Под пуделя

- Как это так, под пуделя? - бубнит усатая физиономия.
А Иван Петрович спокойно отвечает, бережно отряхивая пальто от шерсти:
- Вот так, под пуделя. Эту заразу нужно выбрить. Больше я от вас ничего не прошу.
И сует в белый кармашек халата купюру.
- Он не укусит. Ему совершенно по барабану, что с ним будут делать.
Еще одну.
Денежка как-то стыдливо ежится под пальцами, и яблочные щеки физиономии розовеют:
- Приходите за ним к восьми...
Иван Петрович довольно зажмурился как сытый кот, когда вышел из чужой квартиры, где пахло спиртом и мылом. Однако, тут же спохватился и стремительно заскользил по ступенькам парадной.
Человек он был смешной. Круглый, как мячик, Иван Петрович перекатывался туда-сюда по городу, но, потеряв со вчерашнего вечера покой, сон и аппетит, он по городу не катился, а семенил – маленькими, боязливыми шажочками.
- Сволочь! Падла!  - верещал вчера Иван Петрович, гоняясь за котом по всей кухне.
Бешенство у Ивана Петровича случилось от волоса, оброненного котом Васей в одинокий хозяйский суп, оставленный на минуту. Случилось это (не бешенство) уже в который раз, посему терпение иссякло, а ярость заклокотала где-то в брюхе и, ударив по сердцу, гаркнула голосом Ивана Петровича:
- Я тебя под ноль побрею.
Кот, умостившись на карнизе, молча и неотрывно смотрел хозяину прямо в глаза. Иван же Петрович дрожал от злости и непонимания того, почему коту дозволена такая наглость, а ему – нет.
Что-то мучительно промычав, Иван Петрович, как мячик, подпрыгнул и, цепляясь пухлыми ручонками за штору, стал карабкаться наверх, машинально облизываясь и раздирая когтями бежевую ткань. Но Васи на карнизе не оказалось. Он сидел внизу, за столом, и невозмутимо поедал суп, зачерпывая его ложкой. И все-таки особенное наслаждение ему принес кусок отварной куры, который Вася, мурлыча от счастья, ехидно кусал, тут же чуть вздрагивая, будто он ждал, что курятина оживет и зарядит ему в глаз.
На Васе – костюм Ивана Петровича, его же нос, пшеничного цвета шевелюра, да что там шевелюра – у него пальцы стали один в один как у Ивана Петровича: вместо когтей круглые розовые ноготки, и колечек золотых две штуки, на каждом безымянном пальце. Даже усы отвалились – идеально выбрит. И ехидно языком цокает.
Утром он вышел из дому в пальто Ивана Петровича, отнес сумку в чужую квартиру и сказал:
- Под пуделя.
В сумке тихо сидел кот – черно-белый, с грустными васильками глаз…
Теперь у книжного шкафа сидят двое. Первый – человек, кое-как чешущий себе за ухом левой ногой, второй – кот, совершенно лысый за исключением головы, шеи и лап.
Они безумно глядят друг на друга, но в их головах совсем пусто и глухо, как в стеклянной банке.

Будто этих двоих и нет. И не было никогда.