Велосипед трамвай и крокодил

                Женский след.

И какого черта Коля Переделкин решил стать писателем, протирал бы штаны в офисе, катался на своем  велосипеде, да после работы не умышленно приставал к девушкам в трамвае.

А тут сел за компьютер, посмотрел туда-сюда и сделал вывод, - А чем я хуже.

С чего начать? - он на секунду задумался и обратил внимание на ползущую по стене муху.

Без разницы, главное это вера в свои собственные силы, - Коля моментально поверил и забарабанил по клавишам.

Стрелки на часах дернулись и прижались  друг к другу. Двенадцать, пора спать, завтра на работу, -  Переделкин зевнул.

Осталось красиво кончить, - сказал сам себе Коля и положил руки на клавиатуру.

Некрасивая женщина свернула газету в трубочку и уже размахнулась, но муха уже и не сопротивлялась. Она умерла от разрыва сердечной мышцы.

Коля поставил жирную точку и, отправив рассказ в компьютерное пространство, пошел спать.

***
После трудового дня Переделкин плотно поужинал и сел за письменный стол. Ну что там? - он потер руки,- Изумились!

Колин рассказ прочитал один человек некто Аркадий Липкий и оставил послание.

Здравствуйте Николай!

Коля сразу понял, что пишет человек культурный, его калибра, ну может чуть-чуть похуже.

Липкий писал, что образ прописан слабо, у мухи нет ни хребта, ни характера.
Вот она у Вас по стене ползала 8 часов, почему, именно 8?

Ну и пенек!- усмехнулся Коля, - Потому, что рабочий день как раз восемь, дважды два четыре.

А  если она умерла от разрыва сердца? - продолжил Липкий, - То кроме диагноза должен быть повод  для такого серьезного заболевания, а их четыре,-питание за чужой счет, напитки за свой, пятидневная рабочая неделя и недорогие женщины. Он поставил Коле оценку хорошо, пожелал творческих успехов и все это сделал с большим уважением.

Чего? Сейчас я тебя тоже уважу, - подумал Коля и снял с полки книгу.

Переделкин  перелистал несколько страниц и принялся за работу.

Сижу за решеткой в темнице сырой, - напечатал он первую строчку. Посмотрим, посмотрим, как ты теперь запоешь.

В принципе текс дался легко и поэтому Коля уехал гулять на велосипеде. Он делал это каждый вечер, так как считал, что в здоровом теле проживает только здоровый дух.

***
Утром Переделкин встал с необычайной легкостью в теле, сделал десять приседаний и отправился на работу.

В трамвае было тесновато, но Коля умудрился уступить свое законное место  ажурной старушке с тонкими усиками от кардинала Ришелье и с пузатой сумочкой от крокодила.

В девять ноль ноль начальник открыто похвалил Переделкина за опрятный внешний вид, и потом  Коля раз десять, двенадцать бегал в туалет, неутомимо заглядывал в зеркало и всякий раз соглашался.

Рабочий день сладко зевнул и выключил компьютеры, радостные сослуживцы схватили сумки и затопали к выходу. До дома Переделкину надо было проехать десять остановок, он взялся за поручень и осмотрелся. Эта прыщавая, эта вобла, эта дылда, эту бабушка пирожками закормила, - считал девушек Коля. А эта вроде ничего. Трепещи зайка.

Обычно Переделкин предлагал девушкам покататься на велосипеде, если она отвечала да, то брал телефон,  дальше от настроения, если нет, то тоже от настроения, впрочем, иногда грубил, а иногда обвинял, искренне считая, что каждая к кому он проявил интерес, должна его немедленно обожать и уметь крутить педали.

- Тогда дома с мамой сиди, дура дурой! - и, раскинув плечи, Коля неспешно удалялся, заставляя  неудачницу в одиночестве оценить весь трагизм своего положения. 

Конечно, он не хотел, но ноги понесли сами, а на лице заиграла мужественная, пронзающая девушек насквозь, улыбка. Коля хотел про велосипед, но наткнулся глазами на книжку, которую зайка листала на круглых коленках.

Я ж писатель! Ду-ба-ду-ба-ду - пропел он про себя и в приподнятом настроении задвигал локтями.  Велосипедные спицы несколько раз прокрутились и завязли в просветительском  долге писателя Переделкина к дремучему невежеству населения.

Коля, немного поиграл улыбкой, и неожиданно произнес, - Сижу за решеткой в темнице сырой.

Девушка подняла удивленные глаза.

- Я писатель, - уверенно начал Переделкин, - Крупный. Раньше я писал про крылатых насекомых с  крутыми характерами и железными хребтами,  а теперь переключился на птиц.

- Не надо, - девушка закрыла книжку и посмотрела в окно.

- Что? - не понял Коля.

- Не надо трогать птиц, пусть летают.

- Секунда, - заторопился Переделкин, - Есть тема, шикарная, заключенный из тюрьмы превращается в орла, пролазит сквозь стальную решетку и красиво, ласточкой улетает на белую гору, ну там отдохнуть, оттянуться ….

Дальше, как-то не заладилось и он вернулся на знакомую велосипедную дорожку. В конце бурного Колиного монолога, претендентка на шикарные отношения порекомендовала ему, как можно быстрее крутить педали и заодно проветривать голову, чтобы не загубить яркий талант.

Подумаешь, какая краля, - думал Коля, провожая из окошка трамвая, мягкую заячью спинку, целиком состоящую из обманутых ожиданий. Девушка ловко перебежала дорогу и скрылась в проулке.

Увидишь меня по телевизору, слезами обольешься, будешь головой о стену биться, а соседи еще и милицию вызовут, скажут, посадите дятла в тюрьму, спать не дает.

***
Вечер был безнадежно испорчен,  Переделкин с ненавистью посмотрел на велосипед и съел две холодные котлеты.

Чем бы заняться, - Коля зевнул, похлопал ладошкой по рту и … вспомнил! Уже второй раз. Он энергично присвистнул и сел за компьютер.

Колино стихотворение прочитал все тот же Аркадий Липкий. Переделкин впился глазами в рецензию.

Липкий писал, что в тюрьме орлов нет, одни дятлы и петухи, а если Ваш герой задумал побег, то надо не языком шлепать, - Пора брат, пора, да давай улетим, а готовиться основательно. В противном случае при поимке  такой срок накрутят, что мало не покажется.

И еще, - писал он, - Что за география? Он куда устремился? Белая гора, морские края, ветер гуляет? Это все, Николай, наши просторы, наши Севера, там этих белых горок, как конкретных куч вокруг молокозавода, а с моря такой ветер гуляет, что кости звенят, и с рожи кожа слазит. А ему, Коля,  надо в Тихоокеанский регион, на острова, надел бусы, банан в рот и танцуй всю жизнь, чтоб не только милиция, интерпол не достал.

В заключительном слове  Липкий опять испытал к Коле глубокое уважение, а за стишок поставил твердую тройку.

Ах ты, ах ты, - закипел Переделкин, он не смог подобрать слова достойные личности оппонента и потому начал взбивать воздух руками, имитируя бой с тенью.

Коля навзничь откинул стул и схватил с полки первую попавшуюся книгу.

Сейчас я тебя уделаю, - энергично подумал Переделкин и принялся за работу. Светало, он кое-как поставил точку и рухнул поверх одеяла.

***
Наутро Переделкин встал с головной болью и обошелся без десяти приседаний.

На работу, как на праздник, - не искренне подумал Коля и поработав бедрами, занял выгодное место на остановке. Трамвай зазвенел звоночком и остановился. Переделкин, словно булыжник выпущенный из пращи, залетел в салон и попал точно в цель, на свое законное место.

Коля сидел, зевал, смотрел в окно и думал о своем писательском гегемоне,  а еще о том, какой дурак придумал так рано вставать. Все будильники надо разбить, распилить, утопить в луже, а лучше  всего сбросить  с пожарной каланчи на голову этому дураку, засыпать его с горкой, и пусть звенят, пока психические санитары не наденут смирительную рубашку на этого….

Солнце, укрывшись за занавеской туч, еще только чистило зубы, поэтому воздух был свеж и не дышал нафталином, пока в трамвай не вползла Колина вчерашняя знакомая, - усатая старуха, с пузатым крокодилом под мышкой.

Очевидно рожденная еще при царском самодержавии и вконец избалованная дворянским соц.культ.бытом, она три раза прыгала Переделкину на колени, и три раза он учтиво помогал ей избавиться от прогнивших стереотипов не только устно, но и физически.

- Родненькие мои! - кричала она, - Я падаю! 

- Родненькая моя! Терпи! Тебе немного осталось!  - кричал в ответ Коля, и деликатно отвернув голову в потолок, без рук, одними ногами отправлял колючий позвоночник в горизонтальный полет.

Третья попытка была особенно удачной, старуха практически вылетела в окно, и уже глазами искала место на кладбище, но проклятый крокодил извернулся и блестящей защелкой зацепился за ручку сиденья, тем самым похоронив надежду на удачное стечение обстоятельств.

Трамвай тоже долго не ехал без дела, он копил, копил, и наконец, накопил  беспричинную злобу. Любители покататься по железным рельсам сбились в одно густое ревущее плюющее войско и пошли на Переделкина в неподготовленную, но яростную атаку.  Коля самоотверженно заскучал, захлопал рукой по стеклу и еле-еле  дождался открытых дверей.

Последние четыре остановки Переделкин одолел траурным маршем и опоздал на работу.

Начальник посмотрел на Колю, как смотрит молчаливый самурай на белую шею своего заклятого врага. В обед и того хуже Переделкин неуместно схлестнулся с  сотрудницей  бухгалтерии, Анной Семеновной, которая обладала  точной копией позвоночника,  старухи из трамвая, только без усов и крокодила.

Впрочем, увертюра была откровенно скучной и вызывала классическую зевоту, он академично наблюдал за дрожью вилки на стекле и акварелью узких рук, прозрачной легкостью волос и анемичностью движений, затем также сдержанно, предложил Анне Семеновне питаться не только ласточкиными гнездами,  не возить по углам бордовые экскременты, а жрать как все.

Коллега высыпала на него остатки калорий, и Коля с рыком голодного льва и обсыпанной недоваренной свеклой  гривой, выпрыгнул из столовой. Он спрятался в трамвае и уехал домой.

***
                Противостояние.

Плевать я хотел на эту работу, - подумал Переделкин и сел за компьютер, -
Никакой фантазии в людях, одни и те же рожи.

Липкий ожидаемо поздоровался и перешел на ты.
 
Твой глухонемой, то, что надо, солидный, но ты его неправильно использовал. Не зря Коля такие глыбы рождаются, не зря, он может орудовать и бензопилой в конюшне и заточкой почки протыкать в подвале. 

Я чую, ты молодой автор, поэтому объясню плюсы. Во-первых, не слышит, ни воплей, ни стонов, а если менты примут, никогда братанов не сдаст. Потенциал огромный, а ты его послал собачку топить. Это ж каждый может, в чем кайф? А, что за имя Му-му? Если Му-му то корова. Уж лучше бы он корову утопил. Знаешь, как они плавают? Как дельфины. Пришлось бы твоему Герасиму  ее веслом добивать, а это уже другая статья, капитальная, - «Умышленное рукоприкладство с целью живодерства».

Тебе Коля надо, из себя по капле выдавливать это сопливое повидло. В библиотеку читатель должен как в больницу входить, клизму вставил, присел и уже с чистым желудком начал бояться каждого твоего слова, каждой буквы. А потом под стол, под стол от страха залез, вот тогда всем хорошо будет, вот тогда я тебе первый скажу, - Это не фуфло, а серьезный писатель.

Липкий поставил Коле двойку, но просил не отчаиваться и писать пока работает компьютер.  Он так и написал, - Пока шумит вентилятор на твоем компьютере, ты жив!

Переделкин встал, сложил руки за спиной и подошел к окну, внизу шумел город, и тут его бесстрастному взгляду открылась истинная картина мира.

Звонко звенели трамваи и обгоняли велосипедистов, велосипедисты звенели в звоночки и обгоняли пешеходов, молодые пешеходы обгоняли старых, старые смотрели им в спину и влажнели глазами, а на все это социальное расслоение с высоты рекламного плаката, поглядывал, обвешенный женскими сумками, пузатый крокодил и усмехался. Прошло полчаса.

Коля позвонил на работу и сухо, менторским голосом,  подчеркнул, что вынужден, ибо….  Он немного покашлял и сослался на неизвестную медицине болезнь, из-за которой его внутренние органы сильно почернели и скукожились.

Переделкин взял с полки  книгу, но решил без повидла, исключительно своими словами, он сузил глаза до обоюдоострой бритвы и приготовился дать Липкому бой решительный и беспощадный.

Затекла спина, ноги, распухшие пальцы нажимали сразу по две буквы, но Переделкин печатал и печатал. Пусть люди узнают, как нелегок труд настоящего писателя, -  думал Коля, вытирая со лба липкий пот.

***
Проснулся Переделкин за рабочим столом, он двинул мышкой и на экран вылез неистребимый Липкий.

Липкий сухо поздоровался и забубнил.

Начало неплохое, убил старуху и сестру ее Лизавету,  прекрасно убил, топором. А потом? Опять повидло. Кто я, тварь дрожащая или право имею? Если убил, то имеет, всех имеет, тут без вопросов. Запомни Коля, хоть простой гражданин, хоть профессор сначала наделает дел, а потом подводит научную базу, глядишь года не прошло, а он уже с проститутками на курорт едет.
 
Я вот посчитал, всего твой студент убил десять человек, с одной стороны цифра неплохая, а вот с другой все портит сопливый конец. Убил, принял душ, сложил руки лодочкой и спать лег.  Ну и что? А где программа на завтра? Чем ему завтра заняться? Ты давай Колян собери мозг в пучок и напиши  такой финиш, такой матерый рывок, чтоб неподготовленный гражданин мог себя в краба закатать, а потом  бочком, бочком и под нары, под нары….

Слабеющей рукой Переделкин….

По вымощенной камнями мостовой с грохотом пригородной электрички студент Раскольником тащил окровавленный топор. С соседних улиц, из дверей подъездов, из открытых окон  ему под ноги бежали кровавые ручьи.

Запыхавшись от быстрой ходьбы, следователь  Порфирий догнал Раскольникова и крикнул в багровый  затылок, - Я вычислил тебя студент, это ты своим жестоким топором убил всех мирных жителей нашего города, всех от лилипутов до великанов!

- Еще не всех! - Раскольников  взмахнул огромным топором. Голова Порфирия удивленно заморгала глазами, соскочила с плеч и запрыгала по брусчатке. 

Раскольников сел на бордюр, вытащил оселок и начал точить топор, - Порфирий, ты был прав, очень прав, теперь никого не осталось, точно никого. Кого мне теперь убивать? Ну, очень жаль, до грустных слез.

- Я всегда права! - закричала голова, - Я с красным дипломом окончила институт для прокуроров, а вот ты плохо кончишь студент. Я буду приходить к тебе каждую ночь, плевать на подушку кровью и топать огромными рыбацкими сапогами, пока тебя совесть не замучит.

- Да пошла ты! Чего пристала?! - Раскольников вскочил и взмахнул ногой, голова ударилась об угол дома, вскрикнула и раскололась.

Что же делать завтра? Что? - он согнулся и начал обухом толочь костяные останки головы с целью заметания уголовных следов, - Придумал! Пойду убивать в другой город.

Студент закинул топор за спину и сначала пошел, а потом возбужденно побежал в другой  город, в котором с населеньем был полный порядок.

***
Опять фуфло! - закричал Липкий, - Топор! Это ж улика. Ученый человек его бы соседу под кровать подложил и сел красиво спирт пить. Только дурак, топор на горбе таскает, как бревно на субботнике.

И тут Липкий сделал ошибку, он перешел на личности.

Ты еще флаг возьми и громкоговоритель, потом будешь у прокурора сидеть и соплями морду мазать, - Я дяденька хороший. Я в сандалиях за елкой ходил. Скоро же новый год. Вы, что не знали?
 
Тебя сразу менты примут, ерш от сортира, клоп ты диванный! - орал он, - Если тебя тупой следак вычислил, то опера и подавно, пришпорят собак и хана тебе студент….

Но я, же не студент, зачем он так, - подумал Коля и заплакал, он не хотел в тюрьму.

***
Переделкин прорыдал полчаса, и решил убить Липкого, но без тюрьмы одними словами.
 
Агата Кристи сложив руки лодочкой, уже крепко спала, когда в ее спальню на цыпочках зашел Николай Переделкин с горящей свечкой в руке.

- Вроде дома, - утвердительно кивнул он и осмотрелся. С одной стороны одеяла белел ночной колпак, а с другой торчали желтые пятки. Вон там голова, - снова подумал Коля и протянул к колпаку незримую нить.

- Анна Семеновна, как дела в бухгалтерии? - отчего-то вдруг задрожал руками и перепутал имена Переделкин.

- Кто здесь? Это ты Эркюль? - белый колпак медленно, вкручиваясь в зловещую темноту, начал подниматься над кроватью.

Коля зажал свечку между ног и в целях укрепления нервной системы, продемонстрировал Агате Кристи полный курс лечебной гимнастики, потом он ритмично растерся мокрым полотенцем и стал считать кудрявых барашков.

- Пуаро, миссис Марпл, на помощь! - метался и прыгал по кровати белый колпак.

- Белый барашек 99, белый барашек 100. Ну, вот и все, - Переделкин глубоко и покойно вздохнул.

- Пуаро, миссис Марпл, родные мои, помогите, -  лежа на боку, хрипел и плакал белый колпак.

- Спи спокойно дорогая Агата Кристи! - громким голосом Коля подчеркнул исключительность процедуры и натянул резиновые перчатки. 

 ***
Переделкин накапал яд в дорогое вино и протянул фужер бельгийскому сыщику Эркюлю Пуаро.

- Бабушка Агата разрешила на тебя положиться, как на друга, а потом использовать по полной программе, - соврал Коля.

Пуаро поверил Коле, и не потому, что никого не любил, а потому что полюбил его, как сына за искренность и прямоту.  Он позвал гостей, накрыл поляну и возле пылающего камина начал песочить дюжину знатных упырей из Англии, среди которых, между прочим, в белых носках сидел  неистребимый Липкий и до круглых шариков надувал зеленую жвачку.

Иногда шарики лопались.  Липкий осторожно смотрел по сторонам и, наткнувшись на брезгливые кислые рожи еще нераскрытых убийц, чопорно жмурился и рукавом вытирал обрызганное лицо.

Пуаро мелко двигая ножками, залез на середину стола, калошей отодвинул селедку под шубой и взял решающее обвинительное слово.

- Все Вы герцоги и лорды, от садовника до сановника, от пастушки до дурнушки, все Вы хотели зверски убить, а некоторые уже и убили друг друга. Я раскрыл Вас хронические, серийные, моно, мульти, квази, кантри и прочие не идентифицированные уголовники. Весь ваш хваленый остров сплошное ОПГ. Сволочи!  Тех же из Вас, кто еще жив остался, ждет мучительная смерть, хотите под парусом, хотите под поездом. На выбор! Один Вы Липкий светлый гуманный  человек! Гуманоид! - сказал Пуаро и поправил усы.

- Давай выпьем, Аркаша за здоровье самого Пуаро, самого великого сыщика на земле, а на закуску, - Пуаро выдержал эмоциональную паузу, - Гвоздь сезона. Черные, замаринованные в винном уксусе дрозды. Ура господа!

Он надел резиновые перчатки, разбежался и, как воздушный гимнаст, ласточкой прыгнул вниз.
 
- Опля! - гениальный сыщик гениально приземлился и протянул  Липкому ядовитый фужер, - Приятного аппетита!

- Не хочу, - Липкий сделал капризное лицо, - Не хочу я это фуфло пить, мне бы спирту или чифиря.

- Не понял. Я, что тут для красного словца распинался.
 
И тут у Пуаро сдали нервы, он начал бить тростью по блестящим калошам и цитировать покойную Агату Кристи, - Ты, что Аркашенька, в расклад не въехал? Ерш от сортира,  клоп ты диванный! Ну-ка быстро клюв окунул и соси, соси, пока брюхо не раздует!

- Не буду, - уперся Липкий и покрылся гусиной кожей.

- Ну, все хана тебе Аркаша! Это будет английское, чистое, как мой носовой платок,  убийство. - Пуаро не торопясь достал платок, протяжно высморкался и взмахнул тростью.  Раз… раз… раз….

Компьютер заело.

Коля отчаянно нажимал клавиши, - Уйдет же….

Липкий почуял подвох и закрылся в хромированном ягуаре.

- Гадина! - орал чуть-чуть приоткрыв окошко Липкий, - На фу хотел взять!

Переделкин поджал ноги, по-старушечьи сгорбился и сильно, сильно заткнул уши руками.

***
Коля перестал, есть, спать, он келейно договорился с коллегой по цеху Майн Ридом привязать Липкого к лошади, затем тайной ночью отрубить ему голову, и отправить  это безмозглое чудище в кругосветное путешествие на Колыму с билетом в один конец….

Хитрый Липкий специально напился, орал, матерился, целовал коня в морду, не смог попасть ногой в стремя, упал на спину и захрапел.

К сожалению  Липкий точно знал, что в приличном обществе лежачих не бьют.

Переделкин мечтал на пару с Теодором Драйзером в четыре безжалостных руки послать его кормить рыб на дно местного водоканала….

- Товарищ Драйзер! - кричал с лодки Коля, - Вы ему веслом, веслом по голове! Уйдет же! - он прыгнул на четвереньки и попытался схватить Липкого за волосы.

- Вэри гуд трагедия, вэри гуд! - американский писатель размахнулся и…  промахнулся.
 
Липкий ушел под воду и вынырнул уже на берегу. Он сделал козью рожу и скрылся в кустах.
 
- Сволочь, - сказал Коля и нечаянно толкнул товарища Драйзера за борт, последнее, что он услышал, прозвучало на ломанном русском, - Хелп. Я плаваю, как топор.

- А не надо было беременных девушек топить! - запальчиво крикнул Переделкин, и с негодованием начал рассматривать круги по воде, а потом и вовсе решил поставить крест на непростых международных отношениях, - Наши писатели только собак топят, а Ваши людей, как собак! А это…

Коля для дипломатического моветона отвернулся и почесал низ спины, - Умышленное живодерство!

Ветер подхватил его слова и утащил в сторону американского посольства.

***
Переделкин  хотел, как Жанну Дарк, сжечь Липкого на костре, посадить на ядро вместо барона  Мюнхгаузена, но тот не хотел умирать, и умело обходил все Колины ловушки.

- Ты что думаешь, я лох, и крокодила не заметил! - брызгая слюной, кричал Липкий, - Кто на дверях винного магазина, объявление повесил? - «Товарищи! Акция! Водка и сопутствующая закуска бесплатно». А сам, гад, на ступеньки зеленое бревно положил! Да если бы твой крокодил только хвостом дернул, уже через секунду моя заява у ментов лежала, ах ты студент недорезанный….

Силы были неравны, более того Колины были на исходе.

Переделкин встал и, шатаясь, подошел к зеркалу. Кто это? На него смотрела незнакомая серо-зеленая морда, где на месте глазных яблок зияли разбитые солнцезащитные очки с черной перекладиной вокруг носа. Крокодил? Коля скрестил руки буквой Х и высунул язык.

Ошибки не было, это был он. Коля сполз по стене и обнял велосипед. В здоровом теле только здоровый дух, - слабеющей пунктирной ниточкой подумал он.

В подъезде Переделкин несколько раз падал вместе с велосипедом, но пугать соседей не стал, он только не нарочно выл, скулил и кусал шины. Во дворе Коля кое-как зацепился ногами за педали и покатил.

Улица завиляла и покрылась одинокими пешеходами. Переделкин безнадежно крутил рулем и мерцающим боковым зрением зачем-то постарался запомнить сухонького старичка с палкой в руке. Старичок опустил голову вниз  и как слепой тыкал палкой в разные стороны.

Последнее, что удалось рассмотреть Коле, стремительно летящий навстречу грозный оскал водосточной трубы.

***
Очнулся Коля в больнице. Рядом на стуле сидел пузатый милиционер и ковырял в носу.

- Ну что очухался? - спросил он.

Коля потрогал забинтованную голову, - Вроде, да.

- Будешь писать заявление?

- Заявление?

- У меня трое свидетелей, и все они утверждают, что тебе палку в колесо сунул пенсионер Аркадий Подлипкин.

- Пенсионер? Так он же слепой, - Коля вытащил руки на свет и погладил одеяло.

- Ха-ха, слепой, - пузатый с трудом наклонился и зашептал, - Вот, что я тебе скажу парень про эту гниду, только между нами, не официально. Знаешь, какое у него на зоне погоняло было?  Липкий.

- Липкий? - Переделкин закрыл глаза и словно непобедимый герой, перед очевидной смертью прошептал с плоского экрана в плачущий кинозал, - Аркадий Липкий! Где этот гад?

- Я его на ночь в КПЗ посадил, - бодро ответил милиционер.

Сидящий, за решеткой, безоружный Липкий, вылил под Колино одеяло ведро холодного липкого пота, а в перевязанную тугим бинтом голову умудрился затащить надутую велосипедным насосом волынку.

- Он так к гражданину прилипал, пока до костей не обсосет, не успокоится, - сквозь мясорубку внутренних органов, почерневших от гнусного воя волынки, донесся до Переделкина  бодрый милицейский свисток.
 
- На свободу вышел с чистой совестью и понеслось. То в подъезде нагадит, то стекло разобьет, машину гвоздем поцарапает, собаку отравит и ничего, как неожиданный понос из крокодила, свидетелей нет и точка. Настоящая гадина. Зеленая.  Но, теперь он у меня вот здесь, - милиционер поднес к Колиному носу огромный кулак, - Пиши!

Коля глубоко задышал и открыл глаза.

Пузатый  убрал руку.
 
- Отправим дело в суд, и ты сможешь у него материальную помощь стребовать на лечение. Правда, там брать особо нечего, диван с клопами, да компьютер старинный. Наверно еще у царя украл, - он засмеялся.

Пока шумит вентилятор на твоем компьютере, ты жив, - пронеслось в Колиной голове.

- Хорошо, - твердо сказал Переделкин, - Я напишу, все напишу, - он задумался и продолжил, -  Без повидла.