Часть 5. Ибойя показала дорогу на Балатон

В культурной программе жизни в Будапеште значительное место занимали интересные выезды с шефом, Иваном Степановичем, за город. Водитель Ласло кратко рассказывал о местах, которые мы проезжали. Шеф называл место, где остановиться, и мы шли в ресторан. Недостаток таких выездов мы почувствовали к началу  августа: большая часть командировки прошла, а накопления наши для покупки подарков скудны – наш бюджет страдал от экзотических ресторанов.

Тем не менее, отказываться от услуг шефа не стали. Я как-то в машине попросил Клюшенкова показать нам Балатон, увидеть который я страстно возжелал, как только стала реальностью моя командировка в Венгрию. У меня тогда живо освежились школьные воспоминания о Балатоне, когда я сравнивал на карте его с нашим Байкалом – по конфигурации они схожи. Это после рассказов моего брата. Он в 1950 году служил в авиации в Венгрии. Его полк располагался в городе Дебрецен (название врезалось в память, оно было на конвертах его писем домой). В отпуске он рассказывал, что истребитель их эскадрильи «Кингкобра» разбился на берегу Балатона, и он участвовал в сборе его деталей для расследования причин катастрофы. Байкал я видел, даже побродил, задрав штанины, у бережка в его прозрачнейшей воде - каждый камешек на дне видно. И вот Венгрия, и рядом – Балатон! Клюшенков ответил: – «Будет возможность – съедим, но это далеко». Что – далеко? Расстояние? Время? Уже август, скоро прохлада наступит, а Балатон по-прежнему «далеко». Так и не покупаемся в Балатоне.

Бассейны с искусственными волнами мы все обошли. Хочется натуральных волн. У меня шевельнулась мысль о «самоволке» на Балатон. Уже прошли швартовые испытания «Дунайского 54». Идёт подготовка к ходовым. Я обратился к Шуле и попросил его посоветовать, как нам лучше организовать поездку на Балатон, чтобы недорого и хорошо покупаться, позагорать.
Шуле живо откликнулся помочь и быстро ушёл. Привёл Вили Шоню, ведущего строителя  «Дунайского 54».  Я пригласил его к нашему столу, налил стопочки. Вили запротестовал: «Нет! Голова будет плохой», – но потом пригубил.  Шуле уже рассказал ему нашу просьбу. Вили сказал:
– Вы уже знаете Ибойю Ермакович, – обратился он ко мне. – Она руководит отделом снабжения судов инвентарём. Ибойя каждый выходной ездит на Балатон, где навещает дочь в пансионате. Я попрошу её, – сказал он, ¬– она подойдёт к вам, и вы договоритесь обо всём.
– Спасибо, Вилли.

Дня через два в мою рабочую каюту на «Дунайском 54», где я был с Николаем и Валентином,  пришёл Вилли и с ним Ибойя, приятная стройная брюнетка среднего роста в фирменной куртке и брюках. От неё я на прошлой неделе принимал судовой инвентарь и её первый вопрос:
– Проблемы с инвентарём? – По-русски она говорила с заметным акцентом, но довольно правильно.
– Нет. Совсем другая проблема, – сказал я, и изложил ей наше желание по Балатону. Она согласилась быть нашим проводником на Балатон. Шоня ушёл.
– Все стремятся на курорт Шиофок, – сказала она, стараясь правильно расставлять русские слова. – Там пляж хороший, но очень много людей, на пляже тесно, дорого – вход платный, платные все услуги. В воскресенье я поеду в Балатонсемешь на поезде навестить дочь в пансионате. Дочери десять лет, она там находится по профсоюзной путёвке. Поедем вместе, я покажу вам другое место вблизи пансионата, это немного дальше Шиофока. Думаю, место вам понравится.
– Отлично. Пишите свой адрес. Мы в воскресенье на такси заедем за вами и – на вокзал. А дальше вы будете командовать.
– Что вы! Такси очень дорого, я не могу так. К нам на трамвае удобно добираться.
– Никакие возражения не принимаются. Мы обременяем вас, Ибойя, нашей просьбой. Поэтому все расходы по поездке мы берём на себя.
Я уже знал, общаясь с ней во время приёмки, что она одна воспитывает ¬¬дочь и сына, сыну  четырнадцать лет, я же рассказывал ей о себе.  Ибойя молча крупными буквами написала адрес в моём блокноте: Kerepesi ut 76/F II 5.
– Вот! Я покажу это водителю, он привезёт нас к вашему дому. Во  сколько подъехать?
– Если вам удобно – к девяти. Буду ждать у дома. Ехать до Балатона на поезде часа два.
– Вполне удобно. Спасибо вам большое.
На том расстались.

Наступило воскресенье. Тёплое августовское утро. «Самоволка» началась. Сборы наши короткие – сунули в карманы плавки и в путь. Нам нужно на площадь Героев, где есть стоянка такси. До площади от Торгпредства минут пятнадцать пешком по проспекту Непкёзтаршашаг. А можно одну остановку на метро, оно под проспектом, спуститься несколько ступенек, как в подземном переходе. Это карикатура на московское метро, – вагончики деревянные, ходят не часто. И длина его около двух километров от площади Героев до центра Будапешта, соответствует проспекту. Но зато оно самое старое в Европе. Говорили, что московские метростроевцы уже начали строить настоящее метро под Будапештом.  Пошли пешком, ясное тихое утро этому благоприятствовало. Зашли в молочный магазинчик, выпили по бутылочке молока, закусив булочкой. Я зашёл   в цветочную лавку, купил пышную белую розу – ведь, к даме на первую встречу идём. На площади, умытой регулярным утренним душем, ещё брусчатка не высохла. Мадьяры устраивают такие души всем центральным улицам и площадям. Посередине площади, тоже мокрые, фигуры мрачных мадьярских вождей во главе с князем Арпадом. Это монумент в честь 1000-летия Венгрии. Прошли к стоянке такси. Большинство машин походило на советскую «Победу», но обозначены были «Варшава».  На одной машине табличка: «Говорим по-русски». Водитель выходит из машины.
– Йо регет! (доброе утро), – здороваюсь с ним. Он на мой «рязанский» акцент ответил:
– Доброе утро! Хотите ехать? – слышу от него русские слова с венгерским акцентом.
– Да. Вот адрес, – отвечаю я, показывая блокнот.
– Садитесь, пожалуйста, – открывает он двери машины.
Когда тронулись, спрашивает:
– Вы из Москвы?
– Да. Но, точнее, из Тольятти. Это на Волге.
– Волга большая река. Был там туристом на пароходе,  – продолжил водитель, с трудом подбирая русские слова. – Название «Висла». Комфорт пароход. Построен Будапешт Обуда.
– Я знаю завод Обуда. Там строят корабли для Советского Союза.
– Да. Ещё для вас строят автобус «Икарус». Хороший автобус. У вас строят машина «Волга», есть много в Будапеште. «Шкода» лучше, мало бензина. Машину купить дорого для людей. Есть много на улице «Трабант» из Германии, дёшево, мало бензина. Но пластик кузов, быстро ломается. Вот «Варшава» крепкая машина. Это советская «Победа», но из Польши, тоже много бензина. Есть на улице машины разные старые. Много американских, они большие, с крыльями, почти самолёты. Они дешевле, но уже старое в них всё.

Ехали по прямой улице, застроенной, современными изящными домами, я бы сказал, отдалённо напоминающими советские «хрущёвки». Повернув на противоположную сторону, остановились у тротуара.
– Вот ваш дом, – открывая нам дверцу, сказал водитель. Было без десяти девять.
– Придётся подождать. Потом поедем дальше.
– Иген, надьон йо (да, очень хорошо) – откликнулся водитель. Николай и Валентин остались в машине. Я направился к подъезду, обозначенному буквой F, присел на лавочку.

Вскоре вышла Ибойя, с ней мальчик. В платье она была удивительно женственна, стройная, на крепких ногах – неотразимая простота и привлекательность с вьющимися тёмными волосами до плеч. Подошёл к ней с протянутой белой розой.
– Вы сегодня такая… – Слова потерялись и я выпалил: – Великолепная!
Она тихо улыбнулась, взяла розу, сказала «спасибо» и продолжила приятным голосом:
– Это мой сын, Миклас. Футболист, провожает меня и пойдёт на тренировку.
– Фэрфи (мужчина)! Желаю больших успехов, Миклас! – сказал я ему. Может, не к месту здесь мой корявый венгерский? Но она промолчала, чуть улыбнувшись.
– Кёсёном сейпен (большое спасибо), – ответил мне Миклас. – Визлат, анё (до свидания, мамочка), – попрощался он с мамой и ушёл. 
Мы сели в такси. Ибойя по-венгерски назвала водителю маршрут до вокзала, а нам пояснила:
– Мы приедем на Южный вокзал Дели. Оттуда идут поезда на Балатон.
Ехали долго. Был мост через Дунай. На вокзале идём к кассе.
– Ибойя, вы заказываете билеты, а я плачу, – объявил Валентин.
Она криво улыбнулась и согласилась:
– Удобнее брать билеты туда и обратно. Это дешевле.
– Хорошо. Заказывайте, пожалуйста.
С билетами вышли на перрон. Вскоре подошёл дизельпоезд. Вагоны жёлтые маленькие как трамвайные. И сидения как в трамвае.
– На короткие расстояния ходят такие поезда.
– У нас в Союзе такие поезда называются пригородные.

Поезд тронулся. Я сидел рядом с Ибойей.  Напротив Валентин с Николаем. Витали чуть уловимые нежные струйки аромата её духов. Из окон был прекрасный обзор в обе стороны. Она интересно рассказывала о местах, которые проезжали и слева, и справа. Мне вдруг показалось, что я слышу её чистый приятный бархатный голос, но не воспринимаю смысла рассказа. Вижу её живые карие глаза в пушистых ресницах, её красивую улыбку. Вижу, как тяжёлые завитки волос ласкают её высокую обнажённую шею, плечи. У меня шевельнулось шаловливое желание прикоснуться к этим завиткам. Вместо этого я спросил, как будто проснулся:
– У вас фамилия - Ермакович. Она от русских корней?
– Фамилия по мужу, он из русской семьи, которая поселилась в Будапеште давно. Отсюда мой русский язык. Муж погиб во время восстания в пятьдесят шестом. Дочка была грудная, у меня молоко пропало. Потом очень трудно было. И с работой, и с жильём. В этой хорошей квартире мы живём третий год.
Я извинился за неловкий мой вопрос. Она продолжала говорить, меня увлекал акцент, который как-то особенно раскрашивал её речь:
– Мой русский стал лучше на заводе. Есть практика. Много лет работаю на заводе. Каждый день встречаюсь, разговариваю с русскими. Для русских мы делаем суда, как война закончилась. Вы, наверное, видели, сохранилась надпись на стене одного здания  «Да здравствует Адмирал Советского Союза Кузнецов». Тогда военные корабли для Союза завод ремонтировал и строил. Потом, примерно в 1949 году, стали строить  паровые гражданские для Союза, буксирные и пассажирские с колёсами по бортам. Теперь делаем только дизельные винтовые суда. Завод очень старый, большие традиции. Во время войны здесь правили немцы. На том же здании просматривается сквозь краску лозунг на немецком языке. Вы видели?
– Да, я видел это. Ещё за деревьями и кустами рядом со зданием администрации развалины просматриваются.
– Это уже мало. Уходя, немцы всё разрушили. Восстанавливали русские, они привозили пленных немцев для разбора завалов.

Помолчали. Потом я спросил:
- Ваше имя что-то означает? Как это будет по-русски?
- Ибойя это фиалка по-русски, цветочек такой.
- Красивое имя вам придумали. Цветочек маленький, но загадочный, будто глаза на тебя смотрят. Ибойя - Фиалка!
- Мама в честь бабушки так меня назвала, у бабушки было это имя. 

Вдоль дороги, практически, без перерывов проплывали населённые пункты. Дома маленькие и большие, разноцветные, в аккуратных рядах, крыши черепичные. Ибойя как-то различала эти городки, произносила их названия, что-то про них рассказывала. Поезд часто останавливается. Но стоянки короткие, как у трамвая. Пассажиры выходили мало, больше заходили. Показались большие здания, на улицах автобусы.
– Секешфехервар, – сказала Ибойя, – половину проехали. Во время войны был сильно разрушен советской авиацией. Теперь восстановлен, хотя развалины ещё есть. Здесь подруга  живёт, встречаемся не часто – работа, семья.
– Это очень старый город, старше Будапешта, – продолжала она. – Здесь венгерским королям одевали корону. Здесь могила князя Арпада, основателя Венгрии. Он привёл венгров с Волги на Дунай. Здесь могилы королей Венгрии. Маленький, но важный город для венгров. Название города по-русски означает – белый город, где столица, так примерно. Ещё здесь – продолжала она, – есть интересный музей – Замок Любви. Побывайте там. Вам понравится. Памятник князю Арпаду есть на площади Героев в Будапеште.
– Да. Мы гуляли на площади, видели этот памятник. Там Арпад под высокой колонной в окружении своей свиты. Все на конях и в рыцарских доспехах.
– Вы хорошо знаете свою страну.
– Много живу, – улыбнулась она.
– Много? Наговариваете. Не вижу этого, глядя на вас. Честно говорю.
Ибойя в сияющей улыбке наклонила ко мне голову и коснулась рукой моего плеча. Улыбка её восхитительна.

Николай завозился и решительно включился в разговор с, видимо, давно вынашиваемым вопросом:
– Ибойя, у меня практический вопрос: вы пельмени делаете?
– Знаю это русское блюдо. Но не делаю.
– Я люблю пельмени. Здесь я видел мясо разное и другие продукты. Если бы кто пригласил на кухню, я бы состряпал такие пельмени! Был бы хороший обед.
– В ресторане «Москва» русская кухня. Можете заказать пельмени.
– Домашние лучше, – разочарованно закончил он. Уже который раз безуспешно набивается он на кухню к венграм.
– А почему здесь, в Венгрии не знают песню «Вышла мадьярка на берег Дуная бросила в воду цветок», – поинтересовался Валентин. – Сколько раз просил музыкантов в ресторанах исполнить, они говорят «нэм эртэм» (не понимаю). Ведь, песня про Венгрию, а венгры не знают.
– Слышала эту песню. Её пела ваша певица Пьеха. Музыканты могут не знать все советские песни. Они часто играют «Подмосковные вечера».
– А вообще, может не ловкий вопрос, какие зарплаты на заводе? Рабочие, инженеры, – сколько получают? – снова продолжил пытать Николай.
– Две тысячи форинтов или немного больше. Это мало. Многие подрабатывают по-разному. В Венгрии можно заниматься частным делом.  Я знаю, некоторые наши работники выращивают и продают цыплят, цветами занимаются, овощами. В городе вы, наверное, видели маленькие магазинчики. Молочные, мясные, овощные. Разрешается такое частное небольшое семейное производство. Получают  для этого разрешение на землю. И другие виды деятельности разрешены. Налог платят.
– У нас такого нет, – заключил Николай. – И в тюрьму можно угодить. С конфискацией.

Справа за деревьями и домами замелькала водная гладь.
– Балатон, – послышались голоса в вагоне с ударением на первом слоге. Берег низкий, за домами и деревьями не видно всей шири Балатона. 
– Вот Шиофок. Это родина Имре Кальмана. Вы знаете его?
– Да. Вот, кажется так – «Без женщин жить нельзя на свете. Нет! Вы – наше счастье, как сказал поэт!…», оперетта «Сильва». Когда я был курсантом речного училища, программа включала посещение оперетты.
– Вас хорошо учили, – ответила Ибойя с заметным намёком на «женщин».
– Отсюда ещё немного и мы приедем.
Поезд остановился, наш вагон опустел. Дальше даже сидячие места не все были заняты.
– Многие заранее покупают места для отдыха здесь, прогулки на яхтах. Это дорого.

Продолжились те же пейзажи с обилием зелени. А вот, справа, и низенький вокзал с надписью «Balatonszemes».
– Приехали. Билеты сохраните. Обратно поедете без меня. Я часа через полтора уеду.
С перрона вместе перешли через железнодорожные пути и прошли минут пять вперёд.
– Вот пляж. Здесь в основном родители с детьми. В том павильоне недорого оставите одежду, – наставляла нас Ибойя. – Там у сторожа купите пляжное полотенце, его удобно постелить на траве и полежать. На открытом воздухе бесплатно душевые кабинки, помыться после плавания. Есть туалет. Буфет под зонтиками, когда проголодаетесь. Всё! Отдыхайте! Висонтлаташа (до свидания)! – закончила она с улыбкой, прислонив мою  белую розу к своей щеке.
– Вы как мать о нас заботитесь. Спасибо большое.
– Вы в чужой стране. Я за вас отвечаю.
– Приходите с дочкой, вместе покупаемся.
– Нет, детей не отпускают. У них свой пляж есть. Пансионат здесь рядом. У вас это пионерлагерь называется. Ведите себя хорошо, – она повернулась и энергично зашагала от нас. Тяжёлые завитки волос пружинисто покачивались в ритме её шагов.

Мы остались одни.
– Капитан, а ведь Ибойя тебя зацепила, – заметил Николай.
– А, что? Она хорошая. И, кажется, глаз положила на нашего капитана, – продолжил Валентин.
– Будет вам. Просто женщина приятная во всех отношениях, – ответил я.
– Так и мы об отношениях. Только рискованно это в нашем положении.
На этом опасная тема закрылась.

Перед нами широкая зелёная поляна от железной дороги и до водной глади Балатона, защищённая по сторонам высоким густым лесом. На поляне редкие разноцветные кучки отдыхающих, резвились дети.  Прошли по траве прямиком к воде. Трава заканчивалась полуметровым обрывчиком, защищённым бутовым камнем. От камня белый песок уходил в воду. Взрослые и дети бродили и плавали у берега и вдали метров на двести. Пляж был мелкий, шириной метров пятьдесят, по обе стороны – заросли камыша. Вдали видны были прогулочные лодки с отдыхающими. Дальше белые недвижимые треугольники парусов. Противоположный берег в дымке виделся неясно, различались изломы гор, белели здания у их подножья, туда километров пять. Лёгкий ветерок изредка набегал, морщил воду.

 – Ну что ж, начнём отдыхать, – объявил я. – «Самоволка» продолжается.
 В павильоне поздоровались со сторожем, купили у него полотенца,  рекомендованные Ибойей. Позже поняли – эта покупка и есть плата за пляж, цена великовата за кусок ситцевой простыни.  В кабинке павильона переоделись, сторож отдал нам  ключ с номером от шкафчика с нашей одеждой. В плавках, проходя мимо зонтиков, решили посмотреть, чем тут угощают. Оказалось, только горячими сосисками с горчицей и газировкой в баллоне с краником – знакомое по другим местам  угощение. Горчица не горькая, хорошая приправа к трём сосискам. Газировка – сода-виз – обязательное приложение к заказу. Съели. Николаю не понравилось: – «Уже середина дня, а мы только молоко попили, да эти сосиски».
– Плавать с полным животом вредно, – резюмировал Валентин.

Выбрали место, постелили на траву три полотенца в ряд. Пошли к воде. Дно песчаное. Воды и по колено нет. Отошли довольно далеко, вода едва по пояс и вовсе не прозрачная (вспомнился Байкал). Дальше кончился песок, дно стало илистое. Ещё дальше в разных местах на бетонных столбиках стояли островки – столы с лавочками из обветшалых досок. Возле них в брызгах мелькали солнечными бликами тела взрослых и детей. На иных островках влюблённые так откровенно ласкались, будто для них Балатон под голубым небом был совершенно пустынным. По-советски вроде бы не прилично, но здесь никто не обращал на это внимания.  Подошли к свободному столу. Вода едва покрывает трусы. Внизу прохладный ил. Николай, убедившись, что сооружение крепкое,  забрался на стол, подставляя солнцу свой белый живот. Детишки рядом возились. Валентин заметил, что у девочки не вертится что-то в игрушке. Подошёл, исправил.
– Кёсёном, бачи (спасибо, дядя)! – хором отозвались дети. Валентин, улыбаясь, пытался говорить с ними, но они удалились.
 Мы поплавали около стола. Вода чистая, прозрачная.  Поныряли, посидели на лавочках, повалялись на столе, пока не надоело. Поплыли к берегу. Теперь повалились на полотенца греться.
 
Небо голубое, глубокое. Высоко беззвучно за самолётом тянулась белая полоска инверсии. Подумалось, ведь где-то здесь мой брат собирал части разбившегося истребителя «Кингкобра». Скорее всего, на этой, южной, стороне Балатона. Помнится из его рассказа, что им пришлось откапывать с трёхметровой глубины двигатель самолёта , на которую он ушёл в грунт оторвавшись от фюзеляжа при ударе самолёта о землю,. Здесь низина, грунт мягкий. На той стороне – горы, скалы. Так глубоко копать не пришлось бы. Я подумал, реализовалась моя мечта прикоснуться к местам на Балатоне, где бывал брат Михаил. Пусть приблизительно.

Августовское солнце  припекало хорошо. Вокруг бегали, играли с мячами взрослые и дети, доносилась музыка из радио. Несколько раз к нам подкатывался мяч, залетал волан от бадминтона. Валентин отправлял  их обратно игрокам, на что детские голоса откликались: «кёсёном, бачи!». Другого внимания к нам от соседей, как и нам к ним, не было. По железной дороге регулярно погромыхивали вагоны пригородного поезда. Поезда здесь водят тепловозы. Когда прогрелись, пошли к зонтикам, у которых, заметили, прибавилось людей. Оказалось, меню расширилось: кроме сосисок, подавали гуляш-лэвеш. Подкрепились основательно и лениво поплелись ещё искупнуться в Балатоне.

Солнце заметно склонилось ко второй половине дня. Людей вокруг нас поубавилось. Мы тоже собрали свои полотенца, пошли к душевым кабинам. Выстояли небольшую очередь, залезли втроём в одну кабину, как и другие делали. Душ был холодный.
Тот же сторож в павильоне вежливо попросил номер ключа и показал  наш шкафчик. Николай долго пыхтел, одеваясь. Мы направились в обратный путь.

В вагоне мы, ещё не остывшие от пляжа, заняли свободные места справа по ходу поезда. Солнце было ещё жаркое. Я предположил, что при нашем северо-восточном направлении пути до Будапешта, солнце будет припекать окна левой стороны вагона, что для нас, разогретых пляжем, будет не комфортно, и не ошибся. Теперь можно подремать. В Шиофоке вагон наполнился битком, большая часть людей стояла, поддерживая друг друга.  Огромные открытые окна вагона не справлялись с духотой от разогретых солнцем тел. Несколько раз инспекторы проверяли билеты.  Клонило в сон, но подремать мешала толкотня в вагоне до самого вокзала Дели.

Путь от вокзала Дели на общественном транспорте нами не был освоен. Пришлось тратиться на такси.  Говорящего по-русски таксиста нигде не было видно. Поздоровавшись, я показал таксисту в моём блокноте крупно обозначенные три адреса нашего расположения и сказал ему:
– Аради!
Водитель, распахнув дверцы, пригласил в машину и мы поехали.

Наше путешествие на Балатон длилось около девяти часов. В гостинице помылись под настоящим душем, повалились на койки расслабиться.  Переоделись и пошли ужинать в Советский культурный центр. Заходя в ресторан-столовую, я подумал, не встретиться бы с шефом, чтобы не объясняться за отлучку. Подошла официантка Марика, она хорошо говорила по-русски.
– Добрый вечер!
– Марика! Добрый вечер! Я говорил, что у вас голос обворожительный?
– Шутите. Обычный голос, – улыбнулась она. – Что будете кушать?
– Не обычный! Профессиональный! Вы так волшебно произнесли "Что будете кушать", что сразу есть очень захотелось.
Улыбнувшись, она приняла заказ. Николай заказал двойные порции, Валентин ко всему – пиво, я добавил стакан сметаны. В дверях показался Клюшенков, подошёл  к нам, поздоровался и сел на свободный стул.
– Ну как Балатон? Никого не обидели? – спросил он, глядя на наши красные от солнца лица.
– Нормально всё. Мы вели себя тихо, – ответил я.
– Тихо. В другой раз, что выдумаете – мне говорите. Чтобы я узнавал не от других. Мне поручили вас.
– Иван Степанович! – начал Николай. – Всё прошло хорошо. Мы никого и нас никто.
Клюшенков ухмыльнулся и сказал:
– В городе – вы свободнее. О других планах – докладывайте.
– Хорошо, Иван Степанович.
Однако, это предупреждение. Повод поразмышлять. Нам были известны случаи, когда провинившихся в двадцать четыре часа отправляли домой. Чаще за пьянство.
Он ушёл. Мы, проголодавшиеся в путешествии, продолжили ужин, жевали и глотали, восстанавливая силы.

По дороге в гостиницу начался дождь, в ночь разразилась гроза. Долго грохотал гром, сверкали молнии. Лёжа на койке я вспоминал картины путешествия на Балатон, которые обрывались резкими ударами грома за окнами, вспышки молний растворяли наплывающий улыбчивый образ Ибойи-Фиалки с белой розой. Утомлённые путешествием глаза слиплись. Сон выключил моё сознание…