Наследие А. Вельского 40

     Я оказался оттесненным и выпавшим из зоны внимания. И это было хорошо, и это было, слава Богу. Я разделся и, наблюдая за девушками, всеми сразу, неожиданно для себя понял, что мои девочки, как раз таки, вполне вписывались в пресловутое «пространство Вельской». Правда, это меня не радовало, напротив, то, что приближало их к этой женщине, отдаляло от меня, от Верочки, от людей обыкновенных.
- …значит сестры? - расслышал я веселый шепоток гостьи, - а вы не очень похожи.
- …
- …подружки. Понятно, я поняла, о чем вы говорите…
    
     Черт возьми, они, тщательно скрывавшие свои отношения, впадавшие порой в тоску, от глупых намеков, здесь тупили глазки и тихо шептали свои признания в ответ. Слава Богу, что мне не пришлось этого слышать. А вот слова Вельской, которая не пожелала понижать голос, а может, не имела такой привычки, я слышал очень даже замечательно:
- Какие же вы счастливые, девочки. Я ведь и сама когда-то… Только не было у меня настоящей дамы сердца.
- Вы?! - в один голос воскликнули девушки.
- Да. Было давно, совсем давно…
    
     Я поспешил проскользнуть мимо разговаривавших, но уши-то я заткнуть не мог.
- Не доверяйте мужчинам. Даже самые лучшие из них, не сравнятся с нами. Держитесь только друг друга…   

     Наконец я оказался в кухне и тут же поспешил включить воду, чтобы заглушить разговор в прихожей. Затем поставил чайник и открыл форточку. И стоя там же, у форточки закурил. Вернулась начатая, но так и не додуманная до конца мысль, да, я возлагал на присутствие Вельской какие-то надежды, потом сомневался, а теперь и вовсе был против. Но не выгонять же мне было ее на улицу, тем более что…

- А хозяйки напоят меня чаем или, кофе? - они уже перетекли в кухню, разговаривали здесь, снова распугав мои мысли.
- В общем-то, мы можем, только специалистом по чаю у нас является Олег Владимирович, а по кофе, я…

     Вельская посмотрела на меня, и чуть изменив интонацию, спросила:
- Олег Владимирович, напоите гостью хорошим чаем, и научите этому искусству девочек. О нем много и хорошо говорят и за пределами этой квартиры. Ваш чай очень сильно нахваливал Паша… Павел Васильевич.
- Марина, а вы знали Павла Васильевича? - удивилась Анастасия.
- Очень хорошо знала. А он в свою очередь любил рассказывать о тех людях, которых любил и уважал. И про тебя, и про маму твою я слышала от него. Он много рассказывал о тех людях, к которым относился хорошо… Олег Владимирович, так как на счет чая?
- Я, собственно говоря, уже стараюсь…
- Вот и замечательно. Сейчас будем пить вкусный чай и серьезно разговаривать. Нам ведь есть о чем поговорить?
    
     Я готовил чай, одновременно с этим споласкивал чашки и резал бутерброды, одним словом быстро перемещался по кухне. Однако, никто из присутствующих не пожелал покинуть тесное помещение, они просто подыскали оптимальный вариант размещения, чтобы не мешаться. Расселись и переговаривались о чем-то незначительном. По крайней мере, мне так показалось. Да и общение шло в основном какими-то намеками, которых я не понимал, точнее не старался понять…
    
     Чай был подан, я получил заслуженную порцию комплементов, в основном от Вельской, а потом над кухонным столиком повисло молчание. Все, и я в том числе, смотрели на гостью, а она пила чай, жмурилась, как котенок на солнечном подоконнике и словно не желала замечать затянувшееся ожидание. Хотя, это вполне была такая манера сосредоточиться, потому что неожиданно Вельская отставила чашку и обратилась ко мне:
- Начинайте, наверное, Вы, Олег Владимирович. Рассказывайте, что здесь у Вас приключилось?
    
     Ну, вот не люблю я такие вступления, они раздражают они меня, и я тут же начинаю сопротивляться, стараясь вывернуться…
    
- Марина Владимировна, я не знаю, с чего начинать. Да и почему я?
- Олег Владимирович, перестаньте, что Вы как маленький ребенок, - возмутилась Вельская.
- Я не знаю с чего начинать, - продолжал я увиливать.

     Не знаю, сколько бы это все продолжалось, но Вельская вдруг хлопнула по столу, заставив звякнуть посуду, а нас всех вздрогнуть.
- Хватит Подольский! Говорите!
- Но что?
- Говорите все, а там разберемся, что важно, а что нет. Говорите!
    
     Вот так со мной надо. Неожиданно сумятица в голове прекратилась, и имевшиеся мысли выстроились в упорядоченные предложения и обрели словесную форму.
- Тогда я начну с главного, для меня, по крайней мере.
- Говорите.
- Моя любимая женщина попала в больницу. Лежит в реанимации. Врач «скорой помощи», которая забирала ее из дома, сказала о странной болезни, которая в последнее время поражает жителей города. Точнее, вполне возможно, что болезнь эта присутствует и за пределами города, но я этого не знаю…
- Когда забрали Верочку?
- Вчера. Вечером.
- Олег Владимирович, подробнее о том, что произошло, пожалуйста…
- Два дня назад Верочка вернулась от родственников, с Крайнего Севера. Мы ее встретили, а потом сидели на кухне, разговаривали, а потом, она вдруг потеряла сознание. Я перенес ее в спальню и вызвал неотложку. Верочку забрали. Вот, собственно говоря, и все. Все подробности…
    
     Вельская некоторое время молчала, но было видно, что в этот момент, в ее голове с бешеной скоростью идет мыслительный процесс. Я не был уверен, что это все относилось только к Верочке, скорее всего, Марина увязывала в нечто единое, огромное количество информации, об объемах которой мы могли только догадываться.. Глядя на нее, я невольно затих, а девочки, так и совсем замерли.
- Вы можете выдвинуть какое-нибудь разумное предположение о том, что случилось с Вашей женщиной?
- Да, но это только предположение.
- Рассмотрим его, продолжайте.
- Мне кажется, что случившийся с Верочкой недуг имеет отношение к тому, что в последнее время мы с ней очень увлеклись чтением произведений Вашего родителя…
- Вашего родителя, - переспросила Александра, рассматривая с некоторым непониманием гостью.
- Да, Сашенька, уж так получилось, что я не просто Марина Александровна, а Марина Александровна Вельская
     Гостья смолкла, давая возможность девочкам вникнуть и принять сказанное.
- Вы дочка Вельского, - пробормотала, наконец, Александра.
- Какое хорошее слово – дочка. Да – я дочка.
    
     И снова молчаливая пауза. Вельская молчала, зато как смотрели на меня Анастасия и Александра. Я смотрел на их лица и видел, что они ожидали много – очень многого, но никак не такого поворота…  Марина выдержала паузу, а потом обратилась к Александре:
- Сашенька, как ты думаешь, возможно такое?
- Я, - Александра, словно была на уроке, попыталась подняться, но Вельская положила свою руку на ее, и чуть придавила, не давая встать, - честно говоря, я никогда не думала на эту тему. У меня не было повода… Но вот этот разговор натолкнул меня на некоторые мысли…
- Рассказывай, не бойся.
- С нами со всеми за последнее время произошли какие-то изменения. И если подумать, то начались они именно после того, как мы увлеклись чтением Александра Вельского…
- То есть, возможно?
- Теперь я думаю, что возможно…
- А ты, Ася, как думаешь, такое возможно, - Вельская повернулась к Анастасии.
- Наверное, хотя и звучит это как-то фантастически… Марина, а Вы знаете ответ?
- Знаю, - вздохнула Вельская, - знаю. И он, увы, именно такой, как вы сказали…
- Тогда надо запретить подобную литературу, если она так на людей действует, - быстро предложила Александра, вопросительно оглядывая каждого из нас и ища поддержки.
- В общем-то, она и запрещена, - кивнула Вельская, как бы отвечая на вопрос девушки.
- Тогда не понятно, а как же тогда так получилось, - Анастасия удивленно посмотрела на гостью.
- В этот город их привезла я. Хотела спрятать, это ведь единственное, что у меня осталось от отца. Да и вообще, от родителей. У меня ведь даже, так называемого, родительского крова никогда не было. Сколько себя помню, я все время переезжала… А, мне так хотелось, чтобы он был. Зато здесь я встретилась с Пашей. Вначале хотела просто спрятать у него, а потом подумала и предложила прочитать. Чуть-чуть, несколько строк…
- Но…, - я хотел возразить, но Вельская опередила меня.
- Я произвела все необходимые процедуры, чтобы ему не повредило чтение. Я ведь знала, что к чему. Старалась все предусмотреть… А он, как выясняется, мне не поверил. Решил сам… Ну а дальше, в основном вы знаете…
    
     Признаюсь, что не все в этой истории меня устраивало, но обвинить Вельскую во лжи я не мог. Сомнения порождали не ее слова, а то предубеждение, которое я по отношению к ней испытывал. А вот девочки поверили, я даже заметил, как заблестели их глаза. А Вельская, тем временем продолжала:
- Единственное, в чем я себя виню, что рассказала не все. Может быть тогда бы и этого всего не случилось… Но честное слово, я не могла рассказать всего. Пришлось бы рассказывать слишком многое, а вот именно этого я сделать и не могла – не имела права.
- Подождите Марина Александровна, - тут меня внезапно осенило, - вы работаете в некой организации?
- Да, но не в той, о которой Вы подумали.
- Марина, а почему вы сейчас это все нам рассказываете? - это Александра поинтересовалась, я даже и представить не могу, что именно имела ввиду девушка, когда задала этот вопрос. Может быть, сработало у нее то самое предчувствие, которое она получила из-за чтения Вельского. Может быть…, а может, и нет…
- Наверное, пытаюсь исправить ошибки прошлого, может быть, хочу оправдаться, - Вельская пожала плечами, - но главное, я хочу уменьшить тот вред, который причинила, и тот, который еще причиню… Но об этом позже. Точнее, это уже следующая тема.
     Она повернулась ко мне, взглянула прямо на меня и добавила:
- Нашего с Вами разговора, Олег Владимирович.
    
     Как она смогла заметить, что я ей не верю? Возражать смысла не имело, поэтому я принял упрек. В конце концов, каждый имеет право на свое собственное мнение. А то, что мое мнение не совпадало с мнением девочек – я в этом не видел ничего страшного. У нас, всего-навсего, были разные взгляды на жизнь.
- А дальше, Марина, что дальше?
- Дальше? Дальше все было, да и сейчас есть, очень плохо.
- То есть?
- Сейчас мне нужна помощь Олега Владимировича, - Вельская посмотрела на меня, - мне нужно знать, сколько еще человек читали рукописи отца.
- Но…, - начал я свою привычную песню, но вовремя остановился, теперь на меня неодобрительно смотрели уже три пары глаз, - подождите, из моих рук рукопись досталась четверым. Верочка, Анастасия, Александра и Марат.
- Кто это?
- Марат – мой однокурсник, - пояснил я, - он приезжал ко мне некоторое время назад, прожил пару дней, а потом попросил что-нибудь почитать, чтобы отвлечься. Я дал ему рукопись «Войны…»
- Значит, четверо, - гостья вздохнула с некоторым облегчением, но я просто вынужден был продолжить:
- Но это не все, Марина Александровна. Марат, как я уже сказал, прожил у меня два дня, за это время он не успел прочитать всего произведения и попросил у меня текст на время, чтобы сделать копию для себя…
- Вот черт! - Вельская поднялась со своего места и прошлась по кухне, потом остановилась и взглянула на меня, - и, дальше?
- Он взял их с собой в институт и попробовал сделать ксерокопию на каком-то там новом оборудовании. Но там что-то случилось и…
- Сколько экземпляров было сделано? – почему-то шепотом спросила Марина Александровна.
- Сто, - коротко ответил я.
- Тысяча чертей!
- Но…
- Подождите, Подольский, когда все это произошло? Ну, когда у вас был этот Марат?
- Не очень давно, наверное, и двух месяце не прошло…
    
     Вельская побледнела. Я никогда раньше не видел, чтобы это происходило так быстро. Буквально за мгновение, розовые от кухонного тепла щеки гостьи стали бледными до прозрачности, а потом за такой же короткий промежуток времени, они стали пунцовыми. Пока я наблюдал за этими трансформациями цвета, Вельская уподобилась тигру в клетке. Она несколько раз пересекла кухню, и мне даже показалось, что ее руки несколько раз задевали предметы обстановки, но она не обращала на это внимания. Честно говоря, мне было не по себе, когда я это видел – было в этом что-то такое болезненно-сумасшедшее…
- Все. Господи, Боже мой, это все! – воскликнула она, и как была, рухнула на пол, словно из одежды мгновенно исчезло тело.

     Мы втроем бросились к ней. Понятное дело, что это была бестолочь и суета, и мы больше мешали друг другу, чем помогали, но нам все-таки удалось поднять Вельскую и кое-как усадить ее стул. Пока девочки тормошили ее, я сходил в ванную и нашел нашатырный спирт… А потом она рыдала взахлеб, ее колотило… Господи, какой же она была безумно страшной в ту минуту. Вслед за нашатырем последовала валерьяна…

     Потребовалось несколько минут, чтобы прекратить этот припадок, или истерику, даже не знаю, как это правильно называется. Анастасия тем временем сходила в спальню и принесла плед, в который закутали Вельскую. Потом я, немного поколебавшись, заварил крепкий кофе и добавил в него столовую ложку коньяка. Чашку поставил на стол, рядом с Мариной Александровной и вышел из комнаты. Не знаю, что со мной происходило в тот момент, но от вида Вельской меня даже мутило. За пределами кухне мне стало легче. Я прошелся по залу, стараясь упорядочить мысли. Только что произошедшую истерику я решил отнести за счет близкого знакомства с произведениями отца. Тем более, что Марина Александровна подтвердила существование этой зависимости. С этого момента, я ввел в свой словарный запас понятие энергетика, хотя, по-прежнему оно меня смущало, но это было делом вкуса. Но была и другая сторона этой истерики – я видел, как испугалась Вельская, когда речь зашла о незапланированных копиях «Войны…».
      
- Олег Владимирович, - на пороге комнаты появилась Александра, - пойдемте на кухню, Марина просит Вас прийти.
- Да, конечно, - кивнул я, и, отложив собственные рассуждения, отправился вслед за девушкой.

     Вельская действительно пришла в себя, ее перестало трясти, а теплый плед стал лишним. Я видел это, но всякий случай, я спросил:
- Как Вы?
- Уже лучше, спасибо, - голос Вельской теперь был каким-то грудным и текучим, но тем не менее, более приемлемым для моего слуха, нежели чем тот, искрящийся, но уж слишком резкий.
- Это хорошо, а то вы нас испугали…
- Я и сама испугалась, - призналась гостья, - обычно я так себя не веду. Наверное, начали сдавать нервы…
- Так что же все-таки случилось, - осторожно поинтересовался я, где-то в глубине, опасаясь повторной истерики, но девушке действительно стало лучше, а может, она просто взяла себя в руки.
- Можно мне еще кофе? - обратилась Вельская ко мне.
- Да, конечно, - кивнул я и занялся приготовлением новой порции, но даже стоя спиной к Марине Александровне, я пытался продемонстрировать, что все еще ожидаю ответа.
    
     Однако ответа не было. Я оглянулся, Вельская что-то шептала девочкам, которые склонили голову практически к самому лицу собеседницы. А потом Александра и Анастасия поднялись, улыбнулись и вышли из кухни. А через некоторое время я услышал какую-то возню в прихожей…
- Куда они собрались? - обратился я к Марине Александровне.
- За рукописями, которые у них дома. Я попросила их привезти сюда.
- Зачем?
- Я решила, что Ваша квартира на некоторое время станет моей штаб-квартирой, если, конечно, Вы не против.
- Сначала Вы решили, а теперь спрашиваете, как я к этому отнесусь, - усмехнулся я.
- Но я ведь была уверена, что Вы согласитесь, - вроде как парировала Вельская…
     Дверь в прихожей хлопнула. Вельская, словно ждала этого звука, быстро поднялась со стула и подошла к окну.
- Идите сюда, ко мне.

     Я послушался и стал рядом с Вельской. Хотел спросить, что она хочет увидеть в окно, но Вельская отступила за мою спину, а потом я почувствовал, как к моему затылку прикоснулись руки Вельской. Они были холодными, и я невольно поежился, а потом что-то произошло. Словно в моей голове что-то сдвинулось, и сдвиг этот отразился во мне множеством мелких иголочек. Только мне было не понятно, больно это или приятно. Реальность передо мной, в виде окна и части стены поплыла в сторону, я хотел отступить, но Вельская помогла мне устоять. Но главное, не позволила отойти от окна. Я прикрыл глаза – стало легче, но прямо в ухо мне зашептала Марина Александровна: 
- Откройте глаза и говорите мне, как выглядят девочки. Описывайте как можно точнее… Ну, какие они?
- Они еще не вышли.
- Не пропустите…
- А, вот они. Александра – бледно-розовый, иногда совсем белый, но такой, прозрачный.
- Темные пятна есть?
- Нет, у нее нет.
- Дальше?
- Анастасия – красно-лиловый и бардовый одновременно, ну и еще какой-то, но он все время переливается, трудно определить. И очень густой, насыщенный не могу рассмотреть, есть там пятна или нет, но, по-моему, нет…
- Хорошо, - тихо произнесла за моей спиной Марина, и я почувствовал, как ее руки ослабли, а потом и вовсе выпустили меня.

     Я осторожно повернулся – Марина также светилась, волнами, переливами, но чистыми, прозрачными. Хотя, оттенок был весьма близок к тому, что я видел только что у Анастасии.
- Насмотрелись?
- Что?

     Но Марина не стала повторять вопрос, она подошла, положила мне на лоб ладонь, я снова почувствовал иглы. Только теперь их не вставляли, а словно извлекали. Странное такое чувство. Мгновение, и радужное зрение исчезло. Я просто видел перед собой гостью.
- Голова не болит?

     Я прислушался к своим ощущениям и помотал головой.
- Нет. Есть, правда, какое-то странное ощущение, но оно скорее приятное, нежели наоборот.
- Вот и ладно. Теперь будем разговаривать. И прошу Вас, Олег Владимирович, будьте серьезны.
- Я и так серьезен, и уж извините, но серьезнее быть не могу…
     Вельская прошла по кухне, но места было мало, поэтому она решила, что и на стуле,  все-таки будет лучше…

* * *
    
     Я достаточно часто встречал в литературе описание такой ситуации, ну в разных вариантах, естественно. Одному герою надо сказать что-то очень важное герою другому. Но с чего следует начинать такое объяснение, он не знает. Поэтому занимается тем, что перемещаются по какому-то замкнутому пространству, отчего тот, кому предстоит слушать, очень сильно нервничает. Я это к тому, что передо мной была как раз такая ситуация, потому что сидеть Вельская долго не смогла и снова поднялась – говорить в процессе движения, как впрочем, и думать, всегда получается лучше…
- Марина Александровна, - окликнул я ее тихо, и решил посоветовать, -  если Вы не знаете с чего начинать, то тогда это не имеет значение. Если конечно, это Вас смущает…

     Она рассмеялась, так, словно приняла к сведению сказанное, но все равно сделала еще пару кругов по кухне, и только потом заговорила:
- Скажите, Олег Владимирович, включалось ли Ваше свойство когда-нибудь на улице?
- Да, пару раз. Я ведь не могу этого контролировать.
- Можете ли Вы сказать мне, много ли было окружающих со свечением, очень сильной интенсивности. Понимаете вопрос?
- Да, понимаю. Много, - коротко ответил я, и поспешил расшифровать свой ответ, - я бы сказал – очень много. Не у каждого второго, конечно, но у каждого четвертого, а может быть и третьего.
- Как Вы себя при этом почувствовали?

     На мгновение я задумался, припоминая ощущение…
- Вряд ли это можно точно описать, но мне было неуютно. Беспокойно… Как-то так.
- И у многих Вы видели черные пятна, - Вельская вроде, как и не спрашивала, просто сказала, уже зная, что я подтвержу ее слова. И мне ничего не оставалось делать, как сказать:
- Да, у многих, а может быть и у большинства.
- Как, по-вашему, это может обозначать?
- Ну, в свете того, что я видел, и участником чего я оказался – это болезнь, которую наша медицина еще не умеет лечить.

     Я старался говорить серьезно, по возможности взвешивая и выбирая слова, но этот мой ответ вызвал у Вельской улыбку, хотя и грустную.
- Наша медицина…, - пробормотала она, достала сигарету и закурила.
- Марина Александровна, по-моему, Вы все еще уходите от разговора. Или Вы меня к нему готовите?
- Вас – нет, я себя готовлю, - отозвалась Вельская и даже повторила, - я сама к нему готовлюсь.
    
     Пришлось соглашаться с такой манерой ведения разговора, и ждать, когда моя собеседница почувствует себя достаточно готовой, для его продолжения. Я закурил, а потом решил, что чашка чая мне не помешает… А может мне просто хотелось чем-то занять руки, потому что это ожидание нервировало меня. 
- Олег Владимирович, если я скажу, что Ваша супруга больна, Вы удивитесь?
- Вы забыли о том, что я это знаю, - пробормотал я, стоя спиной к Вельской.
- То есть, Вас только расстроит, но не удивит, если я скажу, что дни ее сочтены, - продолжила Вельская, и по тому, как она задавала эти вопросы, я понял, что любой хирург в профессии своей, просто мальчик. Потому что гостья просто не признавала анестезии.
- Очень сильно расстроюсь.
- Как Вы отнесетесь к тому, что это ожидает и Вас. При чем, в самом ближайшем будущем?
- Не знаю, - я словно предвидел что-то похожее, но все равно готов к нему не был.

     Я почувствовал необходимость повернуться и посмотреть на Вельскую. Не знаю, откуда у меня взялось это ощущение, а точнее даже знание, но ни задавать, ни отвечать на подобные вопросы, не глядя в глаза человеку – нельзя. И я посмотрел, и Вельская встретила мой взгляд своим, и ни на мгновение не отвела его в сторону. Она даже не моргнула ни разу.