Вечное лето

АИДА АЙТКУЛОВА - http://www.proza.ru/avtor/phantasmagory - ВТОРОЕ МЕСТО В 55-М КОНКУРСЕ ДЛЯ НОВЫХ АВТОРОВ МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

В детстве я любил рассматривать муравейники. Я ложился на землю и совсем близко наблюдал, как стройной колонной в свой холмообразный дом возвращались бойкие рыжие мураши, а в передних лапках у каждого было по белой песчинке. Назад они выходили уже без нее, но той же тоненькой цепочкой. Я представлял, что они идут в ногу и, возможно, чеканят дружным хором неизвестную людям строевую песню. Обычно мой старший брат брал сук, приставлял его к муравейнику, и какой-нибудь мураш впадал в панику, сбивался с толку и по ошибке на него взбирался. Тогда брат подбегал к другому муравейнику и высаживал беднягу возле него. Я вскакивал с земли и мчался туда, чтобы поглядеть, как другие муравьи поведут себя с соседом, но каждый раз приходило разочарование: никто не обращал на него внимания. Мимо него туда и обратно шагали такие же колонны маленьких рабочих. Мне было так жаль его, что иногда я даже плакал от злости на старшего брата, от искренней детской обиды за проявленную им несправедливость к беззащитному живому существу, пусть и величиной с хлебную кроху. Я клялся себе, что когда вырасту, перестану говорить с братом, словом с ним не обмолвлюсь, и никакими уговорами мама не заставит меня с ним говорить.
Было ли это в самом деле со мной? Я не знал. Всякий раз, возвращаясь домой после рабочего дня, спускаясь к ужину, я мельком глядел на черно-белое фото, что висело в аккуратной рамке в гостиной над комодом. На фото были мы вдвоем, я и брат, малолетние, посреди двора, сощуренные от палящего июльского солнца, в одинаковых шортах и разных, но одинаково растянутых майках. Всякий раз, видя эту картинку, мне будто снова сдавливал дыхание душный, прожженный раскаленным песком и обжигающий ноздри запах, стоявший в середине того лета. Сдавливал дыхание потрепанный мяч, который в тот день попал мне в самую грудь во время игры в футбол с друзьями из соседних подъездов (в ту секунду мне подумалось, что легкие отбились в моей груди от того, с чем они должны соединяться, и я больше не дышу). А может быть, мне всякий раз сдавливало дыхание чувство безмерной тоски по безвозвратно ушедшему времени. Сердце мое сжималось в клубок, скулило и ныло, а я пытался убедить его, что нужно оставаться непоколебимым перед лицом старых воспоминаний. Они как спруты всеми силами хотели заманить меня, а если бы я дал слабину и поддался им, то обнаружил бы, что там, куда я так желал вернуться, уже ничего нет. Ни жаркого лета, ни палящего солнца, ни мяча, ни двора. Ни старшего брата.
Да, я не знал, случилось ли то лето со мной или с кем-то другим. Единственное, что я знал наверняка, было то, что моя жизнь стала иной. Я оглядывался и видел вокруг себя совсем новый мир, он был вдалеке от того двора с его горячим сухим песком и теперь казался единственным неоспоримо правдивым, что случилось со мной в жизни. Неоспоримым было то, что отныне я являлся гражданином прежде враждебного государства. Я и сам не заметил, как стало неоспоримым то, что я был отцом, а со временем, и то, что виски мои подернулись первым серебром.
Всякий раз, возвращаясь домой после рабочего дня, я ужинал с семьей и, разбираясь с домашними делами, старался отправиться в постель далеко за полночь, чтобы мгновенно забыться во сне, не давая возможности мыслям властвовать надо мной в этот пусть и короткий промежуток между ворочанием и ночным забытьем.
Однажды, в один из таких промежутков, я вдруг осознал: тот самый муравей, которого выкрали из прежнего муравейника и выселили на чужом, и есть я сам. Тогда я неслышно открыл шкаф, вытащил из него джинсы и свитер. Спустился в гостиную, снял со стены фотографию, вытащил ее из рамки, сложил вдвое, положил в карман, и вышел из дома. Точнее сказать, это не был мой дом. Я знал, что мой дом далеко, и я шел его искать.
Откуда мне было тогда знать, что воспоминания как спруты всеми силами хотели заманить меня, обмануть; что там, куда я так хотел вернуться, уже ничего нет: ни жаркого лета, ни палящего солнца, ни старшего брата, ни мамы. Ни огромной страны.
Теперь я везде был чужой. Я вернулся в прежде враждебное государство. Воспоминания уже не стремились меня обмануть, только в них все было живо и по-настоящему. Я ложился в постель рано, а когда закрывал глаза, видел залитый палящим солнцем родной двор, детвору на футбольной площадке и среди нее - старшего брата. Я встречался с ним взглядом, и он бросал играть и бежал мне навстречу. Мы ложились на землю и оба до самого вечера рассматривали совсем близко, как узкой колонной в свой песочный домик спешили вернуться бойкие рыжие мураши.