубой блестящей кромкой льда.
     Марина меня уже ждала. На ней были клетчатые джинсы, коричневые сапоги на высоком каблуке и белые плотные варежки. Из расстегнутой замшевой куртки в тон сапогам виднелась серебряная блузка с рюшами на воротнике. Блузка была объемной и стягивалась на талии широким ремнем с заклепками и брелками, звенящими при каждом движении. Черные кудри девушки свободно лежали на плечах, открытые небу. Марина стояла, подперев спиной кирпичную стену и оперившись согнутой ногой в фундамент. Правая держала вес всего тела, удобно стоя в щебенке. Девушка уткнулась подбородком в грудь и водила пальцем по сенсору телефону, ища что-то. Она так была увлечена этим занятием, что не заметила моего прихода.
     Приятно пораженная ее стилем, я бесшумно подошла поближе и с восторгом всмотрелась в идеально очерченное лицо. Веки были подчеркнуты золотыми тенями и черными стрелками, пухлые губы спрятаны под толстый слой коралловой помады. Как же я скучала по ней, внезапно поняла я, мне все сильнее и сильнее не хватает ее. Марина, такая беззаботная, веселая, отзывчивая, интересная, искренняя, стала мне по-настоящему дорога. Вдруг она подняла глаза, и я отшатнулась, вздрогнув.
      - Привет, - бархатным голосом сказала Марина, и я поняла, что она недавно курила. Видно, что не у меня одной кругом проблемы. Губы девушки тронула улыбка, в глазах танцевали смешинки.
     - Марина... - выдохнула я, храбрясь. Мысленно, внедрившись в мозг ее телефона, я уже обработала фото, с которым она так долго не могла справится.
     - Все настолько плохо? - уточнила девушка, не тратя время на пустые слова, бессмысленные распросы и непонятливые гримасы. Это-то в ней мне и нравилось.
      - Вовсе нет! - вздернула я подбородок. - Я сильная и независимая женщина! И даже не собираюсь плакать!
      Ответом мне послужила изогнутая бровь Марины. И ее скептический взгляд.
    Уже через несколько минут внутри здания я рыдала в куртку Марины. Мои плечи тряслись, как вагоны на рельсах, а речь была невнятной, как у пьяницы.
     - Ну, ну, - девушка успокаивающе гладила меня по голове. - Таков характер Саши, он не может иначе...
      - А я не хочу, не хочу так! Я думала, раз он меня по-настоящему любит, то не будет мучить! Даст время освоиться, начать заново жить; ведь это не так-то просто. А он!..
      - Обижен, - закончила Марина и уткнулась мне в волосы. - Ему больно. А ты чего ожидала?
      - Я? - я всхлипнула. - Ну, уж точно не мести.
      - Это не месть, - я почувствовала, как она едва заметно покачала головой. - Это просто детский спектакль, самое грандиозное на что он способен.
     - Таки уж и самое, - буркнула я, уже беззвучно плача. - А мне-то, мне-то что делать?
      - Принять правила игры, - сказала девушка настолько спокойно, будто вела речь о настольных или уличных играх, а не о жизни.
      - Принять правила игры? И какие же они?
     - Он хочет, чтобы ты злилась и очень сильно, - Марина протянула мне фиалковый носовой платок.
     - Я не злюсь, - фыркнула я и, приняв платок, привела лицо в порядок. - Спасибо.
      - Не за что. Ну, так и покажи это ему, и как можно лучше. Предложи свою помощь этой Тамаре, помоги Саше, организуй девичники и мальчишники.
      - Я не могу, - вновь всхлипнула я, - Мне... Мне больно, понимаешь? Вот здесь, - я указала на сердце.
     Очень долго Марина молчала, и я испугом ждала ее реакции, не зная, что от нее ожидать. Все еще подруга оставалась для меня полной загадкой. Наконец девушка медленно подняла верхнюю губу, сощурила глаза, наморщила лоб и нос и... Вы не поверите: прыснула!
     - Что? - в негодовании вскочила я. Марина заливалась искренним невероятно радостным смехом.
     Через несколько минут, которые я все краснела и краснела, она сказала, выдохнув:
     - Ты что, его любишь?
    Пришла моя очередь хохотать, как безумная. Кажется, у меня был нервный панический срыв.
     - Что?! Я люблю этого... Этого... Этого..?
     - Да, Сашу.
     - Нет! - резко возразила я, взмахнув руками. - Нет, ни капельки!
     - Но ты нервничаешь из-за него, - Марину далеко не просто было переспорить: она не принимала никакие здравые доводы, полагаясь лишь на свое шестое женское чувство.
     - Потому что он мне друг! И я не хотела бы его потерять! - вспылила я в конце концов. Мои глаза пускали молнии. Мне казалось безрассудным то, что сказала Марина. - Нет, я его не люблю. Но Саша мне не чужой, и я не хотела бы его потерять. Я слишком многих людей потеряла, Марина.
     - Ты не всех потеряла, - она взяла меня за руку. - У тебя еще осталась я, и я тебе верю. И знаешь еще что? - она вскочила, полная энтузиазма, и подала мне руку, улыбаясь. - У меня есть идея. И даже не думай отговариваться, все равно не дам. Нам нужны свои традиции.
     - Традиции? - я непонимающе на нее поглядела и встала следом, одернув куртку.
      - Да, знаешь ли такие теплые дружеские традиции. Что-то вроде просмотра одного и того же фильма по воскресным утрам, одинако одеваться, допустим, во вторник. Придумать какие-то свои жесты и манеру общения, шифр, вместе куда-то ходить, гулять...
     - Но мы ведь и так гуляем, - сказала я, прерывая ее увлеченную тираду.
      - Да, но не как лучшие подруги, - Марина укоризненно на меня посмотрела.
      - Прости, я не могу, - с сожалением возразила я. - Я... Я пока еще не готова. Все это очень сложно.
      - Ничего, я подожду, - уголки ее губ дрогнули.
      - Я не знаю, как долго придется ждать. Я не хочу, Марина, чтобы кто-то из-за моих капризов ставил крест на своей жизни.
      - А вот сейчас и вправду начались капризы, - шутливо нахмурилась девушка. - Пойдем, а то я уже замерзла. И вот, - она подала мне тушь для ресниц в элегантном металлическом футляре, - ты все же девушка. Не забывай этого.
      Я не смогла не улыбнуться и попросила зеркальце, достав кисточку.
      - На. И знаешь еще что? - она лукаво улыбнулась. - Найди-ка себе парня, да покрутись с ним так перед Сашей, чтобы тот от злости завыл.
     Я подвела ресницы, отдала тушь и зеркальце, поправила волосы и удивленно поглядела на Марину.
      - Мне казалось, что в этой истории ты за него, не так ли?
      - Между прочим, я всегда предпочитаю играть за женскую половину, - она подмигнула мне и достала телефон. - Ой, мамочка!
     - Красиво? - спросила я, поняв что она увидела фото. Марина перевела ошарашенный взгляд на меня.
      - Это ты, да? С помощью разума?
      - Пойдем, а то я уже замерзла, - передразнила я и ничего не ответила. Финалом нашей женской встречи послужили восхищенные редкие аплодисменты подруги.
     - Браво!

   С той лесной посиделки прошло полтора месяца. Саша убедил подозрительных депутатов и чиновников, что я, боясь нового плена, бежала за границу. Теперь меня разыскивали как государственную изменницу, поехавшую смущать просвещенные европейские умы. К моему же удивлению, в ответ на это я не рассердилась, а расхохоталась. К тому же, благодаря этакому хитрому маневру, я могла продолжить учебу и уже сдала под чужим именем экзамены по русскому языку, профильной математике и физике. Оставалась лишь химия в начале апреля, так сказать, экстерном. Я еще не знала кем стану в будущем, хотя уже не одну ночь ломала над этим вопросом голову, но понимала, что это будет связано с техническими науками. Гуманитарные меня в принципе не интересовали. Филология, лингвистика, история, мораль и право, политология, дипломатия были чужды мне и далеки, как планеты другой системы. То ли дело химические реакции и их уравнения, физические формулы и чертежи, синусы и косинусы, окружности, степени квардатов и кубов! Все это казалось для меня легкостью, как дважды два - четыре. Но самое главное: меня это по-настоящему увлекало.
     Каждый день я корректировала свои умения в информационном потоке и все больше совершенствовалась. Пока Саша более не делал попыток мести, помня мой кокетливый телефонный разговор с каким-то кавалером. Этот разговор я подстроила по совету Марины, но он и вправду рассердился. Тамару я видела лишь пару раз, и та все цвела и цвела, становясь как-будто моложе. В ателье меня повысили, а следовательно и мою зароботную плату. И если раньше я была простой швеей, то теперь лаборанткой дизайнера арт-ателье. Теперь я помогала выбирать кружева, тесьму, пайетки, бисер, пуговицы, манжеты, вид и цвет ткани, ее изготовителя. Вместе со студией я ездила на городские и областные флэшмобы и карнавалы. На Старый Новый Год мне подарили чудесное платье, над которым работал весь персонал, от директрисы до последнего портного. Оно было пастельно-бежевым, сверкающим от светло-коричневого бисера. Короткая юбочка и едва заметные рукава струились, легкие, как паутинки. Платье напоминало мне эпоху Наполеона, когда все женщины щеголяли в простых платьях нежных цветов, с пояском под грудью. Но от этого подарок мне нравился лишь сильнее, словно я уже хранила частичку прошлого, антиквариат. К платью прилагался ремешок-цепочка из сплава бронзы и меди, пряжка которого была спаяна в виде цветка. Над этим не менее прекрасным творением старался местный ювелир, шутливо требуя потом свою пошлину в качестве баварского пива.
     - Где ж мы тебе его возьмем, твое баварское пиво? - шутили рабочие, и я от души смеялась вместе с ними.
      - А оно не далеко, - невозмутимо отвечал мастер, - в Германии! А если нет, или лень-матушка родилась вперед вас, так дайте мне денег: я сам съезжу!
      - Были бы у нас деньги, сами бы весь мир объездили. - Я со светлой печалью и грустью глядела на них. Париж, Лондон, Берлин, Рим, Нью-Йорк, Рио-де-Жанейро, Прага. А я и о Беларуси-то уже не мечтаю, даже и думать не думаю о Сахалине, Карелии, Воркуте. На самом деле, мне это и не нужно уже вовсе, лишь бы хоть еще раз увидеть родную Калугу...
     Хотя, погодите минутку! Что это я сопли тут развела? Разве не я была на Кубани и ела виноград, рассекая просторы Черного моря? Разве не я была на Байкале и Иркутском Зимнем Балу? Разве не я была во Владивостоке и бухте Золотого Рога? Разве не я была в городе Петра Великого и купалась под его императорскими фонтанами? Разве не я была на школьных раскопках на Таманском побережье? Разве не я была на берегах Большой Шайтанки и в далеком городе, Первоуральске? Разве не я была на самом высоком водопаде в Калужской области? Разве не я была сто раз на даче, в лесах возле Козельска? Разве не я была в Воронеже, Саратове, Самаре, в Уфе, пусть и мельком? Жизнь прекрасна, и поэтому я не собираюсь сдаваться.
     Ну, а платье день за днем висит в шкафу, пока я думаю, куда его надеть. Похоже, оно не по вкусу уральской моли. Ребята, как и мама, больше не объявлялись. Олег пару раз звонил, спрашивал, как дела. Дед Митя привозил мне всякие вкусности, как маленькой, и ласково называл внучкой. Мирослав не раз вызывал на прогулку по лесу и один раз все-таки добился своего. Сводный брат даже рассказал мне, что у него есть тайная любовь. Зовут ее Аполлинария.
     - Полина, значит. Поля, - рассмеялась я.
     - Нет, Аполлинария, - он нахохлился, как воробей.
     - Так в чем же проблема? Почему тайная?
     Мирослав остановился, понурив голову, плюхнулся на огромный булыжник, который мы, первоуральцы, зовем троном, и задумчиво прикусил губу. Слепому было видно, что его что-то угнетает. Чувствуя себя до невозможности неловко, я опустилась рядом, на краешек, и осторожно, словно хрупкую вазу, приобняла его за плечи.
      - Она знать про меня не знает, - наконец пробормотал он, нарисовав кончиком ботинка на снегу иероглиф.
      - Надменная?
    Мирослав скосил на меня глаза, и в них я заметила испуг. Меня словно ударило током: ведь именно такой реакции он и боялся. Какая же я сестра после этого?
    - Слепая.
    - Оу!
    - Знаешь, это такие люди, которые не видят окружающий мир, - съязвил парень.
     - Я знаю, кто такие слепые! К твоему сведению, до приобретения процентов у меня было минус девять, и без линз или очков я практически ничего не видела. Это ужасное чувство, когда перед глазами все расплывается, когда люди превращаются в мутные, неясные тени, когда буквы сливаются в одну линию. Когда страх ослепнуть сильнее живет в сердце каждую минуту. Но еще хуже, когда совсем ничего не видишь. Пожалуй, это самое ужасное человеческое ограничение. Не видеть... - Мирослав удивленно глядел на меня, не мигая. Я тут же остыла, устыдившись сама себя. - Прости, прости меня, пожалуйста. Великий космос, я самая паршивая сестра на свете!
     - Быть может, потому что у тебя никогда не было брата? - улыбнулся он. Я ответила на улыбку и взяла его за руку, переплетя наши пальцы.
      - Это не оправдание. Мне, правда, очень жаль, что я такое ляпнула, не подумав, Мирослав. Я никак не хотела обидеть Полину...
    - Аполлинарию.
    - Да, да, Полю, - я издала смешок. - Я уверена, что она очень классная и добрая девчонка. Почему ты не познакомишься с ней?
     - Я не знаю, о чем с ней разговаривать, - брат помрачнел.
     - Как о чем? Как о чем? Она что, марсианка, скажи мне? Нет? Ну, а тогда что? - я встала и хлопнула ладонями по бедрам. - Представь, что я твоя потенциальная девушка.
     Губы парня расплылись в ехидной ухмылке, мол, он уже однажды пробовал.
     - Но вообще-то... - догадавшись о чем сейчас пойдет речь, я заткнула уши.
     - Не хочу ничего слышать, Миро!
     Но этот нахал изобразил губами весьма выразительный поцелуй, напоминая о ночном празднике Макоши, и я отвесила ему довольно мощный подзатыльник.
     - Ой, больно!
     - Так тебе и надо. Так вот, представь меня своей потенциальной девушкой.
     - Ну, - протянул он, задумчиво почесав нос, - Это будет сложно.
      Я возмущенно округлила глаза и съязвила:
      - Что, не в вашем благородном вкусе, господин Цезарь? - теперь была моя очередь получать подзатыльники. - Эй, девочек не бьют!
      - Ничего, это для профилактики! Тем более ты больше гений, чем девочка, - честно сказать, мне это немного подольстило, и я покраснела. - Просто, ты - моя сестра, и трудно представить тебя в более близком образе.
     - Ну, все же, ради Полины.
     - Аполлинарии.
     - Да, да, Поли, - я лукаво улыбнулась и спрятала губы в ладони.
      - Хорошо, представил с горем пополам, - кивнул он, важный, как индюк.
     - Э, не надо тут ко мне горе приписывать. Ну вот и перечисли темы, на которые ты смог бы со мной беседовать, - я торжественно распрямила спину.
      - Музыка, кино, политические новости, книги, что-нибудь из философии, - принялся перечислять Мирослав, - и так далее и тому подобное.
     - Разве этого мало? - искренне и немного наивно удивилась я.
     - Фильмы? - критически переспросил он, подняв брови.
     - Фильмы - нет, - развела я руками, - А вот все остальное - да.
     - Но она же никогда меня не увидит, - сказал брат после минутного молчания. Я поморщилась.
     - Неужели твоя любовь настолько поверхностна и лжива? - воскликнула я. - Разве ты любишь Полину ради взаимности и повышения своего авторитета? Тогда сразу запихни личную самооценку в задницу: любовь не терпит никакой выгоды!
      - А ты за что полюбила Сашу?
      Я замерла с открытым ртом, пытаясь справиться с эмоциями. Неужели я выгляжу как по уши влюбленная девчонка?
      - Я не люблю Сашу! - сказала я повышенным тоном. - Он мне друг! Почему вы никак не желаете этого понять?
      - Ладно, ладно, - Мирослав примирительно поднял руки ладонями вперед. - И чего ты так взорвалась?
     Я ничего не ответила и начала гипнотизировать снег: действительно, не стоит так много внимания уделять Саше. Только как другу, настоящему преданному другу.
     - Но все же у тебя был парень там, в Калуге...
      - Слава, - даже от короткого воспоминания щеки покрылись румянцем. Тело машинально подалось на прошлые ласки, чувствуя их, как сейчас. Я закрыла глаза и судорожно втянула носом воздух до упора, стараясь унять порыв. Ты больше никогда не увидишь его, Россия, уговаривала я себя. Так что не стоит понапрасну мучиться.
     - Да, пожалуй. Хотя имя тут, наверное, не играет особо важной роли. За что ты его полюбила?
     Не стоит начинать такой разговор, молило сердце внутри своими быстрыми толчками, а разум вопил о своем протесте. Но тело вновь стало ватным, повторно воспроизведя движения Славы. Движения его четкого загорелого пресса, гладких, шелковистых рук, черных пушистых ресниц, опытных губ...
       - Ответ, что за карие глаза, не подойдет, верно? - застонала я. Он покачал головой.
      - Кхе, придумай что-нибудь получше. По-романтичнее, покрасивее, поярче. Зря что ли у тебя семьдесят процентов?
      - Семьдесят пять, - уточнила я и закатила глаза: ну и братик достался. - Знаешь, это было странно... Что-то вроде любви с первого взгляда, хоть я и не верю в эту чепуху. Но, понимаешь, он, то есть Слава, манил меня, как удав свою жертву. Днями и ночами я думала лишь о нем, и когда моя любовь нашла взаимности, я не находила себе места от сказочного волнения. Я ни о чем не могла думать, кроме как то, что я ему дорога. На первом свидании у меня кружилась голова, я вся трепетала, потому что боялась, что потеряю его. Конечно, это еще был не сам Слава, а лишь призрачная надежда на совместное счастье, но я уже чувствовала его, такого живого и теплого, там, рядом со мной. Я просто не могла поверить, что могу его потерять, что его место будет пусто или занято кем-то другим. Я не могла смотреть на других представителей противоположного пола без отвращения. Мне мерзки были они и их волосатые ноги, пошлые, как мне тогда казалось, шутки, грубые и глупые фразы. Меня раздражал любой их запах, потная футболка, короткие шорты, похожие на трусы, глаза не той формы и не того цвета, светлые или блеклые волосы. Это было невероятное, но вместе с тем шаткое, совсем не прочное, ощущение. Когда мы впервые поцеловались, я думала, что точно упаду в обморок от флера чувств, захватившего и поглотившего меня без остатка. Я боялась поцелуя, мне казалось это мерзкой, слюнявой процедурой, вроде клизмы, которую я должна буду претерпеть, чтобы не остаться в старых девах. Чего только не придумают подростки со своей нездоровой фантазией, скажу я тебе. Но со Славой, с ним все было по-другому. С ним хотелось все больше и больше поцелуев, а каждый новый казался через чур коротким, холодным и несладким. Быть может, это еще одно свойство любви, не знаю. С ним я была полная, жизнеспособная, живая, натуральная. Мне не надо было лицемерить, лгать, строить интриги и козни, вместо этого я могла просто прижаться к нему и закрыть глаза. Глубоко дышать, успокоиться, оградиться от сплетен; я знала, что нахожусь за сильным и храбрым плечом. - Мирослав слушал меня внимательно, словно брал интервью, и от этого зависела вся его дальнейшая жизнь. - Ты спрашиваешь, за что я полюбила Славу? Можно без конца перечислять его достоинства, привести довод, что остальные девчонки вешаются ему на шею, но другой ответ, правильный, будет короче и честнее. За то, что он родился и, живя, встретил меня; за то, что не опоздал тогда на первое сентября, и я его увидела; за то, что он умеет смеяться и заставляет это делать других. За то, что он есть в этом мире.
     - Наверное, и я за это люблю Аполлинарию...
     - Наверное, - устало кивнула я. - Тебе решать в конце концов. Но учти то, что другая любовь тогда будет не совсем искренней.
     - А может, ты его разлюбила, потому что добилась своего? Знаешь, после такого приходит насыщение и уже больше не нужно ранее желаемое.
      Я удивленно подняла на него глаза. Меня многие осуждали в отношении разрыва со Славой, но такой еще теории не выдвигали.
     - Я его не разлюбила, - прошипела я. - Я просто оберегаю его, показываю, что он мне якобы не нужен.
      Мирослав понимающе кивнул, и я смягчилась.
     - А какая она, твоя тайная любовь? А впрочем молчи, лучше познакомь меня с ней.
      - При первой же возможности, - рассмеялся парень. - А знаешь, ведь я тоже хочу стать для нее опорой и стеной, как Слава - для тебя. - Его синие, будто васильки, глаза сверкнули печалью.
      - И станешь, - заверила я.
     Тамара посчитала мою выходку с фотографиями довольно милой, а Саша даже не злился, зато ему пришлось рассказать о новой способности. Он назвал это самым полезным. Не смотря на все мои заверения и отказы, Саша купил мне планшет. Качественной японской марки, с белой панелью, огромным, почти зеркальным экраном и позолоченными вставками. Саша, со слов Тамары, которая помогала ему, специально искал такой, с которого глаза не портятся, у которого первоклассная частота процессора, огромный объем памяти, долго работающий аккумулятор и современный интерфейс. К нему вместе с грозным, не терпящим возражений видом Саши прилагался кожаный черный чехол и английский рюкзак. Он был удобный, вместительный и, как это не смешно, сиреневый, в мелкий цветочек. Моей благодарности Саша даже слушать не стал, сказав, что он может себе это позволить. В первый же день я с улыбкой нашла в электронной библиотеке  книги таких замечательных авторов, как Эрих Мария Ремарк, Рэй Брэдбери, Александр Дюма, Жюль Верн. Среди них была и фантастическая повесть про голову профессора Доуэля. Я ликовала, чуть не сломав пружины на диване от прыжков, ведь Саша категорически отказывался принимать иностранную литературу. А я, хоть и патриотка, но не только не брезгую ею, но и очень люблю. Каждый январский вечер, темный и холодный, метельный и шумный, я проводила за чтением, сидя на удобном, широком подоконнике, за бархатной занавеской. Я глотала страницу за страницей, закусывая их шоколадными ореховыми батончиками. Новые знания никогда не бывают лишними. Конечно же, не обошлось и без игр на планшете, которые помогали хоть на минуту забыть о проблемах.
     Обстановка в мире накалялась. Некоторые утверждали, что штаты поставляют украинцам оружие и современную военную технику, кто-то не верил, называя это российским бредом. Якобы, мы хотим перетянуть на себя одеяло, чтобы нас перестали считать страной-агрессором. Тьфу, да нам далеко все равно, как нас называют, мы никогда не интересовались чужим мнением. Не хватало нам еще одной интервенции, как с поляками в далеком семнадцатом веке. Как сказали еще во времена правления императрицы Елизаветы Петровны: «У России больше нет и никогда не будет друзей. Теперь слабые боятся ее, а сильные - ненавидят». Некоторые даже шептались меж собой о скорой Третьей Мировой Войне, а старики негодовали, мол, не оценили их трудов и жертв, продолжают зверски убивать. К тому же, впечатление о тихом демократическом двадцать первом веке портили теракты в Ираке.
     Этот день выдался хмурым и болезненным. В начале февраля по городу загулял новый вирус, наверняка грипп, но я не уверена. Многие сотрудники подхватили неизвестную заразу, но не я со своим приобретенным иммунитетом. Поэтому на работе был полный завал, и я, придя в квартиру возле скверика, рухнула как подкошенная за письменный стол, чтобы делать уроки. За два часа справившись с тонной тестов и олимпиад, я написала три сочинения на самые разные темы, очистила стол и принялась убирать квартиру. Какой бы я уставшей не была, дела не ждут. К десяти ночи я буквально вылизала весь дом, разложила все вещи по полочкам, выкинула ненужное, наконец помыла гору грязной посуды, почистив, пожарила картошку и, даже, помыла везде полы.
     Едва я, еле живая и потная, упала на кровать звездочкой, как квартиру оглушил дверной звонок. Его звук отдался в моей раскаленной голове церковным колоколом, причем как будто колокол находился прямо над ухом. Я застонала, помедлила немного, но все же нашла в себе сил встать. Шаркая ногами, которые словно стали деревянными, я подошла к двери, сто раз прокляла позднего гостя и повернула замок. Я замерла в удивление и сонно заморгала, думая, что дремлю. На пороге стояла Тамара, заурядная и великолепная одновременно. Мой шок был выше придела: на ней был ТАКОЙ ЖЕ полушубок, как тот что подарил мне Саша на праздник Макоши. Сомнений быть не может, это его работа. На ней были черные атласные брюки, полупрозрачная блузка такого же цвета, с посеребренными пуговицами в виде корон. Рыжие волосы собраны сзади в гладкий узел и утыкан, как подушка для иголок, шпильками. Глаза оттенены черной подводкой, в руках судорожно сжатая объемная красная сумка Майкла Корса, ноги в сапогах на платформе слегка качаются.
     - Т-тамара? - промямлила я, заикнувшись. Не каждый день ждешь таких гостей.
     - Здравствуй, - сказала она обыденно и величаво в одно и то же время. - Прости, я знаю уже позднее время. Надеюсь, не помешаю?
     - Что-то случилось с Сашей? - взволнованно проговорила я, пропустив мимо ушей ее любезный вопрос.
     - Нет, но косвенно это его касается. Я войду, да? - она улыбнулась и сделала шаг внутрь. Мой взгляд случайно упал на ее сапоги с высокой подошвой, и меня охватила жуткая ярость. В порыве я преградила ей путь, уперевшись рукой в дверной косяк. Я физически ощущала, как мои глаза злобно сверкали.
      - С чего ты взяла, что я должна тебе помогать? - мой голос звучал холодно и отстраненно, но опытный человек мог услышать в нем и затаенную обиду.
      Тамара посмотрела на меня, и в ее взгляде можно было заметить многое. Непонимание, мимолетное изумление, отблеск страха, осторожность, недоверие, сарказм, негласное согласие.
     - Помощь нужна не только мне, но и Саше, так как ведь... - начала она, но я в наглую ее прервала.
      - А с чего я буду по-твоему помогать ему, а? - я была настроена решительно и не собиралась опускать руку.
     - Ты его подруга, - замешкалась на пару мгновений Тамара. - Лучшая подруга.
      - Это он так сказал?! - я незаметно сморгнула слезы. Внутри образовалась зияющая безнадежная пустота. Еще немного помолчав, она кивнула. - Ясно. И что?
       - Как что? - девушка растерялась. - Разве ты не хочешь ему помочь?
      - Когда это касается тебя - нет, - нахамила я, даже не подумав.
      - О, как грубо, - Тамара округлила накрашенные губки. - А я ведь подарок тебе принесла.
      - Меня нельзя купить.
      - Я покупаю не тебя, а отношения с тобой. Ну так как?
      - Зачем это тебе? - я недоверчиво сощурилась.
      - Потому что ты единственный близкий Саше человек, а я хочу, чтобы наши семьи сблизились.
      - Это он тоже назвал меня своей семьей? - бездна заполнилась и даже покрылась горочкой, на которой зацвели любимые пионы.
       Тамара кивнула, и нехотя я пропустила ее. Я взяла полушубок и черный шелковый платок девушки и повесила их, указав в сторону коридора.
     - Ванная там.
     - Это Саша здесь делал ремонт? - спросила девушка, вернувшись. Она внимательно все разглядывала. К этому времени я уже поставила чайник на кухне, достала упаковку черничных пряников из буфета и остатки яблочного пирога - из духовки. Я косо на нее глянула.
     - Мы вместе с Сашей.
     - О, - она быстро кивнула и будто бы невзначай провела пальцем по поверхности стола, но я-то знаю, что она проверяла слой пыли, которой там не было. - А эту квартиру тебе Саша подарил? - последнее слово у этой нахалки вышло по-ясному презрительно.
     - За хорошую учебу, - буркнула я, доставая кружки.
      - Ну да, - она опустилась на стул. - Саша бывает щедр с теми, кто ему угодил, - в ее голосе слышался далеко не призрачный намек. Я вспыхнула.
       - Я не спала с ним, в отличие от тебя! - Тамара лишь улыбнулась в ответ на обвинении в распутстве в ее адрес. Ее глаза так и говорили, мол, болтай да болтай, все равно задеть ты меня не сможешь.
      - Нет? - ласково спросила она, мягко изогнув бровь. - А как же тогда простая, ничем не приметная приезжая девчонка смогла покорить сердце красавца-бизнесмена? Быть может ты цыганка и украла его сердце? Или навела на него порчу? Он купил тебе квартиру в престижном районе, дорогую технику, устроил на работу, подделал документы...
      Я ошарашенно и подавлено поглядела на нее. Ужас ледяным обручем обвил мою шею.
       - Удивленна? - она хихикнула, но смех был похож на сухой кашель старой ведьмы, задумавшей недоброе. - Конечно же, я все знаю, хоть Саша и единым словом не обмолвился об этом. Молчит, как партизан, словно от тебя зависит судьба мира. Возможно, так и есть, но я же не слепая, я же женщина и вижу, что он тебя безумно любит, - голос Тамары стал тихим под корочкой боли, обиды и зависти. - Любит как Ромео Джульетту, как умирающий воин - свою леди, как Дубровский - Марию. Как мужчина - женщину. Ты не видела, не правда ли? А зря: все это написано в его глазах.
      - Зачем ты мне все это вообще говоришь? - я закрыла глаза.
      - Потому что ты дура и не видишь своего истинного счастья! - вдруг заорала она. - Ты считаешь, что оно там, так далеко от тебя, в карие глазах какого-то прыщавого паренька, в глупых и дурацких словах соперницы, которую ты называешь лучшей подругой! В тупой толпе, играющей для тебя пародию семьи! Но не бойся, - она также внезапно стихла. - Я не донесу на тебя.
      Ее голос потонул в стучании моего сердца. Я побледнела, буквально чувствуя, как мою спину покрывает холодный липкий пот страха.
       - Нет? Нет? Почему же нет? Многие на твоем месте поступили иначе бы. Тем более так для тебя пропадет угроза, ты же сама сказала, что знаешь о скрытых чувствах Саши.
      - Даже я так низко не упаду, - она постучала пальцами по столу, - даже я так подло не поступлю. Конечно же, сперва я удивилась тому, что ты, такая амбициозная и справедливо уверенная в своей победе, не борешься за место подле Саши, но после мне стало все ясно. Тебе это просто неинтересно, как старый скучный фильм. Поэтому, - Тамара склонила голову набок, улыбнувшись, - наши дороги к достижению целей расходятся. И я хочу тебя кое о чем попросить, именно попросить.
     - И что же?
     - Быть подругой невесты на моей свадьбе, - произнесла она, сглотнув.
      В негодовании я вскочила, со стуком опрокинув стул. От возмущения волосы стали дыбом на моих руках, трахею и бронхи сжал чудовищный спазм.
      - Ты... Ты... - я махала рукой, задыхаясь и мучительно краснея. - Пришла сюда просить меня о ТАКОМ, все зная?!
      Она встала вслед за мной, но тихо и скромно. Сложила в мирном жесте руки на животе, сплела пальцы и посмотрела на меня строго и добро одновременно.
       - Потому и пришла, потому что ты, как гений нашего времени и нашей страны, самая толерантная и жизнелюбивая.
      Я опустила глаза. Укор и лесть подействовали.
      - Я не знаю, что надо делать будучи подругой невесты.
      - Врешь, - она обостительно улыбнулась. - Ты все знаешь и больше всех на свете. Но вопрос в другом: согласна ли ты?
      Я задумалась. Меня переполняло беспокойство и съедало чувство, такое же черное, как зависть. Другое, но не менее плохое. Я должна помочь человечеству, напомнила я себе, и своим друзьям. Это я обязана, но не значит, что я должна перестать быть человеком. Пока я все еще человек и должна поступать соответственно.
      - Пожалуй, - кивнула я величаво, поджав губы. - Но при одном условии.

    На следующий день, тринадцатого февраля, меня разбудила трель будильника, назойливая и скрипучая. После вчерашней посиделки, дружеской или нет, я решила для себя сделать одну вещь и не собиралась это откладывать. Через силу я вылезла из теплых и уютных объятий кровати и подошла к окну. Одним рывком открыв шторы, я зажмурилась от солнечного света, залившего комнату. Я засмеялась от такого счастья: лишь конец зимы, а солнце вновь сквозь слои атмосферы рвется к нам, своим человеческим детям.
     Приняв душ, я одела джинсы и голубой вязаный свитер. На ногах пестрели теплые смешные носки. Браслет из кварца, который мне вчера оставила Тамара в качестве подарка, я не глядя кинула в мусорное ведро. Мне не нужны подати и уж тем более от нее. Я взяла телефон и позвонила Саше.
     - Привет, я хотела бы попросить у тебя кое-что.
     - Я за действия Тамары не отвечаю, - сонно зевнул мне в трубку он. Я нахмурилась.
     - При чем здесь твоя ненаглядная невеста?
     - Она же к тебе вчера приезжала.
     - Все-то ты знаешь, - рассмеялась я. - Но я не об этом. Саш, я в Калугу хочу съездить.
     Я буквально чувствовала как он проснулся. Однако молчание в телефоне было недолгим.
      - Куда? Зачем? Не понимаю! 
      - У моей сестры, Асьи, день рождение завтра. Двенадцать лет исполняется. Согласись, что она заслуживает подарка.
      - Его можно послать почтой. Я все оплачу.
      - Ты не понял меня. Она хочет другого подарка... Погулять со мной. Знаешь... Я тоже этого хочу. Я скучаю по ней.
      - Ты понимаешь, как это безрассудно и опасно? Ты понимаешь, каких трудов мне стоит тебя скрывать? - его голос стал испуганным.
      - Понимаю и ценю, - поспешно заверила я в трубку. - Но я должна увидеть сестру. Саша, пожалуйста.
      Он вздохнул.
      - А от меня-то ты что хочешь? Кажется, тебя ничто не может остановить, значит, тебе что-то нужно.
      - Ты можешь достать мне больничный? - лукаво улыбнулась я, пусть он и не мог этого увидеть. Из динамика донеслись красочные ругательства и нелестные поминания всей моей родни.
      - Ладно. А как ты будешь добираться?
      - Спасибо! - я ликующе хлопнула в ладоши. - А теперь пока, что-то связь плохая.
      - Россия, я не...
      - Целую, до встречи. - медовым голосом прервала Сашу я и отключилась. Я сделала еще один звонок, на этот раз на работу в ателье, сообщила о своей мнимой болезни, выслушала целую тираду о том, как я безжалостно бросаю их в самый сложный период, и молча выключила телефон. Достали все.
      Денег у меня было предостаточно отчасти благодаря заботам Саши, отчасти своим стараниям и экономии. Но главное в том, что собрав немного вещей, закрыв квартиру на ключ и придя на городской вокзал, я смогла купить билет на поезд, в купе. Ехать надо было сутки и девять часов, поэтому я запаслась сладкой провизией в вагон-ресторане, заправила постельное белье и, запрыгнув на свою полку, села за чтение. От скуки к вечеру я прочитала целую книгу, не смотря на то, что в ней было шестьсот страниц, прослушала всю музыку в своей ленте по три или даже четыре круга, попробовала все что только есть в поезде съедобное, прокутив все деньги вконец, и познакомилась с несколькими интересными людьми. Один из них работал на нашем местном уральском телеканале ведущим и ехал к давней подруге в Калугу. Звали его Ярослав Тихонович - ударение в отчестве на первый слог - так величаво и по-древнему смешно одновременно. Еще мне понравилась конопатая щуплая девчонка с рыжими хвостиками, играющая на домре. Кажется, ее звали то ли Машей, то ли Марусей. Ночью мне как всегда снились кошмары, и на этот раз красно-черный поезд превратился в огромную змею-мутанта, целиком поглотившую меня. Каждые два часа я просыпалась в холодном поту и по давней привычке искала руками в темноте чехол с линзами.
      Утром я чувствовала себя уставшей и разбитой, с мешками под сонными глазами, а остальные мучительные девять часов провела глядя за окно пустым взглядом. Половина пассажиров уже сошли с рейса, и оттого стало тише и скучнее. Казалось, даже тучный усатый проводник готов был начать плясать, дайте ему только музыки. Еще я успела мысленно проверить почту последних пассажиров. Результат: ничего интересного. Саша звонил неоднократно, но я все время не принимала. В Калуге я должна была быть в четыре часа, но благодаря разнице во времени, я надеялась появиться в два. Настроение ухудшила одна деталь, хотя мне она уже казалась глобальной катастрофой. Время от времени вяло и медленно листая фотографии я насторожилась и увеличила одну из них. Там мои глаза были орехового цвета с едва заметным янтарным оттенком, как у мамы. Но таких глаз я давно у себя не видела. Чувствуя нехорошее, я встала и подошла на дрожащих ногах к зеркалу. В гладкой безупречной поверхности отразилась девушка, потерянная и смелая в то же время. Пепельно-русые волосы собраны в узел на затылке, словно они то и дело кололись и мешались, верхняя губа по-упорному вздернута, сквозь кожу прорезались ключицы, ставшие более заметными после нервного похудения. Но глаза, той же формы и размера, что и прежде, стали другого цвета. В буквальном смысле. Янтарный отблеск и желтые искорки исчезли, а радужка стала темно-ореховой. Это были чужие глаза.