Струны счастья

     Жанна медленно шла по тёмной, притихшей, уставшей за день улице города и не сознавала, куда идёт. Она была точно в тумане. Дойдя до перекрёстка, на минуту пришла в себя, перешла улицу и направилась дальше. Все мысли её были ещё там, в уютном консерваторском зале. Навязчивая мелодия не выходила из головы, дурманила сознание. А на фоне божественных звуков возникал образ того, кто вот уже многие годы не давал ей покоя.
     Жанне было немного грустно оттого, что она только что рассталась с ним. Чувство одиночества снова овладело ею, окутало сумраком уснувшей улицы, которая только что выхватила Жанну из праздничной, оживлённой атмосферы Московской консерватории. Но к этой грусти примешивалась светлая радость: она опять видела его, разговаривала с ним... Вернее – говорил он, а Жанна, как всегда, сидела и слушала;  слушала и наслаждалась.  Сколько искренности, нежности и любви было в звуках его голоса; сколько боли и страсти исходило из его измученного сердца. Его голос пьянил Жанну, заставлял позабыть всё на свете.
     Жанна уже и не помнит, когда попала в консерваторию впервые. Кажется, ещё учась в школе. Потом окончила институт, пошла работать, а музыка затягивала её всё больше и больше. При одной лишь мысли о предстоящем на неделе концерте у неё светлело на душе; монотонная, без особых эмоций жизнь окрашивалась в яркие тона. Она уже забывала о неприятностях, её уже не тяготили заботы. Ожидание прекрасного преображало её душу.
     Консерваторию Жанна посещала настолько часто, что постепенно примелькалась среди её завсегдатаев. Случалось, совершенно незнакомые люди отмечали Жанну лёгким кивком головы, как бы одобряя её постоянство. Но Жанне этого было уже недостаточно. Ей не терпелось сразу же после первого отделения концерта поделиться своими впечатлениями с кем-нибудь из этих людей. Постепенно она стала приобретать среди них знакомых. Это были люди совершенно разных профессий, да и возраст не играл для Жанны особой роли. Главное, что их сближало – увлеченность искусством. Иногда не хватало перерыва, чтобы обсудить всё накопившееся.
     Консерваторию Жанна любила посещать ещё и потому, что в отличие от театров, эстрады, здесь не было халтуры, об этом как-то странно было подумать, представить. Да и среди публики почти не встречалось людей случайных, зашедших сюда от нечего делать. Публика сюда приходила интеллигентная, знающая музыку и разбирающаяся в ней; при этом всегда подчеркнуто нарядная. Этого требовала вся атмосфера консерватории, её этикет.
     Едва ступив на белую мраморную лестницу с красной ковровой дорожкой, ведущую от вестибюля наверх, уже ощущаешь торжественность и царское величие обстановки, преддверие необыкновенных событий, которые должны развернуться там, наверху, в большом прекрасном зале. И как напоминание о том, что сейчас предстоит встреча с бессмертными творениями великих композиторов, лестница проходит мимо огромной, во всю стену, картины Репина  «Славянские композиторы». Поднимаешься выше и попадаешь в фойе. Оно небольшое и поэтому кажется особенно уютным. Здесь немного тесновато, зато сразу узнаёшь знакомые лица; обращают на себя внимание наряды дам, вспыхивающие капельки бриллиантов в из серьгах, элегантность мужчин. Лица людей, пришедших насладиться музыкой, мягкие, просветлённые. Такое впечатление, что, войдя в здание консерватории, они оставили за его порогом все свои заботы, хлопоты и печали, стряхнули усталость и раздражительность, а сейчас готовы впитать всё светлое и возвышенное, что несёт в себе музыка, так созвучная с глубинными мотивами души человеческой.
     Но вот прозвенел звонок, и публика, гуляющая по фойе, обмениваясь приветствиями и завязывая лёгкие беседы со знакомыми, неспеша направилась в зал. Там сейчас должен начаться концерт.
     Сколько музыки слышал этот зал за всю историю своего существования, скольких известнейших музыкантов мира он видел в своих стенах. Исполнитель не может позволить себе не только схалтурить, но даже снебрежничать, не имеет права; ведь с портретов, вытянувшихся в ряд по обеим сторонам зала, зорко наблюдают за всем происходящим на сцене серьезные, сосредоточенные лица гениальнейших композиторов, как бы оценивая, достоин ли музыкант исполнять его произведение, достаточно ли у него таланта, всю ли душу он вкладывает, чтобы передать слушателям тончайшие нюансы сложных чувств, бушевавших в душе композитора в момент работы.
     Посещение консерватории вносило в жизнь Жанны что-то такое, чего она не могла встретить ни в одном другом месте. Это были минуты истинного счастья. Попадая сюда, она окуналась в загадочный мир чудес. Музыка завораживала её душу, уносила к неведомым высотам человеческих эмоций.
     Здесь в консерватории Жанна впервые увидела его. Давно это было, но до сих пор она во всех подробностях помнит эту встречу. Для неё она оказалась роковой.

     Это произошло на международном конкурсе имени П.И. Чайковского. Уже после первых двух туров внимание публики и жюри привлёк худенький скромный юноша. Слушатели каким-то подсознанием уловили в игре этого почти мальчика что-то такое, что отличало её от выступлений других участников конкурса. Невозможно было оставаться равнодушным, слушая, с каким доверием и нежностью обращается его скрипка к сидящим в зале, как виртуозна и послушна она в руках юноши.
     Все с нетерпением ждали третьего тура, самого сложного и ответственного. Он-то и должен был окончательно выявить победителей конкурса скрипачей, распределить между ними места. От членов жюри требовалось немало внимания, сосредоточенности, выдержки. Они должны были уловить, услышать, отличить подлинный талант от только безупречного исполнения. Тут нельзя было ошибиться, промахнуться; кроме сиюминутного впечатления необходимо было угадать будущность музыканта...
     Начался третий тур. На сцену один за другим выходили исполнители.
     Билетёрша  – пожилая, интеллигентного вида женщина, по всей вероятности, в прошлом имевшая отношение к искусству, стояла у входа в зал с программками в руке и время от времени, осторожно приоткрывая тяжёлую дубовую дверь, заглядывала внутрь. Она тоже интересовалась, что происходит на конкурсе, ведь некоторых участников она видела и раньше, во время их студенческих концертов, знала по именам.
     Между тем среди публики было постоянное движение. Утомленные непрерывным потоком звуков, люди то выходили из зала, чтобы немного отдохнуть в фойе, то опять возвращались на свои места послушать очередного исполнителя.
     В какой-то момент билетёрша заметила особое оживление: все находящиеся в фойе поспешили в зал. Она решила, что сейчас, вероятно, будет что-то интересное, и опять заглянула в приоткрытую дверь.
     На сцену не спеша вышел юноша с серьезным сосредоточенным лицом. Он едва заметно и, как показалось Жанне, недовольно поклонился, словно это лишнее движение могло рассеять его внимание, ослабить настрой.
     Должен был прозвучать Концерт для скрипки ре мажор П.И. Чайковского, произведения технически сложного, требующего от солиста виртуозности исполнения. Известный в прошлом скрипач Леопольд Ауэр, которому Чайковский намеревался посвятить Концерт, отказался играть сочинение, находя его слишком трудным. Но и виртуозности было недостаточно. Только обладая незаурядными душевными качествами можно было передать всю глубину произведения.
     Затаив дыхание, публика ждала начала Концерта. Всё внимание было обращено на сцену. Дирижёр поднял палочку, и оркестр заиграл вступление: нежное, тихое, спокойное, как бы подготавливая фон для соло скрипки.
     Солист вскинул к подбородку скрипку и... О чудо! Как светла, прозрачна словно родник, эта простая мелодия скрипки. Оркестр лишь подыгрывает, оттеняя её красоту. Как трогательно и свободно поёт скрипка; насколько певуча, органична и близка эта мелодия, как печальна она и в то же время благородна и величава.
     Слёзы навернулись Жанне на глаза, и сквозь пелену она увидела лицо скрипача – одухотворенное и прекрасное. Жанна с изумлением заметила, что едва уловимо, но оно постоянно меняется, в точности отражая все оттенки чувств и переживаний, о которых рассказывала скрипка. Её удивило, что Концерт, который ей приходилось слышать здесь в консерватории уже много раз, производил на неё совсем новое, совершенно необычное впечатление. Мелодия скрипки казалась по-особому притягательна. Она завораживала, уводила за собой в мир идеальный и недоступный.
     «А может быть это и есть то самое слово «талант», значение которого только сейчас дошло до её рассудка. Так вот в чём дело!– осенило её.– Талант!..  Да-да, только талантливый исполнитель мог создать такой сильный эффект. Боже! Неужели это узнала только она одна?! А жюри?..»
     Скрипка борется, спорит с оркестром и кажется необыкновенно хрупкой на его фоне. Но она настойчиво повторяет свою главную тему, и оркестр, подхватывая её, соревнуется со скрипкой, очень бережно, очень трогательно.
     Но как величественен оркестр, каким могущественным кажется его звучание, когда он говорит в полный голос; и тем благороднее и изысканнее хрупкий голос скрипки. Он заставляет умолкнуть оркестр, чтобы сказать своё печальное слово, вылить накопившееся страдание, волнуется, спешит высказать горечь, печаль одиночества, отчаяние. И оркестр, выслушав её, пытается  утешить, бережно подыгрывая кристально чистой мелодии скрипки.
     Скрипка уносит Жанну в мир грёз и мечтаний. Ей не нужны никакие расшифровки музыковедов – мечты не нуждаются в расшифровке, они неуловимы и прекрасны. От них на душе светло и радостно. И эту радость  доставил он, этот юноша на сцене. Он и его музыка  – для Жанны  слились воедино, в некий романтический образ, навеявший ей мечты о счастье.
     Мелодия скрипки набирает силу, сквозь звуки ещё оставшейся печали уже слышится уверенность в её дивном голосе, и, наконец  – торжество, радость бытия.
     Но что это? Опять видение. Жанне кажется, что она идёт через широкое зелёное поле, а вдали деревня  – знакомые и близкие картины родной природы. Неторопливая простая мелодия льётся со сцены. Такую музыку мог сочинить только композитор с чисто русской душой, горячо любящий природу средней полосы России, её непритязательные, но дорогие сердцу русского человека пейзажи: зеленые поля, по краю которых раскинулся светлый берёзовый лес, озарённый тёплыми лучами весеннего солнца. Жанна словно слышала шуршание тоненьких молодых листочков от лёгкого дуновения ветерка. А кругом  – ни души... Только простор и тишина, да вдали крыши изб.
     А скрипка уже рассказывает, как веселятся в деревне девушки и парни, задорно отплясывают, водят среди берёз хороводы. Словно лебедь в круг вплывает красавица с длинной русой косой, в нарядном сарафане. Где-то недалеко слышится рожок пастуха. Ах, как хорошо он играет на просторе лесов и полей!
     Вот они истоки, которые и через многие десятилетия будут питать душу русского человека, как бы сильно ни была она затронута разъедающим действием цивилизации. Уже ради одного этого стоит жить.
     Когда оркестр и скрипка с триумфом и блеском завершили финал Концерта, Жанна какое-то время сидела в оцепенении. Она была потрясена. Скрипач сдержано поклонился и покинул сцену. Решением жюри ему была присуждена первая премия. Жанна запомнила имя музыканта  – Вадим Салтыков. С тех пор она не пропускала ни одного концерта с его участием.
     Она влюбилась. Влюбилась странною любовью. Она не могла бы даже сказать, в него ли самого, или в исполняемую им музыку. Он стал для неё божеством, как божественна была его скрипка. Жанна ощущала постоянную потребность видеть Вадима, слышать звуки, исходящие из-под его смычка. Ах, этот смычок! Как неосторожно задевал он струны Жанниного сердца. А они были настроены на восприятие счастья... Присутствуя на концертах Вадима или вызывая в памяти ощущения, возникавшие всякий раз, когда она упивалась его игрой, Жанна ощущала себя по-настоящему счастливой.
     После победы на конкурсе Вадим стал часто выступать на сценах Москвы и других городов. Вскоре он стал одним из лучших исполнителей страны, но как будто и не замечал ажиотажа вокруг своего имени. Казалось, ничто не может отвлечь его от искусства, никакие соблазны  –  верные спутники славы.
     Однажды, выйдя после концерта из консерватории, где Вадим играл в первом отделении, Жанна направилась на автобусную остановку. Она встала в очередь на посадку и... О ужас! Перед ней в очереди стоял он, Вадим. Нет, она не ошиблась, она сразу узнала его профиль. Жанна замерла от неожиданности, она не знала что делать. Хотела уйти... но передумала и осталась дожидаться автобуса.
     Утром Жанна проснулась в какой-то тревоге. Она вспомнила вчерашнюю встречу с «божеством» на автобусной остановке, и ощущение чего-то нового и приятного не покидало её весь день. Потом она видела Вадима в фойе дома учёных, беседующего в антракте с кем-то из музыкантов. Иногда она наблюдала, как после очередного концерта в консерватории он усаживался в уже собственную машину. Видеть его на сцене или в жизни доставляло Жанне неописуемую радость.
     Незаметно промелькнуло пятнадцать лет. Это были счастливые для Жанны годы, она жила им одним. Так же бегала на его концерты, дожидалась после выступления у подъезда, наблюдала, как он уезжал в автомобиле. Про себя и в беседах с консерваторскими знакомыми Жанна ласково называла его Вадиком. Слава его достигла апогея, о нём говорили по радио, его концерты показывали по телевидению, сравнивали с великим Паганини. Он объездил с гастролями весь мир, и где бы ни выступал – в музыкальной жизни этой страны его концерты были событием особой важности. Когда же возвращался в Москву, билеты на его скрипичные вечера раскупались в миг. Любыми способами Жанна прорывалась на выступления своего кумира. Она слышала в исполнении Вадима все произведения его репертуара.
     Вадим был уже не тем худеньким юношей, каким увидела его Жанна впервые, он возмужал, и черный концертный фрак уже не висел на нём, как на манекене, а плотно облегал статную фигуру. Жанну и сейчас покоряло в нём буквально всё: и как он во время игры встряхивает своими светлыми, слегка волнистыми волосами, и его красивые, тонкие и одновременно сильные руки, и то, как он держит скрипку  – несколько иначе, чем другие музыканты. Ей было приятно, что за эти годы совершенно не изменились его манеры: на сцену Вадим выходил, как и прежде, сдержанным, подтянутым и сосредоточенным. Жанну радовало, что всё это было как бы ответом на её постоянство.
     Специально для консерваторских концертов Жанна сшила себе дорогое тёмно-вишнёвое платье, которое очень шло ей. Иногда она покупала цветы, и после концерта преподносила Вадиму. Каждый раз Жанна ужасно волновалась и подходила к сцене вся дрожа, а отдав цветы, старалась поскорее вернуться на место и уже усевшись, всё не могла прийти в себя. Однажды, когда она передавала Вадиму букет, её рука случайно соприкоснулась с его пальцами. Ноги стали будто ватные, она едва добралась до своего кресла. О, это немыслимо! Она прикоснулась к своему кумиру! Прикосновение было жгучим и сладостным. Оно не раз всплывало в её памяти.
     Вадим уже давно приметил Жанну – постоянную посетительницу его концертов, и когда узнавал её среди аплодирующей публики, посылал особый, благодарный поклон. Она смущалась и чувствовала себя на седьмом небе от счастья.
     На работе об увлечении Жанны знала только её  близкая подруга Катя. Она чутко внимала необычным переживаниям Жанны, и всё же не могла до конца понять, какой смысл в затянувшейся на долгие годы бесплодной её любви. Один раз Катя попыталась внушить Жанне, что напрасно она теряет время, бегая по «консерваториям», всё это не реально, что ей надо осмотреться вокруг, пока ещё не поздно, и найти себе человека, который мог бы дать обычное, земное счастье. Жанна, вспылив, поинтересовалась, много ли она сама видит счастья от своего супруга. Катя, задетая за живое, умолкла и уже никогда больше не заводила подобных разговоров. Она решила, что может быть Жанна где-то и права: у каждого жизнь своя и представление о счастье тоже, вероятно, своё. И всё же Кате казалось несколько странным, как это Жанна, столько лет влюбленная в Вадима, ни разу не предприняла хотя бы маломальской попытки познакомиться с ним, тем более, что он обратил на неё внимание. Ей очень хотелось помочь Жанне, но чем, она не знала.
     Но вот однажды, когда Жанна как всегда работала в лаборатории, неожиданно распахнулась дверь, и на пороге комнаты, вся раскрасневшаяся и взволнованная, появилась Катя. С ходу подлетев к подруге, шёпотом, чтобы не услышали сотрудники, она сообщила потрясающую новость: оказывается в соседней лаборатории работает некая Лисянская, которая не то сама, не то её муж приходятся родственниками Жанниного объекта увлечения. Об этом Катя случайно узнала от одной своей знакомой.
     Жанна встрепенулась, но тут же напустила на себя равнодушный вид:
     – Ну и что из этого? Какое мне дело до чьих-то родственников?
     Катя была в замешательстве, и от досады только развела руками:
     – Ну, знаешь ли! Уж этим не воспользоваться!..
     Постоянно выслушивая восторженные рассказы Жанны о скрипаче, она уже и сама была заинтригована её странной любовью. И сейчас, чувствуя, что Жанну взволновало её сообщение, Катя решила довести дело до конца, ну хотя бы выяснить кое-какие подробности частного характера... Не сказав Жанне ни слова, она всё равно была бы против, Катя опять убежала, теперь уже отыскивать Лисянскую и познакомиться с ней. Лисянская оказалась женщиной зрелого возраста, моложавой наружности, мягкая в общении. Катя рассказала ей в общих чертах, не называя, о ком идёт речь, необычную историю  «несчастной любви». Лисянская слушала внимательно с едва заметной улыбкой. Катя просила помочь, поспособствовать что ли, личному знакомству  Жанны со скрипачом. Выяснилось, что Вадим действительно приходится родственником со стороны её мужа и иногда, хотя и очень редко, бывает у них на семейных торжествах. Что в жизни он самый обыкновенный, немного замкнутый. Может быть, поэтому до сих пор не женат... Под настойчивыми просьбами Кати Лисянская пообещала, что если её подруга действительно так увлечена его игрой и любит музыку, то, вероятно, можно было бы устроить их встречу.
     Всё это Катя и пересказала Жанне. Жанна, выслушав интригующее сообщение, опять занервничала. Соблазн увидеть Вадима близко был настолько велик, а теперь почти осуществим, что она не могла в это поверить. Ей казалось, что это какое-то наваждение, что это невероятно, немыслимо.
     Она была в смятении весь день, плохо спала ночью, а утром проснулась с головной болью и с ужасной мыслью о реальной возможности встретиться с «божеством» в домашней обстановке... Это угнетало её, не укладывалось в мыслях. За все эти годы в её сознании сложился образ человека неземного, человека, оторвавшегося от толпы, стремительно взлетевшего ввысь, слившегося с чем-то сверхъестественным. Именно про таких говорят  «от бога»... Не может такой человек быть обыкновенным. Всё существо Жанны протестовало против этого, она не хотела никакой обыкновенности.
     По правде говоря, Жанна никогда и не задумывалась, каков Вадим в реальной жизни. Это меньше всего волновало её. Она не испытывала чувства ревности, когда, стоя у консерваторского подъезда, наблюдала как он усаживался в свой  «Мерседес» рядом с симпатичной блондинкой. Её любовь была неземной... А сейчас ей предлагали приземлиться, побыть с ним в компании, в которой может быть придётся выпить вина, закусывать... И что самое страшное, самое ужасное... Она разочаруется, она может потерять его навсегда. Потерять то, что вручила ей судьба, что она так свято берегла все эти годы... Что вселяло в неё силы, бесконечную радость жизни, наконец, счастье любви... И вот так, в один миг отказаться от всего, что составляло смысл её жизни?..
     Нет! Ни за что! Пусть всё останется по-прежнему. Всё как было...