Бродяги Дикого Запада. Одиссея Бонневиля Ч. I

В главе «Начало эпохи трапперов» рассказывалось о образовании в в устье реки Колумбия (Орегон) торговой фактории Астория, принадлежавшей «Американской меховой компании». В 1814 году Астория была оккупирована англичанами и перешла в собственность канадской «Северо-западной меховой компании».
Глава «Американской меховой компании» Джейкоб Астор на протяжении десятка лет ставил вопрос в Конгресс США о предоставлении ему права защиты американского флага на  Северо-западном побережья Тихого океана, однако  Конгресс, игнорировал инициативу Астора, не желая усугублять отношения с Британской Короной. Правительство США не было уверено в собственных силах и опасалось потерять государственную независимость в ходе обострения конфликта с Британией.
Вследствие апатии и отсутствия интереса к этому вопросу со стороны правительства США, Астор на некоторое время отбросил свои мысли о возвращении Астории и перестал протирать коммерческие взоры за пределы Скалистых гор, предоставив, таким образом, право «Северо-западной меховой компании» беспрепятственно эксплуатировать ресурсы северо-западного региона. Но владычество северо-западников было не долгим.
В конкурентную борьбу на меховым рынке Америки весьма напористо включилась «Компания Гудзонового залива», которая не гнушалась средствами и человеческим ресурсом с одной лишь целью – выбить с территории Северо-запада своего мощного конкурента.
 Дело закончилось тем, что  большинство дочерних компаний принадлежавших «Северо-западной меховой компании» разорились. Иные же перевели свои акции в конкурирующие артели и ассоциации, подконтрольные «Компании Гудзонового залива». Эта «Компания»  с  1821 года стала пользоваться абсолютной монополией торговли с индейскими племенами на огромной территории от побережья Тихого океана до Скалистых гор – с запада на восток и с севра на юг.
Центром пушного промысла в этом регионе вместо форта Астория стал Форт-Ванкувер, располагавшийся на левом берегу реки Колумбия в шестидесяти милях от ее устья. Здесь формировались бригады трапперов, которые «лупили» бобра на обширной территории, абсолютно неподконтрольной США. Скалистые горы стали естественным барьером между США и Северо-западом. Великие западные равнины с изрезанными  речными долинами превратились в «Терра инкогнита» для американского траппера. Американцы, добывая пушнину, были вынуждены довольствоваться ветками реки Миссури, долиной Йеллоустона, а также другими водоемами, проистекающими с гор Запада в восточном направлении.
Первые попытки возвращения исторического наследия – ресурсов  Скалистых гор, как уже известно, были предприняты компанией «Эшли-Генри», благодаря звероловам которой, американцам удалось закрепиться на берегу реки Йеллоустон в 1822 году, в 1823 на Грин-Ривер и Колорадо,  а к 1825 году,  наладить в Скалистых горах  функционирование системы управления пушным промыслом на Западе в виде сети ярмарок (рандеву).
Невозможно не отдать должное трапперам и  мехоторговцам, которым Божий промысел  предуготовил стать первопроходцами в пушном бизнесе на Западе. В надежде догнать горизонт бродячие пионеры шли наобум, абсолютно не зная страны. Благодаря их стойкости, мужеству и упорству  американская нация постепенно завоевывала свое место под солнцем, покоряя дикие пустыни, и горные хребты, обуздывая  бурлящие реки.
О наиболее известных из них было сказано выше. В этой главе  речь пойдет о путешественниках, которые попытались в первой половине 30-х годов ХIХ  века вернуть американский флаг в северо-западный регион. Одним из этих путешественников  был Бенджамин  Луи Элали-де Бонневиль.
Бонневиль родился в 1796 году в Париже в семье политических радикалов, которые из-за гонений вынуждены были в 1803 году эмигрировать в Америку. Семья поселилась на ферме «крестного отца» США Томаса Пейна недалеко от Нью-Йорка.
В 1813 году Бенджамин отправился в Вест-Поинт постигать профессию военного, которую окончил в 1815 году в звании подпоручика артиллерии и был направлен для дальнейшего прохождения службы на защиту рубежей американского фронтира. С начала он служил в Миссисипи, потом в форту Смит в Арканзасе, а затем в 1824 году его перевели в Форт-Гибсон (современная Оклахома).
После возвращения из кратковременной поездки во Францию, Бонневилю было присвоено звание капитана, и командование в 1828 году откомандировало его для прохождения службы в казармы Джефферсона на территорию Миссури.
Во время службы Бонневиль увлекался изучением трудов ученых и путешественников, которые захватывающе описывали неведомый тогда еще ему американский Дикий Запад.
Знакомство с писателем и исследователем Халлом Келли подтолкнула Бонневиля принять предложение правительства и возглавить экспедицию в Орегон к устью реки Колумбия, которая финансировалась представителями финансовых кругов США.
В 1832 году командование освободило Бонневиля от выполнения служебных обязанностей и отправило его в отпуск, который затянулся на целых три года. В период подготовки к экспедиции Бонневиль при финансовой поддержке Альфреда Сетона – одного из членов экспедиции Астора в устье реки Колумбия, тщательно изучил топографию Запада, а также культуру и традиции  проживавших там индейских племен. Трудности подготовки заключались в том, что для участия в экспедиции, Бонневилю долго не удавалось нанять добровольцев.
Предполагалось, что Бонневилю по поручению Военного департамента США, кроме разведки территории необходимо было собрать сведения о племенах индейцев и составить подробный отчет. Военных в первую очередь интересовали не этнокультурные, а стратегические вопросы, в частности, отношения индейцев с англичанами и степень влияния англичан на племена Северо-запада. Тех, кто вкладывал средства в эту экспедицию,  устремляли свои взоры к проблемам связанным с деятельностью «Компании Гудзонового залива» в точности перспективам конкуренции с ней.
Старт экспедиции состоялся из форта Осейдж на реке Миссури 1 мая 1832 года. Этот форт был основан в 1808 году и  являлся поставщиком кадров для сухопутных вояжей на Запад. Ранее форт служил военной базой, где складировалась различная военная провизия для обеспечения военных экспедиций. В 1827 году военные покинули форт, и передислоцировались в форт Ливенворт. В форту Осейдж, находила пристанище масса безработных трапперов, готовых сравнительно за невысокую плату присоединиться к любой экспедиции.
Одним из таких трапперов, сыгравших огромную роль в экспедиции Бонневиля, стал Джозеф Резерфорд Уолкер.
Персона Уолкера заинтересовала Бонневиля тем, что этот зверолов имел опыт работы на территории Нью-Мексико и более всего, исходил не одну сотню миль в регионе Тихоокеанского побережья. В 1820 году Уолкер был арестован испанскими властями и после того как выполнил некие свои обязательства перед испанцами,  был освобожден. В 1821 году Уолкер с братьями Джоэлом и Стивеном Куперами вернулся в Санта-Фе, где в 1825 году его наняли проводником правительственного  каравана следовавшего из Индепенденс в Санта-Фе. Превосходно выполнив свою работу, Уолкер, получив от правительства кругленькую сумму, в 1827 году вернулся в Индепенденс, где был назначен  на должность шерифа графства Джексон в штате Миссури.
После двух сроков пребывания на этой должности Уолкер сложил с себя полномочия и занялся торговлей лошадьми, продавая коней американской армии  на фронтире. В форту Гибсон и произошло знакомство капитана Бонневиля с Джозефом Уолкером.
Возглавив экспедицию, Бонневиль не задумываясь, сделал предложение своему знакомому стать одним из его помощников.
Двадцать груженых фургонных повозок, вьючной караван мулов и 110 человек верхом на лошадях, двинулись по суше на запад.
 Караван двигался двумя колоннами. Большая часть маршрута экспедиции пролегала по открытым равнинам.  Бонневиль намеренно выбрал такой путь, поскольку ничто не препятствовало повозкам двигаться в любом направлении. Основную преграду составляли глубокие овраги, которые разрезали равнину, из-за чего приходилось налаживать мосты, чтобы, таким образом дать возможность переправиться фургонам.  Кроме этого, естественную задержку составляла ежедневная по нескольку раз в день разукомплектовка вьючного каравана мулов. Животным был необходим отдых, поэтому погонщики, каждый вечер снимали с них груз, а поутру снова навьючивали.
Бонневиль, будучи руководителем экспедиции, испытывал некую неуверенность в себе, которую старался скрывать. Он боялся выглядеть незадачливым в глазах матерых трапперов, и в душе тогда считал себя  «человеком испорченным цивилизацией», потому что его навыки верховой езды оставляли желать лучшего.
Трапперы подмечали его волнение, но старались весьма тактично, при необходимости наставлять не умудренного в дикой жизни командора. Большинство людей Бонневиля были обыкновенными дикарями, мало чем отличающимися от индейцев. Они были авантюристами и искателями приключений и в ходе бесед не сдерживали эмоций, проявляя завидное оживление и радость, то чего так не хватало зашоренному условностями военной жизни Бонневилю.
Наблюдая за трапперами, Бонневиль стал замечать, что и они отличаются между собой. «Охотники французского происхождения, креолы Луизианы и Канады, более мягки и снисходительны. Они не считаются с условностями и, как правило, все имеют индейских жен. Они держатся особняком, и кажется, мало помышляют об общем благе. Предоставленные сами себе сразу же теряются и недоумевают потом почему.
Американцы, выходцы из Кентукки и Теннесси бесподобны для службы в условиях пустыни.  Если бросить их посреди прерии или гор они выживают без ущерба себе. Они весьма наблюдательны и в пути отмечают каждую мелочь, превосходно ориентируясь, казалось бы, на однообразной местности. Трудности им нипочем, они не привыкли жаловаться и ныть в лишениях. Если при возникновении опасности креолы сразу выхватывают из-за пояса пистолет, то американцы хватаются за винтовку, они не любят стрелять из пистолетов, считая это оружие всего лишь пугачем. Я считаю, что один американский траппер равен троим французам…», – отмечал Бонневиль в свое походном журнале.
6 мая экспедиция миновала границу цивилизованного мира, вступив  на территорию дикости. Жизнерадостное настроение и кичливый дух, постепенно сменялся настороженностью, тяготами и лишениями суровой действительности, с которыми команде Бонневиля пришлось начать сосуществование. Прерию заливали холодные дожди, из-за чего колеса повозок на половину погружались в жижу, образуемую  при смешении воды и грунта.
12 мая измученная команда достигла реки Канзас, намереваясь  подойти к водам реки Миссури с юга.
В течение следующего дня люди приступили к сооружению переправы через реку Канзас, поскольку отыскать брод разведчикам не удалось.
К вечеру успешно переправившись через эту реку, экспедиция добралась до агентства индейцев канза, которые по договору с США в 1825 году уступили свои земли на севере современного штата Канзас и юго-востоке Небраски, сохранив за собой права на территорию по реке Канзас.
В этом агентстве путешественников тепло встретил  индейский агент, который жил в роскоши окруженный слугами  и рабами. Агент Кларк (брат Уильяма Кларка) вел довольно-таки перспективное хозяйство и практически ни в чем не нуждался.
Находившиеся в агентстве индейцы канза были весьма впечатлены фургонами, которые видели впервые в своей жизни. Особенно восхищался повозками и всякой всячиной вождь канза по имени Белый Шлейф. Этот вождь проживал на территории агентства как белый человек. Правительство выстроило ему каменный дом,  который вождь любезно пригласил посетить капитана Бонневиля. «Это был гротескный «дворец-вигвам», – отмечал Бонневиль, – нагромождение индейской атрибутики  с мебелью, используемой семьей Белого Шлейфа абсолютно не по назначению. Несообразность всего этого нагромождения также запечатлелась во внешнем виде вождя. Он стоял перед нами, нахлобучив на себя офицерский камзол, который накинул поверх замшевой индейской рубахи, и гордо поправлял на своей косматой голове офицерскую треуголку.   В верхней части тела типа офицер, в нижней –  оборванный индеец…».
Приняв подарки от Бонневиля, Белый Шлейф предложил путешественникам  разбить лагерь  недалеко от своего дома.
 Бонневиль расположил повозки квадратом на расстоянии 33 метров друг от друга, между повозками обустраивались очаги, где люди могли готовить пищу. Лошади сосредотачивались за пределами квадрата.
 Вечером для беседы в лагерь путешественников прибыл Белый Шлейф со своей свитой старейшин и воинов канза. Он расположился на бизоньей шкуре по центру, рядом с Бонневилем и излил, как говориться капитану свою душу. 
 Вождь жаловался на белых людей, которые наводнили его страну и выгнали канза с родной земли, вынудив их поселиться на жалком клочке земли у реки. Он сетовал на то, что белые люди истребили в его земле почти всех бобров и уничтожают другие виды животных. Он говорил о том, что раньше канза собирали в дубравах дикий мед, и жили за счет этого, но сегодня белые люди отобрали у них дикие пасеки и разорили их. За все содеянное белыми людьми вождь канза потребовал от Бонневиля компенсации, поставив капитана в неловкое положение. «Он  оставил меня в недоумении, – писал Бонневиль. –  Я не знал сострадать этим индейцам за те лишения, которые они претерпели или восхищаться ими как ловкими коммерсантами».
Две последние недели мая, изнывая от жары, экспедиция двигалась западным курсом по обширной холмистой равнине.  Они перебивались корнями диких растений, ели дикий лук, картофель, помидоры прерий и утоляли жажду напитком, который превосходно готовили трапперы из «красного корня». Единственным человеком, которого они встретили на пути, был воин канза, который возвращался из одиночного похода мести, добыв скальп пауни в качестве трофея.
2 июня экспедиция достигла реки Платт в Небраске, разбив на несколько дней лагерь у берега. От скудности местного природного ресурса, Бонневиль приказал временно урезать дневной рацион пищи. Но данное обстоятельство ничуть не сказалось на настроении команды. «Если было пасмурно, мы глядели на облака и надеялись, что вот-вот выглянет солнце. Если нам хотелось, есть, то мы тешили себя надеждой увидеть стадо бизонов, а там дальше ничего не надо делать, заколи бизона и ешь», –воодушевленно писал Бонневиль.
11 июня путешественники добрались до одной из очередных речных развилок в Небраске. Одна ветка реки  вела к верховьям реки Арканзас и  далее в страну индейцев команчей и кайова до северных мексиканских поселений. Истоки другой ветки реки Бонневилю были неизвестны. Трапперы указывали на возможность начала этой ветки в горах, и Бонневиль принял решение идти вверх по этой ветке.
17 июня команда остановилась в небольшой красивой роще, в которой раздавались неисчислимые птичьи трели. Они наслаждались этими звуками, ибо пока переходили голую равнину, ничего подобного не слышали. Их радовал шепот ветра в листве деревьев и багровый закат солнца. Они разожгли костры и окунулись в безмятежный сон, которого не знали с момента начала перехода через прерии.
21 июня  команда подошла к высоким песчаным скалам, где в  верхней части реки начала спуск на каноэ. Внезапно несколько лодок опрокинулись, и в воде оказались ружья и порох. Добывать себе пропитание охотой стало невозможно, и команда вновь приступила к поеданию диких корней.
Кроме этого, в тяжелом положении оказался одни из челнов команды по имени Скотт и Бонневиль вынужден был остановить продвижение на несколько дней, чтобы дать возможность своему товарищу поправиться. Но самочувствие Скотта ухудшалось. Бонневиль дабы не сдерживать движение и не погибнуть от голода, приказал  команде двигаться вперед, а нескольким  трапперам поручил дождаться смерти Скотта и похоронить его, в случае если его состояние не улучшиться через несколько дней. Те, кто остался с умирающим, не стали дожидаться его смерти, и бросили  Скотта на произвол судьбы, как и в случае с Хью Глассом. Они нагнали основную группу и, оправдывая свое дезертирство, сказали, что Скотт умер.
Только следующим летом, когда некоторые трапперы из команды Бонневиля оказались опять в этих местах, то обнаружили  обеленный скелет с ухмыляющимся черепом, который признали за останки Скотта. Скелет находился в шестидесяти милях от того места, где был брошен умирающий Скотт. Выяснилось, что бедняга прополз это расстояние, прежде чем отдал Богу душу. Обрыв, где был обнаружен скелет и похоронены останки Скотта сегодня носит его имя.
24 июня верхнем течении реки Платт в Небраске, команда встретилась с военным отрядом индейцев кроу.
 «Эти индейцы самые воинственные из всех дикарей, и их легко спровоцировать на насилие. Индейцев было более шестидесяти всадников, раскрашенных всеми цветами радуги, со всевозможными атрибутами присущими дикарям. Они галантно гарцевали на своих маленьких вертких лошадках, и воистину никто не может превзойти их верховой езде. Оперения их вождей сверкали в утренних лучах солнца, производя по-настоящему сильное впечатление», – писал Бонневиль.
Индейцы  сделали яростный рывок, в направлении каравана издавая, по словам Бонневиля «гогот и маниакальные крики». Так они пытались устрашить путников, но поскольку ни один мускул не дрогнул у бывалых трапперов, кроу сменили акценты. Их вождь подъехал к Бонневилю, сделав на языке жестов приветственное сообщение. Потом, когда  Бонневиль с вождем кроу обменялись рукопожатием, все приступили к раскуриванию трубки мира. Кроу поведали, что уже на протяжении двадцати пяти дней выслеживают отряд враждебных шайеннов, которые напали на их селение, и не собираются, возвращаться домой пока не удовлетворят свою месть.
Кроу также рассказали, что последние несколько дней ведут тайное наблюдение за караваном белых людей и весьма удивлены тем, что колесные повозки белых тянут буйволы. Кроу не понимали, как это белым удалось приручить буйволов. В их понимании буйволы (обыкновенные волы)  были разновидностью бизонов. Индейцы не подозревали, что волов можно спокойно гладить, кормить из рук, и поражались покорностью этих животных. Такое же восхищение у индейцев вызвали и фургоны. «Теперь, когда своими глазами мы близко рассмотрели эти чудеса, – сказали индейцы Бонневилю, – наши сердца наполнились радостью».
Бонневиль предложил индейцам обменять одного теленка на несколько лошадей, на что последние запросили совета у своего шамана, который находился в составе их военного отряда. Шаман долго медитировал и говорил с духами, и, в конце концов, дал отрицательный ответ, от чего сделка не состоялась.
По просьбе кроу индейцы и путешественники устроили совместный ночлег, расположившись одним станом. Бонневиль вспоминал в этой связи: «Я был благодарен Богу за любую возможность обрести знание об этих неискушенных сынах природы».
В течение дня и ночи поведение индейцев было весьма дружелюбным до невозможности. Они обласкивали путешественников, как только могли.
И только на следующее утро Бонневиль и его люди открыли секрет их назойливой доброты. Многие члены экспедиции не досчитались кое-каких своих вещей. У одних были срезаны пуговицы с лацканов пальто, у других исчезли перочинные ножи.
К концу июня путешественники вышли к Черным Холмам (Блэк Хиллс). Здесь путешествие стало до чрезвычайности утомительным. Изрезанная обрывами и глубокими оврагами местность затрудняла продвижение. Большую часть времени команда то и делала, как сооружала мосты для переправы, платформы для подъема и спуска грузов в гору и с горы, а также лебедки для подтягивания фургонов. Копыта лошадей и мулов требовали правки, обувь самих путешественников приходила в негодность. Погодные условия (дождевые бури) усиливали раздражительность у людей.
В поисках пищи к лагерю путников стали прибиваться стаи маленьких  индейских собак, которых индейцы прогнали из своих селений, потому что они,  по-видимому, были заражены чумкой. Собаки заставляли предусмотреть дополнительные меры безопасности. Когда, казалось, спасения от собак уже не было, команда  приняла решение покинуть лагерь. «Как только мы покинули место лагеря, собаки неистово бросились пожирать мусор и кости оставшиеся после нас. Они ужасно рычали и нападали друг на друга. Слабые падали и становились добычей более сильных…», –  писал Бонневиль.
1 июля на пути команды вновь повстречался тот же военный отряд кроу. Индейцы упивались собственным тщеславием, демонстративно, выставляя напоказ скальпы шайеннов. Но этот раз ни Бонневиль, ни его люди не были предрасположены к общению с кроу, проявив по отношению к  ним относительную хладность. Единственное, что привлекло внимание Бонневиля, так это то, что копыта индейских лошадей  были плотно стянуты сыромятной бизоньей кожей. Так индейцы защищали копыта лошадей от повреждений  об острые камни.
Далее маршрут экспедиции   пролегал снова на юг вдоль реки Платт в  северной части Небраски. Горные вершины, покрытые снегом, были видны далеко на западе, и в направлении гор команда продолжила путь, придерживаясь западного направления.   Здесь они повстречали тысячное стадо бизонов, которое заполонило всю равнину, на несколько дней задержав движение экспедиции.
Один из членов экспедиции Том Кейн, – старый ирландец, нанятый в качестве повара, или как принято говорить на западе кука, решил продемонстрировать свои фронтирменские навыки и показать остальным, как нужно охотиться на бизонов. На самом деле  он не был спецом в охоте на бизонов, и не знал многих деталей подобной охоты. Кейн и несколько  трапперов выстроились в линию верхом на лошадях и  бросились галопом на стадо бизонов.  Товарищи Кейна имели некоторый  опыт охоты на бизонов и знали, что ни в коем случае нельзя врезаясь в стадо бизонов соскакивать с лошади. Болеет того для бизоньей охоты  желательно было иметь специально выдрессированную для этого лошадь. У Кейна такое лошади не было.
Кейн мчался на бизонов, приложив к плечу свое ружье. Как только лошадь Кейна приблизилась к массе диких животных, она перестала подчиняться его командам, и, испугавшись, развернулась, поскакав обратно. Кейну удалось ее кое-как остановить, после чего он спешился, вскинул ружье, и, проявляя чудеса глупой храбрости, намеревался атаковать  несущихся на него бизонов в пешем порядке.  Его выстрел  по бизонам лишь только  придал прыти этим животным. Лошадь Кейна, почувствовав опасность, всполошилась снова, и, рванув с места,  понеслась прочь от надвигающейся массы бизонов. Оставшись без боеприпасов и всего того, что было закреплено на седле, Кейн понял, что пропал. Он, долго не думая, бросил ружье, и что есть мочи побежал вслед за лошадью. Бонневиль вспоминал по этому поводу: «Я, находился на возвышенности и видел его бегущего к оврагу. За ним неслись не менее напуганные бизоны, которые как я тогда полагал, вот-вот настигнут бедолагу, и затопчут его. Вскоре Кейн исчез в травянистом овраге вместе с бизонами…».
После окончания охоты лошадь Кейна была найдена, но самого Кейна удалось отыскать лишь на следующее утро. Когда его нашли, он был не в себе и еще долгое время, ему пришлось отходить от полученного стресса. «Эта ситуация навсегда исцелила Кейна от охотничьей мании», – писал Бонневиль в журнале.
20 июля экспедиция подошла к предгорьям Скалистых гор в Вайоминге, и наблюдала, как с запада на них ползла, огромна туча и сверкающие на солнце заснеженные горные вершины внезапно окутали  серые облака. Трапперы хорошо знали эту страну индейцев кроу, поскольку не один год добывали здесь пушнину. Горные ветра, несшиеся с запада, не сулили, по словам трапперов ничего хорошего, и пользовались дурной славой.
Немного дальше простиралась долина реки Грин-Ривер и проводники советовали Бонневилю отправиться именно туда, для того чтобы, сделать привал. В этой зеленой долине позже стали формироваться рандеву горцев, работавших на различные меховые компании.
23 июля по мере продвижения  вверх в долину температура постепенно  снижалась, некоторые участки тропы стали покрываться ледяной коркой, воздух становился разряженным, отчего путники ощущали кислородное голодание, у многих начались головокружения и обмороки. Больше всего страдали колеса повозок, которые от перепада температур трескались и разваливались на куски.
Когда экспедиция прошла по гребню, Бонневиль почувствовал гордость за себя, поскольку стал первым командором экспедиции на Запад, который провел через  Скалистые Горы первый фургонный караван.
Огромная долина теперь простиралась перед путешественниками и 26 июля экспедиция начала свое движение  к южной стороне реки Грин-Ривер. К 11 часам утра путник заметили в тылу обоза огромную тучу пыли, которая преследовала их. Сразу же была объявлена тревога, и Бонневиль собрал совет. Предположили, что это индейцы, которые собираются атаковать их на равнинной местности в долине, с той целью, чтобы у жертв не было возможности скрыться в горном убежище.  Было решено выслать разведчиков в тыл обоза, а остальным преступить к организации обороны. Но как оказалось облако пыли, поднял отряд горцев численностью 50-60 человек, работавших на «Американскую пушную компанию».
 Этот отряд, который возглавлял некто Фонтенель скоро подошел к ним. «Г-н Фонтенель сказал, что они направляются к фактории на Йеллоустон, на ежегодное рандеву. К тому же он рекомендовал нам не останавливаться в этом месте долины, поскольку здесь нет дичи и травы для лошадей, а также воды. По его словам река Грин-Ривер отсюда находиться еще на значительном расстоянии. Он сомневается что мы,  имея фургонный обоз, сможем достичь этой реки на следующий день. Передав нам эти сведения, он и его люди сразу же выступили вперед с завидной скоростью», – отмечал Бонневиль.
Двигаясь так, как позволяли обстоятельства, измученные лошади, мулы и, конечно же,  люди, вступили на открытую равнину, лишенную воды и выпаса для скота. Пройдя немного дальше, поутру, путники заметили небольшой луг с редкой травой, на которой изобиловала роса, и остановились здесь лагерем, дав возможность животным хоть как-то утолить жажду. Животные с жадностью выели всю траву на лугу еще до полудня.
Ровно через сутки 27 июля экспедиция достигала южной стороны реки Грин-Ривер.
Бонневиль разбил свой лагерь чуть ниже по течению, где остановилась партия Фонтенеля, прибывшая туда к вечеру 26 июля.
 В этом месте Бонневиль заложил форт, который был назван его именем Форт-Бонневиль. Здесь имелось изобилие травы для скота, а речные притоки в виде неглубоких ручьев кишели форелью. Обустраивая свой стан, путники соорудили фортификационные сооружения на случай нападения индейцев черноногих, военные группы которых по данным разведчиков были отмечены в этом районе. Индейцев могли интересовать исключительно лошади, поскольку их следы, обнаруженные разведчиками, указывали  на то, что они  пришли в эту страну пешими, для того, чтобы вернуться домой верхом с захваченными лошадьми. Бывалые охотники из команды Бонневиля объясняли капитану, что черноногие будут наблюдать за лагерем из-за засады, и если, заметят в действиях его обитателей беспечность и безмятежность, обязательно нападут. Но, если индейцам сразу же показать что, объект их интереса готовиться к встрече с ними, они откажутся от нападения.
«Когда Уолкер со своими людьми вернулся из дозора, то рассказал мне, что черноногие не очень хорошо вооружены, в основном луками копьями, у них было несколько допотопных мушкетов, которые они выменяли у трейдеров «Компании Гудзонового залива». За ружья, табак и виски, по мнению Уолкера черноногие готовы продать самое дорогое, что у них есть: коней, жен, дочерей. Эти индейцы больше всех из здешних племен ненавидят белых. Это повелось еще с тех времен, когда люди капитана Льюиса убили некоторых из них, и они до сих пор живут отмщением…», – отмечал Бонневиль в дневнике сидя у вечернего костра.
Тогда Бонневиль не знал, что десять дней тому назад в местечке Пьерс-Хоул произошло сражение между индейцами гровантрами и черноногими с одной стороны, и горцами на рандеву с другой. Когда черноногие прибыли на помощь союзным гровантрам к осужденному ими лагерю горцев, бой уже закончился, поскольку горцы покинули лагерь во избежание быть скальпированными превосходящими силами индейцев. Они вернулись в лагерь только на следующий день, когда черноногие и гровантры отступили. Черноногие не были удовлетворены, тем, что им не посчастливилось  снять ни одного скальпа с белых охотников, и поэтому рыскали в долине в надежде завязать бой с кем-либо из горцев, которые возвращались с рандеву кто, куда.
Таким образом, сотня черноногих с женщинами и детьми, набрела на лагерь Фонтенеля. Индейцы, оценив силу горцев, и укрепленные их позиции, нападать воздерживались. Фонтенель заметил непрошенных гостей, и решил предупредить команду Бонневиля. Фонтенель сделал это преднамеренно, чтобы лишний раз показать индейцам, что белых людей в этом месте много, и поэтому лучше для краснокожих обойти это место стороной. В лагерь Бонневиля для проверки сведений вождь черноногих направил свою делегацию.
Когда черноногие и несколько трапперов Фонтенеля прибыли к Бонневилю, то находившиеся в команде капитана проводники из числа индейцев кроу едва сдерживали себя, чтобы не растерзать своих врагов. Кроу советовали капитану схватить черноногих и казнить их прилюдно.
Бонневиль не знал о конфликте Пьерс-Хоул, поэтому по отношению к черноногим, впрочем, как и всем индейцам отнесся учтиво. Черноногие провели в лагере Бонневиля несколько дней. Убедившись в том, что белые сильны и к тому же начеку, они удались, чтобы сообщить об этом своим вождям.
Строительство форта в этом месте на Грин-Ривер продолжалось уже две недели, после чего Бонневиль послал  двух разведчиков в лагерь Фонтенеля   вверх по течению реки. Фонтенель ожидал прибытие группы «свободных охотников», и по договоренности с Бонневилем обещал свести его с ними. Бонневилю требовалось опросить эту категорию горцев о которой он был наслышан, и выжать из них максимум полезной информации о географии региона.
Свободные горцы отличались от своих собратьев, работавших на определенные компании тем, что не были ничего никому должны.
Наемные трапперы подписывали контракты с компаниями, получали от них установленную зарплату, обеспечивались ружьями, боеприпасами, инвентарем,  принадлежавшим этим компаниям. Они были подконтрольны и подотчетны своим  работодателям, имели непосредственных начальников, участвовали не только в отлове бобра, но и в погрузке, разгрузке мулов,  монтаже и демонтаже походных лагерей, и выполняли всякие прочие работы, не предусмотренные условиями контракта.
Свободные же горцы, по словам капитана Бонневиля «…приходили и уходили тогда, когда им заблагорассудиться. Они могли предоставлять в пользование за определенную плату своих лошадей и ловушки. Для того чтобы  пожить в лагере под защитой, они всегда испрашивали разрешение. Трейдер который командовал лагерем, брал с них оплату шкурами бобра в том количестве в каком договаривался с ними. Если они не соглашались с условиями трейдера, то должны были покинуть лагерь и искать другое место. По одежде они также отличались от наемных охотников, поскольку одевались исключительно как индейцы, и по внешнему виду мало отличались от индейцев. Хотя они более неряшливы, чем индейцы. Их волосы, редко видели гребень и были похожи  на некую безобразную копну на голове. Некоторые из них перевязывали свои волосы кожаной тесьмой и украшали мехом выдры. Многие из них носили ситцевые рубахи, замшевые куртки и леггинсы, расшитые орнаментом из бисера и отороченные бахромой.  Они, как и индейцы использовали одеяла алого и других ярких цветов. Свои талии вместо ремня они опоясывали красным кушаком, за которым носили пистолеты и ножи. У них также имелись священные индейские курительные трубки, разрисованные киноварью, которые они содержали в чехле из лосиной кожи. Лошади свободных трапперов были предметом их гордости.  Как правило, это выносливые  и весьма быстрые лошадки, которых они разукрашивали и наряжали словно  невест. В гривы и хвосты этих лошадок они вплетали орлиные перья, которые  фантастически развивались на ветру.
 Самый лучший для них комплемент, когда кто-либо говорил им: «Ты отважен как индеец».
Эти лихие, немного безбашенные охотники, внесли некий сумбур в форту Бонневиль, как только там появились. После употребления спиртного,  они стали палить почем зря из ружей и пистолетов, сопровождая сие действие наполнившим всю округу улюлюканием. Их загорелые лица, длинные распущенные волосы, разноцветные одеяла,  расшитые бисером мокасины, а также  прибранные в индейском стиле лошади, говорили сами за себя. «Трудно было представить, что эти мужчины белые люди некогда воспитанные цивилизацией», – отмечал Бонневиль.  Он был в восторге от этих «королей гор» и приказал угощать их грогом бесплатно. Горцы также признали в Бонневиле «хорошего парня» и искренне согласились рассказывать ему обо всем, что интересовало капитана на протяжении целого дня. Вечером они удалились в лагерь Фонтенеля, пообещав вернуться на следующий день.